Глава 29


Сельчане живо обсуждали предстоящее событие — свадьбу Лолы и Хосе Росарио. За такой короткий срок надо было успеть многое: обдумать праздничное меню, украсить бар, подготовить свадебные подарки. А кроме того, следовало позаботиться о нарядах для шаферов — Дейзи и Бенито, о музыке, которая должна была звучать на первой в Сан-Игнасио свадьбе. Магнитофон для этой цели явно не подходил — Гаэтано уверял всех, что на свадьбу надо пригласить настоящий оркестр.

— Ты забыл, где находишься, — напомнил ему Хустиньяно. — Откуда здесь может взяться оркестр!

— Пригласим людей Маниньи. Они — отличные музыканты, — не сдавался итальянец.

— Нет, колдунью нельзя пускать на свадьбу! — решительно заявила Тибисай.

— Наоборот, — возразил ей Гаэтано. — В сказке о спящей царевне тоже не пригласили колдунью на праздник, и она в отместку усыпила царевну на много лет.

Так что мы не станем повторять эту ошибку.

С ним вынуждены были согласиться, и проблема музыкантов наконец отпала. Но тут Инграсия вспомнила, что молодоженам негде жить после свадьбы. Это был действительно удар! Никто не мог придумать чего-либо подходящего, пока не пришла Дейзи и не сообщила, что Лола отдает ей свой грузовик.

— А молодых можно поселить в «коммерческую» комнату, — разумно рассудила она. — Мне теперь там делать нечего, если у меня будет грузовик.

На том и порешили. Только теперь стали думать, как переоборудовать ту комнату под нормальное жилье, чтобы она ничем не могла напоминать Лоле о ее прошлом.

Словом, хлопоты продолжались до поздней ночи, а в это время падре и Мирейя усиленно штудировали требник, готовясь к завтрашнему ритуалу венчания.

— Нет, я не могу это осилить за один вечер, — сокрушался падре. — Обязательно все перепутаю.

— Не волнуйтесь, я буду стоять рядом и по книжке подсказывать вам, — утешала его Мирейя.

— Спасибо. Но еще ведь будет проповедь! А это надо делать без подсказок. И что мне им говорить?

— Вы недооцениваете себя, падре. Если вы сумели сказать такие красивые слова Лоле и Хосе Росарио накануне, то неужели же не сможете произнести торжественную и трогательную проповедь? Говорите только о любви, и у вас все получится.

— О любви? Мне очень трудно говорить о любви, Мирейя! Потому что она стала для меня далекой и невозможной.

— Ладно, давайте еще раз повторим.

— Господи, из чего сделаны такие женщины, как ты, Мирейя! — воскликнул он. — Откуда у тебя такое сердце?

— А откуда вы берете ту доброту, которой одариваете всех нас?

— Этому я научился у тебя. Клянусь! Мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала. С тобой я и в самом деле стал совсем другим человеком — не тем, который еще недавно бежал из тюрьмы. Это уже не тот Галавис, поверь мне, Мирейя.

— Да, я знаю. Вы — падре Гамбоа и останетесь им до конца жизни, — спокойно произнесла она.

— Это как раз и плохо, — покачал он головой. — Я не знаю, радоваться мне или печалиться. Ведь то, что объединяет нас в данный момент, также и разъединяет навсегда.

— Тогда оставьте то, что объединяет, — мудро рассудила Мирейя. — А сейчас — пора спать.

— Да, я пойду, — смутился он и направился к выходу.

— Куда вы, падре? — остановила его Мирейя. — Оставайтесь здесь, как прежде.

— Но ты же знаешь, что теперь — все иначе. Я — свободный человек, и я люблю тебя.

— Так же как и я вас. Но вы — не свободный человек. И я — тоже. Любовь, которая существует между нами, разъединяет нас. Вы сами это сказали. Так что мы можем спать под одной крышей.

— И что же будет с нами! Что будет с нашими жизнями! — в отчаянии воскликнул падре.

— Бог рассудит. Спокойной ночи!

Утром прибыли лодки за арестованными, и лейтенант Эррера вывел из полицейского участка Хосефу.

— Видишь, команданте, женщины несут цветы? Здесь все готовятся к свадьбе, а ты зря потратила свою жизнь, и мне тебя искренне жаль. Ты такая красивая! Могла бы выйти замуж за хорошего парня, завести семью, родить детей. Посмотри на учителя и Лолу. Они сегодня женятся и очень счастливы. Ты же выбрала преступную стезю и за это расплачиваешься.

