Будет жестко

38.2

Он врывается в мое бедное, измученное интенсивными ощущениями лоно, чувствительное после оргазма до предела, отчего я хочу закричать и молить его остановиться. Но он затыкает мне тут же рот долгим поцелуем.

Мои ладони упираются в стальные мышцы груди этого монстра надо мной, затем соскальзывают выше, на плечи и сжимаются, а изо рта вырываются только стон, когда он оставляет мои губы в покое и опускается ниже, облизывая шею.

Продолжать заниматься этим после такого сильного оргазма просто отдельный вид пытки. Этот монстр двигается медленно, но очень глубоко, сдерживая любые мои попытки отстраниться стальной хваткой на бедре, и в очередной свой оргазм, я, кажется, даже на секунду отключаюсь. Вдох получается дрожащим, и из глаз внезапно текут слезы от переизбытка ощущений.

— Цветкова? — это животное приподнимает бровь, заметив, как я заливаюсь слезами, закрыв устало лицо рукой. Он отпускает мою ногу, оставив на ней красные отпечатки, где вдавливал пальцы. Шикарно. Это будут синяки. — Это еще что?

Хухухух.

— Все, хватит. Я устала. — выдыхаю я. — Это слишком. Мне нужен перерыв. Часик.

Он смотрит на меня, как на самую большую слабачку в этом мире. Мне кажется, я читаю на его лице вопрос «и как это попало ко мне в постель?». У него появляется усмешка.

— Мы использовали всего лишь один презерватив. Я даже не кончил второй раз, Цветкова. Ты смеешься?

— Мне пофиг. — из последних сил говорю я, и переворачиваюсь на живот, зарываясь лицом в подушку и мечтая предаться забвению. Отвернувшись от этого человека. Мне все равно, если я сейчас усну вот так вот. Просто нет сил.

— Цветкова, кажется, я вижу твой проигрыш. — его ладонь ложится мне на заднюю часть бедра и движется вверх, сжимая кожу, и посылая импульсы моим уничтоженным недавно нервам. Затем гладит пальцами между ног, и я зажмуриваюсь, сжимая в объятиях подушку, лишь бы сдержаться и не показать, что мне это нравится. — Думаешь, если заснешь, то я оставлю тебя в покое? Я продолжу. У тебя есть десять секунд, чтобы взять свои слова обратно. Потом я заблокирую дверь, чтобы ты не вышла отсюда месяц и достану наручники. Ну или используй стоп-слово. Десять.

— Пожалуйста, отстань. — требую я. Не скажу ему то, что он хочет. Это настоящие чувства, и дарить такое признание человеку, который подобное не ощущает — обойдется.

— Девять. — его длинные пальцы, которые просто гладили меня, проникают внутрь. Очень легко, потому что я все еще влажная. Он вдавливает их до самых костяшек, по ощущениям задевая какую-то чувствительную точку, и я всхлипываю, немного приподнимая бедра навстречу. Это происходит само по себе. Тело, ты предатель. Разве ты не устало до смерти? Какого черта ты реагируешь? Я не выдержу день с этим монстром, а он, похоже, и в самом деле может делать это двадцать четыре часа в сутки!

Я искренне жалею, что решилась на этот спор. Почему я вечно его недооцениваю? Этого монстра нельзя мерить обычными, человеческими мерками. В следующий раз я заклею себе рот, если мне будет охота поспорить с ним.

— Блин, я… Ах, боже.

— Шесть. — он продолжает толкать пальцы в меня, и кожа покрывается томительными мурашками. Они пробираются даже до волос на голове.

— К-какого черта шесть после девяти?!

— Три.

Сволочь дикая. Животное озабоченное, варвар. Сдам его на передержку кому-нибудь другому. Скотина, скотина, скотина. Пока я ругаю его на чем свет стоит, глубоко в душе ощущая совершенно другое по отношению к этому гребаному демону, мое тело пробивает дрожь от движений его пальцев внутри меня. Каким бы ублюдокм он иногда не был во всем, в постели он реально хорош. Кажется, мне нужно переговорить со Светой, как с самой шарящей в этой теме знакомой.

