Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 7

Дрожащими пальцами тыкаю в кнопки домофона.

Монотонная трель вызова, кажется, длится вечно.

А я все больше и больше чувствую, как невидимые стены смыкаются вокруг моего взволнованного сердца.

Я задыхаюсь от ощущения, что ловушка вот-вот захлопнется. Сейчас я сбежала. Но, что-то мне подсказывает, что все предрешено и выхода из этой ловушки нет. Есть лишь оттягивание неизбежного.

— Кто? — наконец раздается голос Лены, а на заднем фоне слышу лепет своего сына.

— Я, — глухо выдыхаю. — Открой. Скорее.

— Ты чего-то быстро.

— А может, мы поговорим дома? — нервно выпаливаю я и оглядываюсь назад.

Машина Багирова стоит на том же месте. Я машинально дергаю дверь. И когда она с характерным щелчком открывается, я буквально врываюсь в парадную.

Прохожу мимо лифта и поднимаюсь по лестнице, надеясь, что смогу перебить мандраж физической нагрузкой.

Но уже на третьем этаже понимаю, что сделала только хуже, потому что ко всем моим симптомам нервного возбуждения добавляются одышка и дрожь в ногах, а страх просачивается еще глубже.

Я бы очень хотела иметь достаточно контроля над мозгом, чтобы подать сигналы во все свои нервные окончания и отменить эту глупую реакцию.

Но, кажется, уже слишком поздно.

У меня паническая атака. Я ссылаюсь на нее, потому что мысль, будто меня волнует сам Багиров, его взгляд и голос, вызывает сильное отторжение.

Господи, он смотрел на меня так, что дурацкие мурашки танцевали на коже чечетку. В животе до сих пор странная тяжесть, а температура тела, даже несмотря на мокрую одежду, достигает неадекватных пределов.

Глупости какие… Я не могу этого хотеть. Я не могу хотеть ни его, ни вообще какого-либо мужчину. Он же убил во мне это. Сделал фригидной. И за последние три года я в этом уже убедилась лично.

Я стала такой эмоционально скудной, что любые сильные эмоции были для меня роскошью. Так какого черта сейчас со мной это происходит? Почему я не могу управлять ни долбаным телом, ни головой, ни сердцем? Почему меня волнует, что обо мне подумал Багиров? И почему его лицо перекосило, когда он бросил взгляд на мой телефон? Неужели он все понял? Господи, да тут бы и дебил все понял. Сначала проклятая детская соска, а потом фото Кирилла на экране моего телефона…

И вместо того, чтобы выяснить это, я сбежала как трусиха.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я сразу почувствовала себя рядом с ним не в своей тарелке. И совершенно не знала о чем говорить. Зато он знал. Этим и начал загонять меня в ту самую жалкую версию меня. Позорную, уязвимую и беспомощную.

Но я не такая! Я справилась со всем дерьмом в прошлом, родила замечательного сына, и уже воспитываю третий год его без чьей-либо помощи, за исключением бабы Люси, конечно. Все азы по воспитанию я получила от нее. Ну и заодно из литературы, которую читала взапой. Жаль, что многие советы оттуда на деле оказались не так просты. Лайфхаки бабы Люси гораздо эффективней.

Но только благодаря себе я начала новую жизнь. Потому что я хотела жить. И хочу. И я не должна позволять появлению Багирова делать себя слабой…

Щелчок замка вырывает меня из мыслей, и я вплетаю в мокрые волосы пальцы, только сейчас осознавая, что стою у стены рядом с квартирой Лены.

— Ты чего здесь? — она выходит на лестничную площадку, и мы встречаемся взглядами. — Али-и-ис? Ты в порядке?

Сглатываю вязкую слюну и опускаю голову.

— Я не в порядке, Лен.

— Что случилось? — Молчу. — Боже ты мой, Самойлова, посмотри на меня и скажи, что произошло?!

Я давлюсь удушливым смешком.

Медленно поднимаю на нее взгляд и нахожу в себе силы, чтобы голос звучал ровно:

— Можно я сегодня останусь у тебя?

Я мою Кирюшу после ужина, который он беспощадно давил руками и которым больше вымазал лицо, чем поел. И, конечно же, он не слишком рад, что я лезу к нему с полотенцем. Поэтому, когда я наконец плюхаюсь с ним на диван, он выворачивается и выбирается из моих рук, капризничая:

— Мама-ська ить! Ить! Качу ить!

Я устало смотрю на подругу, которая все это время наблюдает за моей борьбой с сыном с улыбкой на лице.

— Лен, подай его водичку.

Сидя на подоконнике, она протягивает руку, цепляет бутылочку-поилку и подает ее уже топающему к ней Кирюше.

