И сердце пополам

= 12

Очередной вызов в деканат убил всякую надежду на чудо.

Сам декан, Игорь Матвеевич, вроде бы даже Глебу сочувствовал, но, увы, помочь нечем не мог. Ну, понятно — переть против Фурцевой означало бы ссориться с ректором. Кому нужны такие проблемы ради какого-то студента?

Так что Глеб Игоря Матвеевича вполне понимал, но также понимал, что это его «ну, попробуй как-нибудь договориться с ней, ты же умный парень» абсолютно бессмысленно. После того, как она поизгалялась над ним на пересдаче, это более, чем очевидно. Да и сам декан наверняка это осознаёт.

Тем не менее Глеб подошёл к Фурцевой ещё раз «попробовать». Даже не совсем так, он её просто случайно встретил в коридоре, ну и остановил, раз уж встретил. Только и успел произнести: «Здравствуйте. Я по поводу экзамена…»

А она его не просто оборвала, не дав досказать, не просто отправила восвояси, как раньше, а наговорила столько гадостей, что он аж онемел от неожиданности. В первый миг. А во второй негромко, но отчётливо бросил ей в лицо:

— Да пошла ты со своим экзаменом!

Тогда онемела Фурцева, надолго ли — выяснять Глеб не стал, развернулся и ушёл, понимая, что вот теперь всё, можно даже не трепыхаться. После его напутствия она наверняка и до сессии дожить не даст.

— Вот так прям и сказал: пошла ты? А она точно тебя услышала?

Они с Тёмой Тошиным сидели в университетской столовой. Тошин с аппетитом поедал макароны с тефтелями, а Глеб с тоской наблюдал за ним. Самому в горло ничего не лезло, хотя когда он ел? Вчера только. И всё равно не хотелось.

— Да точно услышала. У неё физия такая сделалась, — Глеб неопределённо махнул рукой вокруг лица. — Неописуемая. Короче, надо видеть.

— Офигеть, она тебя довела!

— Не то слово. Знаешь, по-моему, Фурцева реально шизо. Слышал бы ты, Тёмыч, какой бред она несла.

— А я не удивлён, кстати. Я всегда говорил, что у неё крыша едет.

— Да там не то что едет, там вообще, по ходу, крыши давно нет. Обозвала меня, коза, подонком аморальным. Прикинь? Ну прогулял я её пары — это, конечно, капец как аморально. Какую-то ересь мне задвигала, мол, к кому я теперь буду приставать, чтобы она мне поставила экзамен.

— В смысле, приставать? — спросил с набитым ртом Тошин.

— В смысле, домогаться.

— А к кому ты домогался?

— Да ни к кому, разумеется! Говорю же, она бредит.

— Ну да… — Тёма отодвинул пустую тарелку, выдул в два глотка компот.

— Ненавижу её. Прямо вот тут печёт, — Глеб несильно стукнул себя кулаком по груди. — Смотрю в эти её злющие зенки и… придушить охота.

— Слушай, а если тебе после отчисления снова восстановиться? Ты же говоришь, Игорь Матвеич с тобой нормально. Не призовут ведь тогда.

— Нееет. Думаешь, я не узнавал, не искал варианты? Я уже даже к юристам на консультацию ходил.

— И что выяснил?

— Да ничего хорошего. Если отчисляют по инициативе вуза, то хрен тебе, а не отсрочка, даже если почти сразу восстановишься. Потому, как только меня отчислят, так сразу и загребут. Как раз весенний призыв с первого апреля пойдёт.

— Так сессия у нас только в конце мая начнётся, протяни как-нибудь до июня.

— Так и призыв не три дня, а аж до середины июля. Так что я всяко попаду.

— А, мож, как-нибудь по медицине можно откосить? Есть же какие-то болячки, с которыми не берут?

— Болячки есть, у меня их нет.

— А изобразить?

— Ну там тоже не дураки сидят. Так бы все и изображали. Не, это дохлый номер.

— Мда… — Тошин склонил вихрастую голову, почесал лоб. — Ну тогда, Глебыч, замути-таки с дочкой Фурцевой. Терять тебе всё равно нечего.

— Да противно это как-то, — скривился Глеб.

— Пфф. Ты чего? Забыл, что ты у нас аморальный подонок? — хохотнул Тошин. — Ну так соответствуй. И потом, Глебыч, выбор-то у тебя невелик.

— Может, у этой дочки есть кто-нибудь…

— Когда это тебя останавливало? К тому же, сильно в этом сомневаюсь. Говорю ведь — страшненькая она. Пристально я её, конечно, не разглядывал, но и так видно… замухрышка, короче. Кто на неё позарится?

— Зашибись! Мутить с замухрышкой… Всю жизнь о таком удовольствии мечтал. Да она ещё и дочь Фурцевой, которую прямо ненавижу… Одно только это уже делает твою замухрышку в сто раз уродливее.

— Ну, не знаю. У тебя что, страшных тёлок никогда не было?

— Не было, — честно сказал Глеб. — Этот экстрим, знаешь ли, не по мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да-а-а, — вздохнул Тёма, — мне так-то тоже такие не сильно вставляют, но что делать? Слушай, Глебыч, а ты это… накати перед тем, как к ней подваливать. Дело легче пойдёт. И не так противно будет.

— Да фигня всё это. Поприкалывались и хватит. Ни с какой дочкой мутить я не стану, так что закрыли тему, — Глеб отодвинул стул, со скрежетом шоркнув железными ножками по каменному полу. — Я в общагу. Ты со мной?

Тёма Тошин быстро вскочил, подхватил пакет и потрусил следом.