Каина

Глава 21

Сан-Игнасио жил ожиданием. Все готовились к встрече туристов. Лола с Дейзи ссорились по десять раз на дню, заранее деля клиентов и считая доходы. Но этим лучезарным утром все сияли, сегодня должно было состояться чудо, сегодня их поселок приобщится к благосостоянию и прогрессу!

Гаэтано написал разноцветными буквами большой плакат по-английски: «Добро пожаловать в Сан-Игнасио-де-Кокуй!» Плакат водрузили возле пристани, каждый сходил и полюбовался на него, а потом высказал критические замечания. Одни говорили — бледен, другие — мелковаты буквы, но Гаэтано отмел всю критику.

— Италия — страна великих художников, а я — итальянец, — заявил он и разом успокоил всех.

Маленькую площадь, свои дома жители украсили цветами. Инграсия еще рано утром напекла целый поднос аппетитнейших пирожков, которыми собиралась встретить дорогих гостей. Сержант Гарсия благородно предложил Инграсии пожить с мальчуганами в помещении полицейского участка на время приезда туристов, и мальчишки пришли в необыкновенный восторг, увидев двухъярусную кровать, на которой они будут спать. Мирейя забрала к себе Паучи и Жанет. Каталина устроила спальню в лавке. Кто на полу, кто в кладовке, но все обеспечили себе ночлег, и теперь, нарядившись в свою самую лучшую одежду, собрались на площади: падре наконец-то должен был отслужить мессу.

На столике красовались все святыни деревни: икона Спасителя, фигурка Девы Марии, святых Бернарда и Иеронима. Инграсия поставила свечи в подсвечниках, положила Библию. Все приготовились внимать слову Божьему. Не готов был один только падре.

Он улыбался, поправлял очки и то и дело отходил куда-то в сторонку, очевидно желая сотворить свою, особую молитву. Молитва у падре была в самом деле особенная.

— Гамбоа! — молился Галавис, воздевая глаза к небу. — Сейчас же сотвори какое-нибудь чудо! Я понятия не имею, как мне служить эту мессу! Придумай что-нибудь и избавь меня от разоблачения.

Инграсия прервала молитвенные размышления падре: люди заждались, пора было начинать.

Галавис про себя кипятился, он негодовал на Гамбоа. Подумать только! Оставить его в такую минуту! Но делать было нечего. Он подошел к импровизированному алтарю и благословил свою паству. На него смотрели счастливые и благодарные глаза Мирейи, доверчивые и ожидающие Лус Клариты, растроганные и умиленные Дейзи и Лолы. Падре и сам растрогался, так растрогался, что никак не мог начать мессу.

На помощь ему пришла Инграсия.

— Не могли бы вы сказать нам, падре, проповедь о туристах, надежде и прогрессе, — попросила она.

Галавис воодушевился, тема надежды была необыкновенно близка ему.

— Вы, конечно, слышали, — начал он, — что надежда умирает последней...

Падре говорил, говорил, может быть, не слишком складно, но искренне и прочувствованно:

— И все мы с большой надеждой ждем туристов, которые означают для нашей затерянной деревеньки связь с большим миром и прогресс. Мы ждем их все вместе, как одна большая семья. Да-да, именно семья, и, поверьте, это очень важно!

Поверьте мне, говорю я вам, потому что я — круглый сирота. Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. А теперь я обрел семью. Моей семьей стали жители Сан-Игнасио, и я благодарен нашему Отцу Небесному за то, что теперь я не одинок...

При этих словах все женщины вытерли невольно набежавшие слезы. И падре тоже вытер глаза. Он завершил свою «проповедь», и все дружно сказали: «Аминь». Месса была закончена.

— А причастие? — осведомилась добросовестная Инграсия.

— Это дело особое, — отвечал падре, — мне еще надо к нему подготовиться.

Подготовиться так подготовиться, простодушные жители Сан-Игнасио опять согласились с падре. И искренне поблагодарили его за чудесную мессу. Их очень растрогала проповедь. Галавис и на этот раз был спасен, спасен верой своих прихожан. Они успели поверить, что падре у них человек необыкновенный, поэтому не удивились необычной мессе. Наоборот, поблагодарили за то, что хоть на миг почувствовали себя одной большой семьей.

К падре подошли и пожали руку сержант Гарсия и доктор Фернандо, им тоже понравилась проповедь.

Как же счастлив был Галавис! Страшное испытание, которое дамокловым мечом висело над ним днем и ночью, было позади. Камень свалился с души Галависа, и он с энтузиазмом принялся готовить пунш для туристов. В крепких напитках он разбирался куда лучше, чем в причастии.

