Каина

Глава 9

Дагоберто тяжело переживал смерть дочери. Выслушав скорбный рассказ Жанет и Антонио, он попросил оставить его одного, затем вдруг резко вскочил с места, отыскал пистолет и помчался в гостиницу к Хосе Росарио.

Партизану к тому времени стало уже заметно лучше, хотя он оставался по-прежнему прикованным к постели. Лола Лопес не только умело справлялась с ролью сиделки, но еще и проводила посильную психотерапию: внушала, что такой молодой, красивый парень не должен тратить свою жизнь на войну, грабежи и убийства.

— Я никогда никого не убивал, — твердил Хосе Росарио.

— Ну и прекрасно! Значит, на твоих руках нет крови и ты можешь спокойно выйти из этой дурацкой игры в народных мстителей. Женишься на какой-нибудь хорошей девушке, у вас будут красивые ребятишки. Ты ведь очень красивый, Росарито.

— Как ты меня назвала?

— Росарито. А что, тебе не нравится?

— Так называла меня мама...

— Ну вот, вспомни, как тебе хорошо было в детстве, с мамой. Разве ты не хочешь завести собственный дом, семью?

Хосе Росарио отмалчивался, но слушал Лолу как завороженный...

Дагоберто ворвался в гостиницу подобно смерчу: грубо оттолкнул перепуганную Лолу и, взяв на прицел Хосе Росарио, заявил, что убьет его.

— Твои дружки не пощадили мою дочь. Убили Рикардо Леона, мальчишку Бенито. Ты заплатишь за это своей жизнью!

Лола подняла крик, тотчас же сбежались сельчане и наперебой стали упрашивать Дагоберто не брать грех на душу. Но он был вне себя от горя и не слушал никого.

— Скажи, скольких ты убил? — наступал он на Хосе Росарио.

— Я никого не убивал...

— Врешь, подонок! А впрочем, не надо отвечать. Ты мне противен! Я презираю убийц и ценю жизнь. Хотя моя собственная — ничего не стоит... Да, она теперь не нужна мне совсем, — в бессилии Дагоберто бросил пистолет на постель Хосе Росарио. — Возьми оружие и убей меня! Для тебя это несложно. Ну же, стреляй!

Прошу тебя: убей мою боль...

Подоспевшие Фернандо и Гаэтано взяли пистолет и увели несчастного Дагоберто домой.

Паучи попыталась утешить сеньора, предложив ему что-нибудь выпить, но он потребовал оставить его в покое. То же самое сказал и Мирейе, однако та заявила, что никуда не уйдет. У Дагоберто не было сил препираться с ней.

— Только не смотри, как я плачу, — попросил он.

— Ладно, я буду в соседней комнате, — пообещала Мирейя.

Какое-то время она слышала из-за стены его глухие рыдания, а потом вдруг прозвучал резкий голос Маниньи:

— Мне надо поговорить с тобой, Миранда.

Обеспокоенная, Мирейя поспешила к Дагоберто.

— Оставь нас вдвоем, — властно приказала ей Манинья. — Ничего дурного я ему не сделаю.

Дагоберто жестом попросил Мирейю уйти. — Я знаю, что у тебя большое горе, — продолжила Манинья, - и, может, сейчас не время говорить о деле, но...

— Ты опять толкуешь о доме?

— Да. Манинья решила навсегда поселиться в Сан-Игнасио. Продай мне свой старый заброшенный дом.

— Незачем тебе оставаться здесь, Манинья Еричана, — твердо произнес Дагоберто.

— Люди будут тебя бояться, особенно теперь, когда в поселок пришла смерть.

— И в этом ты обвиняешь меня? — внутренне содрогнувшись, спросила Манинья.

— Нет, мою дочь убили партизаны.

— И Леона тоже, — поспешно добавила Манинья.

— Да, и его. Но люди все равно связывают эту беду с тобой. А потому тебе следует уйти из Сан-Игнасио, Манинья. Это мое последнее слово.

Выйдя от Дагоберто ни с чем, Манинья натолкнулась на поджидавшую ее Тибисай.

— Как ты посмела, подлая, войти к несчастному отцу? — гневно сверкая глазами, сказала старуха. — Ты убила его дочь, убила лодочника и мальчишку!

— Прочь с дороги, сумасшедшая! — оттолкнула ее Манинья.

— Убирайся из поселка немедленно! — не испугалась Тибисай. — Я требую, чтобы ты унесла отсюда смерть!

— Что ты мелешь? Кто тебе сказал, что я принесла смерть?

