Тот факт, что Манинья хотела убить ее, сразу же развеял у Каталины благодушные мечтания о сельве, которым она предавалась накануне у водопада.
— Все, пойдем к лодке, — сказала Каталина, обращаясь к Рикардо. — Нормальный человек не сможет привыкнуть к этой дикости.
— Значит, мы с твоим отцом ненормальные, — грустно произнес лодочник.
Навстречу им неожиданно вышли Жанет и Антонио, спросили, как пройти к водопаду, о котором им в восторженных тонах рассказал Бенито.
— Вы уже пришли. Слышите его шум? — ответил Рикардо. — Только не задерживайтесь там: мы скоро отплываем.
Всю обратную дорогу Каталина молчала, а когда вдали уже замаячила река, — вдруг почувствовала необъяснимый страх.
— Что с тобой? Ты вся дрожишь, — обеспокоенно спросил Рикардо.
— А ты разве ничего не чувствуешь?
— Нет.
— Мне кажется, сейчас должно случиться что-то страшное.
— Не бойся, я всегда сумею тебя защитить, — он обнял Каталину мягко, нежно, как обнимают ребенка. — Успокойся, успокойся, моя девочка...
После неудавшегося покушения на Каталину Манинья была в ярости.
— Манинья хочет одного — смерти! — повторяла она, растирая в ступке корешки ядовитых трав; выбранный для заклания зайчонок обреченно сидел у ее ног, безропотно дожидаясь своей участи.
— Это заклинание смерти? — хмуро спросил Такупай, нарушая своим появлением запрет госпожи.
— Зачем спрашиваешь, если знаешь? Уходи! — зло бросила Манинья, и Такупай поспешно скрылся в зарослях.
Она завернула толченый камень в лист лопуха, туго перевязала его травяной тесемкой, затем, не дрогнув, разорвала зайчонка пополам, вложила в его полость приготовленный сверток и стала закапывать жертву, шепча смертельное заклинание.
...Каталина почувствовала, как свет померк в ее глазах, и вскрикнула. Рикардо крепче прижал ее к себе:
— Я с тобой!
— Ах, какая встреча! Рикардо Леон и его невеста! — словно из-под земли вырос команданте Хайро, и его зловещая ухмылка не предвещала ничего хорошего.
«Это — смерть!» — пронеслось в сознании Каталины. В тот же миг Хайро схватил ее за руки, а несколько партизан навалились на Рикардо, пытаясь оторвать его от Каталины. Лодочник сопротивлялся, но силы были неравны.
— Я знал, что наши дороги пересекутся, Леон, — упиваясь легкой добычей, злорадствовал Хайро. — Сейчас ты увидишь, как я поступлю с твоей невестой. А потом тебя пристрелят как паршивую собаку!
— Нет! Нет! — истошно закричала Каталина, и сельва ответила ей мощным эхом, верхушки деревьев закачались, зашумели, и этот устрашающий гул прокатился по всей сельве — от Гусман-Бланко до Сан-Игнасио-де-Кокуй.
Жанет испуганно прижалась к Антонио.
Тибисай, повернув вентиль колонки, увидела вместо воды кровь.
«Ты умрешь в одиночестве, Манинья!» — прошептал Такупай.
— Вы покойники, Рикардо Леон и Каталина Миранда! — вслух произнесла Манинья.
Рикардо воспользовался секундным замешательством партизан и, выхватив из-за пояса револьвер, выстрелил в Хайро, однако промахнулся.
— Я умираю, — слабым голосом, но четко вымолвил падре Гамбоа. — Похорони меня здесь. А сейчас — повторяй за мной молитву «Отче наш...».
Хосефа, услышав у себя за спиной выстрел, не раздумывая, повернула обратно.
— Стоять! Стоять, Хайро Пастрано! — властно прозвучал ее голос, перекрывая гул сельвы. — Или я убью тебя!
— Плевал я на твой приказ! — заявил Хайро. — Ты сама в подчинении у лодочника!
Хосефа красноречиво вскинула оружие, взяв Хайро на прицел.
— Не заводись, Хайро! — загалдели партизаны. — Она выстрелит!
— Нет, я прощу тебя в последний раз, — сказала Хосефа. — Забирай людей и ступайте к берегу. Это приказ!