— Ах, боже. Хорошо, продолжаем! — вырывается у меня отчаянно.

— Слабачка Цветкова. Вечно сопротивляешься, а потом кайфуешь. — он не спешит убирать руку, гладя внутри чувствительное местечко, и я закусываю губу, зажмуриваясь. — Так можно переложить ответственность за свое согласие на меня, да? Вроде как ты не хотела, но сдалась под уговорами? Во всем я виноват?

Боже, о чем болтает этот сексуальный демон? Я уже не соображаю.

— Не-не-пправда.

— Хм. Кажется, у кого-то дрожит голосок. Одних пальцев тебе достаточно или мне уже стоит поиметь тебя? — он наклоняется, прикусывая меня за плечо, отчего у меня вырывается всхлип, затем насмешливо выдыхает в него. — Надо же, как Цветкова, которой «хватит», еще умеет, оказывается, сжиматься и течь.

Я обреченно стону. Мне хочется сейчас умолять его сжалиться, и плакать.

— Можно только… понежнее? — сдавшись, произношу я едва слышным голоском.

— Ха-ха. — он смеется мне в затылок. — Ну, посмотрим на твое поведение.

И вытащив пальцы, он приподнимает мои бедра, а потом входит в меня не очень нежным, но тем не менее, более аккуратным движением. Я остро чувствую, как он заполняет меня, и мне от этого ужасно хорошо. Опираясь рукой на подушку возле моего лица, он принимается двигаться во мне. Тоже достаточно сдержанно.

От этого какое-то время я плыву по мягким, приятным волнам удовольствия, до тех пор, пока этих движений не становится мало.

— Можно… быстрее. — прошу я тихо.

— Умоляй, Цветкова. Можешь поплакать даже. Ты просила нежнее.

Мои глаза открываются от возмущения. Возмущение затапливает вообще меня до краев.

— Ты…Ух, блин. — я затыкаюсь, когда он делает движение чуть более грубо, чем обычно. — Хорошо, Господи, пожалуйста. Молю.

Я не вижу его лица, но клянусь, что наверняка у него появилась в этот момент усмешка.

— Не понравилось понежнее? — его рука гладит мою шею сзади, а затем цепкие пальцы сжимаются на ней до легкой боли, воткнув лицом поглубже в подушку. Будто сообщая, кто теперь перехватывает контроль надо мной, и доводя меня до нового приступа предвкушающей дрожи. — Кажется, я лучше знаю, что нужно недавней девственнице Цветковой, да? С этого момента теперь молчи. Скажешь хоть слово — заставлю рыдать.

Хорошо, черт побери. Я сдаюсь окончательно на милость демона.

В итоге я переживаю еще несколько подходов полного безумия в объятиях этого монстра, которые просто будто разбивают мое бедное тело на части. Мне кажется, что он метит меня везде собой — и запахом, и укусами с засосами, расцветающими по моему телу, и своим языком, оставляющим влажные следы и заставляющим меня снова и снова плавиться от ощущений.

— Я сейчас умру. Хватит. — пытаюсь в последний раз остановить его, когда он меняет презерватив, оторвавшись от меня. Я упираюсь ногой ему туда, куда достаю — пониже груди, чтобы он не приближался к моему измученному телу. Прошло несколько часов.

Он перехватывает мою ногу и кусает в очень нежной ее части, отчего я пищу.

— Опять? — он склоняется надо мной, словно чертово бедствие, желающее сожрать меня. Меня накрывает его тень, а моя трусливая душа вопит от этого. — Я же предупреждал. Цветкова, а давай без защиты? Хочу почувствовать тебя как следует.

