Будет жестко

37

— Я хочу поставить еще одно условие. — говорю я уже в зале, напиваясь очередным бокалом шампанского. Как только человек, с которым мой адский монстр активно разряжал минуту назад свою социальную батарейку, уходит.

— Да? — отзывается чудовище. — Попробуй, тогда поставлю и свое. Так будет честно. Можешь озвучивать сколько угодно дополнительных условий, но ты будешь обязана принять и мои.

Боже, чувствую ауру человека, который не раз нагибал кого-то при заключении контрактов в бизнесе. Меня напрягает его ультиматум, но мне правда необходимо договориться кое-о-чем.

— Ты… — я пытаюсь подобрать слова. Все, которые у меня крутятся на языке, подло утаскивают меня в пучину стыда и морализма, отчего я чувствую, что лицо пылает. Есть ли способ выразить это приличным языком? — В общем… Боже. Я в курсе, что ты можешь достаточно долго и увлеченно трахать человека, не оглядываясь на его желания.

— Пфф. — как-то немного снисходительно фыркает профессор, прикрыв глаза. — Так забавно звучит это от тебя. Дай я поправлю: я могу долго и увлеченно трахать тебя, не каждого человека. Что дальше?

— Ничего смешного и не перебивай. Из-за этого у меня есть условие: сегодня я тоже должна получать удовольствие в нашем споре, а не только ты. Ясно?

Он все с той же усмешкой разворачивается ко мне, делая шаг.

— Да, конечно, Цветочек. — его пальцы обхватывают мой подбородок большой нажимает на мою нижнюю губу, пока я хмуро пытаюсь понять, что он делает. — Этот спор продлится до первого твоего обморока от удовольствия. Или мне не останавливаться даже тогда?

— Ты…

— Теперь мое условие: ты молча принимаешь все, что я с тобой сделаю, если я посчитаю, что это тебе понравится. Один твой протест — и ты проигрываешь, а я закрываю дверь на ключ и выкидываю его. Ясно?

— Нечестно. — вылетает у меня.

— Еще как честно. Цветкова со своими пуританскими замашками вряд ли даже представляет о том, что можно делать в постели помимо того, что я ей уже показывал. Мне даже интересно разрушить эту твою ханжескую оболочку и посмотреть, что случится.

Я дергаю уголком губ.

— Какого черта я ханжа?

— Потому что с удовольствием кончаешь от всего, что я делаю, но только после долгих уговоров и споров. Если бы на моем месте был кто-то другой, он сильно переживал бы из-за твоего оскорбленного лица в процессе.

— Боже. У меня не бывает оскорбленного лица! И ты можешь не говорить о таких вещах так громко?

— Пфф. Какая стеснительная ханжа.

— Тебе стоит найти не ханжу, если тебя это не устраивает…. — я замолкаю, когда он прижимает большим пальцем, которым только что трогал мои губы, язык. Я пытаюсь дернуть головой, чтобы он прекратил, потому что мы на людях, но он держит меня очень крепко.

— Какие детские манипуляции. К твоему несчастью, ты меня устраиваешь настолько, что у тебя нет ни одного шанса уйти от меня, Екатерина. Как и от сегодняшнего спора. Не загоняй себя в ловушку, пытаясь сорвать его. Можешь разыгрывать любые сцены, но абсолютно все дороги сегодня ведут на мой член.

Боже.

— Пусти. — шепелявлю я. — Я хочу взять еще выпить.

— Тебе не хватит ли? — он разжимает свой захват, выпуская мое бедное лицо, а я беру бокал со стола. — Какой из вариантов предпочтешь, если отключишься: проигранный спор или чтобы я делал это с твоим безжизненным телом?

Мои глаза закатываются.

— Замолчи, пожалуйста. Ты ужасен.

Может, я немного и ханжа, но он та еще скотина беспринципная.

Я замечаю среди гостей его отца неподалеку, который смотрит в нашу сторону с явным оттенком неодобрения на лице. Просто супер. Кое-кто сегодня на ровном месте настроил против себя всю семью.

Этот чертов демон, тем временем, будто демонстративно перед отцом, делает шаг ко мне и его теплые пальцы проскальзывают под край топа, кончиками дотронувшись до ложбинки позвоночника. Он приобнимает меня одной рукой. Меня пронзает внезапная дрожь от того, насколько он мягко, но неотвратимо врывается в мое личное пространство, заполняя его собой.

— Цветкова, у меня появилась хорошая мысль.

— Какая, боже?

— Когда мы поженимся, я возьму твою фамилию.

Шампанское встает поперек моего горла и я закашливаюсь, резко отвернувшись, чтобы не испортить прикид профессора.

— Господи, что? Зачем?