— «...Ныне и присно и вовеки веков. Аминь», — закончил молитву взмокший от волнения Галавис.
Падре смежил веки, и голова его откинулась назад.
«Это — смерть», — понял Галавис.
— Я жаждала смерти, и смерть пришла! — удовлетворенно произнесла Манинья. — Прощай, Рикардо Леон.
— Ты свободен, лодочник! — сказала Хосефа. — И ты, Каталина Миранда.
Шум сельвы стих так же внезапно, как и начался.
— Спасибо, Хосефа, — переведя дух, молвил Рикардо. — Теперь я обязан тебе жизнью.
Командаите Хосефа ответила ему долгим прощальным взглядом, исполненным любви и нежности.
— Нас преследуют гвардейцы, — сказала она. — Даст Бог, еще встретимся!
С этими словами она ушла. А Каталина после перенесенного шока впала в истерику.
— Поедем скорей отсюда! — кричала она Рикардо. — Я хочу забыть все это, как стараются забыть кошмарный сон.
— И меня тоже хочешь забыть?
— Да, и тебя хочу забыть! И все, что с тобой связано: твою сельву, твою лодку и твоих женщин!
Подойдя к берегу, Хосефа услышала мощный взрыв, потрясший округу.
— Гвардейцы взорвали наши лодки! — в ужасе произнесла она.
— Нет, это команданте Хайро подорвал лодку Леона, — пояснил дожидавшийся ее постовой.
— Идиот! — выругалась Хосефа. — Подал сигнал гвардейцам. Я отдам его под трибунал!
— Напрасно кипятишься, — сказал представший перед ней Хайро. — Я больше не признаю тебя, как командира.
Показавшиеся вдали лодки гвардейцев прервали этот спор.
— Уходим! — скомандовала Хосефа, и Хайро перед лицом опасности пришлось подчиниться.
Партизаны отплыли, а Рикардо и Каталина, поняв, что их лодка взлетела на воздух, стали громко звать Бенито — в надежде на то, что ему удалось спрятаться на берегу до взрыва.
— Я здесь, — услышали они слабый стон из-за камня.
— Ну слава Богу! Ты живой! — обрадовалась Каталина, а Рикардо, осмотрев парня, тотчас же стал его перевязывать.
— Это осколочное ранение, — пояснял он Каталине, — а это — результат ушиба о скалу. Его бросило на берег взрывной волной. Ты был в лодке, Бенито, когда рвануло?
— Да, я спал, — слабым голосом подтвердил тот.
— Считай, что тебе повезло. Сейчас мы отнесем тебя в поселок индейцев и там вылечим.
Они покинули берег до прихода гвардейцев, в суматохе не заметив приближающихся лодок.
Чуть позже к месту взрыва подошли Жанет и Антонио.
— Боже мой! Они погибли! — зарыдала Жанет. Антонио пояснил лейтенанту Эррере, что на лодке во время взрыва были Рикардо Леон, его помощник Бенито и сеньорита Миранда.
— Варвары! Изверги! — сжал кулаки Эррера. — Не будет им пощады!.. Я хорошо знал лодочника, и с сеньоритой недавно познакомился... Такая была красавица!..
Продолжайте преследование, — приказал он солдатам и по рации стал вызывать лодку для Жанет и Антонио.
— У нас нет даже денег, — вспомнил Антонио, — все сгорело вместе с лодкой.
Может, ваши люди отвезут нас в Сан-Игнасио, а там мой брат с ними расплатится?
— Не волнуйтесь, — успокоил его Эррера. — Вас отправят в Сан-Игнасио бесплатно.
После того как гул сельвы стих и наступила необычная для здешних мест тишина, Манинья вдруг почувствовала острый укол в сердце. «Ой!» — вскрикнула она, но не от боли, а от изумления, поскольку сердце дало о себе знать впервые.
— Гуайко, где у человека сердце? Здесь? — спросила она, приложив руку к груди.
— Да, — подтвердил индеец.
— Как оно странно болит, — растерянно произнесла Манинья. — А еще эта тишина давит! Говорит, что Манинья — одна-одинешенька на целом свете...
— Я пробовал остановить тебя, — напомнил Такупай, — но ты была ослеплена ненавистью.