Ажиотаж, которым был охвачен весь поселок, не коснулся лишь одного дома, дома Маниньи, в нем царила мертвая тишина. Но ее нарушил Рикардо, он вошел, и вошел не один, — Леон принес Манинье подарок: детеныша ягуара. Манинья оценила его старания, в глазах ее зажегся счастливый блеск.

— Мужчина наконец-то вышел на охоту, — сказала она вместо приветствия. — Ты убил, чтобы порадовать Манинью? А разве ты не знаешь, что нельзя оставлять детеныша без матери?

Рикардо с Маниньей смотрели на изящную пятнистую кошечку, настороженно сидевшую на небольшом столе, куда ее посадил Рикардо.

— Я нашел его, когда мать была уже мертва, — ответил Рикардо. — Надеюсь, Манинья — хорошая мать, она знает, как обращаться с ребенком?..

— Манинья никогда не была матерью, — сурово ответила она. — Или ты не слышал, что говорят о Манинье в сельве?

— Говорят, что она — колдунья и дружит с дьяволом. Так ты отказываешься от моего подарка?

Манинья рассмеялась и погладила бархатистую шкурку звереныша, тот не сопротивлялся, он почувствовал руку хозяйки.

— И чего же хочет лодочник за такой красивый подарок? — спросила Манинья. — Говори, Леон. В жизни ничего не делается даром.

— Твою лодку. Сдай мне ее в аренду, — попросил Рикардо.

— Зачем тебе лодка?

— Хочу отвезти мотор в индейское поселение.

— За такой дорогой подарок ты просишь такую малость? — Манинья смотрела на Рикардо испытующе. — Манинья — дорогая женщина. Никто не знает, как ей угодить.

— Так ты дашь мне лодку? — продолжал настаивать Рикардо, с улыбкой глядя на счастливое лицо Маниньи.

— Не знаю, чему больше рада Манинья, солнечному утру или блеску, который виден в глубине твоих глаз, — ответила ему Манинья.

Сегодня все вокруг нее вспыхнуло жарким золотым огнем, потому что ее мужчина наконец-то пустился в путь. После долгих недель бездеятельности и плена он был опять на свободе. Ее мужчина выбрал волю и сельву, а значит, он скоро придет к Манинье, повелительнице и владычице сельвы.

— Ты можешь взять лодку, Леон. Твой подарок разбудил во мне нежность, — сказала Манинья, ласково поглаживая солнечную пятнистую кошечку.

— А я и не знал, что Манинья способна на нежность, — усмехнулся довольный Рикардо.

Чем он был доволен: полученной лодкой? Или нежностью? Кто это мог сказать...

— Манинья — женщина, настоящая женщина, Леон. Манинья — очень нежная женщина, — отвечала сияющая Манинья.

Манинья проводила взглядом Рикардо, держа на руках кошечку. А потом отправилась с маленьким ягуаром в сельву. На полянке она опустила его на землю. Тот жадно принюхался, оглянулся и двинулся вперед.

— Иди в сельву, малыш, — напутствовала его Манинья. — Начинай жить. Ты — свободен. Ты вошел в жизнь Маниньи и оставил в ней след, любовь мужчины, блеск и нежность в его глазах. Ягуары по-прежнему добры к Манинье. Живи и ты, малыш!

Бенито и Рикардо наконец-то дотащили мотор до лодки. Бенито не мог понять своего патрона: с чего это он вдруг собрался уезжать? Сейчас в Сан-Игнасио начнется самое интересное: сюда приедут туристы! Им с патроном нужны деньги, они смогли бы их заработать! К тому же здесь была «рыженькая». Бенито не сомневался, что рано или поздно она обратит на него внимание, ведь она до сих пор не помирилась со своим женихом. Нет, патрон сам не знает, что делает, — ему нравится Миранда, он от нее уезжает, Манинья ему не нравится, он к ней идет...

Тибисай, которой было дело до всего, что творится в деревне, тоже не одобрила поступок Рикардо.

— Как тебе пришло в голову взять лодку у самого дьявола? — упрекнула она его.

— Дьявола нет, Тибисай, — нехотя ответил Леон, — лично я его не видел.

— Зато его видела Каталина и чуть не умерла, бедняжка, — не утерпела поделиться новостью Тибисай.

— Опять бабьи сказки, — сказал Рикардо, но внутренне весь напрягся: не иначе у Каталины опять было удушье...

Обиженная Тибисай уже готова была рассказать все как есть, но ей помешала сама Каталина, которая с возмущением смотрела на Рикардо, на мотор, на лодку.

