И сердце пополам

= 30

Домой Глеб пошёл не сразу. Выйдя из подъезда Фурцевых, свернул на детскую площадку. Не тянуло его почему-то домой, да и успокоиться не мешало. Сердце тяжело и гулко бухало в груди. Хотелось зачерпнуть пригоршню снега и прижать к лицу.

Он взобрался на спинку скамьи, закурил, созерцая мозаику из светящихся и тёмных окон дома напротив. На четвёртом этаже тоже горел свет.

Что, интересно, она сейчас делает? Что чувствует? Хотя об этом лучше не размышлять. С собой бы разобраться.

Вот зачем он её поцеловал? Что за дурость на него нашла? О чём вообще думал? И тут же Глеб сам себе отвечал: ни о чём. Захотелось вдруг, вот и поцеловал.

И пусть даже целоваться Саша не умела, но какие же мягкие и нежные у неё губы. Нет, и об этом тоже не надо думать.

Глеб спрыгнул со скамьи, в последний раз поднял глаза на их окна — странно, но сейчас мысли о Фурцевой-старшей не вызывали в нём глухого бешенства, как обычно. И вообще, подумалось, зря он ей грубил. Но это ещё полбеды.

Хуже всего то, что он ввязался во всю эту затею. Ему и раньше не нравилось обманывать девчонку, а теперь от одной мысли становилось тошно. Настолько тошно, что почти уже плевать на универ.

Когда Глеб вернулся в общежитие, у Тошина всё ещё гуляли. Крики, хохот, музыка сотрясали коридор. Он ушёл к себе, туда даже заглядывать не стал. Не до веселья было, и на своих он сердился. Какого чёрта они так на неё накинулись?

Особенно Мила его вывела — он даже не подозревал в ней такой мелочной, мещанской стервозности. Ну и сам тоже, конечно, хорош. Зачем было её тащить сюда? На нервах хотел поиграть? Только вот на чьих? Её, своих или Тошиных-Милиных-прочих? Отмотать бы всё назад… Надо всё это прекращать, решил Глеб, недоумевая, почему он сразу-то не думал, как оно гадко.

Около двух часов ночи к нему поскреблись и тут же дверь толкнули, но Глеб в кои-то веки закрылся на замок. До этого пару раз наведывался пьяный Тошин. Сначала звал отмечать свой день рождения, потом приспичило ему поговорить по душам. Но Глеб оба раза его выпроводил, выслушал, какая он сволочь и запер дверь.

Но сейчас стучался кто-то другой.

Это оказалась Мила. Хоть и навеселе, но, во всяком случае, говорила она, в отличие от Тошина, вполне внятно и осмысленно.

— Чего тебе? — недовольно спросил Глеб, открыв дверь.

— Ты уже спишь? — проворковала она, ощупывая взглядом каждую пядь его тела.

Глеб и правда пытался уснуть, но только впустую ворочался — сердце колотилось и голову распирали навязчивые, тревожные мысли.

— Тебе чего? — повторил он свой вопрос, не скрывая раздражения.

— Я извиниться пришла, — потупилась на секунду Мила, потом посмотрела на него почти жалобно. — Я сегодня так себя глупо вела с дочкой Фурцевой. Я не хотела, не знаю, что на меня нашло. Мне так неудобно, правда…

— Ладно, проехали, — немного смягчился Глеб. — Пока.

Но Мила, наоборот, прошла в комнату, огляделась, как будто никогда тут раньше не бывала, потом снова повернулась к Глебу:

— А она очень миленькая, оказывается.

— Ну и?

— Да просто. Мы удивились. Тоша же нам говорил, что она страшилище, чучело… Даже не поверили сначала, когда вы пришли. Говорим ему: вот это она и есть ваше чучело? Ну ты же знаешь Тошу, он заявил, что это ты её так зовёшь, а он просто твои слова передал… В общем, Глеб, если бы я знала, что у вас всё ну… серьёзно, я бы не стала её подкалывать, честно. Ты не злишься?

— Злюсь.

Мила сразу сникла.

— Злюсь, потому что не понимаю, при чём тут серьёзно у нас или несерьёзно? Зачем вообще вести себя с кем-то по-скотски?

— Ну, я неправа была, знаю. Мне так стыдно, — хныкнула Мила. — Ну, хочешь я извинюсь перед ней?

— Я хочу, чтобы ты вообще больше не говорила ни с ней, ни о ней.

— Ну, ладно, ладно… а вы что, с ней… по-настоящему встречаетесь?

— Ни с кем я не встречаюсь, — буркнул раздражённо Глеб, — и вообще, не твоё это дело.

— Ясно, не моё, — легко согласилась Мила. — А чего ты такой…взвинченный? Напряжённый?

Мила медленно подошла к нему, скользнула ладонью по голой груди.

— Перестань.

Но она, наоборот, прильнула к нему, прижалась горячим телом, обвила руками, ловко запустив пальчики под резинку боксёров.

— Э-э, притормози, — Глеб поймал её запястье.

— Почему? — прошептала Мила, обдавая его тёплым хмельным дыханием.

Глеб отстранился.

— Ты же сказал, что между вами ничего нет. Мы же с тобой…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мила, иди уже спать, — Глеб стряхнул её руки, шагнул к двери и, распахнув, кивнул на выход.

Мила вспыхнула, на пару секунд задержала на нём обиженный взгляд и вышла из комнаты.