— Ты прав, Гуайко, — неожиданно согласилась она, и горькие слезы блеснули в ее глазах. — Манинья сгорала от злобы, а теперь Манинье страшно! Вернемся обратно.
Я должна раскопать смерть, которую посеяла! Как бы ни ревновала Манинья, она не может убить своего мужчину!
— К сожалению, ты это уже сделала, — с горечью произнес Такупай. — Смерть наступила, и она необратима.
— Нет, Гуайко, Манинья не может такого допустить! Ты видишь эти алмазы? Манинья отдаст их сельве, и пусть сельва вернет Манинье мужчину с огненными глазами! — она зачерпнула из шкатулки горсть алмазов и бросила их в реку.
Такупай скорбно покачал головой:
— Если Манинья посеяла смерть, то уже ничего нельзя поправить.
Не слушая его, колдунья пристально вглядывалась в глубь реки, ожидая чуда.
— Знаешь, что говорит мне сельва? — наконец молвила она. — Что и после смерти лодочник и Миранда будут вместе! Ох, какая же тяжкая боль! — сказала вновь Манинья, схватившись за сердце. — Это во мне отзывается гибель Леона.
«И гибель твоей дочери!» — мысленно добавил Такупай.
— А еще сельва говорит, — продолжала между тем Манинья, — что мы должны немедленно возвращаться в Сан-Игнасио.
— Это безумие, бред! — возразил Такупай. — Сельва издевается над тобой. Или... ты перестала ее понимать.
— Нет, Гуайко, сельва любит Манинью! Она велит ей плыть в Сан-Игнасио!
Галавис выполнил последнюю волю священника — похоронил его в сельве — и даже по собственной инициативе еще раз прочитал над его могилой «Отче наш...».
— Ну, прощай, падре Гамбоа, — сказал он, собираясь в дорогу. — Спасибо тебе за все. Ты был, несомненно, хорошим человеком. Никто никогда не относился ко мне с такой добротой. Прости, что я втянул тебя в эту историю. Из-за меня ты погиб, — он вытер набежавшие слезы. — Прости, падре, я не желал твоей смерти, видит Бог.
Обещаю, что тот урок добра, который ты преподнес, не пройдет для меня бесследно!.. Ты говорил, что у тебя нет родственников? Жаль. Я бы передал им твои вещи и Библию. А теперь мне придется взять это с собой. Надеюсь, ты не будешь в обиде, если мне понадобится продать кое-что из твоей сумки, а также использовать содержимое твоего кошелька?
Пробравшись к берегу, он стал дожидаться какой-нибудь лодки, плывущей вверх или вниз по реке. Тогда же ему пришла в голову и еще одна рискованная, но спасительная мысль: надеть на себя одежду падре. «Береженого Бог бережет, — рассудил Галавис. — Увидев перед собой священника, ни один лодочник не станет вспоминать приметы беглого заключенного, которые повсюду сообщила полиция».
Ждать ему пришлось недолго: из-за поворота показалась лодка Маниньи Еричаны, и двигалась она вниз по реке. Галавис напряг память и вспомнил название поселка, в который направлялся Гамбоа.
— Не довезете ли вы меня до Сан-Игнасио-де-Кокуй? — крикнул он с берега.
Манинья велела Такупаю остановиться.
— Я священник, выпускник семинарии, — затараторил Галавис. — Мне дали приход в Сан-Игнасио...
— Садитесь, — устало сказала Манинья. — Мы довезем вас до Сан-Игнасио.
Странная болезнь Лус Клариты заставила сельчан с особым трепетом ожидать возвращения Рикардо Леона.
— Только он может вылечить мою девочку, — утверждала Инграсия, и с ней соглашались все.
Ночью, однако, к берегу причалила лодка Маниньи Еричаны, и многие восприняли это как дурной знак.
— Уж не случилось ли чего с Рикардо и Каталиной? — беспокоилась Тибисай. — Днем сельва так страшно шумела. Такой гул стоял только в тот раз, когда река унесла трех бразильцев.
— Не каркай! — оборвал ее Дагоберто, но с появлением колдуньи и его настроение заметно испортилось.
Встречать лодку Маниньи не вышел никто, кроме Гараньона.
