Александр
— Готов?
Я выпускаю вздох, шагая к адвокату.
— Хочу лишь покончить с этим и вернуться к притворству, что мразь не существует.
Пегги прищелкивает языком.
— Это дурная карма — говорить о человеке на смертном одре, знаешь ли.
— После всех пакостей, которые учинил дед, думаю, карма пропустит мои шуточки мимо ушей, — я распахиваю стеклянную дверь и жестом приглашаю Пегги войти первой.
— Просто держи себя в руках, — говорит она, понижая голос, когда мы оказываемся внутри. — Позволь говорить мне.
Я не ощутил ничего, когда дед сообщил мне о раке. Ни печали, ни скорби, ни сожалений. Я также не испытал удовлетворения — я не чудовище. Но ощущение было такое, будто это обычный день. Будто подслушал чужой разговор на улице.
Так что, когда его адвокат позвонил и что-то промямлил о завещании деда, я не захотел в этом участвовать. Дедушка ни разу в жизни ничего мне не предложил. С какой стати оставлять что-то после смерти? И зачем иметь что-либо общее с его именем? Но его адвокат терзал меня, пока Пегги не убедила встретиться.
Большинство бабушек и дедушек — любящие, великодушные люди. Они создают крепкие связи и нежные воспоминания со своими внуками. Они как продолжение родителей. Но Лоренцо Аорта не похож на большинство бабушек и дедушек. Он и глазом не моргнул, когда оттолкнул мать за то, что та вышла замуж за человека, которого он не одобрял; или когда отказался принять отца в свою семью, несмотря на то, каким замечательным человеком он был; или когда притворялся, что меня не существует в течение первых шестнадцати лет моей жизни. Мой отец был из Германии, и Лоренцо не мог смириться с тем, что мать вышла замуж за кого-то за пределами их круга общения. Он старомодный человек со старомодным мировоззрением. Итальянцы женятся на итальянцах. Деньги женятся на деньгах. Он глубоко укоренился в этноцентризме, передаваемом из поколения в поколение.
Даже после того, как родители умерли и я был вынужден провести два года в его поместье до восемнадцатилетия, он едва произнес пару слов, пока я не съехал.
Честно говоря, все равно, что он не принял меня как своего внука, — но он причинил боль матери, и я никогда не прощу это.
Адвокат Лоренцо, Фрэнк, встает, когда мы заходим в кабинет.
— Александр, благодарствую вас за встречу со мной. Вас трудно застать.
Я осматриваю комнату, удивленный, что деда нет на этой встрече.
Я быстро пожимаю протянутую руку Фрэнка.
— Давайте побыстрее. Сегодня у меня игра.
Пегги толкает меня в ребра локтем, прежде чем мы садимся в кресла напротив стола Фрэнка.
— Да, конечно, — Фрэнк опускается в свое кожаное кресло и скользит по столу папкой цвета манила. — Дедушка упомянул вас в своем завещании и попросил поделиться копией. Взгляните на нее и сообщите, если у вас возникнут какие-либо вопросы.
Я передаю папку Пегги.
— Не хочу ничего от Лоренцо. Я уже говорил это по телефону.
Фрэнк сглатывает и поправляет воротник.
— Я понимаю, но вам следует знать кое-что о вилле в Тоскане.
Я поднимаю на него взгляд.
— Вилле родителей?
Фрэнк морщится.
— Технически, вилла принадлежит Лоренцо. Он…
— Нет, она принадлежала родителям. Они были владельцами, и оставили ее мне после смерти.
Конечно, когда они умерли, я был еще не в том возрасте, чтобы унаследовать ее. Они указали в завещании, что та перейдет ко мне в тридцатый день рождения, подарок, с которым собирались сделать мне сюрприз.
Фрэнк прочищает горло.
— Владелец — ваш дед. Она записана на его имя.
Моя грудь вздымается от неглубоких вдохов, пока я борюсь за то, чтобы сохранить хладнокровие.
Сукин сын.
Глаза Пегги пробегают по документам в папке.
— Похоже, он оставляет виллу при условии, что вы будете соблюдать контракт.
Кровь стучит в ушах, когда кровяное давление подскакивает.
— Нет. Он не может так поступить. Родители указали в завещании, что я получу дом в наследство. Он не может это отменить. Не может отнять у меня дом.
— Он не пытается отнять его, — Фрэнк поднимает руку. — Давайте взглянем на контракт.
Пегги достает маленький белый конверт из папки.
— Здесь письмо, адресованное вам.
— Я не хочу читать его, — я зажимаю переносицу. — Просто скажите, что я должен сделать, чтобы не потерять виллу.
Пегги протягивает контракт.
— Вы должны предоставить информацию о финансовом портфеле и инвестициях вышеупомянутому консультанту.
