— Нашли?
Я поднимаю уставший взгляд и вижу в дверях Лизу.
— Увы. На территории лагеря их точно нет.
Встаю, нервно взъерошив волосы. Обхожу стол и подпираюего бедрами.
Качаю головой.
— Пиздец какой-то.
— Не накручивай себя. Найдем мы их. Наверное, сорванцы опять в город удрали.
— Мне что, на цепь их посадить?
— Ну-у-у, — Лиза вытягивает губы трубочкой и задумчиво шевелит ими. — Может, тебе стоит уделять им немного больше времени? — она тут же поднимает ладони, И предлагая дослушать ее до конца. — Ничего не имею против твоих сердечных дел, но ты и правда в последнее время сам не свой. А это же дети, сам понимаешь. С ними нужен глаз да глаз.
Задумчиво провожу ладонью по подбородку. А ведь она права. Неприятно это, конечно, признавать, но если бы я не поехал встречать Алису, то и парни бы улизнуть не рискнули. Я даже не понимаю, в какой момент позволил эмоциям сделать себя слабым. Настолько, что даже своих пацанов уже не в силах контролировать.
Чешу затылок и протяжно вздыхаю.
— Ты права. Такого больше не повторится.
— Ну ты сильно себя тоже не вини, но, конечно, будь к ним повнимательней. Нам хватило разборок с Алмазовым. Сам знаешь, каково успокаивать разбушевавшихся родителей.
Сдавленно усмехаюсь. Худшее из всех зол.
Из коридора раздается громкий топот, который стремительно приближается к моему кабинету, и пару секунд спустя в дверях возникает запыхавшийся Соколов.
— Вернулись! — кричит и, опершись о колени, переводит дыхание. — С ними еще этот… Алмазов!
Да твою ж мать!
Лиза смотрит на меня шокированным взглядом, и я разделяю ее чувства. Но одновременно с этим становлюсь чертовски раздраженным и злым.
— В кабинет их ко мне. Живо, — строго требую, а самого аж трясет внутри.
Сокол молча кивает и убегает за шпаной, которой мне сейчас придется вправлять мозги на место.
— Ну, я, наверное, пойду, — Лиза сжимает ладонь в кулак и подбадривающе им потрясает. — Ты давай держись тут. Приходи потом, я тебе успокоительного уколю.
Выпячиваю языком нижнюю губу и киваю.
— Иди, Лиз. Иди. Спасибо за помощь.
Она разводит руки, а потом прячет их в карманы больничного халата.
— Я-то что. Сами вернулись, пегасики.
Натягиваю улыбку и провожаю Лизу взглядом.
Отталкиваюсь от стола и подхожу к окну. Разминаю шею и, зажав ее ладонями, запрокидываю голову. Прикрываю глаза и стараюсь правильно дышать, чтоб вернуть себе самообладание, но стук в дверь все обламывает.
Недовольно рычу и поворачиваюсь к двери.
— Входите.
Заходят друг за другом. В глаза не смотрят. Кроме Алмазова. Самый, блядь, смелый.
— Илай Дамирович, я все объясню…
— Я тебе слово не давал, — грубо перебиваю парня. — С тобой мы поговорим в последнюю очередь. — Перевожу взгляд на святую троицу. — А теперь быстро объяснили мне, что вы устроили?
Парни перетаптываются с ноги на ногу. Головы опущены. Руки в карманах. Зло дергаю челюстями и подхожу ближе, позволяя себе повысить тон:
— Я не могу понять: в какой момент я заслужил ваше неуважение? Я в чем-то вас ущемляю? Плохо к вам отношусь? Или не устраиваю как тренер?!
Качают головой. Синхронно.
— Тогда какого черта вы ставите под угрозу мой авторитет как тренера и человека, несущего ответственность за ваши жизни?! Дурной пример заразителен, да, Алмазов?
Хорошев выходит вперед, но в глаза мне так и не смотрит.
— Мы не хотели вас подводить…
— Да, простите нас, Илай Дамирович! — вступается Луговой бодрее. — Мы не сделали ничего плохого!
— Вы покинули лагерь без какого-либо разрешения. И вы прекрасно знаете, какие у меня и у вас могут быть из-за этого проблемы. У нас соревнования на носу. Мы и так лишились сильного бойца по его же глупости. Давайте еще троих дисквалифицируем. Нормально будет, да? Только вы не себя подводите, а всю команду. Или вы больше не часть корабля?!
— Не нужно дисквалифицировать, Илай Дамирович! Мы же вернулись, и все хорошо…
— Больше не повторится, обещаем, — Хорошев дает вербальный зуб.
Сжимаю челюсти. Желваки ходуном ходят, аж сводит все.
— На спарринги вы все поедете. Разумеется, кроме Алмазова. Но в субботу отбой у вас в девять и никакой дискотеки.
Парни хором стонут.
— Ну как так-то, Илай Дамирович?
— А вот так, — строго чеканю, — будет неповадно нарушать правила.
— Ну ладно мы-то, а Покровский-то за что?! Его же не было с нами! — недоумевает Луговой.
— А Покровский получает свое наказание за то, что прикрывал ваши задницы.
— Это была ложь во благо! — хорохорится он. — Они ж мои братаны, как я их сдам? Илай Дамирович, ну не по-пацански это!
Знаю. И сам когда-то был на их месте. Но поощрять не могу. Я теперь их мать и отец здесь. И вот эти понятия мне, наверное, не нужны, когда они подводят всех вокруг.
— А что по-пацански? Угонять электросамокаты и руки ломать? Напиваться черт знает где и рисковать собственной жизнью?
— Не пили мы!
— И ничего не угоняли!
— Мы, вообще-то, подарок вам готовили! — выдает Луговой, а остальные пацаны шикают на него.
— Молчи, придурок!
Хмурюсь. Подарок? Бросаю взгляд на настенный календарь, и тут до меня доходит. В субботу мой день рождения. Реально крышей поехал, я и не вспомнил бы. И как теперь мне их наказывать? Рисковали же не просто так, а ради меня.
— Ну что? — Луговой лыбится и отмахивается от друзей. — Мы прощены?
Матерюсь себе под нос, так чтоб не слышали. Жуки.
Сам улыбаюсь.
— Подарок настолько хороший, что стоил вашего наказания?
— ЛУЧШИЙ! — хором выдают они.