Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 8

Илай

В лагерь приезжаю злой как собака.

Езда на скорости ничуть не ослабила ни натянувшиеся нервы, ни гребаный стояк.

Только добавила пару штрафов в мою коллекцию. Зашибись, че.

Заезжаю на парковку и, заглушив тачку, устало провожу ладонью по лицу. М-да. С досадой качаю головой. Не так я планировал завершить наше недосвидание.

Не то чтобы я на что-то рассчитывал, но, блядь… уж точно не на ее желание съебать от меня как можно скорее. Только что мне оставалось делать?

Догнать ее и сгладить неидеальные углы нашего прощания? Хотел ли я этого? Да, черт возьми!

А она?

Определенно нет.

Мало того, что Алиса убежала от меня как от стихийного бедствия. Так еще этот ебаный Рома засел в моих мыслях. Кто он и зачем ей звонил?

Я понимаю, насколько глупо смотрится моя ревность, но еще глупее было бы начать выяснять с отношения с Алисой.

Скулы сводит от раздражения и какой-то беспомощности в этой ситуации.

Выдохнув сквозь зубы, несколько раз бьюсь затылком о подголовник.

Не должно меня волновать, с кем она крутит шашни. Перезвонила ли этому Роме? Или он ждал ее дома? Блядь.

Не думать об этом. Просто не думать.

В конце концов, Алиса имеет полное право на личную жизнь.

Остаток вечера провожу в зале в спарринге с грушей.

Пацанов решил не тревожить, боюсь, они не обрадовались бы перспективе помочь мне сбросить пар на матах. Это и к лучшему. Я в таком состоянии, что наломать дров могу.

А мне сейчас это не нужно. Я слишком долго шел к своей цели.

После того как Алиса исчезла, многое изменилось.

Продал тачку, сломал челюсти двум своим друзьям, ушел из универа, разорвал помолвку с Фирсовой и, послав всех на хер, съехал с квартиры матери на съемную и на какой-то период залег на дно.

Хуево было пиздец.

От самого себя и от понимания, что по факту никому я оказался не нужен. Стоило только уйти с радаров.

Изредка я листал ленты соцсетей, понимая, что жизнь у парней осталась прежней и мое отсутствие не сыграло никакой роли.

Сначала было как-то не по себе, ревностно, что, кроме пары пропущенных звонков от Смайла, особо-то никто и не задумался, куда я пропал.

А потом и это перестало меня волновать. Появилось безразличие к собственной жизни.

Я был потерян. Не знал, с чего начать и стоит ли вообще начинать.

Каждый раз во сне, видя ее, вспоминал, каким был ублюдком.

А снилась она мне часто. Будто порчу на меня навела, наказав кошмарами с ее испуганными глазами, в которых был только ужас и отвращение ко мне.

Воротило настолько, что я разбил все зеркала в квартире, чтобы не видеть своего отражения.

Пытался ли я найти Алису? Нет.

Думал ли о ней? Постоянно, блядь.

Но не искал.

В какой-то момент даже возненавидел ее за то, что она взяла деньги моей матери и сбежала, даже не попробовав дать мне шанс все исправить.

В один из моих серых дней на пороге съемной хаты я столкнулся с мужчиной, который представился моим дядей.

Я практически не помнил его: виделись, когда мне было лет пять.

Он сообщил мне о смерти своего брата и моего биологического отца, а вместе с тем и номер счета, где хранились бабки от недвижимости в Америке, которую продал дядя и обменял на рубли.

Я был не в лучшем положении, чтобы отказываться от денег, но и прикасаться к ним было тошно.

То, что со мной сделал человек, считавшийся отцом, уже не исправят никакие деньги.

Я возненавидел его еще больше после того, как грубо обошелся с Алисой. Насилие. Вот единственное, что мне демонстрировал мой отец. И я презирал себя, понимая, что этим поступком лишь подтвердил, что я его сын.

Но что-то произошло, когда я узнал о его смерти.

Будто какой-то щелчок в груди переключил все мое подсознание, и я почувствовал себя свободным. По-настоящему.

Пускай мой рацион сузился с ресторанного меню до овсяной каши, яиц и пельменей, а пафосная тачка — на две беговые, но что-то произошло.

Я понял это, когда открыл объявления о поиске сотрудников, когда почувствовал вкус еды, пусть даже самой простой, когда проснулся и вышел на пробежку, а после записался в зал на районе. Что-то изменилось, и я не мог понять — что, но мне это нравилось.