Мои брови сходятся.
— У меня есть собственный финансовый консультант. Зачем он хочет, чтобы я воспользовался его услугами?
— Хочет убедиться, что вы готовы к выходу на пенсию, — говорит Фрэнк. — Вы молодой спортсмен с большим количеством денег. Лоренцо хочет убедиться, что вы сможете справиться с финансовой ответственностью за виллу, чтобы она оставалась в семье.
Я фыркаю.
— Семье.
Это слово обжигает язык. У меня была семья, но ее отняли у меня слишком рано. Этот жалкий выродок, который притворяется дедом, никогда не был моей семьей.
— Есть и другие условия, — шепчет Пегги. — Читайте дальше.
Мои глаза натыкаются на последнее условие, и во рту пересыхает.
— Женат?!
Фрэнк подается вперед в кресле.
— Послушайте, Александр…
Неудивительно, что этот трус не хотел присутствовать на встрече. Он знал, что я задушу его и ускорю процесс смерти.
— Какое черт возьми отношение женитьба имеет к владению домом? — мои глаза мечутся между Фрэнком и Пегги. — Это идиотизм.
— Он хочет убедиться, что вы подпишете брачный контракт, чтобы защитить активы. Это было бы бонусом, если бы женились на ком-то из той же категории доходов, что и вы, но не многие девушки зарабатывают столько же, сколько профессиональные спортсмены, так что это не является требованием. В любом случае, он считает, что женатый мужчина вряд ли переспит со случайной женщиной в гостиничном номере и позволит забрать все, что у него есть, — Фрэнк прочищает горло. — Это его слова, а не мои.
Я сглатываю ком желчи в горле, переводя взгляд на своего адвоката.
— Что нам с этим делать, Пег?
Она слегка качает головой.
— Немногое. У вас есть выбор: сделать то, что требует этот контракт, иначе он не отдаст право собственности на виллу.
Я хочу смять этот контракт и засунуть в глотку Фрэнку. Но это будет означать потерю виллы, и я не могу вынести мысли о том, что больше никогда не ступлю внутрь нее. Никогда не сяду рядом с садом, который так любила мать. Никогда не почувствую старую кожу кресла отца в своем кабинете под пальцами. Не смогу поделиться им с Джулианой.
Потеря дома — это все равно что потеря родителей снова.
И, может быть, это то, чего действительно хочет Лоренцо. Может быть, его выносит мысли о том, что полукровка живет за счет его наследства.
Ну что ж, к черту его и к черту этот контракт.
Я считаю себя довольно уравновешенным парнем. Мало что может вывести меня из себя. Даже на льду. Я контролирую эмоции и хорошо их выражаю. Я — голос разума среди друзей. Капитан команды. Тот, к кому люди обращаются за помощью. Лишь в редких случаях я считаю, что стоит за что-то бороться.
Но это? Это то единственное, что осталось от родителей. И чтоб меня черти побрали, если позволю этому мужику отнять виллу.
Я встаю со стула.
— А если я соглашусь на эти условия, получу виллу? Больше никаких фокусов из рукава, никаких подводных камней? Я покажу свои финансы, женюсь, и он перепишет виллу на меня?
Я говорю это так, как будто брак — это так же просто, как выбор машины, а не одно из самых важных действий, которые когда-либо совершу в жизни.
— Это не уловка, Александр, — Фрэнк отталкивается от кресла и застегивает пиджак. — Если вы согласны с условиями, то до дня рождения есть время выполнить требования.
Пегги ахает рядом со мной, вскакивая со своего стула.
— Алекс, подожди. Давай подумаем об этом.
Я знаю, о чем она беспокоится, потому что меня волнует то же самое. Но я не откажусь от мечты, о будущем на этой вилле, о создании таких же прекрасных воспоминаний со своей собственной семьей, какие когда-то создавал там.
Это безумие. Смешно. Глупо.
Но готов продать душу самому Дьяволу, если это будет означать, что эта вилла будет записана на мое имя.
Я хватаю ручку со стола.
— Где подписать?
— Ты в порядке, Крум?
Я облетаю ворота сзади, сверля Трентона взглядом.
— Все нормально, — Со мной все что угодно, только не нормально.
Я промазал шесть из десяти бросков во время разминки, и Трентон даже не блокировал ворота. Я разгневан с тех пор, как ушел из кабинета Фрэнка. Надо было знать, что не стоит назначать встречу с ним в день игры, но не ожидал такого.
Я не могу потерять виллу.
Это единственная мысль, которая крутится в мозгу. Но игра вот-вот начнется, и мне нужно выяснить, как смогу сосредоточиться.
— Счастливчик, — МакКинли проезжает мимо и бьет меня по щиткам клюшкой. — Твоя девушка шикарно выглядит в черном с желтым.