— Подождите, лейтенант, — обратилась к нему Хосефа. — Можно мне хоть секунду постоять возле жениха и невесты? Я тоже хочу пожелать им счастья.

— Что ж, пожелай. Я вижу, ты уже начинаешь раскаиваться в своем прошлом.

Хосе Росарио и Лола специально вышли на улицу, чтобы издали проводить взглядами Хосефу. Но лейтенант разрешил ей подойти поближе, и Лола испугалась, что Хосе Росарио может не выдержать и как-то выдать себя.

— Простите меня за все, — сказала Хосефа чуть дрогнувшим голосом, но лицо ее при этом оставалось непроницаемым и не выражающим никаких эмоций. — Я желаю вам счастья.

— Спасибо, Хосефа, — ответила Лола, едва сдерживая слезы.

— Да хранит тебя Бог! — взволнованно произнес Хосе Росарио. — Прощай.

С рассветом Гаэтано отправился к Манинье, чтобы пригласить ее на свадьбу, и очень удивился, увидев там Рикардо.

— Ты что, спал здесь? — брякнул он от растерянности.

Рикардо не нашел что ответить.

— Он лечит Такупая, — вовремя подсказал Мисаэль.

Гараньон ядовито усмехнулся.

— Ты тоже приглашен на свадьбу, — сообщил Рикардо Гаэтано. — И еще тебя вчера весь вечер искал Бенито. Вы встретились? Он будет шафером у Хосе Росарио.

Манинья, польщенная приглашением, пообещала, что непременно пошлет музыкантов и придет сама — с подарками.

На свадьбу сельчане собрались принаряженные и очень волновались перед проповедью падре. Но большее всех волновался, разумеется, сам падре.

— Сегодня мне будет помогать Мирейя, — сказал он Инграсии. — Да, Мирейя... Итак, дети мои, начнем... Бог есть любовь. Так говорил один священник и так написано в книгах. Но каждый человек однажды постигает эту истину на собственном опыте.

Возможно, вы не поверите, но жизнь часто разлучала меня с Богом. Причем так разлучала, что я иногда чувствовал себя мерзким комедиантом... Но в этой сельве, в этом маленьком поселке я встретил Бога, и Он заставил меня поверить в Него.

Да, каким-то странным, непостижимым образом я нашел Его и убедился, что Бог — это любовь. Трудная, полная страданий, но и многообразная, как сама жизнь.

Именно здесь я понял, что любовь — это дружба, искренность, сострадание, взаимная поддержка и прощение друг друга... Так прекрасно — встретить человека и полюбить его, как полюбили вы, Лола и Хосе Росарио! Любовь очищает от всего дурного, пошлого и открывает перед нами возможность для благих дел. Ты, Лола, отказалась... сама знаешь от чего, и ты, Хосе Росарио, тоже отказался от всего плохого. Вы сделали это, чтобы быть вместе. Поняли, что любовь — первооснова в жизни человека. Любовь способна преодолеть непреодолимое, и вы никогда не сомневайтесь в этом, дети мои! И никогда не сомневайтесь в том, что Господь Бог существует. Несите в своих душах веру и будьте счастливы. Именем Господним я благословляю всех присутствующих здесь. Любовь и вера да не покинут вас!

Он обвел взглядом собравшихся, не убоявшись посмотреть прямо в глаза и Дагоберто, который, впрочем, смотрел на него вполне доброжелательно и, казалось, был так же вдохновлен проповедью, как и все остальные.

— Хосе Росарио Рестрепо, — обратился падре к жениху, — берешь ли ты в жены Лолу Лопес, чтобы любить ее, уважать, заботиться о ней, быть верным в радости и горе, богатстве и бедности, здравии и болезнях — пока смерть не разлучит вас?

— Да, падре, беру, — глуховатым от волнения голосом ответил Хосе Росарио.

— А ты, Лола Лопес, берешь ли в мужья Хосе Росарио Рестрепо, чтобы любить его, уважать, заботиться о нем, быть верной в радости и горе, богатстве и бедности, здравии и болезнях — пока смерть не разлучит вас?

— Да, падре, беру всем сердцем!

— Тогда... Именем Отца и Сына и Святого Духа объявляю вас мужем и женой, соединенными в священном браке. Жених может поцеловать невесту...