— Ты работаешь теперь на Манинью? — приступила она к нему с расспросами. — Ушел от меня, чтобы работать на нее?!

— У тебя вчера опять повторилось удушье? — ответил вопросом на вопрос Рикардо.

— Я прекрасно себя чувствую, — гордо ответила Каталина. — А лодку я заберу! Я не позволю тебе портить мне жизнь!

Каталина ушла до того разъяренная, что Бенито только головой покачал.

— Ты видишь, нам нечего делать в этом поселке. Чем быстрей мы уедем, тем лучше! — со вздохом сказал Рикардо.

Но им не удалось уехать так быстро, как хотелось Рикардо. На реке показалась лодка под красным тентом, в ней сидело множество народу. Не иначе туристы.

— Туристы! Туристы! — кричала Тибисай, колотя изо всех сил в кастрюлю.

В один миг вся деревня выстроилась на пристани. На первом месте стоял сержант Гарсия в парадном мундире и фуражке. Он готовился произнести торжественную речь.

Однако первая лавровая веточка досталась все-таки лодочнику, который хмуро стоял в сторонке: именно к нему подскочила крашеная блондинка с большими голубыми глазами.

— Фернандо? — радостно воскликнула она. — Именно таким я вас себе и представляла, — в глазах ее сияло откровенное восхищение.

Рикардо кривовато улыбнулся, и девица осеклась.

— Вы ошиблись, сеньорита...

К ней подбежал настоящий Фернандо.

— Ингрид, гид-переводчик, — отрекомендовалась голубоглазая блондинка.

Туристы высыпали на берег. Тут были китайцы, американцы, немцы. Встречали их аплодисментами и белозубыми широкими улыбками. Гости с любопытством оглядывали поселок: соломенные крыши, удивительные растения, необыкновенные цветы, яркие, похожие на цветы, птицы... Поселок им нравился.

Сержант произнес свою давно заготовленную речь. Суть ее сводилась к следующему: туристы попали в рай! Здесь не нужны никакие бумаги, удостоверения, паспорта!

Здесь нет воров и преступников. Здесь царит порядок, и только порядок!

Женщины принялись размещать приезжих. Две семейные пары и одинокие молодые люди поместились в гостинице. Инграсия повела к себе китайцев, Каталина — недавно поженившуюся немолодую пару, которая совершала свадебное путешествие, а заодно и переводчицу Ингрид. Ингрид здесь явно нравилось.

— Рай, настоящий рай, — вздыхала она, вспоминая красавца с пристани.

Но без бумаг, как оказалось, не обойтись и в раю. Она вдруг вспомнила, что в Сан-Карлосе ей передали пакет для местной полиции. Паучи тут же вызвалась отнести его сержанту Гарсии. Паучи убежала, зато пришла Мирейя, ей в баре не хватило стаканов, а вместе с ней пришел и падре Гамбоа. Ингрид положительно были по вкусу здешние мужчины, она не преминула пококетничать и с падре. Падре в ответ расцвел улыбкой. Они уселись за столик, ведя самый что ни на есть любезный разговор. Мирейя неодобрительно поглядывала на Ингрид, эта женщина ей явно не нравилась. Она не нравилась ей тем больше, чем оживленнее говорил с ней падре... Вдруг Ингрид заметила лежащий на полу пакет. Она подняла его, заглянула и первое, что увидела, — портрет падре: «Галавис — преступник, сбежавший из тюрьмы в Боливаре».

— Это пакет, адресованный в полицию, — пролепетала она.

Падре мгновенно выхватил у нее листок. Ингрид была очень бледна. Ее бледность заметила даже проходившая мимо Каталина.

— Что с тобой, Ингрид? Тебе плохо? — забеспокоилась она.

— Думаю, от жары, она еще не привыкла к сельве, — ответил вместо Ингрид падре.

— Тебе нужен свежий воздух, не правда ли, дочь моя? Пройдемся на реку!

Ингрид смотрела на него расширенными от ужаса глазами, но покорно последовала за ним. Этот рай, похоже, оборачивался адом...

— Вы не падре, вы — преступник, — прошептала она, когда вокруг уже никого не было.

— Правильно, — согласился Галавис. — И что ты сделаешь? Заявишь, чтобы меня арестовали? Не советую, дочь моя, — со значением произнес он. — Для здешних людей я — падре, меня здесь любят, уважают. Неужели ты хочешь все испортить? В сельве происходит много страшных вещей — в кого-то нечаянно стреляют, кого-то похищают... Ты ведь не хочешь потерять работу? Не желаешь себе зла, правда ведь, дочь моя? Так что помалкивай и называй меня, как все — падре Франсиско Игнасио Гамбоа. Запомнила, дочь моя?

