Каина

Глава 28

Связавшись по рации с командованием, лейтенант Эррера вызвал в Сан-Игнасио дополнительный транспорт, на котором можно было бы увезти арестованных партизан.

— Посиди пока здесь, красотка, — сказал он Хосефе, заперев ее в полицейском участке, — а завтра я тебе обеспечу более надежную камеру. Капрал, не спускайте с нее глаз.

— Есть, лейтенант! — встал перед ним навытяжку Рейес.

Эррера ушел, а вскоре в участок заглянул Рикардо Леон.

— Тебе не к лицу решетки, — пошутил он мрачно. — Очень жаль, что все так получилось... Но ты сама шла к этому. В твоем опасном деле невозможно все время рассчитывать на удачу.

— Да, это всегда риск, Леон, — печально произнесла Хосефа. — Либо ты выигрываешь, либо — наоборот.

— Хорошо хоть у твоего брата все обошлось. А с тобой... может, еще увидимся когда-нибудь. Прощай, Хосефа! — просунув руку сквозь решетку, он сжал запястье команданте. — Прощай.

— Спасибо, Леон. Я восхищаюсь тобой и всегда буду помнить тебя. Что бы со мной ни случилось в дальнейшем, память о тебе будет согревать мне душу.

Хосе Росарио тоже прорвался к сестре, хотя его и не пускали туда. Прощание с братом оказалось для Хосефы еще более трудным, чем с Рикардо. Она едва сдерживала слезы, когда Хосе Росарио говорил, что по-прежнему любит ее.

— Видеть тебя за решеткой все же лучше, чем знать, что ты мертва, — добавил он горестно. — Прощай, сестра. Хотя ты от меня и отреклась, но я остаюсь твоим братом.

— Спасибо, Хосе Росарио, — преодолев комок в горле, ответила Хосефа. — Я благодарна Леону за то, что он остановил меня тогда... Не веришь? Действительно, я счастлива видеть тебя живым.

— Верю...

— Еще я должна сказать, — продолжала Хосефа, — что не знаю другого человека, который бы так мужественно встречал смерть, как ты. И твой выбор тоже потребовал немалого мужества, я это понимаю. Что ж, братик, держись, стой на своем. Ты абсолютно прав: не стоит играть чужими жизнями и рисковать своей собственной. А теперь иди. Сюда в любой момент может вернуться лейтенант.

— Я еще приду к тебе, сестра. Береги себя, береги.

— Все! Мы пропали! — воскликнул испуганно Пруденсио. — Сюда идет лейтенант.

— Кто этот человек? — спросил Эррера, указывая на Хосе Росарио. — Я прежде не видел его в поселке.

— Это... Это... Сейчас я вам все объясню, — вынужден был взять на себя инициативу сержант Гарсия. — Это наш... учитель! Он учит сельчан читать и писать.

— Как его зовут?

— Его зовут... — Хустиньяно замялся, не зная что ответить.

— Хосе Росарио Рестрепо, гражданин Колумбии, — представился «учитель», приготовившись к любому исходу.

— Рестрепо? — оживился лейтенант. — Это ваш родственник, команданте?

— Нет. Я его впервые вижу, — твердо ответила Хосефа.

Сельчане, встревоженные столкновением лейтенанта с Хосе Росарио, поспешили на выручку бывшему партизану.

— Лейтенант, спрячьте ваш револьвер, — решительно заявил Дагоберто. — Он в данном случае ни к чему. Хосе Росарио — мирный человек, учитель. Он обучает детей Инграсии, а взрослым преподает английский язык, чтобы они могли общаться с туристами.

— Но почему я о нем не слышал раньше?

— Да просто потому, что из-за этих проблем с партизанами мы не успели его вам представить.

— Покажите ваши документы, — обратился Эррера к Хосе Росарио.

— У меня нет документов.

— Хосе Росарио попал в аварию, когда плыл на лодке, — вмешалась Каталина, — и его документы утонули в реке.

— Откуда вы знаете, что он — тот, за кого себя выдает? — резонно заметил Эррера.

