Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 43

Злость пытается просочиться сквозь поры, но каким-то чудом у меня получается контролировать эту глупую эмоцию.

Надеюсь, самообладание останется со мной и когда я подниму вопрос о его отъезде.

В кабинет больше не захожу, чтобы не провоцировать себя картиной «счастливой семьи», но, даже измеряя узкий коридор шагами, слышу, как из процедурной доносится приглушенный смех, и меня это бесит.

Возможно, я и правда слишком остро реагирую и со стороны выгляжу ужасно нелепо, но, извините, у меня не было примера доверительных отношений. У меня вообще ничего не было, кроме комплексов и психологических травм. И я понятия не имею, как должна вести себя, когда внутри все кипит от этой тупорылой ревности…

Мои мучения прерывает внезапно распахнувшаяся дверь, и в коридоре появляется Илай с Кириллом на руках.

Сынок замечает меня, его лицо тут же кривится и, протянув ко мне руки, он начинает хныкать.

— Мама, — он показывает на пластырь на лбу. — Бона. Мама, целуй.

Усталая улыбка трогает мои губы и, вздохнув, я забираю Кирюшу себе. Он обхватывает меня за шею, делая вид, что без меня ему было плохо. Конечно-конечно. Маленький жучок.

Я целую сына в щечку, приговаривая присказку про кошечек и собачек и бросая на его отца недобрый взгляд. Пусть не расслабляется. У него так быстро растопить мою обиду не выйдет.

— Больно было? — воркую сыну на ушко, и он кивает, потираясь носом о мое плечо. Спать уже хочет. Устал. — Ты храбро держался, мужичок мой, — шепчу я ободряюще, чмокаю его в макушку и, протиснувшись мимо Илая, выхожу на улицу.

Он, конечно же, тут же догоняет меня.

— Ну что? Ты успокоилась?

Я останавливаюсь, открываю рот и, кажется, у меня начинает дергаться глаз. Я? Успокоилась? Господи, парни, никогда! Никогда не говорите это девушкам после ссоры.

Снова возобновив шаг, бросаю через плечо:

— Да. Вызови такси, пожалуйста.

— Блядь, — сзади ворчит Багиров. — Значит, нет.

Я ничего не отвечаю и продолжаю молчаливо идти вперед, не останавливаясь даже за воротами лагеря.

Но Илай тоже не отступает, и я слышу, как сигналит машина на парковке.

— Ты можешь не разговаривать со мной. Но сына хотя бы пожалей. Он устал. Давай отвезу вас.

Я тяжело вздыхаю, находя в его словах мудрость, которой мне сегодня крайне не хватает.

Разворачиваюсь и вижу, что Илай уже распахнул дверцу заднего сиденья и жестом просит сесть.

— Ладно. Ты прав.

Кивнув, забираюсь в салон.

Багиров, как и обещал, держит слово. Молчит. Только иногда бросает взгляд в зеркало заднего вида, но я сразу отвожу свой в сторону.

Кирюша засыпает практически сразу и, видимо, наревевшись, спит так крепко, что не просыпается, даже когда Илай паркуется у общаги и помогает нам выбраться из машины.

— Давай я донесу.

Я на секунду задумываюсь, но поняв, что одна из рук уже онемела, решаю не отказываться от его помощи, правда, у самых дверей на моем этаже общежития останавливаю его и забираю Кирюшу себе.

— Дальше я сама, — перехватываю сына поудобней. — Подожди меня здесь, пожалуйста.

Илай вскидывает брови, затем хмурится и, наконец, хмыкнув, кивает и отходит назад, безмолвно ерничая жестами и легким поклоном: мол, как скажете, ваше величество.

Я игнорирую, ну или делаю вид, что игнорирую, и захожу в общагу, как можно тише добираюсь до комнаты и осторожно укладываю сына в кроватку.

Несколько минут стою и наблюдаю за его сном: достаточно ли он крепок, а затем так же бесшумно выхожу из комнаты и спускаюсь к Багирову.

Он стоит на один пролет ниже, подперев стену плечом, глядя куда-то в окно. Задумчивый. Напряженный.

Я вот только не понимаю: в какой момент у нас все пошло наперекосяк?

Скрип закрывающейся двери выдает мое присутствие. Илай поворачивает голову, и я на мгновение вижу тень усталости на его лице. Но затем она сменяется холодом.

Багиров подходит. А у меня пульс ускоряется от понимая, в какую сторону мы сейчас повернем. Не таким я представляла этот вечер…

— Два шага вперед и десять назад, да?

Молчу.

— И сколько мы еще танцевать так будем?

— А это ты у себя спроси, Илай.

Складываю руки на груди, нервно постукивая пальцами по предплечью. Господи, да пошел к черту этот контроль!

— Когда ты собирался мне сказать? И вообще, — тяжело дышу, — собирался ли?

Его взгляд темнеет, и все становится понятно без слов: он знает, о чем я.