— Несмотря на все, отец по-прежнему считает меня своим наследником, и это будет забавно, если я неожиданно уйду в другую семью.

Да уж. В чувстве юмора профессору нет равных.

— Боюсь, тогда он точно вычеркнет тебя из наследников. Что будешь делать, когда у тебя кончатся деньги?

— Боюсь, что у него уже это не получится и денег у меня уже столько, что я могу утопить своего отца в них. Он упустил шанс меня вышвырнуть из бизнеса много лет назад, и сейчас прекрасно осознает, что его запасной наследник бестолков и бесполезен настолько же, как и любой человек с улицы. Поэтому он сильно нуждается во мне.

— «Запасной наследник» — это твоя сестра? — приподнимаю я брови.

— Ага.

Какое милое название для собственной сестры. Я надеюсь, детей это чудовище не будет делать с мыслью, что этот — основной наследник, а остальные — про запас.

— Влад Цветков звучит ужасно смешно, если честно. И несерьезно. Подумай о бизнесе. — подумав, говорю я. Это дико странно, знаете ли. Брать фамилию своей жены.

— Меня плевать, Цветкова. С возрастом я стал немного мягче и теперь даже не против, если тот, кому я вскрываю глотку или чей бизнес пожираю, утешится мыслью, что его уничтожил какой-то Влад со смешной фамилией «Цветков».

Это в его понимании «мягкость»? Мне хочется снова выпить и подумать о том, что я невероятно везучий человек, потому что этот бессердечный долбанутый монстр дал мне некоторые привилегии и не убил меня за то, что я ему вмазала в нос.

— Мне просто не нравится моя фамилия. Хочу сменить в браке, так что нет, я не согласна принимать тебя в свою семью. — бормочу я, пытаясь забыть то, что только что слышала.

— Тебе она подходит. Ладно, раз хочешь мою, ради тебя я смирюсь и останусь в семье. В принципе, идея дать тебе свою фамилию и продолжить род тоже неплоха, потому что мне нравится патриархальная культура с доминированием над женщиной.

Я закрываю глаза. Господи, вот бы он почаще молчал. Когда он говорит чуть дольше обычного, то все его фразы попадают в красный сектор моего внутреннего радара, измеряющего адекватность мужчин, и в голове тревожно звучит сирена. Запасные наследники. Психопат Влад Цветков. Доминирование над женщиной.

— Катюша. — раздается голос мамы ненормального рядом, и я, вздрогнув, поворачиваю голову. И впрямь она, смотрит на меня приветливо. В элегантном платье, в отличие от меня. Влад же, совершенно не смущаясь, продолжает стоять, как стоял, запихнув половину кисти мне под топ, и заодно прижав меня к себе, несмотря на то, что я сначала пытаюсь незаметно отстранить его. — Не могла все найти тебя. Рада, что ты пришла.

Она, не обращая внимания на то, что ее сын меня не отпускает, подходит ко мне и приобнимает, обозначив поцелуй в щеку, пока я сгораю от стыда из-за поведения профессора.

— Я тоже рада вас видеть. — произношу я, стараясь не дрожать голосом.

— Влад, могу я забрать Катю и поболтать немного с ней? — интересуется она, глядя в бесстыжее лицо своего сына.

— Теперь твоя очередь отговаривать ее от отношений? Нет, нельзя.

— Не надумывай. Просто хочу познакомить Катю со своими подругами, а не убеждать ее расставаться с тобой.

— А, ну да. Я забыл, ты делала это в первую вашу встречу. — с сарказмом усмехается он.

Его мама улыбается.

— Прекрати строить из себя ежа. — я ощущаю, как она мягко убирает его руку от моей спины, отчего краснею еще больше. Затем она подхватывает меня под локоток. — Я ненадолго, так что не переживай.

— Не вернешь за десять минут, начну потихоньку забывать про наши родственные связи.

Его мама уводит меня и только когда мы отходим достаточно далеко, со вздохом произносит:

— Чувствую себя так, словно краду что-то очень ценное для него, и впервые это человек. Ведет себя, как ревнивый дракончик, защищающий сокровище. Как ваши дела?

— Все вполне хорошо. — отвечаю я. Не буду же я ей рассказывать, как ударила ее сына пять минут назад? Она все равно не поверит.

— Рада это слышать. А то он снова поссорился с папой.

— Можно ли я спрошу? — интересуюсь я, а она приподнимает брови, давая мне зеленый свет на это. — Из-за чего они поссорились?

— Из-за того, что Влад — это Влад, а папа — это папа. Он подарил ему какую-то яхту — ужасно дорогую, и чтобы отец ее не продал, отправил туда самолетом некоторые картины, которые написала прабабушка и которые хранились в нашей семье, как память. Уверена, он придумает что-то, чтобы папа их не смог забрать и избавиться от обременительного подарка. Поэтому они поругались, как никогда.