Там же я познакомился с Расулом Магомедовичем, преподавателем самбо в одной спортивной школе, а впоследствии этот мужчина дал мне столько, сколько я не получал от родного отца. И никогда бы не получил.

Расул Магомедович рассмотрел во мне потенциал, а я не стал отказываться от его предложения по тренерству. Он помог мне зачислиться в универ благодаря своему знакомому, которым оказался отец Смайла. Мир тесен, чтоб его. На руку пошли и мои предыдущие достижения в спорте, так что я перевелся сразу на третий курс. И в итоге попал туда, где я есть.

Но все перевернулось к чертовой матери, когда я вышел в свет и старые знакомства снова начали всплывать в моей жизни. А потом я появился в том клубе и понял, насколько моя судьба коварная сука.

Наутро моя серость никуда не исчезает. Вместо того чтобы выйти с пацанами на пробежку, я продолжаю сидеть на кровати с телефоном в руках. Пишу уже пятый вариант сообщения Алисе, но снова стираю. Все не то.

Может, позвонить? Но что я ей скажу?

Закусив губу, медленно мотаю головой. Нет. Тоже не то. После вчерашней встречи, думаю, не стоит. К разговорам она не особо готова. И повода-то, сука, нет никакого позвать ее опять куда-то.

А вот это вот ее:

Всего хорошего тебе, Илай.

Это что, блядь, типа она простилась со мной?

Будто и не знала меня раньше. Знает же, что я упертый. Вот только теперь действовать нужно осторожнее. Чтобы не спугнуть. Без грубости и фанатизма.

Пишу очередное сообщение с предложением сходить поужинать, но снова стираю. Откажет. Интуиция, мать ее. Надо что-то другое. Но что?

Не хочется себя задвигать еще дальше, но и ждать очередной случайной встречи — бред.

Усмехаюсь. Глухо. Пиздец какой-то, мне сейчас надо на тренировку настраиваться, а не страдать хуйней.

Надо либо что-то написать, либо отпустить все к чертовой матери и жить дальше.

Не клеится у нас, может, и не стоит пытаться стучаться башкой в закрытые двери. Но при мысли забить и жить дальше что-то загорается в груди и дергает как воспаленный нерв. Забудешь ее, как же.

Топот приближается, и по характерному звуку я могу понять, что как минимум три человека бегут к моему кабинету.

Хотя кабинет — это громко сказано.

Бросаю взгляд на двери, прежде чем по ним начинают тарабанить, а потом в комнату вваливаются Хорошев, Покровский и Луговой. Эти трое — ходячие магниты для приключений на свои задницы.

— Илай Дамирович, ну вы где там? Долго еще ждать?

Толкаются в дверях.

— Опаздываете, Илай Дамирович.

Луговой бьет локтем в бок Покровского.

— Начальство не опаздывает, а приходит вовремя.

Вот же пиздюки.

Улыбки у всех до ушей. Щеки красные. Глаза горят.

Мне бы сейчас их заботы.

Усталая ухмылка кривит мои губы. К сожалению, сегодня я не могу ответить им тем же энтузиазмом.

Тяжелый вздох. Провожу рукой по лицу. Затем ерошу волосы и, так ничего и не напечатав, блокирую экран.

— Пацаны! Пацаны! — раздается из коридора, и парни тут же оглядываются. — Там драка!

Блядь. Вот тебе и доброе утро.

Не успеваю подняться, как святая троица тут же ломится на выход.

Я следом. Парни уже перепрыгивают через лестничный пролет, а я, заметив через окно на поляне столпотворение, перехожу на бег.

Уже слышу фамилию главного действующего лица:

— Алмазов! Давай! Выруби его!

Этот парень явно послан в наказание за все мои грехи. Потенциал шикарный, но дисциплина хромает на две ноги.

— Алмазов! Алмазов! — скандирует толпа.

С его физическими данными я уже представляю веселье противника.

Матерюсь под нос.

Только недовольных родителей мне и не хватало.

Толкаю двери и вырываюсь на улицу.

— А ну, разошлись! — рявкаю, и толпа пацанов тут же рассыпается в стороны, кроме двоих, которые скрутились в клубок.

За два шага дохожу до них и за шкирку оттаскиваю Алмазова, который в этот самый момент замахивается кулаком и бьет Соколова в нос. Блядь!

Отталкиваю Алмазова в сторону и подаю руку Соколову, вытирающему бегущую ручьем кровь. Рывком поднимаю его на ноги и обвожу всех столпившихся взглядом.

— Упор лежа приняли! Все! — рычу. — Живо!