— Это всем известно. Ты замутила реку, и она потребовала мертвых. Ты виновата в гибели Каталины, Рикардо и Бенито!

— Тебя спасает только твое безумие, — бросила, отступая, Манинья.

— А тебя ничто не спасет, ведьма! Ты будешь гореть в аду! — крикнула ей вслед Тибисай.

Весть о возвращении Антонио заставила Лус Клариту мгновенно подняться с постели и помчаться на берег. А улыбка, подаренная ей Антонио, и вовсе изгнала жар и лихорадку.

Инграсия не переставала удивляться такому чуду, но проанализировать случившееся у нее не было времени.

Лус Кларита между тем улучила момент, чтобы поговорить с Антонио без свидетелей.

— Я поцеловала вас, потому что вы не собирались возвращаться сюда, — сказала она, сгорая от смущения. — Забудьте, пожалуйста, о том, что было. Ой, кто-то идет!..

— Приходи к реке, там мы сможем спокойно поговорить, — шепнул ей Антонио.

— По-моему, наша девственница влюбилась, — усмехнулась Лола, заметив, как Лус Кларита в сильном волнении проследовала к реке.

— А я уж думал, что ты не придешь, — встретил ее Антонио.

— Вообще-то мне было страшно, — призналась Лус Кларита.

— Страшно? — удивился Антонио. — Чего же ты боишься?

— Не знаю... Вы были первым мужчиной, который меня целовал...

— Позволь мне поцеловать тебя еще раз, и весь твой страх пройдет, — сказав это, он тотчас же приступил к действию.

Лус Кларита замерла в его объятиях.

— Ох, сердце стучит, — сказала она простодушно, когда Антонио, насладившись долгим поцелуем, отпустил ее. — Кажется, сейчас выпрыгнет из груди! Мне лучше уйти...

— Приходи завтра, послезавтра, каждый день! — задыхаясь от страсти, предложил Антонио.

— Хорошо, я приду завтра, — пообещала она. — А сейчас меня уже наверняка ищет мама.

Инграсия и Тибисай затеяли всеобщую молитву по усопшим и для этого стали созывать сельчан на площадку возле бара. Когда они зашли в полицейский участок, чтобы пригласить Хустиньяно и Пруденсио, то получили неожиданный подарок в лице падре Гамбоа, которого им представил сержант.

— Падре, вы так нужны нам сейчас! — хором воскликнули обе женщины. — У нас большое горе. Мы хотим сообща помолиться об усопших, но теперь вы сможете отслужить мессу!

— Мессу? — испугался Гамбоа.

— Да, падре.

— Хорошо, я согласен, но только чуть позже: сержант еще не отпустил меня.

— Я думал, где поселить падре, — стал оправдывать свой излишний формализм Хустиньяно. — В гостинице ведь свободна только одна комната... Ну, вы знаете, что я имею в виду. Не можем же мы устроить туда священнослужителя. Вот я и решил попросить Мирейю... Она согласна, чтобы падре пока пожил в ее доме.

— Я сейчас провожу падре к себе, — сказала Мирейя, которую капрал Рейес привел сюда по требованию сержанта, — но меня очень беспокоит Дагоберто. Как бы он не наложил на себя руки. Может быть, отложим мессу, а падре пусть сперва поговорит с Дагоберто, успокоит его, вернет к жизни. Ведь вы знаете, как поступать в подобных случаях, падре, и для вас это не составит труда?

— Разумеется, дочь моя, только я не знаком с этим сеньором...

— Он очень хороший человек, но сейчас убит горем: погибла его единственная дочь. Пойдемте к нему, падре, а ваши вещи я потом отнесу домой и приготовлю для вас комнату.

К просьбе Мирейи присоединились остальные, в том числе и сержант Гарсия. У Гамбоа не осталось выбора, и вскоре он, сопровождаемый Мирейей, вошел в комнату Дагоберто.

— Я привела того, кто сможет тебе помочь, — мягко заговорила Мирейя. — Это наш новый священник. Падре Гамбоа.

— Здравствуйте, — вежливо произнес Гамбоа.

— Ты же знаешь, я не люблю священников, — проворчал Дагоберто, обращаясь к Мирейе и не удостаивая вниманием Гамбоа. — Я им не верю.

— Ладно, падре, мы вас покидаем, а вы уж тут сами... — сказала Мирейя. — Пойдем, Паучи, не будем им мешать.

Дверь закрылась, и в комнате стало совсем темно.

— Почему бы нам не открыть окно? — сказал Гамбоа. — Здесь душно и темно.

