И сердце пополам

= 20

Весь следующий день Глеб думал об этой ситуации — пока сидел на лекциях, пока ехал домой, а затем и на работу, пока носился по городу с доставкой. И сам не понимал, что его так зацепило. Хорошо, что хоть этой ночью мысли его больше не терзали — по крайней мере, выспался. Впрочем, после смены он всегда спал как убитый.

Зато назавтра сразу после занятий к нему заявился Тошин и снова завёл прежний разговор.

— Тут, смотри, как: можно опять устроить типа случайную встречу. Где-нибудь на нейтральной территории. Её маршрут и распорядок мы примерно знаем. Можно столкнуться с ней на улице возле художки, можно в транспорте. Вы теперь как бы уже знакомы, так что подойти к ней и заговорить — будет нормально. Ничего странного. Да вообще в порядке вещей. А можно замутить схему посложнее…

— Ничего мутить не будем, Тоха. Ни посложнее, ни попроще.

— Как это? — сморгнул Тёма.

— Вот так. Больше я в этом спектакле не участвую.

— Не, не, не! Ты чего? Мы уже столько всего сделали. Иванов людей напрягал. Я тоже старался. Ради чего? И только всё начало складываться, как надо, а ты на попятную?

— Слушай, Тоха, а тебе-то со всего этого какой интерес?

Тошин замешкался, пожал плечами.

— Ну я так-то к тебе, сволочь, привязался за два года. Не хочу, чтобы ты сваливал, — смущённо улыбнулся Тёма. — Ну и потом, только-только началась такая интересная жизнь, и ты вдруг сдулся. И главное, с чего? Нормально же всё было.

— Да ни с чего. Просто стрёмно как-то.

— Боишься, что Фурцева раньше времени всё пронюхает?

— Да нет, это тут вообще ни при чём.

— А что тогда? — искренне не понимал Тёма.

— Не знаю. Дочка её, Саша эта, она вообще не такая. Тяжело с ней.

— Потому что страшненькая? Но ты ж говоришь, не такая уж она и страшная.

— Да не поэтому вообще. Просто она как не от мира сего.

— Чокнутая?

— Тоха, а с тобой тоже тяжело, — усмехнулся Глеб. — Нет, просто она такая… наивная, доверчивая. Какая-то неискушённая, понимаешь? Я ей всего лишь пару раз улыбнулся, а она уже поплыла и смотрит так, будто добра ни от кого раньше не видела.

— Наивная, доверчивая… это ты за пять минут успел так её узнать?

— Да это ж видно, это чувствуется. Ты же сразу просёк, что та Алина из художки — стерва. А дочка Фурцевой — реально невинная овечка. Ну вот ей сколько? Девятнадцать? Двадцать? Я уверен, что у неё никого никогда даже близко не было. Опыт нулевой. И не потому, что не красотка. На любую, знаешь ли, найдётся желающий. А потому что она не такая, как все. Верит, поди, в неземную любовь до гроба. В принца на белом коне. Такую развести, всё равно что ребёнка обмануть.

— Ну вот, значит, появится у неё опыт, что полезно для будущего. А вообще, ты загоняешься на пустом месте. Просто она страшненькая и забитая, потому и нет у неё ни с кем ничего. А с тобой она ещё расправит крылышки, вот увидишь. Помнишь, с нами на первом курсе училась Настя, кажется, Попова. Тоже… вроде, казалось, и смотреть не на что, мышь такая затюканная. А потом сошлась с каким-то хмырём, и откуда что взялось? Он же её потом бросил, а она — ничего, нормально. Зачётная девка стала. И этой тоже пойдёт на пользу, хотя мне на неё пофиг вообще-то.

— Ну не знаю. Всё равно это как-то стрёмно.

— В армейке всяко будет стремнее, — возразил Тошин.

— Да и не такая она, чтобы…

Тут у Тёмы из кармана джинсов раздалось надсадное гудение, а спустя пару секунд заголосил Тилль Линдеманн. Тошин выудил телефон, взглянул на экран и присвистнул. Вместо того, чтобы ответить на звонок, выложил сотовый на стол.

— Твоя «не такая» звонит. Что делать?

— Ну, ответь.

— А что ей сказать? Она же это… думает, что я — пиццерия.

— Ну, по ходу сообразишь. Узнай, что ей надо.

Тошин почесал подбородок, затем взял телефон и ответил на вызов непривычно бодрым голосом.

— Здравствуйте. Фокс пицца слушает.

…

— Эээ… да, конечно. Диктуйте… записываю…

…

— Хорошо, понятно. Да, конечно. В течение часа… До свидания.

Затем Тошин отключился и посмотрел на Глеба с таким торжествующим видом, будто обставил его в пари.

— Ну и какая она не такая? Вон уже зазывает тебя к себе. Тоже мне, скромница. Все девки одинаковые.

— Правда, что ли?

— Нет, ну она, конечно, пиццу заказала. Типа пиццу. Но ясен пень, что рассчитывает с тобой встретиться.

— Ну это было бы маловероятно, у нас на каждой точке минимум по пять курьеров.

— Она-то, наверное, этого не знает. Ну что, поехали?

— Куда? К Фурцевой? Не-не, я больше туда ни ногой.

— Да как? Я же обещал уже.

— Ты обещал — ты и доставляй.

— Нет, ну сволочь ты, Привольнов. Для тебя же стараешься, так мало того, что всё коту под хвост, ещё и крайним остаёшься.

После получаса препирательств, злой как чёрт Тошин перекинул её заказ в настоящую пиццерию и, многозначительно хлопнув дверью, ушёл к себе.