— Я говорила, что ты отвечаешь за жизнь Леона? — грозно спросила его Манинья.
— Теперь тебе придется держать ответ.
— Я ничего не мог сделать. Он убежал! Уплыл! — слезно оправдывался Гараньон.
— Рикардо Леон мертв, — оборвала его Манинья. — И ты умрешь тоже.
— Пощади! Я не виноват, — взмолился Гараньон, встав перед ней на колени.
— Поднимись, ничтожество, — брезгливо произнесла она. — Я прощу тебя на этот раз. Отправляйся в заброшенную шахту. Там я оставила женщину, которую жизнь превратила в животное. Эта несчастная знает все о золоте. Приведешь ее в Сан-Игнасио.
Галавис сошел на берег незамеченным и остаток ночи провел в раздумьях о своем дальнейшем поведении. А утром его обнаружил капрал Рейес.
— Ваши документы, сеньор!
— У меня нет документов, — готовый к такому повороту событий, ответил Галавис. —
Их украли. Но есть бумага из церкви Пуэрто-Аякучо.
— Имя? — строго потребовал капрал.
— Гамбоа. Франсиско Игнасио Гамбоа. Для друзей — Начо.
— Для друзей? — миролюбиво усмехнулся Рейес.
— Да. Для друзей.
— Что ж, пойдемте, я представлю вас моему командиру.
Хустиньяно Гарсия встретил новоявленного Гамбоа с распростертыми объятиями:
— Падре! Какая радость! Мы ждем вас уже двое суток. Теперь, с вашим приездом, все наши неприятности кончатся, я уверен!
Так Крус Хесус Галавис стал «священником» по имени Франсиско Игнасио Гамбоа.
Хустиньяно вышел на площадь, чтобы сообщить радостную весть сельчанам, но его встретили другой, печальной новостью — приехавшие Жанет и Антонио сообщили о трагической гибели Каталины, Рикардо и Бенито.
Добравшись до селения индейцев, Рикардо провел довольно сложную хирургическую операцию — извлек из тела Бенито несколько металлических осколков. Каталину это уже не удивляло: она была уверена, что Рикардо Леон — профессиональный хирург, оставивший по какой-то причине врачебную деятельность. Беспокоило ее только состояние Бенито.
— Потерпи, миленький, — говорила она, вытирая испарину с его лба. — Доктор Рикардо сумеет поставить тебя на ноги! А я буду сидеть у твоей постели сколько понадобится.
Парнишка в ответ благодарно улыбался.
— Во всем виноват я, — казнил себя Рикардо. — Хайро хотел расправиться со мной, а пострадал Бенито. Этот мальчик мне — как сын. Кроме него у меня никого нет.
Каталина старалась утешить Рикардо. Тревога за жизнь Бенито сблизила их, как никогда прежде. Воспользовавшись этим, Каталина в который раз попросила лодочника рассказать о его прошлом, но он опять отшутился, перевел разговор на другую тему:
— Смотри, что нам приготовили заботливые хозяева! Прекрасный гамак для двоих.
— Я уже спала однажды с тобой в гамаке, и мне этого достаточно, — резко ответила Каталина.
— Но не можем же мы пренебрегать гостеприимством таких милых людей, — насмешливо убеждал ее Рикардо.
— Ты ложись, а я немного прогуляюсь.
— Спасаешься бегством?
— Нет. Просто я не знаю, как поступить, — честно призналась Каталина. — И зачем мы только повстречались?
— Ну ладно, — смилостивился он. — Прогуляйся и приходи поскорее. Тебе не следует меня бояться.
— Правда? — с робкой надеждой спросила она.
— Правда. Ложись. Ты ведь так устала за эти сутки. А я, пожалуй, еще потолкую с индейцами.
Проснувшись утром, Каталина увидела Рикардо бодрствующим. Спал ли он рядом с ней или где-то в другом месте, так и не поняла, но спрашивать не стала.
Пришел индеец и сказал, что подготовил пирогу для перевозки Бенито в Сан-Игнасио.
— Не надо его сейчас трогать, — возразил Рикардо. — Он спит, и это самое лучшее для него. Если позволите, мы погостим у вас еще денька два.