— Оставьте все как есть, — одернул его Дагоберто, увидев, что падре пытается поднять жалюзи.

— Но тогда зажгите хотя бы свет, — не оробел падре.

— Обойдетесь! Я вас не звал сюда.

— Простите, что побеспокоил вас, — вкрадчивым голосом молвил Гамбоа. — Меня попросили вам помочь, но я бессилен помочь в таком горе. Примите мои соболезнования и, пожалуй, я действительно пойду. Только... хотел спросить: не найдется ли у вас случайно пивка? Здесь такая жара, а в поселке не осталось ни капли пива. Так мне объяснили. Может быть, у вас есть? Я приехал издалека...

— Посмотри в холодильнике, — буркнул Дагоберто.

— А где он? Позвольте, я все же зажгу свет. Миранда нажал на кнопку ночника.

— Теперь видишь?

— Да. Спасибо, — он открыл дверцу холодильника и ахнул: — Тут целое сокровище!

Ты спас меня от жажды, сын мой.

Достав из холодильника несколько бутылок, Гамбоа присел за стол напротив Дагоберто.

— Не люблю пить в одиночестве. Возьми одну! На сей раз Дагоберто проявил покладистость, а когда бутылки были опустошены, Гамбоа предложил выпить еще.

— Там их много. Я принесу.

— Последний раз в Сан-Игнасио присылали священника лет тридцать тому назад, — сказал захмелевший Дагоберто.

— Так давно? — поддержал разговор Гамбоа.

— А нам и не нужен священник! Здесь некому исповедоваться. Для кого ты станешь служить мессу?

— Ну хотя бы для этой красивой женщины — Мирейи...

— Уже успел заметить, что она красива?

— А ты, как я вижу, не любишь церковников? — нашелся падре.

— Не люблю.

— Как говорится, все не без греха, — философски заметил Гамбоа.

— Ты имеешь в виду меня? — недовольно спросил Дагоберто,

— Нет, себя. Хочешь еще бутылочку?

— Давай.

Они поговорили о том о сем, а когда Гамбоа с сожалением объявил, что осталось всего две бутылки, Дагоберто сказал:

— Странный ты какой-то, парень. Словно и не священник. Говоришь о чем угодно — о выпивке, бейсболе, домино, только не о Евангелии, не о Библии, не о святых.

От этих слов Гамбоа поперхнулся, но, откашлявшись, вполне достойно вышел из сложной ситуации:

— Зачем говорить о том, что и так понятно? Посмотри, Бог — повсюду! Он — вокруг нас и внутри нас. Даже когда мы пьем пиво или играем в домино.

— Ты удивительный священник! — с искренним восхищением произнес Дагоберто, и Гамбоа вновь поперхнулся.

— У тебя, наверное, грипп. Так, чего доброго, ты и меня заразишь.

— Нет, это от духоты, — возразил Гамбоа. — Давай все-таки откроем окно.

— Ну ладно, — сдался Дагоберто.

— Слава Богу! — облегченно вздохнули сельчане, когда окно открылось. — Падре помог сеньору выстоять в горе!

Пиво между тем кончилось, и Гамбоа счел свою миссию завершенной.

— Большое спасибо, Миранда. Ты спас меня от жары и от жажды. А сейчас я пойду.

Отдохни...

— Скоро турки привезут нам много пива, — сообщил Дагоберто. — Заходи, я тебя угощу.

— Спасибо, спасибо. Но когда приедут турки, меня уже здесь не будет.

— Ты ведь только что приехал! — ничего не понял Миранда.

— Это я так, образно говоря, — поспешил исправить оплошность Гамбоа. — Храни тебя Господь, сын мой.

Осыпаемый благодарными словами сельчан, Гамбоа был сопровожден в отведенную для него комнату в доме Мирейи.

— Вы отдохните, падре, а мы все подготовим к мессе, — сказала Инграсия. — Потом Мирейя вас позовет.

Оставшись один, самозваный священник стал лихорадочно соображать, что же ему делать дальше — Какой позор! До чего я докатился! — приговаривал он, мечась из угла в угол. — Мне стыдно, падре Гамбоа. Помоги, подскажи выход! Не могу же я служить мессу. Да и не знаю, как это делается. Черт побери! Как же быть? Нет, пусть лучше меня схватит национальная гвардия, но я не опущусь до такого бесстыдства! Все, падре Гамбоа, я ухожу! — он взял сумку покойного священника и уже сделал шаг к порогу, как вошла Мирейя.