После поздравлений и поцелуев, обрушившихся на новобрачных, сельчане стали дарить им подарки. В основном это была домашняя утварь, которой женщины решили поделиться с будущей хозяйкой дома. Мирейя также подарила букетик искусственных цветов, специально сделанный ею к этому торжественному событию.

— Пусть он украшает вашу спальню, — смущенно шепнула она.

Дейзи преподнесла Лоле небольшой сверток, предупредив:

— Развернешь потом. Сейчас — не надо. Там — кружевное белье.

Наиболее роскошным мог бы стать подарок Маниньи — золотой самородок, — если бы не сказала своего слова Каталина:

— Мы с отцом и Фернандо решили отдать молодоженам один из домиков, которые строили для туристов. Можете взять самый большой, чтобы открыть там заодно и школу.

Хосе Росарио был так тронут, что даже не сумел справиться с навернувшимися на глаза слезами.

— Спасибо вам, мои дорогие, — сказал он растроганно. — Спасибо. И простите за все меня и мою сестру. Мы с Лолой не подведем вас.

— Да, обещаем, — прижавшись к мужу, добавила Лола.

— Мне так нравятся люди этого поселка, — сказала немного погодя Каталина. — Посмотри, Фернандо, как они радуются за Хосе Росарио и Лолу. В самые обычные дела они всегда привносят красоту и тепло.

— Да, все так, — поддержал ее Ларрасабаль. — Самое простое и есть самое красивое.

Весь вечер они держались вместе: сидели за одним столиком, беседовали, танцевали. Каталина видела, как Рикардо несколько раз подходил к ним совсем близко — хотел пригласить ее на танец, но не решался. Когда же он наконец выбрал момент, Каталина, неожиданно для себя, отказалась с ним танцевать. Рикардо посмотрел на нее с укоризной, но ничего не сказал.

Позже он подкараулил ее неподалеку от туалета.

— Это уже слишком, Рикардо! — рассердилась она. — Ты меня преследуешь?

— Нет, просто вышел по той же причине, что и ты.

— Перестань паясничать!

— А почему ты все время пытаешься меня разозлить? Убегаешь, отказываешься танцевать со мной. Все это выглядит по-детски.

— Нет, это ты играешь в какие-то детские игры.

— Ошибаешься. Я отношусь к тебе слишком серьезно. В этом-то вся беда. Слишком серьезно, Миранда. И запомни: что бы ни случилось с тобой или со мной, с кем бы ты ни танцевала, как бы ни ненавидела меня, — рано или поздно ты будешь моей, Каталина Миранда!

— По-моему, ты чересчур много выпил, — ответила она. — Позволь мне пройти.

— Да, конечно, Ларрасабаль, наверно, обеспокоен твоим отсутствием, — обиженно бросил Рикардо.

В баре между тем все предавались веселью, и даже Манинья не чувствовала себя чужой на этом празднике. «Все идет хорошо, — рассуждала она. — У Маниньи есть золото и есть ее мужчина. А Памони поможет избавиться от той, которая отравляет

Манинье жизнь, — от Каталины Миранды».

Грустной на всеобщем празднике выглядела только Лус Кларита. Тайком наблюдая за Антонию, она слышала, как ее возлюбленный упрашивал Жанет немедленно стать его женой.

— Нет, парень, — грубо ответила та, — я не собираюсь выходить замуж в такой дыре. И вообще ты меня раздражаешь!

— Да, я вижу, как тебя обхаживает лейтенант Эррера. И кажется, ты отвечаешь ему взаимностью? Танцуешь только с ним.

— А почему бы и нет? Он — серьезный и надежный мужчина. К тому же красивый, образованный. Мне с ним приятно и интересно.

— Ну что ж, продолжай в том же духе, — рассердился Антонио и направился прямо к Лус Кларите.

Та как раз вынуждена была отбиваться от пьяного Гараньона, силой тащившего ее танцевать. Так что Антонио оказался здесь весьма кстати.

— Оставь ее! Лус Кларита обещала этот танец мне, — заявил он, и Гараньон, помня о предыдущей стычке с молодым Ларрасабалем, не стал повторять прежней ошибки. — Давай уйдем отсюда, — шепнул Антонио девушке. — Пока все пляшут, я дострою наш домик...

— Нет, не надо, Антонио. Ты любишь не меня, а Жанет!