— Конечно, конечно, — замахал руками индеец. — Мы будем только рады. А пирогу возьмешь, когда захочешь.
Каталина вспомнила, что ночью слышала перестрелку, а также то, что Рикардо успокаивал ее, говоря: «Спи, ничего страшного, это гвардейцы настигли партизан».
Вскоре его предположение подтвердилось: в селение пожаловали гвардейцы, и лейтенант Эррера сообщил, что партизаны разгромлены и уйти удалось только Хосефе с несколькими бойцами.
— Но больше всего я рад видеть вас живыми! — сказал он Каталине и Рикардо, — Ведь парень и девушка с вашей лодки сказали, что вы погибли, и я поклялся отомстить за вас.
— Спасибо, лейтенант, — растроганно произнес Рикардо. — А что стало с нашими попутчиками?
— Я отправил их в Сан-Игнасио.
— Значит, папа думает, что нас нет в живых! — пришла в ужас Каталина. — Представляю, как он сейчас убивается. Надо бы сообщить ему, что нам удалось спастись.
— Мы свяжемся с Сан-Игнасио по рации, — пообещал Эррера. — А вам, сеньорита, следует подумать, как побыстрей выбраться из сельвы. Надеюсь, вы уже поняли, насколько она опасна, особенно для городских жителей. Я мог бы доставить вас в Сан-Фернандо и затем — в Пуэрто-Аякучо. А уж там вы сядете в самолет. Поверьте, мне это будет не в тягость, а в удовольствие, — он смутился, поняв, что был чересчур откровенным.
— Да, лейтенант, я поеду с вами! — твердо произнесла Каталина.
— Все складывается как нельзя лучше, — хмуро проворчал Рикардо, когда Эррера ушел. — Скоро ты вернешься в свой мир и забудешь обо всех кошмарах, связанных с сельвой.
— Да, я мечтаю вернуться домой, — приняла его вызов Каталина, — к моей любимой работе...
— ...и к жениху, — добавил Рикардо. — Раньше я ему завидовал, а теперь... Я его просто ненавижу! С чего бы это, как ты думаешь? — он вскинул глаза на Каталину, и в них, кроме иронии, были еще и боль, и тоска, и — любовь.
— Я пойду к Бенито, — не сумела скрыть своего смятения Каталина. — Мне жаль оставлять его в таком состоянии.
— Не уезжайте, сеньорита, — стал умолять ее раненый, узнав, что она привала проститься. — Зачем вам торопиться? Партизаны уже разгромлены. А я вас очень полюбил... Мне будет плохо без вас. И моему патрону...
— Бенито, милый, я тоже тебя полюбила, но мне нужно возвратиться к работе. Я и так здесь слишком задержалась.
— Но вы будете меня вспоминать? — совсем по-детски спросил он.
— Конечно!
— А моего патрона? — проявил дерзость Бенито.
— И его буду вспоминать, — вполне серьезно ответила Каталина.
Затем она стала прощаться с индейцами, благодаря их за помощь и гостеприимство.
— Нехорошо оставлять лодочника без женщины, — сказал ей старейшина, — нехорошо.
Рикардо проводил ее до берега. Индейцы, проявив завидный такт, следом не пошли, а дали возможность гостям проститься наедине.
— Мы ждем вас, сеньорита! — прокричал с лодки лейтенант Эррера.
Каталина крепко пожала руку Рикардо:
— Прощай. Спасибо тебе за все. Береги себя. В уголках его глаз проступили предательскиеслезы, и Каталина почувствовала, что тоже готова расплакаться. Сердце ее в тот момент разрывалось надвое. Рикардо, уловив это, нашел в себе силы сказать:
— Торопись. Если упустишь такой шанс, то никогда отсюда не уедешь.
— Да. Прощай, Рикардо! — Она решительно обняла его и сама поцеловала в губы.
И Рикардо больше не стал сдерживаться и ответил страстным, долгим поцелуем...
Эррера, почуяв неладное, замер на судне.
— Сеньорита, мы не можем ждать, — очнувшись, напомнил он о себе.
— Простите, лейтенант, — обернулась к нему Каталина. — Отплывайте без меня. Я остаюсь. Мне надо вернуться в Сан-Игнасио.