Орава кучкуется, что-то ворчит под нос, но выполняет приказ. Раненый тоже, шмыгнув разбитым носом, опускается на четыре точки, но я останавливаю его.

— Соколов, к медичке иди.

Кивает и, прижав предплечье к носу, плетется прочь с поля боя.

— Вам особое приглашение нужно? — обращаюсь к притихшей троице.

— А мы-то за что? — возмущается Луговой. — Нас же даже здесь не было!

— Упор лежа, — киваю вниз. — Всех касается. А тебя, Алмазов, в первую очередь.

Недовольно смотрит на меня. Терпение испытывает, которого нет.

— Ты за драки наказание помнишь?

— Он заслужил, — цедит сквозь зубы, но все-таки становится в планку.

— Это не тебе решать. Лучше подумай над своей дисциплиной, такими темпами ты получишь дисквалификацию, и родители уже не спасут. Алмазов, — строго чеканю, тот смотрит в землю и пыхтит. — Пять минут планки, а за ней без отдыха сто отжиманий. И на выездные спарринги на следующей неделе ты не едешь. — Перевожу взгляд на остальных пацанов, послушно стоящих в стойке. — Отдыхайте. Затем каждому три подхода по тридцать отжиманий, чтобы неповадно было смотреть, как бьют слабого. Что я говорил по этому поводу?

— Часть команды — часть корабля, — ворчит Соболев, и за ним проносится волна сдавленных смешков.

Мои губы тоже дергаются в ухмылке. Это мы по вечерам устраиваем киносеансы. После просмотра знаменитой пиратской саги, пацаны взяли эту фразу как лозунг. И я согласен с ними, ведь в каждом деле настрой команды, сплоченность и интерес приведут любой «корабль» к успеху. Но я спросил не об этом.

— Это фраза Дейви Джонса. А я что говорил?

Луговой поднимает голову. Отряхивает колени от травы. Щурится.

— Биться с тем, кто не в вашей весовой категории, — это слабость.

— Верно. Из-за чего началась драка?

Тишина.

— Мне вернуть всех в планку?

Платонов, видимо, прикидывает цену молчания и, пыхтя, поднимается на ноги.

— Соколов поцеловал Машку, а она нравится Алмазову.

Девочки… Где девочки, там и проблемы. Они в соседнем корпусе, но пиздеца от этого не меньше. Уже не одного за шкирку ночью с забора снимал. Не положено. Им на спорте нужно концентрироваться, а не на юбках.

Хотя по-человечески или даже по-пацански я их прекрасно понимаю. Сам к одной сейчас бы хоть в окно сиганул, да только в моем случае это на грани фантастики.

Прочищаю горло. Киваю.

— Ясно.

Что еще добавить? Я бы и сам в нос вломил, если бы на моих глазах такое произошло, но вслух этого не говорю. И мужской солидарности не позволяю смягчить наказание.

Вместо этого сам принимаю упор лежа.

— Илай Дамирович, вы чего?!

— Дисциплина одинакова для всех.

Это все что я произношу, прежде чем начать отжиматься. Пусть поразмышляют, почему я разделяю с ними их наказание.

Не опоздал бы — и драки бы не было. А кто, как не тренер, должен показывать пример? На одних наказаниях в воспитании далеко не уедешь.

После отжимания уходим на пробежку по лесополосе. Там рядом есть небольшое озеро. Пе́кло начинается еще до обеда, поэтому я разрешаю парням искупаться.

Вернувшись в лагерь, переодеваемся в форму и идем в зал на спарринги. Но вместо того, чтобы присоединиться к тренировке, я раздаю указания, а сам выхожу на крыльцо.

Настрой никакой. Мысли снова кружат в голове об одном. Точнее об одной.

Качаю головой и сажусь на разгоряченные от солнца ступени. Достаю из кармана телефон и бездумно кручу его в руке.

— Филонишь, мастер Йода?

Поднимаю взгляд и вижу приближающегося Смайла. Скрыть удивление не выходит.

Встаю и жму по-братски руку.

Как всегда, улыбка во все тридцать два, один из них, правда, уже вставной, в том году шайба его поцеловала на тренировке. Минус зуб и два сколотых. Но сейчас и следа не осталось.

— Какие люди! — Крепче сжимаю руку. Улыбаюсь. — Ты как здесь оказался? Какими судьбами?

— А ты не рад?

Хлопает меня по плечу. Вскидывает брови.

— Ну ты пиздец скала! Покрасить зеленым — и «Марвел» пригласит тебя на приквел вместо Халка!