Падре говорил ласково, а Ингрид только кивала и кивала в ответ. Она попала в ловушку. Другого выхода у нее пока не было.

Когда они вернулись с прогулки, Ингрид была прежней жизнерадостной Ингрид. Что творилось у нее на душе, никто не знал. Внешне она была совершенно спокойна.

Ингрид обсудила с Фернандо программу. Программа выглядела весьма заманчиво: вечером праздник в баре по случаю приезда, выпивка бесплатно. На другой день после завтрака для желающих посещение водопада, затем пикник на лоне природы, вечером ужин в баре. На третий день прогулка по Тропе орхидей.

— Ну хоть тут все в порядке, — вздохнула про себя Ингрид.

Откуда ей было знать, что завтрашняя экскурсия к водопаду была пока только мечтой Фернандо. Лодки, чтобы везти туристов, у них до сих пор не было...

Но сейчас весь поселок готовился к вечернему шоу. Бенито надеялся своими серенадами «рыженькой» заработать кучу реалов. И Рикардо махнул на мальчишку рукой: пусть делает, что хочет... Сам он отправился к Манинье.

— Я думала, ты уже далеко, плывешь вниз по реке, — встретила его Манинья.

— Я задержался, уеду, наверное, ночью, и дня два меня не будет, ты не против? — спросил Рикардо, усаживаясь в кресло.

— Выпей александрино, пока ты не уехал... Они сидели, пили александрино и смотрели друг на друга, и Манинья знала: час ее счастья близок.

— Где детеныш? — спросил Рикардо, ища взглядом и не находя красавицы кошечки.

— Разве ягуар будет жить в четырех стенах? Он получил свободу, — отозвалась Манинья. — Я оставила себе его нежность. Надеюсь, ты не задержишься надолго?

— Тебе понадобится лодка? — осведомился Рикардо.

— Нет, ты...

В дверь вошел Такупай, предупреждая о приходе гостьи, и следом — Каталина.

Каталина чувствовала себя преданной, униженной, оскорбленной, но никто бы не заподозрил этого, взглянув на гордую красавицу. Она не удостоила вниманием Рикардо, хотя чувствовала всем своим существом: он здесь, он сидит с этой женщиной...

— Я пришла за лодкой, Манинья. Ты дала мне слово, — резко и отчетливо произнесла Каталина.

— Я отдала ее Леону, он хорошо заплатил за нее, — мягко протянула Манинья.

— Значит, Манинья не умеет держать своего слова? — возмутилась Каталина, прибегая к последней возможности хоть как-то воздействовать на Манинью.

— Манинья лучше знает, что ей делать, — так же спокойно отвечала Манинья.

Ей нравилось играть с этой маленькой глупой мышкой, которую она давным-давно поймала в мышеловку.

— Здесь живут одни обманщики и дикари, — в бессильной ярости бросила Каталина, слезы закипали у нее на глазах.

Она повернулась и пошла к выходу.

— До будущего раза, Миранда, — приветливо попрощалась Манинья.

— Будущего раза не будет! — отрезала Каталина и хлопнула дверью.

— У нее плохой характер, — задумчиво произнесла Манинья. — Давай я налью тебе еще александрино.

— Мне уже пора! Александрино опасный напиток, — отказался Рикардо. — А что же с лодкой? Миранде ведь в самом деле нужна лодка.

— Лодка сейчас твоя, тебе решать, что с ней делать.

— Сколько в тебе коварства, Манинья! До чего тебе нравится играть с людьми, — невесело вздохнув, сказал Рикардо.

— Это тебе нравится играть с женщинами. Но не шути с Маниньей, Леон. Не лишай ее счастья, которое она обрела, — Манинья смотрела так ласково, так доверчиво.

— Пока, милая, — он поднялся и ушел.

Леон сидел на пристани и смотрел в черную, медленно текущую воду. Смотрел в темную воду своей судьбы.

Бар сиял огнями, там шло веселье. Сержант Гарсия, обнаружив у себя конверт, адресованный Ингрид, срочно вернул его по назначению. У него опять было все в порядке, и теперь он, вырядившись в цилиндр и черный фрак с алой бутоньеркой в петлице, распевал чувствительные романсы, поглядывая на Инграсию. Бенито пел сперва смешные куплеты под гитару, которую взял из магазина Дагоберто, а когда начал плясать, то аккомпанировал ему падре, да так лихо и зажигательно, что туристы только диву давались. Гаэтано в белой манишке и голубой бабочке взял на себя конферанс.