Однако злиться долго Тёма не умел и на другой день сразу после пар засел в комнате у Привольнова, болтая при этом как ни в чём не бывало. Ворчал, конечно, за вчерашнее, но беззлобно.

— А если эта дура будет теперь постоянно мне названивать, пиццу, блин, заказывать? Мне что теперь, симку менять?

Глеб, помедлив, ответил:

— Ладно, какой там у тебя был план попроще? Подкараулить на улице?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тошин тут же загорелся:

— О! Надумал-таки? Да, на улице. Ну или в тралике, например. На улице обычно все куда-то спешат, а в транспорте хочешь-не хочешь стоишь рядом, слушаешь, некуда деваться.

«Это мне некуда деваться», — думал с тоской Глеб.

Рассказывать, как его утром вызывали в деканат и полчаса выносили мозг, он не стал.

«Тебе советовали с ней договориться, а ты что сделал? Нахамил ей!», — кипятился декан.

Потом явилась и сама Фурцева. Клокотала ещё похлеще Игоря Матвеевича. Назвала и подонком, и негодяем, и ничтожеством.

«Он ничего из себя не представляет, полный ноль, а туда же. Как он вообще доучился до третьего курса, вот вопрос?», — шипела она.

«Но по другим дисциплинам у него проблем нет», — тактично вставил декан.

«Ах ну да! — нервно хохотнула она. — Знаем мы его методы. Сначала он меня пытался подкупить, потом — коллегу. Видимо, отработана схема, как не учась, сдавать сессию. Только за одно это надо гнать его взашей. Имморалист!».

Глеб опешил. Подкуп? Методы? Отработанная схема?

«Вы что, вообще, несёте? — резко приподнялся он из-за стола, повысив голос, потому как Фурцева ни в какую не унималась. — Когда я вас или ещё кого подкупить пытался? Это когда я вам коробку конфет приволок? Это подкуп? Так за это пол-универа можно разогнать».

Что там дальше началось — хоть не вспоминай. Декан, может, и хотел как-то уладить вопрос, вызвав его и Фурцеву, но вылилось всё в сплошной театр абсурда. Эта мегера в чём только его не обвинила, каких только грехов не навешала, слова при этом не давая ему сказать. А под конец заявила категорично, что учиться в университете студент Привольнов не будет. Ни-ког-да. Ни при каких обстоятельствах. Потому что таким здесь не место.

«Это мы ещё посмотрим, — глядя на неё с ненавистью, подумал он. — Ну, держись теперь, стерва».

К вечеру гнев поутих, конечно, но глухая злость осталась и искала выхода.

— Можно и в тралике, — равнодушно согласился Глеб.

Выследить девчонку и «случайно» встретиться было совсем не сложно. Она ходила одним и тем же маршрутом, в одно и то же время: из училища сразу домой. И всегда одна, что ещё больше облегчало задачу.

Глеб коротал время в уже знакомой забегаловке напротив входа в училище, развлекаясь перепиской с Тошиным в вайбере. К счастью, ждать пришлось недолго. Не успел он допить кофе, как показалась она. В том же тёмно-зелёном балахонистом пуховике, мешковатых штанах, дурацкой шапке, больше похожей на колпак. Вокруг шеи — шарф коконом. На спине — рюкзак, в руке — что-то вроде огромной и плоской квадратной сумки.

Настроение окончательно испортилось. В другой раз он к такой ни за что не подошёл бы, даже не взглянул в её сторону, а если бы взглянул — немедленно отвернулся. Оно, конечно, понятно, что внешность не главное, с лица воду не пить и всё такое, но какого чёрта она — и так-то не красавица — уродует себя таким бесформенным прикидом?

Её сокурсники уверенно перебежали дорогу, наплевав на светофор. Она же послушно ждала, когда загорится зелёный, хотя и машин особо не было. Дисциплинированная.

Глеба она не видела за тонированными окнами, да и вообще по сторонам не смотрела. Пересекла дорогу и встала к нему спиной. Спустя минуту к ней, припадая на одну лапу, подошла тощая дворняга, обнюхала, ткнулась носом в ногу.

Девчонка, вздрогнув, оглянулась, но тут же растерянное лицо потеплело. Она зажала сумку между ног, стянула рюкзак и стала в нём сосредоточенно рыться. Оттуда что-то вывалилось, пока она наклонялась подобрать это что-то, квадратная сумка упала плашмя на тротуар. Поднимая сумку, девчонка чуть выронила рюкзак, еле удержала. До чего же она неуклюжая и нелепая!

Всё это время дворняга возбуждённо била хвостом, видать, девчонка посулила ей что-то съестное. Наконец она извлекла пирожное Киндер, разорвала упаковку и кинула собаке, которая подхватила шоколадный ломтик на лету и, кажется, проглотила, не жуя. Конечно, оголодавшей бедняге не хватило, она приняла просительную позу, а девчонка лишь виновато разводила руками и опять что-то лепетала. Извинялась, наверное.

Глеб неожиданно поймал себя на том, что наблюдает за этой сценой с улыбкой. Даже раздражение куда-то бесследно делось, словно и не бывало. Он купил пару беляшей и вышел из кафе. И подойти не успел, как дворняга сразу учуяла мясной дух и переметнулась к нему, взглянула жалобно, засучила хвостом. Один беляш она съела так же молниеносно чуть ли не вместе с промасленной салфеткой, а второй подхватила и куда-то с ним поковыляла.

— Привет, — улыбнулся он, подмечая, как сначала удивилась, а затем смутилась Саша Фурцева. — Я к вам пиццу привозил несколько дней назад, помнишь?

Конечно, помнит, можно было даже не спрашивать, но с чего-то же надо было начать разговор.