— Это тебе не клюшками махать, — смеюсь и отвечаю дружественным похлопыванием по плечу. — Серьезно, ты как здесь?

— Пошел ты, — Смайл скалится, встряхивает копной волос и подпирает плечом водосточную трубу. — На выходных товарищеский матч на домашней арене противника. От бати узнал, что ты здесь. Решил увидеть старого друга. Как ты?

— Выпить чего хочешь?

Толкаю дверь в свой кабинет. Пацанов распустил на отдых. Хватит с них пока. К тому же не каждый день ко мне заглядывают друзья.

— Чего я хочу, боюсь, у тебя нет.

Смайл проходит следом.

Убирает руки в карманы джинсов и скучающе обводит взглядом скудный интерьер.

Стеллаж. Комод. Рабочая зона у окна, состоящая из стола и стула, и диван посередине с небольшим журнальным столиком.

— Ну твоим вкусам сложно угодить, — фыркаю и заваливаюсь на диван. Разминаю шею. — Кофе и вода — все, что у меня есть.

— Н-да, — Смайл падает следом на противоположный конец дивана. — Негусто. Ты хоть как-то развлекаешься?

Чешу затылок.

— Развлекаюсь. Каждый день. У меня, сам видел, какая орава на воспитании.

— Ага, видел. Если честно, не ожидал, что ты так увлечешься тренерством.

Игнорирую напряжение, которое прорывается при воспоминаниях о том времени, когда я решил все свои душевные дыры залатать учебой и спортом.

— Надо было отвлечься. А там все как по накатанной пошло.

Мы смотрим друг на друга, и Смайл кивает с пониманием. А потом улыбается и меняет тему:

— Знали бы их предки, какая шальная была твоя молодость, держали бы своих птенчиков как можно дальше от тебя.

— Да, — соглашаюсь немного задумчиво. — Я сам бы их держал подальше от прошлой версии себя.

— Не знаю, — пожимает он плечами. — Нам было весело. У тебя как со временем? Может, пока я здесь, пересечемся где?

— Можно. Есть предложения?

— Ну у меня ничего не изменилось в отличие от тебя. Хотелось бы раствориться в компании алкоголя и горячих кисок.

Я тихо усмехаюсь и дергаю головой.

— Действительно. Ничего нового. Я могу тебя поддержать только бутылкой безалкогольного.

Смайл закидывает руки на спинку дивана.

— От девочек ты тоже отказался? Может, тебе в горы податься, к тибетским монахам?

Оба гортанно смеемся. А по мере того, как смех стихает, я закусываю губу и качаю головой.

— От девочек я не отказался. Но тут такое дело…

Смайл вскидывает брови в ожидании продолжения.

Я усмехаюсь и провожу ладонью по волосам, размышляя: стоит ли поднимать эту тему?

Но, может, мне именно этого и не хватало? Разговора со своим человеком?

— В общем, тут на днях Алису встретил.

Смайл вытягивает губы и свистит, типа: «Ни хуя себе!»

— Да. Сам в полнейшем ахере. Но, блядь… — качаю головой, — меня прям клинануло на ней.

— Опять? Багира, тебя жизнь совсем ничему не учит?

— Учит. Хочу в этот раз все правильно сделать.

Смайл потирает большим пальцем переносицу, не отрывая от меня скептического взгляда:

— А она что?

— А ты как думаешь?

Смайл несколько раз кивает.

— Ясно. Значит, ничего хорошего. И какие у тебя планы?

— А черт его знает. Не особо она идет на контакт. Даже не знаю, какой повод придумать, чтоб подкатить к ней.

Смайл задумчиво трет ладонью подбородок.

— Так может, ты ее на мою игру позовешь? Девочки любят смотреть на парней с хорошими клюшками, — подмигивает. — А я вам билетики на вип-места оформлю. Сделаешь все красиво.

Издав глухой смешок, я прикидываю все за и против. Провожу рукой по горлу.

То, что я не могу быть уверенным с этой девушкой ни в каком своем действии, заставляет меня чувствовать раздражение.

Я с трудом удерживаю себя на месте, чтобы не подорваться и не начать измерять комнату шагами.

Клянусь. Ведьма делает из меня безумца.

Закидываю руки за голову и устремляю взгляд в потолок.

Какова вероятность, что Алиса согласится пойти со мной?

Ответ, который я прекрасно знаю, гложет меня и вызывает чувство тошноты. Но не попробовать — не могу.

— Ты прав. Нужно сделать все красиво.