Каина

Глава 4

Наступил момент, когда Такупай вынужден был признать, что совсем разучился понимать свою госпожу. Это случилось после того, как она вдруг заявила, что собирается навсегда осесть в Сан-Игнасио-де-Кокуй.

— А как же золото? — осторожно напомнил ей Такупай.

— Здесь ко мне придет и золото, — уверенно ответила Манинья, не считая необходимым пускаться в более подробные разъяснения.

Этот разговор происходил ночью, а когда забрезжил рассвет, она отправилась к Дагоберто Миранде и попросила продать ей дом, в котором он теперь не живет.

Дагоберто был немало удивлен столь ранним визитом, а еще больше — просьбой Маниньи.

— Прости, — сказал он ей, — но я сейчас должен идти на поиски дочери.

— Одно другому не мешает. Сколько ты хочешь получить за дом?

— Нисколько! — оборвал ее Дагоберто. — Этот дом не продается. В нем родилась моя дочь!

Тут как раз примчалась Тибисай и сообщила, что с противоположного берега Негро к ним движется плот, на котором Рикардо Леон везет Каталину. Счастливый отец тотчас же устремился к причалу.

— Папочка, ты жив! — бросилась к нему Каталина и стала целовать его в губы, в щеки, в повлажневшие от слез глаза. — Какая радость! Я так за тебя боялась!

— Доченька, птичка моя, — бормотал осоловевший от счастья Дагоберто, которому впервые в жизни довелось ощутить любовь дочери. — Я тоже тревожился за тебя...

Уже собрался идти на поиски...

Затем он обернулся к Рикардо и стал горячо благодарить его. Тот был несколько смущен, но встреча отца и дочери его явно растрогала.

— Я уничтожу Каталину Миранду! — прошипела Манинья, наблюдавшая в числе прочих эту волнующую сцену. — Рикардо Леон будет моим!

Такупай мягко тронул ее за локоть, опасаясь, что она может быть кем-то услышана.

— Не дергай меня, Гуайко, — рассердилась Манинья. — Запомни: сегодня — день мести! Манинья Еричана расправится с дочерью Дагоберто Миранды и получит своего мужчину!

Приезд Каталины Дагоберто решил отметить всеобщим застольем, с музыкой и танцами. До самого вечера жители Сан-Игнасио пребывали в радостном возбуждении, готовясь к празднику, а когда на небе зажглись звезды, все собрались в украшенном гирляндами баре.

Манинья тоже присутствовала здесь как почетная гостья — так сельчане выразили ей свою благодарность за спасение Фернандо. Манинье такое почтение было приятно, однако она видела, что люди не доверяют ей, опасаются ее, и чувствовала себя чужой на их празднике.

Отступив с освещенной площадки в тень, она поманила к себе Такупая:

— Почему я раньше не слышала, что у Дагоберто Миранды есть дочь?

— Потому что она здесь не жила... Да и родилась, кажется, далеко отсюда.

— Похоже, ты ее боишься, Гуайко? Скажи, что тебе о ней известно?

— Я боюсь только за тебя, Манинья. И прошу, чтобы ты оставила в покое Каталину Миранду.

— Здесь была Манинья Еричана, — услышали они голос Каталины. — Не знаете, куда она ушла?

— Ты искала меня? — предстала перед ней Манинья.

— Да.

— Манинью Еричану не ищут. Она приходит сама и приказывает.

— Простите, если невольно вас обидела, — пожала плечами Каталина. — Я видела вашу лодку и хотела попросить: не отвезете ли вы меня в Гусман-Бланко? Я заплачу, сколько скажете. Мне нужно завтра уехать.

— Значит, просишь тебя подвезти? — в раздумье повторила Манинья. — А как же Рикардо Леон? Разве ты не его пассажирка?

— Так вы согласны взять меня? — с некоторым раздражением спросила Каталина. — Если нет — я дождусь другой оказии.

— Стало быть, парень тебе не нравится, — заключила Манинья. — Ну что ж, теперь этот дурак будет знать, как связываться с городскими гордячками. Отвезу тебя. Отчего не отвезти!

— Но мне нужно уехать завтра!

