Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 10

На свой страх и риск мы с помощью Роминой мамы проворачиваем свою аферу и забираем мальчишку из больницы под предлогом, что он мой двоюродный брат.

И, судя по тому, как легко нам это удалось, дежурный врач тоже не особо хотел себе ночью геморроя с полицией и родителями.

— Ну что? Куда едем?

Рома смотрит на меня, а потом мы вместе оборачиваемся назад, выжидающе глядя на Демида.

Перелома, слава Богу, у него не оказалось, но частичный разрыв связок не облегчает ситуации. Сейчас его рука зафиксирована бандажом, а боль притуплена обезболивающими препаратами. Еще не раз помучается бедолага, пока будет восстанавливаться.

Парнишка смотрит на нас с измученным выражением лица. Кажется, вот-вот голова завалится набок и он заснет.

— Мне нужно в лагерь вернуться, — бормочет он. — Вы ведь прикроете меня?

— Я поговорю с твоим тренером, но обещать ничего не могу. Сам понимаешь, что ты, мягко говоря, накосячил.

Он опускает взгляд.

— Понимаю.

Я протягиваю руку и треплю его за коленку.

— Ладно. Не кисни. Самое сложное позади.

Кивает, все так же не глядя на нас.

— Лагерь-то как называется? — встревает Рома.

— «Спортландия».

Возвращаюсь на место и перевожу взгляд на Рому, который уже вбивает название лагеря, и навигатор сразу выстраивает маршрут. Почти сорок минут езды. Пять утра. Супер.

— Ром, я заплачу тебе с зарплаты, хорошо?

— Ерунды не говори.

Он бросает на меня насмешливый взгляд и, покачав головой, трогается с места.

— Мне просто неудобно, что я выдернула тебя посреди ночи. Да и дорога не близкая. Но ты же знаешь, мне не к кому было обратиться… Тем более без помощи твоей мамы ничего бы не вышло. Ее я тоже отблагодарю… после зарплаты.

— Перестань, — он выруливает с территории больницы. — Благодарить должны тебя. Его родители. За то что попалась такая сердобольная, как ты, сберегла их нервы и избавила от проблем с полицией.

Натягиваю рукава вязаной кофты, которую я накинула наспех прямо поверх формы.

— Осуждаешь, да?

— Нет. Просто не совсем понимаю, зачем тебе это.

Бросаю взгляд в зеркало заднего вида: Демид, прислонив голову к окну, кажется, заснул.

— Жалко его стало.

— Жалко у пчелки, Алис. А ты ерундой занимаешься.

Меня немного обижает тон Ромы. В горле скапливается тяжесть горечи. Отворачиваюсь к окну.

— Кому ерунда, а кому помощь и шанс все исправить, — тихо произношу я. — Ошибаться — это нормально, Ром. Как и помогать тем, кто ошибся. Он был напуган и сожалел о своем поступке. Ты мог отказать мне, если моя просьба помочь показалась тебе ерундой.

На короткое мгновение повисает молчание.

— Не мог, — сухо подытоживает Корнеев. — И ты прекрасно знаешь об этом, Алис.

Сжимаю челюсти, прекрасно понимая, к чему он клонит. Ну классно. Ко всем моим тараканам добавляется еще чувство вины за то, что я использую парня, которому нравлюсь и который из-за этого не может мне в чем-то отказать.

— Ром… я попросила тебя как друга. Без какого-либо умысла.

Исподтишка смотрю на него. Его челюсти напряжены, а взгляд намертво прикован к дороге.

— А я помог тебе как девушке, которая мне нравится. И очень давно.

У меня аж в груди все спирает. Ну вот зачем он по новой и прямо в лоб? Он у меня уже болит, как и сердце, от отказов, которые я каждый раз даю этому парню.

Ерзаю на сиденье. Поправляю волосы, но с ответом так и не нахожусь.

Нет, все. Нужно действительно завязывать просить его о помощи. Ничего хорошего в итоге не выйдет. Только больно ему сделаю, да и себе тоже. Обижать Рому совсем не хочется. Мне он нравится, правда нравится, но как друг. Не более.

Остаток дороги мы проводим в тишине. Если его не смущает паренек на заднем сиденье, боюсь, в обратную сторону откровений от Ромы может быть еще больше. Видимо, тот вечер у Лены дома опять что-то переклинил у него в мозгу. Но я лишь была вежлива, только и всего. Но мою вежливость в очередной раз восприняли как-то по-своему.