— Нет! — кричу я, пока это чудовище не очень-то, судя по всему слушает мои вопли — оно наклоняется и проводит языком моей моей груди, снова пытаясь возбудить меня. Затем прикусывает грудь, и внутри живота у меня все переворачивается. — Без защиты нельзя. Послушай!…

Я, не выдержав, хватаю его голову и задираю, чтобы посмотреть в его наглое лицо.

— Я люблю тебя. — выпаливаю я, сдавшись. Это просто ради моего спасения.

Оно насмешливо отводит взгляд.

— Как-то не верится.

— Ты сам сказал, что это стоп-слово! Какая разница, верится тебе или нет?

— Неа, так не пойдет, Цветкова. Скажи от души.

Аргх. Откуда тебе-то знать, от души это сказано или нет, монстр с сердцем из камня? Все эти любовные послания все равно отскочат от него, даже не поцарапав.

— Хорошо, ладно. — вздыхаю я. — Я скажу от души. Я… люблю тебя. Вот.

— Не верю.

Я шлепаю его, разозлившись, по плечу, отчего он хватает мои руки и заводит мне за голову, распластав по кровати. Он удерживает их за запястья всего одной своей рукой, без усилий, сколько бы я не пыталась вывернуться.

— Похоже, кое-кто совсем не устал? Прости, Цветкова, я считал тебя слабачкой, но ты вроде ничего, держишься.

— Ты… свинья.

— Пфф. — он наклоняется к моим губам. Затем убирает усмешку с лица и его потемневший взгляд вонзается в меня. — Доболтаешься ведь сейчас. Выебу не только без защиты, но и туда, где я еще не бывал, жалея тебя. Ты закончила свои попытки сказать стоп-слово?

Он почти невесомо целует меня, что вкупе с его угрозами производит странное впечатление. Я хмуро смотрю на него.

— Поцелуй меня нормально и скажу еще раз.

— А мне это зачем? В моих интересах твой проигрыш.

— Тогда я буду тебя ненавидеть вместо любви.

— Какая у тебя хрупкая любовь. Даже смешно, Цветкова. — он, все же, целует меня грубо и жестоко, словно наказывая. Когда он отрывается, я снова тяжело вздыхаю.

— Я правда люблю тебя… скотина.

Он благосклонно опускает реснички, усмехнувшись. За его лицо мне хочется покусать, потому что мои признания и в самом деле не могут даже задеть это каменное сердце. Тем не менее, зачем-то он требует говорить их от души. Возможно, этот демон просто хочет брать у меня то, на что сам неспособен. Может, это его радует.

— Хорошо, Цветкова. Я проиграл. Рада? — произносит он, отпуская меня и падая расслабленно на кровать рядом. На меня накатывает облегчение.

Я спасена. Какое счастье. Только наутро, кажется, я пожалею, что проснулась.

Расслабляясь сейчас и имея возможность, наконец, подумать, я серьезно озадачена вопросом — как будет выглядеть наша дальнейшая жизнь с такими разными темпераментами. Он не очень хочет с этим мириться, выдвигая кучу условий, и я тоже. Мне все нравится, но я выдохнусь. Однажды.

Он прерывает мои мысли, перевернувшись на бок и придвинув к себе мое тельце. Затем заключив в объятия. Я чувствую, как его подбородок упирается мне в макушку, а в бедро вдавливается его все еще стоящее достоинство.

— Главное случайно не забыться с утра и не присунуть тебе спросонья, Цветкова. Уж очень соблазнительно ты лежишь рядом без трусов.

— Дай я оденусь. — бормочу я, пытаясь вырваться, но этот демон сжимает меня до треска костей, отчего я хриплю. — Дурак. Попробуй только это сделать.

— Ладно. Попробую.

Я закатываю глаза. Господи, убью его.

Его сестричка ляпнула что-то про цепь, на которую я его посадила. Но, по-моему, хоть я и держу иногда цепь от него в своей руке, это животное также легко дергает ее и заставляет тащиться меня следом, невзирая на протесты. Абсолютно невоспитанное. Дурное и сильное. И хитрое.

С этими мыслями я медленно улетаю, наконец, в сон.