Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 40

Я помогаю бабе Люсе догладить и разложить белье по местам, когда в дверь резко тарабанят, так что мы едва не подпрыгиваем.

— Господь всемогущий, что сегодня за день-то такой? — ругается старушка, а я, потрепав насторожившегося Кирюшу по макушке, спешу посмотреть, кто там.

— Твою мать! Самойлова! — встречает меня облегченный вздох подруги, как только я распахиваю дверь, но ее облегчение быстро сменяется гневом: — Я ужасно волновалась за тебя! Что с твоим телефоном?

Она окидывает меня беглым взглядом с ног до головы, будто пытается убедиться, что со мной все действительно нормально.

— Ле-е-ен… — я приподнимаю брови, — с тобой все нормально?

Она выглядит обескураженной, с растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, будто бежала сюда из центра на своих двоих. Но смотрится все равно круто: розовые бойфренды и топ с длинными рукавами и надписью, конечно, незацензуренной:

«Заебана, но не сломлена».

— Да. А что насчет тебя? Я… — она нервно вскидывает руки. — Я думала ты позвонишь, — шипит шепотом, — так мало того, что ты этого не сделала, еще и трубки не берешь. Здрасте, баб Люсь! — выкрикивает она, вытянув шею.

— Здравствуй, Ленуся, здравствуй. Проходи, чаво ты в дверях застряла?

— Ага, сейчас кое-что улажу и загляну обязательно! — она хватает меня за руку и выдергивает в коридор, а потом отклоняется назад, как Нео в «Матрице», и салютует:

— Царевич, приветули! Ван момент — и я вся твоя.

Кирюша верещит, увидев свою любимку, но она уже тащит меня в комнату.

Я в полнейшем непонимании закрываю за нами дверь, и только тогда Лена отпускает меня и впивается кричащим взглядом: «А ты не оборзела?»

— Может, ты уже объяснишь? — я вопрошающе развожу руками, едва сдерживая смех. — В чем дело-то?

Лена прерывисто втягивает носом воздух, складывает на груди руки и дергает коленом.

— Ну… Я… Вообще-то, я думала это ты мне объяснишь, в чем дело и почему я не в курсе ваших… телодвижений.

Я усмехаюсь, поджимая нижнюю губу и кивая.

— Что ты подразумеваешь под «ваших телодвижений»?

— Ах, прекрасно. Просто прекрасно, — она хлопает ладонями себя по бедрам и, нахмурившись, смотрит на меня. — Ты будешь и дальше делать вид, что вчера у вас с Илаем не было свидания?

Я открываю рот и из него вырывается искренний звук удивления.

— Эм-м… а можно поинтересоваться из какого источника ты об этом узнала?

— Это неважно, — отмахивается она с легкостью, которая присуща только этой козе. — Важно то, что я чуть с ума не сошла. Нет, сначала я даже обрадовалась: Пантера хоть и задница, но каким-то волшебным образом заработал себе баллы в моем лице, НО! — Лена выставляет указательный палец, широко распахивая свои и без того огромные глазюки. — Когда ты не вышла на связь — ни вчера вечером, ни сегодня утром, ни даже в обед! — я, конечно же, забила тревогу! Нет, ну а чего ты от меня ожидала? — продолжает она тараторить, вываливая мне на голову свой сумасшедший монолог, будто это у нее вчера был секс, а не у меня. — В конце концов, — она сдувает прядь волос с лица, — что я должна была подумать, зная ваше прошлое?

Я прищуриваюсь и с любопытством склоняю голову набок.

— И что же?

Она выглядит немного растерянной от моей спокойной реакции. А потом выпаливает на одном дыхании:

— Ну точно ничего хорошего! А все потому, — Лена обвинительно покачивает головой, спасибо, что не цыкает, — что моя подруга даже не соизволила поделиться этой новостью со мной. А я, на секундочку, приложила руку к вашему воссоединению.