Машина сворачивает на грунтовую дорогу, и я немного оживляюсь.

На горизонте через ветви деревьев пробиваются первые лучи рассвета. Щурюсь. Машина у Ромы с низкой посадкой. Он старается ехать аккуратно, но все равно изредка цепляет днищем ямы. А я каждый раз закусываю до боли губу.

Знаю ведь, как парни бережно относятся к своим машинам. А такие, как Рома, даже чересчур. Он готов все свое свободное время проводить с ней в гараже. Правда не только по любви, но и в силу ее возраста.

— Там, видимо, кое-кого уже ожидают, — Рома вырывает меня из мыслей, и я прослеживаю за направлением его взгляда.

Перед забором стоят две машины, а рядом собрались люди. Но когда я замечаю среди них знакомую высокую фигуру татуированного парня, мое бестолковое сердце болезненно сжимается.

— Что насчет тебя? Как твоя жизнь?

— Ничего особенного. Перевелся в спортивный вуз, попал сразу на третий курс, сейчас прохожу практику тренером в спортивной школе.

Господи… какая же я идиотка.

— Вот черт… — раздается встревоженный голос Демида. — Меня, кажется, спалили.

Я открываю рот… закрываю. Поворачиваюсь назад.

— А-а… как ты говоришь, твоего тренера зовут? — я натягиваю пластмассовую улыбку в надежде не услышать его имени.

Демид нахохливается.

— Я не говорил. Его зовут Илай Дамирович.

Сердце в груди переворачивается. Бах-бах.

— А фамилия Багиров, да? — почти шепотом произношу я.

— Ну да. — Лицо Демида меняется, будто он сложил два и два. — А что? Знаешь его, да?

Тяжело сглатываю и чувствую, как уголки моих губ нервно дергаются.

Я бросаю взгляд на нахмуренного Рому, а потом снова смотрю прямо перед собой.

Наша машина останавливается, и теперь я уже и сама прекрасно вижу, что это он.

В шортах и черной толстовке с капюшоном Багиров стоит и, выжидающе сложив на груди руки, буравит меня своими холодными мрачными глазами. Твою мать…

Боковым зрением я замечаю, как между сиденьями, моим и Ромы, осторожно высовывается голова Демида.

— Поговори с ним, пожалуйста, — шепчет парнишка. — Он такой злой… черт, он убьет меня.

Извини, Демидка, но почему-то у меня сейчас ощущение, что убить он хочет явно не тебя.

— Так и будем сидеть? Я так-то поспать бы хотел еще успеть перед работой, — недовольно встревает Рома, который ни сном ни духом, кто стоит перед нами.

— Ладно, — набираю полные легкие воздуха. — Идем, боец.

Мое дыхание учащается прежде, чем я выбираюсь из машины на улицу. А когда вижу, насколько сильно напряжен Багиров, оно и вовсе переходит на частые вдохи и выдохи, как будто я только что пробежала марафон.

Но каким-то чудом я беру себя в руки и делаю каждый свой шаг уверенным.

— Привет, — стараюсь говорить ровным голосом. — Я тут твоего бойца привезла.

Осторожно подталкиваю Демида вперед, который смотрит себе под ноги и бубнит виновато:

— Илай Дамирович…

— С тобой я разберусь позже, — Илай говорит спокойно, но его спокойствие звучит жестче крика. — Иди в лагерь. Бестолочь…

Я бездумно порываюсь вперед и перехватываю руку Илая, которой он тянется за мальчишкой.

— Не нужно, Илай.

Багиров удивленно вскидывает брови и срывает с головы капюшон, рыча раздраженно:

— Твою мать, Алиса, за кого ты меня принимаешь? Я не собирался его трогать, — Илай сжимает челюсти, будто и сам понимает абсурдность своих слов. Покачав головой, бросает строгий взгляд на плетущегося прочь Демида. — Хотя отцовская оплеуха точно бы пошла на пользу.

Какого-то черта во мне разгорается синдром матери Терезы. За солнечным сплетением вспыхивает жжение, которое и развязывает мне язык:

— Ты себя-то вспомни в его возрасте! Или ты не косячил? — я развожу руками. — Уж кто-кто, а ты должен понять этого мальчишку как никто другой, Багиров!

