Жестокая любовь мажора (СИ)

Глава 38

Я просыпаюсь от непонятного шума. Медленно разлепляю веки и первое, что вижу: светлая копна волос девушки рядом со мной.

Взгляд скользит по ее стройной обнаженной фигуре, так идеально прижатой ко мне, что у меня, черт возьми, начинает вставать. И все бы ничего, но я снова слышу шум, и только сейчас до моего сознания доходит, что это хнычет наш сын.

Я чуть приподнимаюсь, чтобы аккуратно вытащить руку из-под головы Алисы, но сразу жалею об этом, потому что она начинает ерзать своей задницей по члену.

Стискиваю зубы, перебарывая потребность толкнуться бедрами, чтобы зажать этого неугомонного ублюдка между нами. Но вряд ли это облегчит мои мучения. Черт возьми, его не смущает даже детский плач.

Подавив зевок, встряхиваю головой и, натянув простынь на Алису, резко поднимаюсь на ноги, ощущая все прелести сна на полу, ну и не только сна. Потому что на одном раунде мы не остановились. И на втором круге моя Ведьма взяла надо мной верх, в прямом и переносном смысле.

Невольно вспоминаю, как восхитительно она смотрелась на мне, как соблазнительно подпрыгивали упругие сиськи и как сладко раскрывались ее распухшие от поцелуев губы.

Я так вымотал бедняжку, что она даже не реагирует на очередное хныканье, которое разносится по комнате.

Потираю ладонями глаза и хватаюсь за штору, которая отделяет зону с детской кроваткой, но вовремя себя останавливаю, сообразив, что ничем не прикрыл свой стояк.

Быстро подцепив боксеры, натягиваю их и отодвигаю штору, встречаясь с большими голубыми, как и у его матери, глазами и заплаканным лицом сына.

И когда он видит меня вместо той, которую звал, его лицо кривится и плач становится громче. Твою мать. Я такой страшный?

Что ж. С чего-то же нам нужно начинать.

Делаю шаг, наклоняюсь и беру сына на руки, но ему явно это не нравится, потому что он выгибается и кричит еще сильнее.

Я перехватываю его и, чтобы отвлечь, звонко щелкаю пальцами. Всхлипнув, Кир мотает головой в поисках источника звука, а затем фокусирует взгляд на моей руке, но ненадолго, и снова начинает хныкать, потирая кулачками глаза. Я чуть подкидываю его.

— Э-эй, товарищ, ты ведь не хочешь разбудить свою мамочку? Давай-ка мы дадим ей выспаться, у нее была непростая ночка, — воркую я, расхаживая с сыном на руках и покачивая его из стороны в сторону. — Правда, она красавица? — останавливаюсь напротив спящей Алисы, и на мгновение Кирилл замолкает, уставившись на мать, а потом тянет к ней руки, так неожиданно подавшись вперед, что я пугаюсь и резко перехватываю его. Кирилл мгновенно пугается и взрывается громким плачем.

Да твою ж мать! С его мамой все же попроще.

— Эй, — я поднимаю его подмышки, вынуждая посмотреть на меня. — Так не пойдет. Ты очень шумный. Давай…

Я морщусь, когда мне на лицо капают слюни или сопли, черт его знает, там все вперемешку. Беру сына поудобней и свободной рукой вытираю лицо, скептически глядя на испачканную слизью ладонь, а потом перевожу взгляд на Кирилла.

— Ты маленький засранчик, — серьезно сообщаю ему. — Буду с тобой честен: это не очень приятно.

И тогда я слышу это. Его короткий смешок. Мне даже не верится. Но по лукавой улыбочке смею предположить, что мне не показалось.

— По-твоему, это смешно, да? — я продолжаю с трудом сохранять серьезный тон.

Сын улыбается шире, показывая маленькие зубки, а потом изо всех сил щипает меня за нос.

У него отличная хватка, надо сказать, и я непроизвольно охаю, но, когда слышу его смех, готов стерпеть это снова. И снова. Лишь бы не плакал.

Морщу нос, двигаю сжатыми губами из стороны в сторону и чувствую, что опять могу дышать. Отлично. Но это так забавляет моего сына, что он хлопает ладонями по своим губам и громко хохочет.

— Супер. Я рад, что тебе весело.

Он лялякает что-то на малышовом, возможно, даже со смыслом, но я все равно не могу разобрать. Как и сейчас, когда он вытягивает руки, сжимая и разжимая кулачки:

— Ить! Дайить!

Я вытираю руку о боксеры, делая себе пометку поменять их, как вернусь в лагерь. Черт. Сколько времени?

Удерживая Кира на руках, пытаюсь найти телефон, пока сын продолжает звать непонятную Дайить. Интересно, а есть какой-нибудь переводчик с малышового? Было бы неплохо для таких папаш, как я. Наконец нахожу мобильный и, когда вижу, что всего пять утра, выдыхаю сдавленно:

— Блядь.