Я улыбаюсь, прикусывая нижнюю губу.

— И кто же поделился с тобой этой тайной новостью? — снова возвращаюсь к своему вопросу.

Она открывает рот, но тут же закрывает его, после чего распрямляет плечи и строит из себя строгую училку:

— Ты не в том положении, чтобы устраивать мне допрос, дорогуша. Ты заработала охренительный штраф. Да-да. Я очень возмущена. Подруги всегда звонят друг другу, когда дела касаются всяких любовных штучек, они разрабатывают план, разговаривают, просят совета и все такое. Радуются и плачут вместе. Понимаешь, да?

— Понимаю, — произношу примирительно, но не могу скрыть лукавой ухмылочки. — Да, у нас с Кириллом и Илаем вчера намечалось совместное свидание, но все пошло не по плану, и мы остались тут. Ну и как-то не до телефона мне было.

Между нами повисает тишина, а я жду, когда до этой сумасшедшей дойдет.

Лена рассеянно присаживается на подлокотник дивана, а потом поворачивается и замечает на полу одеяло с раскуроченной простынью, до уборки которых у меня еще как-то руки не дошли. Спустя несколько секунд она возвращает ко мне горящие глаза и широко распахнутый рот.

— Это то, о чем я думаю?

Я облизываю губы и пожимаю плечами.

— Не знаю. Мне уже страшно представить, что ты там думаешь.

— Бо-оже-е, — пропевает подруга и снова смотрит на место «преступления», затем встает и внимательно изучает на меня взглядом. — Боже, Самойлова. У вас в самом деле все было?

«Всамделишней некуда!» — хочется поддразнить Ленку чудны́м словечком бабы Люси, но вместо этого я решаю помучить ее еще.

Я поднимаю глаза к потолку, делая вид, будто не понимаю, о чем она.

— Возможно, — отвечаю уклончиво. — Раз у тебя есть секретики, думаю, я вправе тоже завести хотя бы один.

Лена прищуривается, морща нос.

— Ах ты задница.

Я подмигиваю:

— Ага, вся в тебя.

Нас прерывает приглушенная трель мобильного, и я пытаюсь понять, откуда идет звук. Со всем кипишем я совершенно забыла о существовании телефона. Подхожу к столу и роюсь в вещах, надеясь его найти.

Наконец хватаю гаджет и дыхание перехватывает от высветившегося имени.

Багиров.

— Ох, ну конечно, тут она сразу услышала, — ворчит подруга, а я, немного запаниковав, разворачиваюсь и выталкиваю ее за дверь. — Дай мне пару минут.

— Что это такое, Самойлова?

— Лен, иди… иди пока навести Царевича своего.

Она открывает рот в возмущении, но я чмокаю ее в щеку и захлопываю дверь перед самым ее носом.

Привалившись к двери спиной, смотрю на экран, чувствуя, как учащается мое дыхание.

Выдохнув сковавшее грудь волнение, подношу телефон к уху.

— Алло… Да…

— Привет. — Я рассеянно провожу пальцами по шее, наслаждаясь звучанием его глубокого голоса. — Как ты? Выспалась?

Сердце подскакивает, а потом начинает биться быстрее.

— Да. Благодаря тебе, — я закусываю губу и добавляю: — Но больше так не делай, пожалуйста.

— Как?

Я неловко топчусь на месте, а потом все же шепчу:

— Не исчезай.

Повисает небольшая пауза, после которой я слышу его тихий хриплый голос:

— Я просто не хотел будить тебя.

От интимности момента у меня пересыхает в горле, поэтому следующие слова выходят искаженными:

— Нет, лучше буди. А то я сегодня чуть с ума не сошла.

Я слышу его мягкий смех. Черт. Мне кажется, у меня в любом случае не вышло бы перед ним устоять. Я просто ускорила неизбежное.

— Даже не знаю, плюс это или минус. Но звучит мило.

А вот мысли мои были далеко не милыми, но этого я ему не говорю.