— У нас все готово, падре, — сообщила она. — Подходящего помещения в деревне нет, но вы ведь сможете отслужить мессу и на площади, не так ли? Мы там поставили стол, принесли иконы и свечи...

— Спасибо, дочь моя. Сейчас переоденусь. Я как раз взял для этого сумку. Ну-ка, что тут у меня? — он вынул все вещи покойного и, разложив их на диване, стал соображать, что же ему следует надеть.

— Ой, какая красивая епитрахиль! — воскликнула Мирейя, бросив беглый взгляд на вещи постояльца. — Это все, что вы привезли с собой?

— Да.

— И у вас нет даже сутаны?

— Нет. Главное ведь — не облачение, а вера. Я так считаю, — произнес он вслух, а про себя добавил: «В сутане я похоронил того, кто был истинным священником, а не самозванцем. Не мог же я раздеть его догола».

Подойдя к площади, падре увидел рассевшихся на стульях сельчан и стол, на котором стояли иконы и горели свечи.

— Падре, это ничего, что стол — из бара? — встретила его смущенная Инграсия. —

У нас нет другого. Но мы накрыли его совершенно новой скатертью.

— Не беспокойтесь, все прекрасно, — благостно усмехнулся падре.

— Еще я принесла хлеб, воду и уксус для причащения общины. К сожалению, в поселке не нашлось вина. И вообще здесь нет ни капли спиртного, чтобы можно было чем-то заменить вино. Поэтому, я думаю, можно добавить в воду немного фруктового уксуса.

— Простите, Инграсия, — шепотом обратился к ней падре, — в церкви всегда есть мальчик, который помогает священнику...

— Служка?

— Да. Разумеется, вы — не мальчик, но не могли бы вы мне помочь во время службы?

— Хотите, чтобы я почитала что-нибудь из Евангелия? — Инграсия никак не могла понять, что от нее требуется.

— Ну, вообще начать все это вы могли бы?.. Я — молодой священник, только что закончил семинарию... Очень волнуюсь. А мне не хотелось бы, чтобы это увидели все прихожане.

— Хорошо, падре, я вам помогу.

«Гамбоа! И ты помоги мне! — взмолился Галавис. — Из-за тебя я попал в эту переделку. Пошли чудо! Я не хочу так подло обманывать таких милых людей».

— Прошу всех садиться, — откашлявшись, громко произнесла Инграсия. — Сейчас я буду произносить слова молитвы, а вы повторяйте за мной...

— Чудо! Чудо! — воскликнула вдруг Тибисай. — Смотрите все туда! Там — лодочник.

Живой! И Каталина! Господи, ты совершил чудо, воскресил их из мертвых!

Прихожане истово крестились, боясь, что перед ними — привидения, но затем поняли, что это и в самом деле живые Каталина и Рикардо. Тотчас же всех сельчан как ветром смело со стульев — с радостными криками они бросились навстречу воскресшим.

— Там, в лодке, — раненый Бенито, — вырвавшись из объятий сельчан, сказал Рикардо. — Помогите мне донести его до гостиницы.

«Падре Гамбоа, ты — святой! Ты совершил чудо! Благодарю тебя!» — творил молитву покинутый всеми Галавис.

— Падре, вы сотворили чудо! — вспомнила о нем Инграсия.

— Но я ничего даже не успел сделать.

— Нет, вы сделали это своим появлением в поселке!

Бенито разместили в комнате, соседствующей с комнатой Хосе Росарио.

— Теперь у нас здесь будет лазарет, — пошутил Рикардо, — а я стану в нем главным врачом. У меня ведь больше нет лодки. А ты, Лола, согласна и дальше выполнять функции санитарки? У тебя это неплохо получается.

— Я готова исполнить любое твое желание, мой принц, — кокетливо повела она плечами.

— Сеньор Рикардо, я уверен, что моя сестра не имеет никакого отношения к этом взрыву. На такое злодейство способен только Хайро, — приковыляв из соседней комнаты, заявил Хосе Росарио.

— Рад видеть тебя в добром здравии, — приветствовал его Рикардо. — Только не рановато ли ты встал на ноги, парень? Возвращайся обратно в постель. Твоя сестра, действительно, к этому непричастна. Я видел ее. Она велела передать, что скоро придет за тобой.

— Спасибо, сеньор, — слезы радости блеснули в глазах Хосе Росарио. — Я счастлив, что вы живы!

— Пойдем к нам, Рикардо, — тронул его за плечо Дагоберто. — Я пришел за тобой.

Помоешься, переоденешься, отдохнешь. Ну и вообще — спасибо тебе за то, что спас мою дочь! — он порывисто обнял Леона и тоже не сдержал слез.