Моя девушка?
Я прослеживаю за его взглядом, пока не замечаю темные волосы Арии и ярко-красные губы. Она сидит рядом с Кэссиди за воротами Трента — и на ней джерси, которую я подарил, с номером шестнадцать, ясным как день.
Я забыл, что она собиралась прийти. На мгновение настроение меняется. Волна гордости пробегает сквозь меня, когда я проезжаю мимо стекла, которое нас разделяет.
Черт, она хорошо выглядит.
Ария подмигивает мне, и пухлые красные губы растягиваются в ухмылке.
— Вот он, — Трентон шлепает меня по шлему. — А теперь ввязывайся в игру и давай к чертям начнем.
Мы возвращаемся в раздевалку, и я чувствую, как адреналин качается в жилах, как всегда перед игрой, — только теперь он подскочил до предела.
Она носит мой номер. Кроме тех редких случаев, когда Энни протаскивает Джулиану, чтобы та посмотрела, как я играю, это единственный раз, когда кто-то из знакомых людей носит мою джерси.
Пока мы ждем в туннеле, чтобы диктор вызвал каждого из игроков на лед, я хлопаю Джейсона по плечам сзади.
— Погнали, ребята. Мы непобедимы. В этом сезоне мы идем прямо к чемпионству. Это наш год. Я это чувствую.
Команда кричит и скандирует, воздух электризуется предстартовым настроением. Пока я не выхожу на лед. Глаза находят Арию, когда я кружу по катку, а затем замечаю, как она стягивает джерси через голову, прежде чем засунуть ее в сумочку.
Какого черта?
Я не могу разобрать, что она говорит Кэссиди, но замечаю, как та качает головой, а Ария скрещивает руки на груди.
Она надела ее, чтобы снять?
Что только что произошло?
Что-то внутри щелкает.
Я не могу заставить эту девушку носить мой номер, не говоря уже о том, чтобы пойти на свидание, но мне почему-то нужно жениться, прежде чем потеряю виллу родителей.
Как, черт возьми, так?
Гнев клокочет во мне, годы обиды на деда, которые я сдерживал, теперь выходят на поверхность.
Не задумываясь, я подлетаю к бортику перед Арией и бью клюшкой по стеклу.
— Надень свою джерси.
Ария встречается со мной взглядом и качает головой, беззвучно шевеля губами:
— Нет.
Я сжимаю челюсть, волны боли и замешательства накатывают на меня.
— Надень. Ее.
Она выгибает бровь и говорит:
— Заставь меня.
Если бы игра не была уже на грани начала, я бы забрался туда и надел на нее эту джерси сам.
Но у меня нет времени на подобную чепуху, или какую бы игру она ни пыталась затеять.
Все накопившееся за последнее время разочарование, весь стресс, все сердечные страдания… Я собираюсь выплеснуть это на льду.
Как только шайба падает, я в центре арены. Моя задача как центрфорварда8 — помогать и развивать игру, находя бреши для товарищей по команде, чтобы те забивали голы. Я быстрый и горжусь тем, что на два шага опережаю остальных. Но сегодня ни одна из передач не достигла своей цели, я не сделал ни одного удачного броска по воротам и даже получил двухминутный штраф за силовой прием.
Возможно, для другого игрока это можно было бы списать на неудачную игру. Но я капитан, и у меня есть ответственность перед командой. Но гнев держит меня в удушающем захвате, и как бы ни старался, я не могу от него избавиться.
Каким-то образом, по милости Божьей, мы вырываем победу. Ребята выложились по полной и подставили плечо, когда я не мог. И говорю им об этом, когда мы возвращаемся в раздевалку.
МакКинли обнимает меня за плечи.
— Все в порядке, Крум. У всех бывают неудачные дни. Никто не идеален, даже ты.
Я качаю головой.
— Я подвел вас.
— Эй, хватит об этом, — Джейсон толкает меня локтем. — Это всего лишь одна игра, и мы все равно выиграли. Не ругай себя. Иди домой и отдохни. Завтра новый день.
Это те же слова, которые я сказал бы товарищу по команде. Просто не привык слышать их в свой адрес.
После душа я сажусь на мотоцикл и направляюсь домой, нетерпеливо желая увидеть свою любимую девчонку с кудряшками.
Тем не менее, мысли преследуют меня во время поездки.
Жениться или потерять виллу. Это кажется несправедливым или нелогичным.
В довершение всего, красивая девушка даже не захотела надеть мою джерси. И это немного больнее, чем я готов признать. Сотни людей носят мое имя на своих футболках по всей стране, но никто из них никогда не будет по-настоящему рядом.
Любить меня.
Заявлять свои права.
Я никому не принадлежу.