Все веселились и смеялись от души. Не до смеха было одному только Фернандо. На завтрашний день у них так и не было лодки!..

И он пошел за лодкой к Манинье. Она приняла его очень любезно, угостила александрино, сказала, что ей нравятся упрямые мужчины...

Фернандо уже начал надеяться на успех.

— А, лодка? — сказала Манинья. — У Маниньи нет лодки, она теперь у Рикардо Леона.

Фернандо про себя чертыхнулся, но попрощался с той же любезностью. Теперь нужно было искать и обхаживать проклятого лодочника! Но выбирать Фернандо не приходилось, ему нужно было сделать дело.

Рикардо сам отправился к Каталине. Ей в этот вечер тоже было не до веселья. И физически, и душевно она чувствовала себя разбитой. Она мечтала только об одном: добраться до постели, закрыть дверь и больше никогда и никого не видеть и не слышать!

Однако как только она закрыла дверь, в нее постучали.

— Это ты, Фернандо? — спросила она.

— Это я, Каталина, — на пороге лавки стоял Рикардо. — Я пришел поговорить.

Вот уж кого никогда в жизни Каталина не хотела бы видеть!

— Уходи! Я хочу раздеться и лечь!

— Я уже видел тебя без одежды.

Похоже, Рикардо не собирался уходить. Как же она ненавидела этого человека. Как он .мучил ее, как унижал, а она была бессильна. Она! Каталина Миранда!

— Рикардо, немедленно уходи!

— Я пришел поговорить о лодке. Тебе нужна лодка?

Хорошо, она выслушает его, смирит себя и выслушает. Каталина молча смотрела на Рикардо.

— Мне нужно построить лодку. На это нужны деньги. У меня их нет. У тебя они есть. Поэтому я готов сдать тебе лодку в аренду, Каталина Миранда.

— Чем же ты заплатил Манинье, если у тебя нет денег? — не могла не съязвить Каталина.

Но Рикардо пропустил ее ядовитый вопрос мимо ушей и продолжал:

— Так ты берешь лодку или нет?

— Сколько ты хочешь за аренду?

— Сорок процентов от того, что вам заплатят туристы, — ответил Рикардо.

— Ты с ума сошел! Это огромные деньги! — рассердилась Каталина.

— А мне и нужно много денег, — спокойно согласился он.

— Ты просто негодяй! Ты пользуешься тем, что мне нужна лодка!

— Говори свою цену, — спокойно предложил Рикардо.

— Десять процентов!

— Так и быть, тридцать пять!

— Пятнадцать!

— Тридцать — и это последнее слово.

— Двадцать пять! Я тебя ненавижу!

— Возможно, я тоже. Когда нужна лодка?

— В шесть.

— В шесть я буду на пристани.

Рикардо ушел, а Каталина без сил упала на постель.

Дорогой его остановил Фернандо, но Рикардо даже не дал ему рта раскрыть.

— Если ты насчет лодки, то завтра в шесть я повезу туристов по реке. Спокойной ночи!

Да, теперь у Фернандо будет спокойная ночь! Как на крыльях полетел он в бар и успел шепнуть Жанет, что все в порядке. Надо сказать, исполнители уже порядочно приустали, хотя туристы, похоже, были довольны и от души веселились. И все же объявление Жанет пришлось как нельзя более кстати.

— Дорогие гости, шоу окончено, — сообщила она. — Завтра нам придется очень рано вставать. Нам предстоит прогулка по реке.

Туристы с улыбками стали прощаться. Дейзи ласково подхватила под руку высокого парня-атлета, рабочая пора для нее только начиналась.

День, очень длинный день, наконец-то закончился.

Утром Манинья, стоя на веранде, встречала рассвет. Шаром выкатилось золотое солнце, суля Манинье золото, много золота. Каждый день ее люди намывали золотой песок, и Пугало — больше всех. Ее мужчина ночью уехал к индейцам. Скоро он вернется. Сегодня. Самое позднее завтра. Счастливая, Манинья смотрела на сияющее солнце, смотрела на золотистую реку и увидела, что по ней плывет лодка. Ее лодка. И в этой лодке под соломенным навесом сидят чужие, пришлые люди. Лодкой правит Рикардо. Лодка плывет вниз по реке к индейцам. И радость Маниньи погасла. Недобрым взглядом она проводила лодку. А вернувшись в комнату, достала

белую талару и увидела, что снизу, будто пламя, ее охватила чернота. И тогда Манинья улыбнулась.