— Лядь! — радостно повторяет мелкий, и я с ужасом смотрю на него.

Твою мать.

— Что ты сказал?

— Лядь! — хохочет Кир, высовывая язык. — Лядь-лядь-лядь!

Это действительно блядь. Алиса меня придушит.

Мелкий вновь открывает рот, но я прикладываю палец к его губам и строго произношу:

— Это плохое слово, Кирилл. Очень-очень плохое. Нельзя его говорить. Если твоя мама его услышит, достанется нам обоим.

Достанется только мне, но, я надеюсь, он поймет мое предупреждение и… И вместо этого он кусает меня за палец.

— Ах ты маленький… жучок, — выдыхаю я, отдернув руку, и этим снова веселю сына. Что ж. Однозначно лучше, чем слезы.

Лучи солнца падают в окно, напоминая о времени, и я усаживаю мелкого на диван.

— Посиди, чувачок, пару минут, — удерживая поднятые ладони, будто сдаюсь, я медленно отступаю, а Кирилл внимательно следит за мной. Отлично. Я снимаю со стула свои вещи, натягиваю футболку, запрыгиваю в шорты и надеваю носки.

Из коридора доносится шарканье тапок и старческий кашель. Затем слышу голоса и в одном из них узнаю бабин Люсин.

В голову приходит гениальная идея и, взяв сына на руки, я засовываю ноги в кроссы и выхожу в коридор, замечая в самом конце нашу бабулю. Мелкий что-то лепечет, вроде «ись-ись», но я не обращаю внимания и следую за ней на кухню.

— Доброе утро, — выдаю свое присутствие, вынуждая старушку подпрыгнуть от испуга.

— Тьфу ты! — Она медленно оборачивается. — Ты чаво подкрадываешься?

— Простите, не хотел вас пугать.

Баба Люся отмахивается, а потом улыбается, увидев Кирилла.

— А кто это у нас тут проснулся?

— Баба! — радостно лепечет он и тут же тянется к ней, но я не думаю, что это отличная идея.

— Да, твоя баба, я твоя баба, — она берет его ручки и целует пальчики. — Ты мой сладенький.

— Он проснулся и почему-то плачет, — я чешу затылок, а баба Люся бросает на меня взгляд, будто я какая-то бестолочь.

— Посади его в стульчик. Ребенок проснулся и хочет кушать, понятно же.

Я делаю, как она сказала, но что-то идет не так: я вдруг чувствую, как тепло проникает через футболку и расползается по животу… И только тогда понимаю, что… блядь. Меня описал маленький жук.

Подцепив двумя пальцами футболку, оттягиваю мокрую ткань.

В памяти всплывает его недавнее «ись-ись» и обретает смысл в моей голове. Жаль, что поздно.

Меня отвлекает хриплый смех бабы Люси.

— Ну поздравляю с боевым крещением, папаша.

Я качаю головой и сам усмехаюсь над собой. Вот спасибо тебе, сынок. Бодришь лучше любого кофе.

Прочистив горло, обращаюсь к старушке:

— Вы приглядите за ним, пока Алиса спит? Мне ехать нужно.

— Ну куда ж я денусь. Да, мой сладкий? — последнее — это, конечно же, не мне.

Потрепав сына по макушке светлых курчавых волос, прощаюсь с бабой Люсей и ухожу, на ходу стаскивая с себя футболку и сухим краем вытирая живот.

Сбросив на пороге кроссовки, заглядываю в комнату к Алисе. Забираю телефон, но, прежде чем уйти, присаживаюсь на краешек одеяла и наклоняюсь к спящей красавице.

Прижимаюсь губами к обнаженному плечу, осторожно убираю пальцами волосы с ее безмятежно лица и залипаю взглядом на розовых припухших губах и темных густых ресницах. Ангел, не иначе. Улыбаюсь и целую еще раз ее угловатое плечо.

— Алис, — шепчу. — Красивая моя. — Еще раз целую, и Алиса немного шевелится. — Я поехал, Кирилл у бабы Люси, — тихо произношу, чтобы сильно не разбудить.

Алиса сонно угукает и, повернувшись, обхватывает подушку, но при этом простынь сползает с ее бедер и, твою мать… мой взгляд цепляется за ее милую попку. Я прикрываю глаза и бьюсь лбом о ее плечо.

— Ты искушаешь меня, детка. Но я должен идти, — оставляю еще один поцелуй на нежной светлой коже и сцепляю зубы от желания. Уходить совершенно не хочется. Хочется сбросить с себя одежду, сгрести свою Ведьму в охапку и утонуть в ней. Жаль, что у меня нет возможности плюнуть на все и остаться. — Я позвоню, — бормочу чуть слышно, вдыхаю запах ее мягкой кожи и заставляю себя подняться на ноги.

Схватив с пола обоссанную футболку, выхожу из спальни как можно тише. Немного несправедливое утро. Но я успокаиваю себя мыслью, что это утро не последнее… у нас.