Боже, профессор…

— Или ты спрашиваешь, почему они вообще так ссорятся? — она чуть наклоняет голову.

— И это мне тоже интересно. Такое чувство, будто они ненавидят друг друга. Простите. — извиняюсь я. Я хочу знать, что произошло между этими двумя людьми, которые считаются друг другу самыми близкими родственниками.

— Ох, боже. — она тяжело вздыхает, сдвинув брови. — Это старая история. На самом деле папа очень его любит, и он больше меня сил приложил, чтобы Влад хорошо вписался в общество. Он верил в него и старался им гордиться, если бы не один случай.

Она отходит в сторону от людей и останавливается возле столика, взяв бокал и выпив.

— Это случилось, когда Владу было двенадцать. Ему, видимо, не нравился один учитель в школе. В один день он облил бензином его машину и поджег, а потом заставил своих друзей наделать кучу фото, на которых он позировал на фоне этой горящей машины, и все это перед школой. Выложил фото в соцсети. Совершенно не беспокоился о последствиях. Был такой скандал, это ужас. Его поставили тогда на учет.

Она задумчиво и грустно смотрит на бокал.

— Это все в прошлом и надеюсь, ты не испугалась того, что я тебе рассказала.

— О… нет. — вырывается у меня. Я видела кое-что и похуже. Подожженная машина? Пфф.

— Слава Богу. Не хочу испортить ваши отношения. Знаешь, какое-то время до этого, дома он был примерным парнем, настолько, что они даже с сестрой помирились. Думаю, трагедия была в том, что этим своим проступком он разрушил образ хорошего мальчика в глазах отца и все его надежды, и это было очень болезненно. Папа вернулся домой, схватил Влада, ударил его до крови и чуть не придушил его. Я едва оттащила его. Но папа не успокоился и кричал в сердцах, что отдаст его в детдом или убьет, чтобы ни грамма наследства ему не оставить. Что теперь он будет думать, что у него только один ребенок — это Света.

Я отвожу взгляд после ее слов. Так вот почему его сестра была его главной целью на протяжении этих долгих лет. Вот за что он ее ненавидел? Все из-за угроз, брошенных отцом.

— Это было ужасной ошибкой. — продолжает мама. — С этого дня все и рухнуло в их отношениях. Влад как с цепи сорвался.

— Ох, мне так жаль. — произношу я, переваривая сказанное.

— Мне тоже, Катя. Разрушить то, что так долго выстраивалось всего за один день. Безумно жалею, что в тот день я не встала на пороге и не задержала отца до тех пор, пока он не успокоился бы. Но, чего уже об этом говорить? Что сделано, то сделано. Теперь он и бедная Света пожинают плоды его неосторожных слов.

Она вздыхает.

— Боже, я сколько наболтала, а у нас есть всего десять минут. Пойдем скорее. Иначе твой дракон точно спалит меня.

Она уводит меня к каким-то тетушкам ее возраста, которые воркуют вокруг меня, словно я их птенец. Думаю, это еще одна из причин, по которой эта прекрасная женщина не поседела, воспитывая профессора. У нее очень милые и поддерживающие подруги.

*********

Ровно через десять минут чудовищный пироман Влад забирает меня от своей матери и нагло уводит. Я задумчиво смотрю на него, пока мы куда-то идем. Интересно, сохранились ли у него те самые фотки на фоне горящей машины? Если я спрошу — он взбесится?

— Мы что, уходим? — опоминаюсь я, когда вижу, что он ведет меня к дверям.

— Кажется, ты вылакала еще пару бокалов, пока болтала с подружками моей матери, не так ли, Цветкова? С тебя хватит.

Я закатываю глаза.

— Просто потихоньку пила, пока общались, а не «вылакала».

— Я видел. Ты присосалась к бокалам, как олигарх к нефтяной скважине, так что именно вылакала.

— Боже. Мне плевать, как ты это называешь и вообще, я не против, наконец, уйти отсюда.

Когда мы выходим, я замечаю сестру профессора, решившую какого-то черта покурить на улице какой-то электронный прибор. Она тут же замечает нас. Профессор, тем временем, достает по дороге свои сигареты, прикуривая.

— Сделал гадость и сваливаешь радостный? — хмыкает его сестра, когда он оказывается неподалеку. — Кать, брось его и оставайся с нами. Я подберу тебе более интересного человека, чем он. У меня много знакомых, шарящих в понятии «эмпатия», честное слово.

Чудовище останавливается, чтобы затянуться. Сделав это, он задирает голову, выпуская вверх дым, а затем щелчком отправляет едва начатую сигарету в сестру. Та взвизгивает, когда сигарета попадает прицельно в нее.