— Глупенькая, я люблю только тебя!

— Не надо говорить неправду, я все слышала... Музыка внезапно умолкла, и Инграсия объявила, что новобрачную ждет еще один подарок, который хочет сделать Пруденсио. Капрал деловито вышел на середину зала и стал проникновенно читать новое стихотворение сержанта Гарсии:


Когда приходит любовь,

я забываю свою прошлую жизнь,

потому что для меня все лучшее — впереди.

Впереди наше счастье!

И хоть добиться его будет трудно,это нас не остановит.

Я украшу мою королеву короной, клянусь!


Все взволнованно зааплодировали, а Фернандо, подхваченный этой восторженной волной, вдруг вскочил со своего места и, перекрикивая сельчан, объявил:

— Прошу внимания! Прошу внимания! Сегодня, в такой радостный день, я хочу выпить за продолжение своего проекта...

— Ура! — прервали его возгласы сельчан. — Доктор остается! В Сан-Игнасио будет прогресс!

— Да, я решил остаться, несмотря на то что мы потерпели убытки и наши доллары уплыли по реке. Но это еще не все! Самое главное, что я хотел сказать... Да!

Сегодня, когда в Сан-Игнасио проходит первая свадьба, я хочу объявить о другой свадьбе, которую мы скоро здесь отпразднуем! Я говорю о бракосочетании Фернандо Ларрасабаля и Каталины Миранды!

«Браво! Браво!» — зазвучало вокруг, а у Каталины оборвалось сердце.

— Поздравляем! Поздравляем! — накинулись на нее с поцелуями сельчане.

Каталина лишь смущенно улыбалась.

— Дочка, мне нужно с тобой поговорить, — строго сказал Дагоберто и вывел ее из зала. — Объясни, что все это значит?

Каталина, ошеломленная случившимся не меньше отца, потупившись, молчала.

— До сих пор я не вмешивался в твои дела, в твою жизнь, — продолжал между тем Дагоберто. — Но сейчас, прости, мне пришлось усомниться в твоем здравомыслии.

— Папа, не надо, — взмолилась она.

— Нет, я должен сказать, что ты сейчас делаешь ошибку, за которую будешь потом жестоко расплачиваться. Ведь ты не любишь Ларрасабаля! И почему я узнал о твоем

решении вместе со всеми? Не потому ли, что ты боялась сказать мне об этом, поскольку заранее знала мое мнение?

— Извините, я хотела поговорить с Каталиной, но, кажется, помешала вам, — сказала подошедшая к ним Мирейя.

— Нет, не уходи, Мирейя, — остановил ее Дагоберто. — Я знаю, что ты хотела сказать моей дочери. Тебя тоже смутило известие о свадьбе. Так скажи, пожалуйста, этой глупой девчонке, что она заблуждается!

— Думаю, мне все же лучше уйти, — отступила назад Мирейя и у самого входа в бар столкнулась с Рикардо. — Ты ищешь Каталину? Она сейчас беседует с Дагоберто. Не стоит им мешать.

— Нет. С чего ты взяла? — изобразил удивление Рикардо.

— Ой, какие же вы оба упрямые! — сердито бросила Мирейя. — Мучаете Друг друга и сами не знаете зачем.

— Если ты имеешь в виду эту новость о помолвке, то я нахожу ее не хуже и не лучше всякой другой.

— Да ну тебя! — отмахнулась от него Мирейя. — От такого, как ты, действительно сбежишь к кому угодно. Я понимаю Каталину.

Он все-таки дождался Каталину, возвращавшуюся в бар после разговора с отцом.— В таком случае принято поздравлять с помолвкой, но я не стану этого делать, — сказал Рикардо, глядя ей прямо в глаза, — потому что ты не будешь счастлива с Ларрасабалем.

— Тебя это не касается. Позволь мне пройти.

— Разумеется, ты можешь уйти от меня, но от себя ведь не убежишь, — с укоризной произнес он. — Мы оба знаем, что...

— Что? — в упор посмотрела на него Каталина.

— Что в глубине твоей души лежит любовь ко мне. Так же как и ты запала мне глубоко в душу!

— Оставь, Рикардо, сейчас этот разговор ни к чему.

— Ну конечно, ты помолвлена с доктором. Что ж, прощай, Каталина Миранда.

Отправляясь на свадьбу, Манинья оставила Такупая под присмотром Путала, чем он был весьма огорчен. Болезненное состояние, вызванное ранением, прорвалось в старом индейце обидой и ревностью.

