И сердце пополам

= 7

Глеб, само собой, готовился. Ну, как умел. Не пошёл на хоккей — уже подвиг. Не посмотрел, как бывшая «Сибскана» нахлобучила «Нефтяник» — это боль, потому что такие моменты — большая редкость. Не участвовал потом в шумной попойке по случаю победы родных хоккеистов — тоже огорчение.

Вместо этого он учил чёртову культурологию. Кое-что почитал в сети, кое-что запомнил из конспектов, но выучить так, чтобы отлетало от зубов, с полным пониманием предмета — увы…

Он и этих скромных результатов не достиг бы, наверное, если бы не девчонки из соседней комнаты.

Женька с Милой учились с Глебом на одном потоке и, узнав про пересдачу, тут же с азартом подключились помогать: во-первых, не давали отвлекаться. Отгоняли всех и каждого, кто совался к Привольнову с сомнительными предложениями.

— Без него погуляете! — командовали.

Снабжали чаем и бутербродами — чтобы мог подкрепиться без отрыва от чтения. Строго следили, чтобы он ненароком не завис в каком-нибудь чатике. Даже покурить Глеб вырывался с боем.

— Вот сдашь — тогда и накуришься! — становилась в дверях Женька, подбоченясь. Маленькая, щуплая, со стрижкой под мальчика она напоминала воробья-забияку.

— Глеб, ну правда, ты раз за разом ходишь курить, столько времени впустую тратишь! — томно вздыхая, вторила подруге женственная Мила. Она и говорила протяжно. И двигалась всегда неспешно, будто в полудрёме.

Так они достали обе, особенно Женька, что в очередной раз Глеб, не сдержавшись, рявкнул: «Ты и в сортир за мной пойдёшь, проверяльщица?».

Потом, правда, перекурив, успокоился и извинился.

Во-вторых, наволокли каких-то книжек, тетрадок, даже распечатку монографии Фурцевой по Древнему Китаю где-то откопали: ей будет приятно, если Глеб покажет, что знаком с её трудом. Ну и погоняли его по билетам хорошенько.

Он, конечно, плавал и немного путался, но это и неудивительно — ведь за два дня впитал информации столько, сколько не получал за полгода. И конечно, в голове теперь творились мешанина и сумбур. Но в общих чертах ответить он мог почти на любой билет, если не углубляться в детали.

Если бы предстояло отвечать кому-нибудь другому, Глеб и нервничать бы не стал, но с этой… ничего нельзя сказать наверняка. Во всяком случае, успокаивал себя, уж на тройку-то он точно знает.

Фурцева тогда запустила их в аудиторию: Привольнова, Петюню Рогова и ещё одного лба из параллельной группы.

Вытянули билеты, расселись по местам. Вопросы Глебу достались лёгкие — культура Древнего Рима и особенности культуры эпохи Возрождения. Он посидел, собрался с мыслями и накатал целых два листа.

Однако когда вышел отвечать по билету, Фурцева его даже не дослушала, зато буквально забомбила вопросами по другим темам, совершенно не давая времени подумать. А Глеб не из тех, кого можно спрашивать в режиме блицкриг.

К тому же, было настолько очевидно, что она его намеренно заваливает, что продолжать дальше это унизительное шоу не имело смысла. Глеб просто молча вышел из аудитории.

Между прочим, позже он узнал, что Рогову и тому, второму, она поставила тройки.

— Я вообще-то на четвёрку рассчитывал, но после тебя был на всё согласен, — сказал ему Громов. — Слушай, а ты когда ей так насолить успел? Нас она так не шпыняла.

Самому интересно, когда и, главное, чем? Ну не может ведь здравомыслящий человек так свирепствовать из-за каких-то прогулов, искренне считал он.

Женька с Милой его провал восприняли как собственное поражение. Мила всплакнула:

— Как же так? Это несправедливо. Что ж теперь делать?

Женька хорохорилась:

— Ничего, Глебчик. Это педагогический произвол. Хулиганство! С этим нужно бороться! Уж на тройку-то ты точно знаешь. Так что иди в деканат. Протестуй. Добивайся. Пусть назначат комиссию. Им будешь сдавать.

Глеб на этот революционный призыв только усмехнулся:

— Был я в деканате. Пробовал качать права, мне тут же посоветовали заткнуться и не отсвечивать.

— И всё?

— И всё-таки договориться с Фурцевой… каким-нибудь чудом. Но это вообще нереально.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