— Я с ним давно знаком! — пришел на помощь Гамбоа. — Наши семьи дружат между собой уже много лет. Хосе Росарио гостил у моих родителей в Боливаре и, когда меня направили в Сан-Игнасио, решил поехать со мной, чтобы поработать здесь учителем.

— Да, все верно, — подтвердил Хустиньяно.

— Вы не представляете, лейтенант, — горячо заговорила Мирейя, — что значит для поселка присутствие Хосе Росарио! Спросите об этом у Инграсии. А еще... он женится на Лоле Лопес!

— Да, женится, — опять подтвердил Гарсия. — Они так любят друг друга!

— Мы хотим, чтобы свадьба была как можно скорее, — сказала свое слово Лола. — Прямо завтра! Вы не возражаете, падре?

— Нет.

— Тогда мы приглашаем вас на свадьбу, лейтенант! — продолжила наступление Лола.

— Будете нашим гостем?

— Что ж, свадьба — это всегда приятно, — согласился Эррера. — Спасибо за приглашение.

— В этом поселке живут замечательные и мужественные люди, — восторженно воскликнул Гаэтано, когда лейтенант отправился к своим гвардейцам.

— Особенно ты, Хустиньяно, — сказала Инграсия. — Ты вел себя прямо как герой.

— Не я один, — смутился сержант. — Другие тоже не оробели и сумели защитить парня.

Инграсия в тот день имела все основания чувствовать себя счастливой — и не только из-за героизма Хустиньяно, а прежде всего из-за собственных сыновей, которые наконец нашлись. Привез их на лодке индеец Пуэкали, обнаруживший детей в сельве.

— Я подарю тебе свое подвенечное платье! — заявила Инграсия Лоле, сияя от счастья. — Ты ушьешь его и будешь самой красивой невестой на свете!

— Но оно тебе может еще пригодиться, — не решалась принять такой дорогой подарок Лола.

— Нет, мне уже поздно думать о свадьбе, — сказала Инграсия, широко улыбаясь, поскольку ничто в этот день не могло испортить ее радостного настроения.

— Спасибо, — обняла ее растроганная Лола.

— Идемте все ко мне, там и ушьем, — обратилась Инграсия к Лоле, Мирейе и Дейзи.

— Подожди, мне нужно с тобой поговорить, — тронул Мирейю за локоть падре Гамбоа.

— Хорошо, падре. Я только помогу Лоле подогнать платье по фигуре.

— Нет, мне надо сказать это сейчас.

— Знаете, падре, — молвила Мирейя, когда они отошли в сторону, — если быть честной, то я больше не хочу ничего от вас слышать. Думаю, мне уже все о вас известно. Прошу только об одном: обвенчайте Лолу и Хосе Росарио.

— В том-то и дело, Мирейя. Не могу я их обвенчать! Мне жаль Лолу и Хосе Росарио, они так счастливы... Но я не могу! Не имею на это права!

— Понимаю, что вас мучает, падре: вы согрешили с той женщиной. Но за это вам придется держать ответ перед Богом. А венчание должно состояться, вы не можете не исполнить свой долг.

— Ты говоришь не о том, Мирейя! — сказал Гамбоа, и мучительная гримаса перекосила его лицо. — Я не могу больше врать! Хочу, чтобы все наконец узнали правду обо мне. И особенно ты, Мирейя. Потому что из всех людей на свете ты — самое чистое и доброе существо. И пусть я заплачу доверием и нежностью, которые ты мне дарила! Но ты должна знать правду! Это мелочь по сравнению с тем, что я тебя навсегда потерял!

— Я действительно ничего не понимаю, падре.

— Да никакой я не падре! — с болью произнес он. — Мое имя не Гамбоа. Я присвоил себе имя священника, чтобы спасти свою жизнь. Да, Мирейя, да! Я — тот преступник, что бежал из тюрьмы в Боливаре. Меня преследовала полиция, за мной гнались мафиози. Они-то и ранили священника Гамбоа, который вез меня в своей машине. От раны падре умер. Я похоронил его в сельве...