— Манинья любит тебя и лодочника, — говорил он, отказываясь принимать лекарства из рук Пугалы. — А Такупая она больше не любит. Уходи, Путало! И забери с собой эти таблетки.

— Молчи уж, глупый Гуайко, — промолвила вдруг та, рассердившись.

— Я не ослышался? Ты умеешь говорить? — изумился Такупай. — Нет, теперь подожди, не уходи.

— Только что ты прогонял меня.

— Я не знал, что ты можешь говорить, но почему ты скрываешь это. Скажи, почему? Кто ты?

— Человек. Такой же человек, как и ты, 1уайко.

— У тебя есть имя?

— Да. Меня зовут Висента Гомес.

— А сеньора знает о твоих способностях? Она очень разозлится, когда поймет, что ты ее обманывала.

— Я не обманывала ее. Просто сеньора умеет разговаривать глазами, и мне этого достаточно.

— А почему ж ты заговорила со мной?

— Потому что ты не умеешь говорить глазами и не хочешь принять таблетку, чтобы выздороветь.

— Она мне действительно ни к чему, — в который раз отмахнулся от предложенного лекарства Такупай. — А глаза... Разве могут они сказать все, даже то, что человек тщательно скрывает?

— Могут, — ответила она с такой многозначительной усмешкой, от которой Такупай похолодел: ему вдруг показалось, что эта странная особа знает его сокровенную тайну о кровном родстве Маниньи и Каталины.

— И все-таки ты — Пугало! — произнес он после некоторой паузы. — Исчадье ада.

— Напрасно ты пытаешься меня обидеть, — спокойно сказала Висента. — Так ведут себя дети, когда болеют.

— А это правда, что твои дети утонули в реке? — смягчившись, спросил сочувственно Такупай.

На сей раз она ответила глазами, в которых индеец отчетливо прочитал: «Да».

— Прости, я не хотел сделать тебе больно. Гуайко в самом деле глупый, ты права.

Помолчав некоторое время, он, однако, обратился к Висенте с другим вопросом, не дававшим ему покоя:

— А скажи, что ты видела в глазах Маниньи Еричаны? Она тоже что-нибудь скрывает?

— Сеньора скрывает то, о чем и сама не догадывается.

— Не слишком ли много ты на себя берешь, Висента 1Ъмес? — обиделся за госпожу Такупай. — Манинья знает все.

— Она не может видеть свои глаза.

— И что же в ее глазах? — Такупай решил идти до конца, чтобы знать, к чему готовиться, если эта женщина вздумает кому-либо открыть тайну Маниньи.

— В глубине души сеньора страстно желает иметь дочь — взрослую и красивую. Но рассудком еще не может осознать своего желания.

— Только не говори ей этого! — испуганно воскликнул Такупай.

— Не скажу.

— Молчи. Молчи, пожалуйста. Если Манинья узнает правду, она умрет. Умрет! Не говори ей ничего!..

С этими словами он как-то неестественно запрокинул голову, тело его судорожно дернулось, и Висента поняла, что это — агония.

— Не умирай, Гуайко, не умирай! Я скоро вернусь.

Когда Манинья увидела ее — испуганную и запыхавшуюся — в баре, то сразу же позвала Рикардо:

— Пойдем скорее к Гуайко! Он умирает!

Мирейя все же улучила момент, чтобы поговорить с Каталиной.

— Ты приняла ошибочное решение, — уверенно заявила она. — Дагоберто очень огорчен, но не может сказать об этом прямо. А я — могу! Ведь ты сама говорила мне, что любишь Рикардо Леона. Неужели твоя любовь прошла так скоро?

— Рикардо не тот человек, который мне нужен.

— Но и Фернандо — не тот человек! Я знаю, ты согласилась на брак с ним чтобы забыть Рикардо! Но это не выход, Каталина. Сердце ведь не обманешь. Подумай хорошенько. Еще не поздно отказать Ларрасабалю.

— Ох, Мирейя, все получилось как-то само собой. Поверь. Со мной происходит что-то странное: будто не я совершаю поступки, а кто-то делает это за меня.

— Поэтому я и прошу тебя не спешить со свадьбой, — сочувственно улыбнулась Мирейя. — А там все утрясется и встанет на свои места. Я уверена!