— Да какая ж ты мразь!

— Скажи еще что-нибудь такое же глупое, и узнаешь, какой сейчас мразью я могу быть.

— О-о. — тянет она с усмешкой, отряхиваясь от пепла. — Я больше других в курсе этого. Ты, наверное, попробовал все на мне, кроме убийства.

— Может, наконец, ты дождешься, когда я на тебе испытаю и это.

Я закатываю глаза. Начинается, блин.

— Вы никогда не думали помириться? — задаю я вопрос и получаю сразу два взгляда — один будто говорит «это что за чушь вылетела из твоего рта, Цветкова?», а второй будто бы размышляет, стоит ли мне вызывать скорую помощь.

— Даже когда он сдохнет, я буду каждый год приходить и плевать на его могилу. — отвечает сестра Влада, затягиваясь электронным прибором и выдыхая густой дым. — Ты вообще о чем, Катя? Он разрушил мне жизнь.

— Это говорит бесполезное существо, живущее сейчас лучше большинства людей, на мои деньги. — прежде чем я что-то отвечу, произносит Влад.

— Какие, нахрен, твои деньги?

— Те, которые ты клянчишь у отца. Они получены в том числе благодаря моему великолепному уму и навыкам управления. Миллиардную часть которых ты никогда в жизни и близко не заработаешь, даже если пойдешь торговать своей бесполезной тушей.

— Пошел ты на хер, ублюдок. Слишком уж преувеличиваешь свою значимость в доле отцовского бизнеса. У тебя нет великолепного ума, ты просто пролез по головам туда, где тепло. Если бы папа бросил тебя без своей помощи, ты бы давно просрал все и сидел в тюрьме.

— Твоего скудного ума не хватает даже заглянуть на пару шагов вперед и понять, что тебе стоит давно закончить огрызаться, как шавка, и начать ползать у меня в ногах, потому что в обозримом будущем я могу стать единственным источником денег для нашей семьи. Если бы ты этим занялась, я бы, может, кинул потом тебе пару бумажек, чтобы ты совсем не сдохла.

Я молча слушаю их перепалку, поджав губы. Похоже, не стоило даже шанса давать открыть этим двоим рот, и продолжать говорить о своем.

— Я имею в виду. — повышаю я голос, чтобы эти идиоты отвлеклись от своей ссоры и обратили внимание на меня. — Что у вас ведь не было особых причин для разногласий. Это произошло из-за слов, случайно брошенных вашим отцом, разве не так? Вы, блин, тянете это с самого детства и никто даже не попытался разобраться с причинами и поговорить друг с другом. У вас буквально не было особых причин ссориться, их нашел другой человек.

Влад приподнимает бровь после моих слов, будто бы я сказала что-то странное.

— А. — сестра, задумчиво курящая во время моего монолога, отмирает, глядя на меня. Мне кажется, что почему-то она немного тушуется. — Ты про тот случай, когда он поджег машину? Уже в курсе о нем? Ему влетело за дело. Знаешь, что он вообще тогда написал в соцсетях? Буквально цитирую: «Как жаль, что сегодня в ней не было владельца, но вскоре я это исправлю. Всегда было интересно узнать — будет ли пахнуть наш горящий учитель истории, как сочный шашлык?».

Я прикрываю глаза. Похоже, их мать очень сильно смягчает подробности прошлого Влада в своих рассказах. Да уж.

— Ты в курсе, что у твоего брата проблемы с эмпатией и моралью, и это ничем вообще не исправить.

— Это в нем и отвратительно. — произносит она, посмотрев на брата, который с высокомерным видом сейчас курит. — Я приняла сторону папы и он тогда обиделся. Начал игнорировать меня, а когда я пыталась заговорить с ним — унижал и обзывал. А потом и эта травля.

— Разве не ты первая что-то сказала про него?

Она закатывает глаза.

— Катя, это была чепуха, за которую я получила непропорционально много от него дерьма. Хочешь попытаться убедить меня в том, что лапочка? Я проходила психотерапию после его закидонов и организованной в школе травли, и ты меня не переубедишь.

— Это твой психотерапевт посоветовал тебе продолжать цепляться и злить человека, который разрушил тебе жизнь?

Она цыкает.

— Нет, но…

— Пфф. Просто кое-кто бросил психотерапию на полпути. — вмешивается с усмешкой чудовище. — Потому что иначе ей пришлось бы взять на себя ответственность за свое моральное состояние и дальнейшую жизнь, и бросить обвинять меня в своих бедах. Пережить кризис и признать, что она всегда была бестолковым и трусливым существом, убегающим от проблем и перекладывающим ответственность на других. Не так ли?

— Пошел ты на хер! — взрывается его сестра, а я прикрываю лицо рукой. Надо было заткнуть профессора, потому что своими словами он явно попал точно в цель. В самое неприятное и уязвимое место. — Ты…блядь.