А потом пришел сюда... Я беглец, Мирейя, преступник! И зовут меня: Крус Хесус Галавис.

Мирейя не хотела верить услышанному, но в то же время чувствовала, что он говорит правду. И все же она нашла в себе силы вымолвить:

— Не надо, падре. Не говорите больше ничего!

— Нет, Мирейя, я должен сказать все! Понимаю, как тебе больно это слышать, и даже не прошу простить меня. Но фарса больше не будет! И не будет священника. Я сейчас же пойду сдаваться. Пусть меня снова посадят в тюрьму и я тебя никогда не увижу. Пусть! Я очень виноват перед сельчанами и перед тобой. Никогда в жизни я так не любил женщину, как люблю тебя. Прощай, Мирейя! Прощай, любовь моя... — он смахнул набежавшую слезу и продолжил: — Хочу еще сказать, что был счастлив рядом с тобой. Очень счастлив! Спасибо тебе за все... Прощай...

Сказав это, он резко повернулся и быстрым шагом направился в полицейский участок. А ошеломленная Мирейя смотрела ему вслед и не могла вымолвить ни слова.Хустиньяно, однако, не оказалось на месте, и раскаявшийся грешник решил дождаться его на крыльце.

— Может, я смогу вам помочь, падре? — спросил Рейес.

— Нет, капрал, спасибо. Я подожду сержанта. Тем временем Инграсия буквально затащила к себе в дом Мирейю, утверждая, что без нее они не могут обойтись.

— Посмотри на Лолу, какая она красивая! — встретила Мирейю Дейзи. — В этом платье она как королева. Но только ты сможешь его ушить аккуратно. И еще — ей нужно благословение падре.

— Да... да... — рассеянно произнесла Мирейя. — Я сейчас вернусь!

Выбежав от Инграсии, она что есть духу помчалась к полицейскому участку.

— Ну, слава Богу! — выдохнула Мирейя, увидев Галависа на крыльце — без охраны и без наручников. — Падре! Пойдемте к Лоле. Надо подготовить ее к венчанию. Она так волнуется...

— Мирейя, ты же все знаешь. Я не могу...

— Нет, падре, вы должны это сделать! — уверенно заявила она. — Лоле сейчас очень нужна ваша помощь. Она переживает из-за своего прошлого. Ей нужно ваше благословение.

— Мирейя, что с тобой? Ты не слышишь меня?

— Нет, это вы меня не слышите! — все более горячилась она. — Вы — падре Гамбоа, священник нашего поселка!.. Я ничего не знаю ни о тюрьмах, ни о побегах. Знаю только, что Сан-Игнасио был грустным поселком до вашего приезда. А с вами сюда пришли надежда и вера! Всякий раз, когда здесь случались несчастья, ваши слова вселяли в нас дух и возвращали надежду и веру! Поэтому, падре, сделаем так: я забуду обо всем, что вы мне рассказали, а вы забудете о своей прежней жизни!

— Ты действительно считаешь, что это можно забыть? — вымолвил потрясенный Галавис.

— Падре, вы нас научили прощать.

— Но ведь я не тот, за кого меня принимают!

— Я знаю только одно: Сан-Игнасио-де-Кокуй нужен пастырь. И вы — нагл пастырь!

А кто вы и откуда — не важно. Важно, что вы — падре! И что вы — здесь, с нами!

— О падре, мы вас искали! — воскликнула подошедшая Инграсия. — Дейзи и я шли к вам, чтобы попросить о благословении Лолы Лопес. Она места себе не находит, совсем разволновалась...

— Да, я знаю, — пролепетал он. — Мирейя мне говорила...

— Мы сейчас подготовим алтарь, украсим его цветами, — засуетилась Инграсия. — И позовем жениха. Он тоже хгуждается в благословении.

— Да, дочь моя, я приду. А сейчас мне надо поговорить с Мирейей.

— Спасибо, падре. Мы ждем вас.