Праздник тем временем уже подходил к концу. Молодожены отправились в специально приготовленную для них спальню. Другие тоже стали расходиться по домам. Фернандо предложил Каталине еще немного прогуляться по поселку, но она сказала, что не хочет оставлять отца, который выглядит очень уставшим.

— Кажется, он не рад нашей помолвке, — мрачно молвил Фернандо.

— Он еще недостаточно оправился от болезни, — пояснила Каталина, в который раз пожалев Ларрасабаля.

Дома она тем не менее предложила отцу выпить сердечных капель, и он не отказался: видимо, удар, нанесенный дочерью и Ларрасабалем, все-таки отозвался болью в его сердце.

— Папа, не следует так переживать из-за меня, — попыталась успокоить его Каталина. — Обещаю, что все будет хорошо.

— Помнишь тот ключик, который я тебе дал перед отъездом? — спросил внезапно Дагоберто.

— Да. Только я так и не узнала, от чего он.

— Когда-нибудь в других обстоятельствах я скажу тебе, от какого замка этот ключ.

— А почему не хочешь сказать сейчас? Скажи! — попросила Каталина, но тут в комнату вошла Паучи.

— Я принесла вам чай. Как вы думаете, удастся лодочнику спасти Такупая или тот все-таки умрет?

— Такупаю уже значительно лучше, — ответила ей Каталина.

— Нет, он умирает! Путало прибежала на свадьбу, и я слышала, как колдунья сказала лодочнику: «Гуайко умирает!» Они сразу же помчались его спасать.

— Я тоже должна быть там! — вскочила с места Каталина, и ни Дагоберто, ни Паучи не смогли ее удержать.

Осмотрев Такупая, Рикардо заявил, что бессилен чем-либо помочь индейцу и вообще не понимает причины этого странного приступа.

— Но он жив? — нетерпеливо спросила Манинья.

— Пока жив, — растерянно ответил Рикардо. — Такое ощущение, что он находится в шоке.

Манинья тотчас же учинила допрос Пугалу.

— Скажи, что тут произошло, пока меня не было? Ну же! Почему твои глаза больше ничего не говорят Манинье? Отвечай! Почему Манинья тебя не понимает? Леон, вся надежда на тебя. Ты должен спасти Гуайко! — в этот момент она увидела перед собой Каталину и переключилась на нее: — Что тебе здесь надо? Манинья не желает тебя видеть!

Не обращая внимания на хозяйку, Каталина прошла к постели Такупая.

— Он жив? Что с ним? — спросила она у Рикардо.

— Не знаю, — ответил тот. — Похоже на шок.

— Ты пришла ради Такупая или ради Леона? — грозно подступила к ней Манинья.

Каталина, не слушая ее, склонилась над индейцем:

— Такупай, милый, что у тебя болит?

— Оставь ее, — строго сказал Рикардо, уводя Манинью в сторону.

— Ты слышишь меня, Такупай? — продолжала между тем Каталина, обеими руками гладя лицо и грудь индейца. — Это я, Каталина Миранда. Не узнаешь меня? Ты словно ушел куда-то далеко... Не уходи, Такупай! Не уходи, миленький. Возвращайся! Не бойся, мой хороший, возвращайся!.. Ты здесь?! Ты вернулся? Какое счастье! — от радости она стала целовать руки индейца.

— Он и вправду ожил! — не удержалась от возгласа Манинья.

— Каталина... — слабым голосом произнес Такупай, силясь растянуть губы в улыбке.

— Молчи, молчи, — остановила она его, — отдыхай. Ты больше не уйдешь туда.

— Это невероятно! — молвил потрясенный Рикардо. — Ты снова всех удивила, Каталина Миранда.

— Постой, постой, красотка, — вступила в разговор Манинья. — Я всегда подозревала, что в тебе есть что-то такое... Откуда ты знаешь это заклинание?

— Никакое это не заклинание, Манинья, — ответила Каталина. — Просто несколько слов любви и немного ласки.

— Нет, ответь, откуда у тебя такая способность к волшебству, — настаивала Манинья. — Ответь!

— Отсюда, — сказала Каталина, приложив руку к сердцу.

Висента Гомес поспешно отошла в сторону, боясь, что Манинья ненароком увидит ее глаза. «Теперь все переменилось! — шептала она, блаженно улыбаясь. — Все переменилось для тебя, Манинья Еричана!


КОНЕЦ
Загрузка...