— Что такое, я угадал? Надо было слушать психотерапевта, потому что если я организовал тебе сейчас этот кризис, то могу теперь только посоветовать пойти и покончить с этой бесполезной жизнью.

Я, не выдержав, поднимаю руку и закрываю рот этого ненормального.

— Перестань, пожалуйста. — прошу я. Он дергает головой, сбрасывая мою руку.

— Цветкова, разве ты не хотела, чтобы мы поговорили? Я этим и займусь, раз ты так хочешь. — он подходит к своей сестре, возвышаясь над ней, пока она испуганно поднимает на него взгляд и пытается попятиться, а меня захлестывает тревога.

Черт побери, он ее обычно старательно игнорировал или ставил на место словами, но теперь она доболталась.

— И еще. — он затягивается, задумчиво глядя наверх. — Я в курсе, что на самом деле ты глубоко в душе мечтаешь, чтобы я был любящим братом. Я помню, как в детстве ты цеплялась за меня в период нашего перемирия. Одной из составляющих твоего кризиса будет осознание, что ты больше никакими способами не получишь эту любовь, не так ли?

Ее губы вздрагивают.

— Ты не можешь быть любящим братом, придурок. У тебя вместо души черная дыра.

— Конечно. Ты просто упустила этот шанс, и сейчас для меня значишь столько же, сколько и случайный прохожий с улицы. Озвучить, почему, или сама отречешься от своего образа невинной жертвы?

Она хмуро смотрит на него, а он, опустив взгляд, выдыхает струю дыма вверх.

— Почему я сжег машину? Зачем я это сделал и с какого хрена я доколебался до учителя? Давай, поройся в своей тупой голове.

Она морщится.

— Откуда мне знать? Ты, блядь, вечно что-нибудь выкидывал пугающее в школе.

— Это неправильный ответ. Давай я тебе подскажу, трусливое существо. Первая буква: твой учитель истории домогался тебя и я об этом узнал.

Зрачки в ее глазах расширяются, и девушка коротко выдыхает, а потом будто застывает.

— Как ты…

— Можешь уже не напрягать мозги и думать, как я об этом узнал. Тебе стоило напрячь их тогда и рассказать все отцу. Я тебе дал шанс это сделать, когда он избивал меня и спрашивал, чем мне не угодил этот ублюдок. Либо просто засунуть язык в задницу, раз смелости не хватило признаться в подобном. Однако трусливое существо выбрало вместо родного брата компанию подружек-поблядушек, фанатеющих по этому учителю и пошло извиняться перед ним. Тогда я подумал, что подожгу машину с вами двумя, когда он в очередной раз будет тебя домогаться в ней. Было бы забавно. Жаль, он уволился и одна блядская лицемерка осталась без своего кумира.

Он кидает ей под ноги сигарету.

— Тебе просто нравится быть жертвой. Сраной лицемерной жертвой. Ты совершенно ничего не делаешь, чтобы это изменить. Вот и все. — затем, развернувшись и посмотрев на меня, произносит: — Развлекайся, Цветкова, если еще охота. Жду тебя в машине.

Я в шоке провожаю его взглядом, когда он уходит. Затем смотрю на его сестру, которая, спрятав в трясущейся руке лицо, кажется, всхлипывает, а затем резко ругается:

— Блядь, да эти чертовы костыли! Я даже присесть не могу с ними.

— Почему ты не рассказала это? — вырывается у меня. Я все еще в шоке от того, что тогда случилось.

— Потому что я идиотка, он прав! — она вскидывает заплаканное лицо, испачканное в потекшей туши. — Я боялась, блин! Я дружила с компанией девочек и мы вместе фанатели по этому гребаному историку. А потом он… неважно. Я боялась, что меня обвинят во лжи, или в том, что я сама его спровоцировала. Даже когда горела его гребаная машина, я испытывала одновременно радость и страх. Я боялась…

Она замолкает, прикрыв глаза и пробормотав:

— Я боялась, что если я встану на сторону Влада, который сжег его машину, ЭТОТ ублюдок разозлится и расскажет обо всем. Свою версию. Поэтому и в школе и при отце я встала на сторону тех, кто брата обвинял. Это очень глупо, и только когда я выросла, то поняла, что он как раз должен быть тем, кто до смерти боится огласки. Но в детстве я тряслась вплоть до того дня, когда он уволился, и слава богу, что это произошло достаточно быстро.

— Боже. — произношу я, и, протянув руку, заправляю ей волосы за ухо. Затем обнимаю, а она прячет лицо на моем плече, всхлипывая, пока я смотрю на мокрую от капающего дождя стену позади нас.