— Я не знаю, что должен говорить и делать священник в таких случаях, — сказал он Мирейе. — Может, ты мне подскажешь?

— Идемте домой, возьмем ваш требник и прочитаем, что нужно делать, — рассудила она.

Так и поступили. А спустя полчаса падре уже напутствовал взволнованных жениха и невесту перед свадьбой:

— Я скажу слова, которые подготовят вас к святому таинству брака... Возьмитесь за руки... Знаете, глядя на вас, я вспоминаю моих маму и папу. Мне нравилось наблюдать за ними, когда они разговаривали, когда брались за руки и смотрели друг па друга с любовью. Даже мне, ребенку, было понятно, что им больше ничего не надо — только взяться за руки и смотреть друг на друга так же нежно, как смотрите сейчас вы... Да хранит вас Господь, дети мои! Я уверен, что ты, Лола, отказалась от прежней жизни ради Хосе Росарио и он тоже порвал со своим прошлым ради любви к тебе и ради добра. Теперь вы должны беречь свою любовь, которая сделает вас счастливыми. Идите с миром, дети мои! Да благословит вас Господь!

У Мирейи отлегло от сердца, когда она увидела, как просветлели лица Лолы и Хосе Росарио. Все так же держась за руки, жених и невеста медленно пошли по поселку.

— Я не знаю, что значит быть женой, не знаю, что должна делать замужняя женщина, — призналась возлюбленному Лола.

— Я тоже не знаю, как должен вести себя муж, — ответил Хосе Росарио. — Но думаю, что главное — это наша любовь. Она. подскажет нам, как быть счастливыми.

— Ну вот, с первой частью, кажется, справился, — виновато посмотрел на Мирейю падре. — Теперь осталась свадьба.

— Если быть честной, то вы не сказали ничего из того, что мы учили накануне, — заметила она. — Но получилось очень хорошо. И завтра тоже все получится, я уверена. Пойдемте, будем учить наизусть ваш требник.

Находясь у постели раненого Такупая, Рикардо все время чувствовал недоверие и даже враждебность со стороны индейца.

— Ты не веришь в мое лечение, Такупай? — спросил он.

— Меня лечит Манинья Еричана!

— Нет, Гуайко, — вмешалась она. — Тебя лечит лодочник. В этом мужчине есть не только привлекательность, но и свои тайны.

— Ничего в нем нет, — проворчал Такупай. — Пустой он. Если не веришь мне, спроси у Пугала. Посмотрим, что она скажет.

Взглянув на Пугало, Манинья увидела в ее глазах ту же враждебность и презрение к Рикардо, которые были и в глазах Такупая.

— Что такое? — рассердилась колдунья. — Ты тоже вздумала перечить Манинье? Не хочешь, чтобы Манинья была счастлива с лодочником?

Путало, закусив губу, отвела взгляд от госпожи. Огорченная Манинья вышла к реке и увидела заискивающе взиравшего на нее Гараньона.

— Что? Дрожишь? — спросила она грозно. — Ждешь, когда Манинья убьет тебя?

— Ты вроде бы говорила, что я нужен тебе живым, — неуверенно пробормотал он.

— Да живи, живи, — махнула рукой Манинья. — Ты мне противен.

— В поселок прибыли гвардейцы, — робко сообщил Гараньон.

— Это хорошая новость, — оживилась Манинья. — Леон ждал их: ему нужны какие-то лекарства для Гуайко.

Придя в поселок, Рикардо взял из походной аптечки Эрреры антибиотики и обезболивающие таблетки, а также узнал, что Фернандо Ларрасабаль собирается навсегда уехать из сельвы, поставив крест на туристическом бизнесе.

— Ты тоже уезжаешь вместе со своим доктором? — спросил он у Каталины, специально разыскав ее в баре, где шли приготовления к завтрашней свадьбе.

— Нет. Я уже говорила тебе, что это мой поселок и я собираюсь здесь пустить корни.

— Да, говорила, но я не поверил.