Он с жадностью высасывает водичку, шумно сопя.

И как только заканчивает, бежит обратно, бросает бутылочку на диван, и, с кряхтением забравшись ко мне на колени, снова начинает капризничать.

— Мама… — канючит. — Осип та-та-та!

Я беру его на руки и, усадив поудобнее, начинаю играть с ним:

— По кочкам, по кочкам…

— Ну и что ты думаешь?

Бросаю взгляд на подругу, прерывая игру с Кирюшей и не сразу соображая, о чем она.

— Не тупи, Самойлова. Ты расскажешь ему о сыне?

Я вскидываю брови, совершенно не ожидая, что после моего рассказа о прошлом она спросит именно это.

— Я не знаю, Лен. — Сощуриваю глаза. — Ты вообще, ничего не пропустила из нашего разговора?

— Нет, — Лена складывает руки на груди. — И поверь мне, я бы больше всего хотела, чтобы Кирюша никогда не узнал об этом уроде, но у тебя дела идут неважно, а твой этот Багиров, как ни крути, его отец. К тому же при бабках. Да, безусловно, он редкостный козел, которому я бы лично врезала между ног. Ты уж извини, но поспорить на девственность и потом изнасиловать… ну это пиздец, Алис.

Я морщусь, покачивая притихшего сына на коленях.

— Ну это было не совсем изнасилование… — я закусываю губу. — Мне нравился он, и я хотела его, просто… все вышло как вышло… — Качаю головой, смотря в никуда. — В тот день я повелась на провокацию, а Багиров был не в себе и пьян…

— О-о-о, ну да, давай мы будем оправдывать этого козла! Ладно, не изнасиловал, а грубо взял силой… Или как ты это хочешь назвать?

Я сжимаю челюсти, нервно дергая пальцем ноги. Вообще, мне не очень нравится говорить об этом с ребенком на руках.

— Я не знаю, Лен, — огрызаюсь. — Но насильники не сожалеют о содеянном. А он пожалел сразу же, как понял, что натворил.

— Что ж ты тогда после встречи с ним бледная как смерть? Господи, если бы я знала, кто этот мудак, не дала бы ему номер даже под пытками!

— Послушай! Я не оправдываю его, — шиплю тихо, замечая, что Кирюша уже начал задремывать. — Не оправдываю, ясно? И, вообще, не вижу смысла говорить об этом. Мы встретились — и ничего из этой встречи не вышло. Все. Он уехал. На этом тема закрыта.

— Ага. Смысл сейчас спит на твоих руках.

Лена кивает на моего сына.

— Судя по твоим рассказам, этот Багиров с деньгами. Подай на гребаные алименты!

Я поднимаюсь на ноги и перекладываю сына поудобней.

— Мне ничего от него не нужно. Можешь считать меня дурой… да кем угодно! Но ничего подобного я делать не собираюсь. Возможно… — нервно облизываю губы, — возможно, я сообщу ему о сыне, и если он решит поучаствовать в его воспитании…

Лена перебивает меня саркастическим смешком.

— Ага. Он же белый и пушистый. И обязательно возрадуется этой новости. — Она тычет в меня пальцем. — Будь готова к тому, что первым делом он отправит тебя на тест ДНК! Так какого хрена ждать унижения, когда можно пойти сразу в суд и самой заказать экспертизу, которую ты потом швырнешь ему в лицо! Сама подумай. Ты осталась без работы. Одна с ребенком на руках. Хватит уже строить из себя Жанну Д'Арк!

Каждое слово подруги попадает в меня острым камнем. И я знаю, что наверняка она права. Но… это гребаное НО!

В голове полнейшая неразбериха, и я понятия не имею, как поступить правильно и как вообще поступить!

Хочу ли я связывать своего сына с Багировым, даже если идти путем, который предлагает мне Лена?

Ничего не ответив подруге, я разворачиваюсь и иду укладывать сына на ее кровать. Пользуясь тем, что он спит, я быстро надеваю на него подгузник и поправляю застежки бодика. Кирилл переворачивается на бочок со сладким причмокиванием, и я осторожно укрываю его. Боже, у меня руки онемели. Он явно весовой категорией пошел в своего папашу. Еще годок — и я вообще не смогу его держать на руках.

Выпрямляюсь и ловлю себя на мысли, что хочу остановить время.

Он так быстро растет. А я и так с трудом нахожу возможность побыть вместе со своим сыном, больше думая о том, как прокормить нас и не остаться без крыши над головой.

Может, совет Лены не так уж и плох. Но, черт, как же меня бесит вот это состояние, когда ты не знаешь, что и как лучше сделать.