— Это я уже слышала. Поплывем рано утром. Не проспи.

— Спасибо.

— Бедняжка не может сравниться даже с моей тенью, — сказала Манинья Такупаю, когда Каталина ушла. — Не понимаю, почему ты ее боишься.

— Да не боюсь я. О чем она тебя просила?

— Завтра повезу ее на лодке! — рассмеялась Манинья, и зловещие искорки сверкнули в ее глазах.

— Умоляю тебя, не делай этого! — испугался Такупай. — Я знаю, что ты задумала.

— Замолкни! Ты мне надоел, — грубо оборвала его Манинья.

Рикардо Леон весь день провозился с мотором, который ему наконец удалось починить, и на праздник пришел с большим опозданием. Окинув взглядом собравшихся, он отметил, что Фернандо усердно ухаживает за Каталиной и та отвечает ему явной благосклонностью.

— Сеньор, у вас испортилось настроение? — не преминул подлить масла в огонь Бенито.

Рикардо промолчал. Медленно потягивая вино, он рассеянно смотрел перед собой, чуждый всеобщему веселью, одинокий... Раза два поймал на себе взгляд Каталины — заинтересованный, но пренебрежительный.

— Ты как хочешь, а я пойду спать, — сказал он Бенито и удалился.

Бенито же радовался празднику, как дитя. Выпив немного рому, он стал еще более разговорчивым и рассказывал всем желающим, какой отважный человек Рикардо Леон.

Главным слушателем Бенито был Антонио, который накануне поссорился со своей невестой и потому пребывал в мрачном настроении.

Ссора эта вышла вроде бы из-за пустякового недоразумения, но Антонио впервые почувствовал, что между ним и Жанет пролегла опасная трещина.

Вскоре после приезда в Сан-Игнасио они с Жанет отправились осматривать окрестности. Жанет решила позагорать на полянке, а Антонио отошел на несколько шагов в сторону и увидел небольшое озерцо, в котором голышом купалась Лус Кларита. Понимая, что он ведет себя дурно, Антонио тем не менее не мог оторвать глаз от юной купальщицы. Девушку эту он приметил еще на причале. Тогда их взгляды на мгновение встретились, и между ними словно искра пробежала. С тех пор он поглядывал на Лус Клариту так, будто его соединяла с ней какая-то тайна. Лус Кларита всякий раз смущенно опускала глаза.

Сейчас она почувствовала на себе взгляд Антонио и, схватив лежащее на камнях платье, скрылась в кустах. Какое-то время Антонио стоял без движения, а затем спустился к озерцу и там нашел бусы Лус Клариты, забытые ею в спешке. Спрятав их в карман, он вернулся к Жанет.

— Где ты был так долго? — недовольно спросила она. — И что это у тебя выглядывает из кармана?

— Бусы, — нехотя ответил Антонио. — Я подобрал их на дороге.

— Приятная безделица! — сказала Жанет, надевая бусы на себя.

А днем позже она стала отчитывать Лус Клариту без всякого повода, просто выплескивая свое раздражение, и та, обидевшись, сказала:

— А вы ходите в моих бусах!

Жанет устроила Антонио бурную сцену ревности. Бусы он вернул Лус Кларите, попросив прощения за нечаянную оплошность. В ответ девушка одарила его все тем же смущенным взглядом, который неизменно вызывал у Антонио сладостное волнение.

Собственной же невестой он так и не был прощен, а потому вынужден был выслушивать россказни подвыпившего Бенито.

Праздник был в самом разгаре, когда Каталина сказала отцу, что пойдет спать, потому что завтра ей надо встать пораньше.

— Я договорилась с Маниньей Еричаной, она отвезет меня в Гусман-Бланко.

От такого удара Дагоберто едва удержался на ногах: во-первых, дочь уезжает так скоро, а во-вторых, едет с колдуньей!

— Нет, я тебя не отпущу! — решительно заявил он.

— Папа, мы ведь с тобой обо всем сегодня поговорили. Я рада, что ты здоров.

Рада, что мы наконец помирились. Я впервые поняла, насколько ты мне дорог... Но меня ждет работа. Пойми, я и так задержалась здесь!