— Подумайте хорошо, сеньорита. У меня есть еще немного времени, я подожду, — настаивал Эррера. — Вы потом пожалеете!
— Он прав, Каталина, — сказал глухо Рикардо. — Я не хочу, чтобы ты раскаивалась.
— Помолчи, — взмолилась она, — а то я и в самом деле передумаю. Лейтенант, вы могли бы выполнить мою просьбу?
— Да, сеньорита.
— Вот номер телефона компании, где я работаю. Позвоните, пожалуйста, туда и скажите, что у меня все нормально, только я не имею возможности сейчас добраться до столицы и не знаю, когда смогу вернуться.
— Я выполню вашу просьбу, но, по-моему, вы делаете большую глупость, оставаясь в сельве, — обиженно произнес Эррера.
— Иногда бывает, что вся жизнь — сплошная глупость, лейтенант, — позволил себе заметить Рикардо.
— Ладно, прощайте, Каталина Миранда, — улыбнулся напоследок Эррера. — Не поминайте лихом.
— Скажи, почему ты решила вернуться в поселок, который так не любишь? — спросил Рикардо вечером, когда индейцы и Бенито уже уснули, а они с Каталиной сидели у огня, периодически подбрасывая в него сухие ветки.
— Ты же видишь, как я привязалась к Бенито, — не сразу ответила Каталина. — Он упрашивал меня остаться, и я не смогла уехать.
— Значит, причина — в Бенито, — ехидно заметил Рикардо.
— Не только. Я хочу увидеть отца, успокоить его. Он ведь сейчас горюет, оплакивает меня.
— Это веские причины, — согласился Рикардо. — Но есть еще одна, о которой ты умалчиваешь.
Он решительно обнял Каталину и поцеловал ее так же страстно, как сделал это на причале, полагая, что прощается с ней навсегда.
— Не надо, Рикардо, — освободившись из его объятий, сказала она. — Я не хочу, чтобы ты заблуждался на мой счет.
— Но почему, почему? Я же вижу, что ты одинока, хотя и говоришь о каком-то женихе. Не спорю, возможно, он и есть, но ты его не любишь. Иначе тебе не пришло бы в голову отпустить лейтенанта и остаться здесь. Люди всегда хотят быть с теми, кого любят или... начинают любить!
Их уединение внезапно нарушила Хосефа, возникшая из темноты как привидение.
— Я рада, что ты жив, лодочник, — сказала она.
— Какой цинизм! — возмутилась Каталина. — Разве не вы приказали взорвать его лодку, не вы ранили Бенито?
— Нет, не я, — прямо посмотрела на нее Хосефа. — Это сделал Хайро, за что и поплатился. Я действительно рада, что все вы остались живы. А сейчас мне надо кое-что сказать Леону. Не будете возражать, если мы с ним отойдем в сторону?
— Я могу вас оставить, — вспыхнула Каталина и тотчас же направилась к своей хижине.
— У меня мало времени, Рикардо, — сказала Хосефа, положив руки ему на плечи, — поэтому я буду краткой. Во-первых, скажи моему брату, что скоро я за ним приду.
Во-вторых, возьми вот это, — она достала из кармана брошь Каталины и отдала ее
Рикардо. — Я сняла ее с твоей рубашки, когда ты спал. Прости. Хотела оставить себе на память, но не смогла.
— Спасибо, команданте, — взволнованно произнес Рикардо. — Эта вещь очень дорога мне. Я думал, что потерял ее.
— Ладно, не надо продолжать. Я знаю, чья это брошь... Есть еще и третье, что я собиралась тебе сказать: возможно, когда-нибудь я приду и за тобой, Рикардо Леон. Нам ведь есть о чем поговорить, не так ли?
— Мне казалось, мы больше ничего не должны друг другу.
— Нет, я хочу, чтобы ты заплатил мне за эту вещицу, — озорно усмехнулась Хосефа. — Но, разумеется, не сейчас. Подождем до лучших времен!
Сказав это, она повернулась и растаяла в темноте.
— Оставь меня! — сердито бросила Каталина, когда Рикардо вошел к ней в хижину.
— Ты просто отвратителен! Не могу видеть, как женщины охотятся за тобой.
— А по-моему, ты всего лишь ревнуешь, Каталина Миранда!