Задвинув шторку и скрыв кровать в нише, я возвращаюсь на кухню. И не успеваю сесть на диванчик, как Лена снова меня огорошивает:

— Слушай, я тут подумала… тебе же все равно надо найти работу, пока ты там решишь: подавать на алименты или нет. Так вот, у Корнеева мама в ЦРБ медсестрой работает. Может, он поговорит с ней и тебя санитарочкой возьмут, там же ночные смены есть?

Я пожимаю плечами.

— Там сутками, наверное, работают.

— Ну надо поговорить и все выяснить, — она спрыгивает с подоконника и начинает что-то искать по шкафчикам. — Может, по связям-то и предложат что-нибудь подходящее? Тем более Корнеев неровно дышит в твою сторону. Уверена, он приложит максимум усилий, чтобы помочь тебе.

— Ой, Лен. Не говори ерунды, — отмахиваюсь и подтягиваю колени к груди. — Я не собираюсь пользоваться тем, что нравлюсь ему. Еще и поймет неправильно. А надежд никаких я давать не хочу.

Подруга запрокидывает голову и стонет.

— А что ты хочешь? Страдать по своей пантере?

Кладу подбородок на колени и закатываю глаза.

— Я не страдаю по нему, — бубню.

— Ага, скажи это той версии себя, которую я встретила в парадной. Понятно, что он отец Кирилла и все такое, но это не повод прыгать в омут с головой. Он точно не твой вариант, разве что только если подать на алименты, — Лена, особенно выделив последнее слово, продолжает открывать шкафчик за шкафчиком. — Блин, у меня вино закончилось.

Она поворачивается ко мне с нахмуренными бровями.

— Ну и ладно, — я говорю сквозь зевоту. — Пошли спать.

— Какое спать? Время еще детское и мы только начали разговор по душам. Сейчас позвоню Ромашке, пусть тащит сюда свою задницу, а заодно и вина прихватит.

— Лена, — я смотрю на нее красноречиво, — не занимайся сватовством, пожалуйста.

— Да какое сватовство? Я тебя умоляю. Мне просто нужна бутылка вина. А зная, что здесь ты, он не откажет!

— Ты можешь сама сходить в магазин.

— Ты погоду за окном видела?

Она подмигивает мне и прижимает телефон к уху.

— Заодно и про работу с ним поговорим.

— Лена, не нужно! Мне неудобно… — я тянусь, чтобы вырвать из ее рук телефон, — он звонил мне, а я сбросила и так и не перезвонила! Отдай!

Любова уворачивается, хихикая.

— Не вздумай! — рычу я.

— Але, Ромаш, не спишь?

— Лена, не беси, — шиплю вполголоса, но та лишь отмахивается и отходит к окну.

— Отлично, тогда может к нам? У меня Алиска в гостях. Ага. Все, тогда ждем. А и, эт самое, захвати вина нашего. Ага. Я переведу тебе сейчас денежку. — Лена улыбается до ушей. — Ой, ну ты прям душка. Спасибо, дорогой. Ждем.

Лена скидывает звонок, а я уже дышу как разъяренный бык.

— Ну чего ты злишься, Алис? Я ж для тебя все это!

— А я просила? — поднимаюсь из-за стола. — Пойду лучше к сыну.

Жаль только, что квартира Лены — всего лишь крохотная студия, в которой мне даже не хлопнуть дверью, чтобы избежать и ее, и Корнеева, который скоро появится здесь.

И нет, я неплохо к нему отношусь.

Рома — хороший парень и всегда готов выручить, но не люблю я о чем-то его просить. Потому что знаю, что нравлюсь ему. А ответить взаимностью не готова.

Поняла это еще в тот первый раз, когда Рома попытался поцеловать меня в подсобке, а у меня, кроме отвращения, застрявшего комом в горле, ничего в душе не возникло.

Я почувствовала себя ужасно неловко. И видеть лицо Ромы в тот момент было невыносимо.

Мы даже в какой-то период практически перестали обращаться, но, видимо, у него снова взыграли чувства и в последнее время он снова начал одаривать меня своими подкатами, без вариантов раз за разом оказываясь во френдзоне. Потому что после того казуса, я поняла, что не стоит даже пробовать.

Как бы я ни пыталась отрицать и закрывать глаза на свои внутренние заморочки, одно было очевидно — я дефективная. Я всегда была такой, но теперь у меня на один дефект больше. И он засел настолько глубоко, что я не знаю, как его искоренить. Багиров разбил мои розовые очки стеклами внутрь, и навряд ли я смогу когда-нибудь снова довериться мужчине…