Илай усмехается себе под нос, отходит в сторону и сцепляет пальцы в замок на затылке. Смотрит куда-то перед собой, будто дает себе минутную передышку, а потом снова возвращается ко мне.

Его взгляд напряженный, прожигает насквозь, проникает в самую душу. Еще немного — и он просверлит дыру в моей голове, ей-богу.

— Я в ответе за него и его чертову жизнь, Алиса. Так что не читай мне нотаций. Дома с родителями он может выделываться как хочет, а со мной — будет жить по моим правилам!

Ах…

— Так, может, твои правила слишком жесткие для ребенка? Раз они сбегают от тебя как от огня! — выпаливаю и смело шагаю к нему.

Мы оба замолкаем. Только сверлим друг друга взглядамии тяжело дышим. Но я отступаю первая, потупившись и покачав головой. Убираю ладонью волосы со лба и снова смотрю на Багирова.

— Я не ругаться приехала. Спасибо лучше скажи: если бы не я, искал бы своего подопечного в ближайшем отделении полиции.

Илай играет желваками на скулах, затем быстро облизывает нижнюю губу и закусывает ее.

— Карина, отведи товарища Алмазова в кабинет медички, я скоро подойду, — бросает он через плечо, не отрывая от меня горящего взгляда.

Но я сама разрываю с ним зрительный контакт и провожают парня до самых ворот, куда он заходит со всеми остальными.

— Ему вкололи обезболивающее, но через пару часов можно будет дать еще, — продолжаю мягче и снова поднимаю глаза на Багирова. — Также нужно избегать нагрузки на сустав. — Достаю из кармана файлик и протягиваю ему. — Здесь назначения и рекомендации врача.

Багиров медленно обводит меня темным взглядом, прежде чем забирает из моих рук бумаги, будто нарочно соприкасаясь с моими пальцами дольше, чем нужно.

Волна долбаных мурашек пробегает по рукам вверх и рассыпается на спине. Но я все спихиваю на утреннюю прохладу.

— Сменила работу?

— Как видишь, — безразлично пожимаю плечами и какого-то черта продолжаю стоять на месте.

— Парень твой? — Багиров кивает мне за спину, и я, как идиотка, на мгновение оборачиваюсь, встречаясь взглядом с наблюдающим за нами Ромой.

Сжимаю челюсти и стараюсь сосредоточиться на ударах своего беспокойного сердца. Пытаюсь контролировать эмоции, ускоряющие кровообращение, но к черту их.

— Друг, — резко произношу я.

— Друг, — Багиров равнодушно повторяет за мной и кивает.

— Ну я пойду…

Договорить не выходит.

Багиров внезапно делает шаг ко мне, обрывая на полуслове. Я не успеваю отреагировать и увернуться: в следующее мгновение его рука, путаясь в моих волосах, притягивает меня ближе и горячие губы собственнически накрывают мои.

Взрыв. Вот что я чувствую. Многозалповый взрыв. Он в моей голове, в моем сердце и в животе, в котором слишком болезненно воскресают когда-то убитые им же бабочки.

Я приоткрываю губы, чтобы шокированно вздохнуть, но Багиров пользуется этим и толкает внутрь язык, а вместе с этим и свой гортанный стон, окончательно сбивающий меня с толку.

Боже.

Это так горячо… и отчаянно…

Ошеломленная, я в полнейшей растерянности балансирую между нежностью и грубостью его губ. Между скольжением его языка и покусыванием моей нижней губы. Между ознобом и жаром, тяжестью затопившими низ живота.

Я поднимаю руки, не зная, что с ними делать, но в этот момент Багиров отрывается от моих губ так же резко, как и напал на них.

Его тяжелая ладонь смещается с затылка на мое лицо, большой палец оттягивает нижнюю губу и вырывает из меня сдавленный вздох.

Его горящий взгляд сталкивается с моим. Буря в его глазах такая опасная и безрассудная, что я удивляюсь, как он находит в себе силы не наброситься на меня по новой.

— Тогда передай привет своему другу, — глубокий голос Багирова прилетает ударом под дых, затем он окончательно отстраняется и с довольной ухмылкой скрывается за воротами лагеря.

Я вплетаю дрожащие пальцы в волосы и срываюсь на частые вздохи.

Губы покалывают и горят.

Голова кружится.

А ноги будто вросли в землю…

Что. Мать вашу. Только что. Произошло?