— Ты не ответил, — я нервно щелкаю ногтем.

— Хорошо. Договорились. Не исчезать.

Между нами повисает молчание, и я не знаю, чем его заполнить. Неловкость все еще давит мою грудь со всех сторон. Но эмоций так много, что они захлестывают с головой.

— У тебя все… хорошо?

Я слышу на другом конце его тяжелый вздох.

— Будет лучше, если я увижу тебя в ближайшие двадцать четыре часа, — хрипло выдает он, и бабочки в моем животе рассекают внутренности своими крыльями.

— Думаю, это можно устроить.

— Думаешь, да? — в его голосе проскальзывают игривые нотки.

— Ага.

Он снова смеется.

— Ты маленькая дразнилка, да?

Он говорит это так нежно, но у меня внутри все переворачивается.

— Я не хотела дразнить тебя.

— Ты можешь дразнить меня сколько хочешь. Мне нравится.

Я тяжело дышу, не зная, как справиться с теплом, разливающимся в животе.

— У меня на самом деле есть к тебе разговор.

Его тон немного меняется. Огонь у меня в крови становится тише. Но я, если честно, немного рада снижению градуса, потому что у меня едва не началась асфиксия.

— Какой?

— У меня тут есть кое-какие связи с детскими учреждениями. Я поговорил и узнал, что там с вакансиями. И… В общем, они предложили должность нянечки. Пятидневка, но зато никаких ночных смен. На это время я могу забирать мелкого себе, ну или мы могли бы договориться о месте в детском саду. Ему ведь уже положено по возрасту посещать детский сад?

Я молчу, даже не зная, что сказать, а потом невнятно угукаю.

— Ты подумай над моим предложением до вечера. И если ты не против, то я бы после занятий в лагере лично приехал за ответом.

Прерывисто втягиваю в себя воздух.

— Хорошо, — лепечу я. — До вечера.

— До вечера.

Я завершаю звонок и еще несколько долгих секунд стою неподвижно, оценивая масштаб его предложения и того, что он вообще заморочился… ради нас.

Покачав головой, сглатываю и, слабо улыбнувшись, выхожу из комнаты. В груди все еще искрит от разговора с Илаем и его заигрывающих фразочек. Но когда я захожу в комнату к бабе Люсе, я частично переключаюсь. Ленка даже не слышит, что я вошла: она сидит на полу, одна, сложив ноги по-турецки, и пялится в телефон, сосредоточенно грызя ноготь. Во мне тут же вспыхивает любопытство.

— Что-то настолько интересное? — спрашиваю.

От неожиданности Лена взвизгивает и дергается, телефон вылетает из рук и падает на пол экраном вверх. И я жалею, что он не разбился, потому что вижу это…

На фото — идеальный пресс, а жилистая рука, покрытая черными молниями, придерживает большой эрегированный член поверх белых боксеров.

Лена дважды спотыкается, пока доползает до телефона и забирает его. А потом ее глаза, полные ужаса, поднимаются на меня.

— Ты ничего не видела.

Мои губы растягивает улыбка.

— Самойлова. Молчи.

Я прижимаю костяшки пальцев к губам.

— Это действительно интересно.

— Это спам.

Я киваю с выражением откровенного недоверия на лице.

— Ну-ну, — скептически тяну. — И как зовут этот «спам»?

Лена встает, ее щеки — как раскаленные угли. Прикоснись к ним — и ожог обеспечен.

— А как же, — дальше я припоминаю ее же слова, — что подруги всегда звонят, рассказывают друг другу про любовные штучки, что-то там вместе планируют, а?

— Это не любовные штучки! — выпаливает Лена. — Это… это… — она краснеет до максимальных пределов. — Пойду-ка я помогу бабе Люсе с Царевичем, — и пулей вылетает из комнаты, а я, прикусив губу, смотрю ей вслед и, не выдержав, начинаю громко хохотать. И кто еще из нас задница?