— Это ужасно. Ты была ребенком, конечно, тебе было трудно разобраться, как поступить правильно. Почему ты не рассказала это Владу? Это бы столько проблем решило.

— Я боялась, что он будет презирать меня. Я не могла никому об этом рассказать, понимаешь?

Она замолкает, дрожа под моей рукой. Затем бормочет:

— А он, оказывается, все знал. Какая я идиотка. Господи, я реально тогда думала, что сожженная машина — это еще один его чертов прикол. Он ведь не отличался в школе хорошим поведением. Просто совпадение. Пугающее совпадение. Я так испугалась тогда, что игнорировала очевидное.

— Ты должна рассказать ему все, что рассказала сейчас мне. Это, знаешь ли, меняет взгляд на случившееся, и, вероятно, вы сможете помириться.

— Ничерта он меня не простит. Там нет такой функции, и я это прекрасно понимаю. Как только я открою рот, он найдет слова, чтобы раздавить меня в очередной раз. Знаешь, он мог бы заниматься моральными пытками, настолько он хорош в нахождении уязвимых мест в человеке.

— Он без сердца, но не бессердечный ублюдок. Уверена, такого не будет. Ты должна это сделать. И рассказать отцу все.

Она молчит некоторое время у меня на плече.

— Я подумаю, Кать.

— Не думай слишком долго, а то потом станет страшно. — говорю я, а она выпрямляется, прекратив мне мочить слезами плечо. В ответ девушка вздыхает.

— Ладно. Иди, я тут еще постою, покурю. Спасибо тебе за все.

— Ты же не решишь внезапно покончить с собой? Меня напрягает твое состояние и последние слова.

Она хмыкает.

— Чтобы Его Высочество порадовался? Вот еще. Пожалуйста, несмотря ни на что, будь с ним осторожна. Я знаю обе стороны его личности, и его привязанность очень хрупка, как видишь.

— Я разберусь с этим сама. — я хлопаю ее по плечу, а затем, попрощавшись, спускаюсь по ступенькам под мелким, противным дождем.

********

Дождик совсем прекращается, пока я дохожу до машины, возле которой курит Влад. Окно в ней открыто и он перекидывается словами с водителем. Когда я приближаюсь, профессор опускает на меня взгляд.

— Все, Цветкова?

— Да. — произношу я. — Кажется, вы наворотили кучу ошибок и не поняли друг друга.

— Заканчивый, доморощенный психолог.

— Просто не мог бы ты в следующий раз, если она подойдет к тебе, не пытаться ее сломать, а просто выслушать? Ей действительно есть, что сказать важного.

Он резко выдыхает дым вверх.

— Цветкова. — произносит он со смешком. — Максимум, на что она может рассчитывать — это то, что я не всажу ей нож под ребра, пока вокруг свидетели. И то не точно.

— Боже, прекрати, пожалуйста, лелеять детские обиды и поговори с ней с позиции взрослого. Прости ее наконец, потому что она была глупым ребенком.

— Ха-ха. — выдыхает он дым вверх. — Цветкова, я не прощаю. Ну, по крайней мере, зато я отношусь ко всем одинаково. Мне тогда прилетело, несмотря на то, что я был тоже ребенком, и отец с тех пор решил, что лучше меня будет задавить. Почему? Потому что посчитал, что из-за моих особенностей получил на это полную индульгенцию. Для меня в семье прощения не существовало. Поэтому и я отбросил весь свой созданный для них хороший образ.

Он внезапно переводит взгляд мне за плечо, который становится насмешливым, и я оборачиваюсь.

Его сестра ковыляет прямиком к нам на костылях.

— Как жаль, что тут сейчас свидетели. — продолжает чудовище, пока я поджимаю губы. Надеюсь, она не к нему. Потому что если она сейчас попытается что-то ему сказать, то получит еще одну порцию морального насилия в ответ. Мне кажется, что Влада надо к этому сильно подготовить, чтобы он хотя бы молчал.

Она доходит до нас и останавливается напротив брата, посмотрев на него. Затем вздыхает, прикрыв глаза.

— Придурок, прости меня. — начинает она, а я закатываю глаза, забрав украдкой из руки профессора пачку сигарет с зажигалкой и прикурив, пока эти двое собираются начать очередной цирк. Господи, их надо обоих к психиатру для того, чтобы они хоть научились говорить друг с другом, как нормальные люди. Не с этих слов начинать надо было, не с этих. Тем временем, эта женщина продолжает: — Я поступила гадко и предала тебя, но после не было ни одного сраного дня, в котором бы я не раскаивалась.

Я хмуро слушаю. Черт, это все? Ладно, возможно, ей действительно очень трудно об этом до сих пор говорить.

Влад бессердечно сверлит ее взглядом, убирая от губ сигарету и выпуская дым ей в лицо, отчего она закашливается.