— Да при чем тут я? — смутился Рикардо. — Просто нам повезло. Мы не были на лодке в момент взрыва.

— Ладно, поговорим после. Я имел в виду не только взрыв лодки. Каталина успела мне рассказать еще кое-что.

— Не понимаю, о чем ты, Дагоберто?

— О том, что Каталина увидела в поселке Манинью Еричану и очень испугалась. Теперь понял?

— Ты прав, лучше обо всем поговорить после, — согласился Рикардо.

— Девушки, принимайте дорогого гостя, — крикнул с порога Дагоберто, впуская в свой дом Рикардо Леона.

Каталина к тому времени уже успела принять душ и переодеться в платье Мирейи.

— Все мои вещи утонули, а Мирейя подарила мне это замечательное платьице, — сказала она весело, но чуть смущенно.

— Ты в нем — совсем как девочка, — любуясь дочерью, сказал Дагоберто.

Рикардо воздержался от комплиментов, но его взгляд выражал искренний восторг.

— Сейчас буду вас кормить, — пообещала раскрасневшаяся от радостных забот Мирейя.

— Пойдем, Рикардо, я провожу тебя в душ. А ты, Мирейя, подбери пока ему кое-что из моей одежды, — сказал Дагоберто.

— Хотите, чтобы я не отстал от Каталины и тоже преобразился в красавца? — пошутил гость.

— Что ты собираешься делать без лодки? — спросил Дагоберто, наполняя ванну водой.

— Сейчас мне хотелось бы помыться, поесть и отдохнуть.

— Я говорю серьезно, Рикардо. Ты бы мог помогать мне. Тут много дел.

— Так уж и много? Отбоя нет от покупателей, не правда ли?

— Ну ладно, если мое предложение насчет работы тебя не устраивает, то кровать, надеюсь, придется по вкусу? Она в полном порядке.

— На кровать я согласен без всяких оговорок.

Такупай никак не мог добиться от Маниньи, зачем она вернулась в Сан-Игнасио, где каждый считал ее виновницей гибели Каталины, лодочника и его юного помощника. А уж намерение поселиться здесь навсегда и вовсе показалось Такупаю безумным. Но Манинья не покинула поселок и после того, как Дагоберто отказал ей в продаже дома, а Тибисай прямо назвала ее убийцей.

— Манинья не уйдет, потому что сюда ее привело золотое сияние, — пояснила она Такупаю. — А ты уже и забыл, что позвало Маниныо в Сан-Игнасио?

— Это хорошо, что ты вспомнила о золоте, — сказал индеец. — Но не стоит жить там, где к тебе относятся враждебно.

— Ты мне надоел, Гуайко. Уйди! Манинья будет слушать сельву.

Несколько часов она провела в уединении, но голос сельвы был слабым, а речь — невнятной. В конце концов Манинью вновь посетило то странное видение, которое доставляло ей немало беспокойства в последнее время: маленькая симпатичная девочка ходила вокруг нее и звала свою маму.

Настроение Маниньи окончательно испортилось, но тут она услышала шум на причале и поспешила туда.

— Мой мужчина жив! — просияла она счастливой улыбкой и в тот же момент поймала на себе ненавидящий взгляд Каталины.

А чуть позже радость Маниньи омрачил и сам Дагоберто Миранда, который пришел к ней с ножом и заявил:

— Я убью тебя, Манинья Еричана!

— Брось нож! — приказала она. — Ты спятил, Миранда. Я всегда считала тебя неглупым человеком. Что с тобой стряслось?

— Ты пыталась убить мою дочь и теперь за это ответишь!

— Но твоя дочь жива.

— Да, жива. Однако я не хочу, чтобы ей угрожала даже малейшая опасность. А ты ненавидишь Каталину.

— Я больше не трону ее. Обещаю. А ты взамен отдашь мне свой старый дом.

— Нет! Я убью тебя!

В этот момент двое телохранителей Маниньи, бесшумно подкравшись к Дагоберто сзади, разоружили его.

— Ну что, теперь ты будешь более покладистым? — рассмеялась Манинья.

— Дагоберто, прошу тебя, — вмешался Такупай. — Не перечь ей. Манинья дала слово, она его сдержит. Побереги дочь!

Многозначительный, умоляющий взгляд Такупая заставил Дагоберто последовать совету старого индейца.

— Что ж, бери дом, — сказал он наконец. — Но если с головы моей дочери упадет хоть один волос, — я убью тебя, Манинья Еричана!