— Неудивительно. Ты ни во что не веришь, ничего не воспринимаешь всерьез. Шел бы ты лучше к Такупаю — ему нужна твоя помощь. Да и Манинья наверняка уже заждалась тебя, — она демонстративно отвернулась, давая понять, что разговор окончен, и Рикардо ничего не оставалось, как пойти прочь.

Вечером Каталина заглянула в номер к Фернандо, укладывавшему свои чемоданы. Ей все еще не верилось, что он так легко сдался, решив уехать. Об этом она и хотела поговорить с ним.

— Прости за беспорядок, — растерянно встретил ее Фернандо. — Никогда не умел укладывать вещи. Если бы кто-нибудь сфотографировал меня сейчас на фоне этой комнаты, то фото можно было с полным основанием назвать: «Портрет неудачника».

— До каких пор ты будешь жалеть себя? — рассердилась Каталина.

— Я не жалею... Я...

— Ну да, я понимаю. Тебе кажется, будто ты — единственный человек, у кого в жизни случались неудачи. Но ведь главное в том, чтобы преодолеть их, подняться и двигаться дальше. А ты — раскис, отчаялся.

— Нет, я не отчаялся, а просто понял, что эта идея с туризмом была очередной моей ошибкой. Все, что я пытался здесь делать, не имело никакого смысла.

Никакого! Жителям Сан-Игнасио не нужен этот дурацкий туризм. Они живут своей, естественной жизнью, и не надо им мешать. Поэтому я и отказываюсь от туризма, от сельвы и даже от самого дорогого — от тебя.

Сердце Каталины сжалось от сочувствия и жалости к этому доброму, но слабому человеку, и она, не задумываясь о последствиях, выпалила:

— Послушай, Фернандо, я не могу отвечать ни за туризм, ни за сельву. Если хочешь — отказывайся от них. Но не отказывайся от меня!

— Каталина, милая, ты просишь меня об этом? — изумился он.

— Да, прошу.

— Боже мой! — воскликнул он, схватившись за голову. — Какой же я дурак! Сколько раз мечтал услышать от тебя эти слова, и вот теперь чудо свершилось, а я не могу в него поверить. Ведь мне казалось, что ты влюблена в Рикардо Леона.

— Только не надо говорить о нем! — прервала его Каталина. — Ты знаешь, что я решила остаться здесь навсегда, обзавестись семьей. Мне хотелось бы выйти замуж за доброго, умного, благородного мужчину, а разве все эти качества свойственны Рикардо Леону!

— Да, ты права, не стоит говорить о нем. Давай лучше поговорим о нас с тобой.

— Нет, Фернандо, об этом тоже не время говорить. Я пойду, а ты, пожалуйста, еще подумай, надо ли тебе уезжать из Сан-Игнасио и бросать начатое дело.

— Но то, что ты сказала, было искренне или?..

— Есть вещи, которые невозможно объяснить, Фернандо, их надо чувствовать, — грустно ответила Каталина. — До завтра!

За ужином Дагоберто увидел, что дочь находится в дурном расположении духа, и спросил о причине такой внезапной хандры. Каталина попыталась уйти от объяснений, но отец проявил настойчивость и даже высказал свое предположение:

— Опять поссорилась с Рикардо? Я слышал, он собирается уезжать из Сан-Игнасио.

Тебя это печалит?

— Папа, Рикардо тут ни при чем, — раздраженно бросила Каталина. — Просто мне вдруг стало страшно.

— Чего же ты боишься?

— Боюсь, что сделала то, чего не должна была делать.

— А ты не могла бы говорить яснее?

— Человек не имеет права играть судьбой другого человека, верно, папа? — не обращая внимания на его просьбу, продолжила Каталина.

— Ни у кого нет такого права. Однако жизнь — это всегда игра. Одни выигрывают, другие проигрывают, не так ли?

— Да. Одни находят, другие теряют... Пойду я спать, папа...

— Нет, подожди. Объясни все-таки, что случилось.

— Ничего страшного. Надеюсь, это поправимо.