— Чудесно. — произносит он. — Хорошая история. Можешь свалить, пока твоя нога не заживет и ты не обретешь возможность упасть передо мной на колени и повторять это каждый день до конца своей жизни.

Она закатывает в ответ глаза.

— Я… — цыкает она. Затем прерывается и тяжко вздыхает, а после делает то, отчего я едва не роняю сигарету — подается вперед и обнимает чудовище. Это вводит не только меня в шок, но и его — я вижу, как он застывает с сигаретой и таким выражением на лице, словно наблюдает за внезапным концом света на горизонте. — Блин, прости. Я правда люблю тебя, ты был и остаешься моим братом. Ты прав, я безумно хотела, чтобы ты хотя бы так обращал на меня внимание и постоянно злила тебя. Я долбанутая.

Чудовище едва вздергивает брови.

— Я рад за тебя. Однако, я тебя не люблю, так что съеби от меня подальше.

— Я буду стоять, пока ты не простишь меня. Хоть до конца жизни.

— Он наступит очень быстро, если я сейчас сверну тебе шею.

Несмотря на свои слова, он ничего не предпринимает. Просто стоит, засунув вторую руку в карман и продолжает курить сигарету, пока его сестра цепляется за него. Я даже немного ревную из-за этого, несмотря на то, что она его родственница. Черт, я правда хочу быть единственной, кому позволено так его обнимать. Ужасно, но эта сторона его личности мне тешила самолюбие.

— Долго будешь заниматься бесполезным делом? — интересуется он через время.

— Я не против, чтобы ты меня случайно прибил, лишь бы ты меня простил. Так что до конца.

— Мне не очень нравится перспектива ссориться из-за твоего абсолютно бестолкового трупа еще и с нашей матерью, потому что в отличие от вас двоих с отцом, с ней я предпочитаю поддерживать отношения. — фыркает он, выкидывая сигарету. — Проваливай. Нейтралитет — это все, что ты можешь получить от меня.

— Это меня устроит. — она, наконец, отпускает чудовище и вздыхает. — Не подвезешь меня до дома? Я бы хотела еще немного с тобой поговорить.

Он опускает на нее взгляд.

— «Нейтралитет» — это не значит, что ты можешь сесть мне на шею и присесть на уши. Вызывай водителя или такси, болтай с ними.

— Хорошо. — легко соглашается она. — Пойду попрошу отца, заодно и поговорю с ним. Можно я тебя еще раз обниму напоследок? — она подается снова вперед и… попадает аккурат в захват вовремя подставленной руки Влада. Он сжимает ей шею, останавливая на расстоянии.

— Тебе стоит прочитать в словаре, что такое «нейтралитет», бесполезное и навязчивое существо. Иди обнимайся с отцом.

Он опускает руку и она закатывает глаза.

— Боже, нейтралитет предполагает прощение! Нахрен ты напоминаешь?

— У меня нет функции «прощение». Не беси лишний раз.

— Я все равно буду вести себя так, словно ты меня простил.

— Кто я такой, чтобы запрещать тебе обманываться? Если твоя нога еще не зажила для коленопреклоненной позы, рекомендую захлопнуться наконец и свалить.

Его сестра фыркает, и, поковыляв ко мне, обнимает наспех, а затем уходит в сторону здания, где празднует день рождения их отец.

Я провожаю ее взглядом.

Блин, радостно же. При мне два человека, ненавидящие друг друга на протяжении многих лет, наконец помирились. Надеюсь, правда, в следующий раз она найдет в себе силы, чтобы не только извиниться, но и рассказать брату всю правду.

И возможно, этот день станет отправной точкой для того, чтобы Влад помирился и со своим отцом, и в их семье наконец, наступил мир. Ей-богу, для такого как он, просто необходима поддерживающая семья. Потому что в войне с ними хоть он явно выиграет, но это будет очень неприятно и кроваво. Не должно все заканчиваться так.

— Цветкова, я знаю о чем ты думаешь. Это по твоему лицу видно. Сними розовые очки, потому что я не помирюсь со своим отцом, и не помирился с этим существом — она просто надоела мне своими заскоками, поэтому я сказал то, что она очень хотела.

Я закатываю глаза.

— Боже мой. Тебе стоит это сделать. Отец наделал много ошибок в твоем воспитании, но на самом деле, уверена, тоже любит тебя. Серьезно любит.

— К его сожалению, для меня это слово — пустой звук. Набор букв, и это отлично, потому что позволяет трезво смотреть на его предыдущие поступки.

Я не пытаюсь продолжить его уговаривать, потому что задумываюсь о наших отношениях. «Любовь» — пустой звук. Ну, я с самого начала, как узнала о его эмоциональных приколах, не собиралась обманываться мыслью, что он умеет любить или что мое появление как-то сможет изменить его. Мы не в детской сказке, чтобы всерьез надеяться, что чудовище превратится в прекрасного принца.

Однако, чем дальше, тем больше я предаю свои убеждения, и мне хочется занять одно-единственное место в этом черном сердце. Только для себя. Как с обнимашками. Эгоистично отыскать подобный уголок, безраздельно завладеть им, даже если кто-то этого не смог сделать раньше. Чем дальше, тем я больше хочу поверить, что это будет сказкой.

— Цветкова, что за унылое лицо?

— Да просто… — бормочу я. — Если честно, мне бы хотелось, чтобы ты мог это испытывать.

Он выкидывает очередную сигарету в сторону. Затем костяшками пальцев стучит по машине, привлекая внимание водителя, и затем жестом требует поднять окно. Тот закрывает его тут же.

Я смущаюсь, внезапно осознав, что совсем про него забыла, и он наблюдал не только за увлекательными обнимашками профессора с сестрой, но и за тем, как я обсуждаю наши отношения.

— Цветкова, ты про что?

— Я про то, если б ты знал не просто по буквам, что такое «любовь». Было бы хорошо, если б ты мог испытывать это. — продолжаю бормотать я. Господи. Кажется, алкоголя мне достаточно. Смутившись еще больше от того, что у меня вырвалось, я отворачиваюсь к машине и смотрю на ее черную, блестящую под каплями поверхность.

Я слышу шорох одежды сзади, когда чудовище делает шаг ко мне, а потом неожиданно дергает меня за хвост, заставляя пошатнуться и откинуть голову назад, посмотрев ему в лицо.

— Ого, Цветкова. С чего бы это у тебя такие желания? — его голос звучит как у хищника, почуявшего кровь.

— Просто сказала.

— Как же, как же. Наверное, Цветкова увлеклась психиатрией и планирует альтруистично бросить вызов невозможному — заставить меня испытывать то, чего я не знаю. Или же все гораздо проще и Цветкова сама влюбилась?

Я резко краснею.

— То, что ты смеешься над этим — отвратительно с твоей стороны! Я никогда не влюблюсь в человека, который не может ответить мне взаимными чувствами!

— Конечно. И краснеешь ты оттого, что на улице жарко, а не из-за того, что я тебя раскрыл. Прости, моя когнитивная эмпатия сбоит на таких сложных чувствах. Ты знаешь, что это такое? Могу ли я теперь общаться с тобой, как с настоящим экспертом?

— Ты…!

Я замолкаю, когда он наклоняется и целует меня. И пыхчу, пока он делает это в такой немного неудобной позе, хотя мое возмущенное сердце немного оттаивает от его поцелуя и злиться становится сложнее. Даже на такого, как он.

В конце концов я поворачиваюсь, прервав поцелуй.

— Не делай этого на людях. Там же водитель смотрит. — шикаю я, потому что он все еще держит меня за хвост.

— Цветкова, знаешь какое стоп-слово я придумал для наших сегодняшних игр? «Я люблю тебя». Как только скажешь, я признаю себя проигравшим. Можешь даже сказать его сейчас.

Не сдержавшись, я бью его в грудь и он только хмыкает.

— Ты худшая скотина из всех. — говорю я.

— Меня серьезно напрягает твоя склонность к насилию. Лучше поинтересуйся этим разделом в психиатрии.

— Это говорит мне кто-то вроде тебя?! Пусти мой бедный хвост и я сяду в машину, потому что мне уже холодно на улице.

Он разжимает руку, позволяя моим волосам выскользнуть у него из пальцев. Фыркнув, я отворачиваюсь и сажусь в машину, все еще испытывая стыд от того, что меня немного раскрыли. Его чертова проницательность в такие неудобные моменты.

Влюбилась ли я? Как понять? Я и впрямь испытываю сильные чувства. Иначе бы не ревновала его, и не расстраивалась, что он не писал, когда уехал. Я пытаюсь представить, как мы расстаемся навсегда, и больше я не имею возможности видеть это чудовище. В сердце внезапно появляется острая боль, и я, прикрыв глаза, облокачиваюсь на подлокотник и остаток дороги мрачно смотрю в окно. Затем представляю, как он говорит мне «я люблю тебя». Эти три слова разорвут меня на части от переизбытка чувств в тот момент, поэтому я серьезно убью его, если он решит пошутить однажды или соврать мне таким образом.

Кажется, у меня большие проблемы. Что это, если не чертова любовь?

-----

Кекс-марафон в следующей главе, она скоро будет)

Я обещала еще одну книгу про подобного героя. Время пришло. Приглашаю: https:// /ru/reader/botanik-b488324?c=5852120