— Что ж, я понимаю, — упавшим голосом произнес Дагоберто. — Но с Маниньей ты не поедешь! Я попрошу Рикардо Леона, чтобы он отвез тебя.

— Нет, только не Рикардо! — уперлась Каталина. — Лучше я поплыву с колдуньей, чем с ним!

— Девочка моя, мне бы очень не хотелось, чтобы мы с тобой опять поссорились.

Прошу тебя, послушайся отца. Я желаю тебе только блага...

Каталина не ответила согласием, но и спорить не стала. Это несколько обнадежило Дагоберто, и он пошел искать Рикардо Леона.

Бенито сказал ему, что хозяина теперь придется будить, однако этого делать не пришлось, потому что Рикардо вновь появился в баре.

— Что-то не спится, — пояснил он Бенито. Дагоберто без труда удалось уговорить Рикардо,особенно после того, как он сказал, что дочка собирается плыть с Маниньей.

— Конечно, конечно, отвезу.

Когда Каталина, покинув празднество, направилась к дому, Рикардо последовал за ней.

— Завтра утром отплываем, — сказал он, догнав девушку.

— Меня это не касается. Я еду с Маниньей Еричаной.

— Нет, — возразил Рикардо. — Твой отец уже уплатил мне деньги. Вот они!

— И зачем я только ему сказала! — сокрушенно произнесла Каталина.

— Твой отец прав: с Маниньей не следует ехать ни в коем случае! Она ненавидит тебя, поверь. Нет ничего опаснее ненависти Маниньи Еричаны.

— Я уже слышала это от отца, — Каталина резко сделала шаг в сторону и вскрикнула от боли.

— Что там? Порвала чулок? — присев на корточки, Рикардо провел ладонью по ноге Каталины. — Ну, так и есть! Придется тебе снять капроновые чулки. Для сельвы они не годятся. А впрочем, не надо: они тебе очень идут! — Он опять нежно погладил ногу Каталины.

— Ну все, хватит! Я не вижу там никакой дырки. Меня всего лишь укусил комар!

Рикардо с большой неохотой убрал руки.

— Ты снова устроил мне ловушку, — рассердилась Каталина. — И еще хочешь, чтобы я плыла в твоей лодке!

— Это было в последний раз. Обещаю, что завтра я к тебе не прикоснусь.

Каталине вспомнилось, как днем отец рассказывал ей о Рикардо Леоне:

— Я знаю его давно и безоговорочно ему доверяю. В прошлом он был не то летчиком, не то врачом. Во всяком случае, здесь ему приходится иногда лечить животных и делать уколы людям. Рикардо не любит говорить о себе, но мне кажется, он сбежал в сельву от какого-то большого несчастья. Ты не сомневайся, Каталина, Рикардо — надежный парень.

Едва Дагоберто вошел в дом и зажег свет, как в окошко постучали.

— Что тебе нужно, Такупай? — спросил он, увидев сквозь стекло старого индейца.

— Выйди на минутку, — шепотом произнес тот. Предчувствуя беду, Дагоберто поспешно вышел.

— Увези свою дочь отсюда как можно скорей! — взволнованно произнес Такупай. — Она в опасности!

— Подожди, — остановил его Дагоберто. — Рассказывай по порядку. Кто угрожает моей дочери?

— Ладно, — согласился Такупай. — Помнишь ту ночь, когда я принес тебе девочку и попросил присмотреть за ней несколько дней, а ты предложил оставить ее у тебя навсегда?

— Этого мне никогда не забыть.

— Так вот, в ту ночь Манинья Еричана родила девочку и приказала мне убить новорожденную.

— Бог мой! Неужели она такая жестокая?

— Дело в том, что давным-давно колдун Памони породнил Маниныо с луной. Так она получила вечную молодость, но взамен обещала никогда не рожать. Однако ей не удалось избежать родов, и потому она велела убить девочку. Ты все понял, Дагоберто? В детях Маниньи заключены ее старость и смерть.

— Ты хочешь сказать?.. — Дагоберто не смог вымолвить то, что он понял.

— Да, Каталина и есть та самая девочка, которую я не посмел убить, — подтвердил его догадку Такупай. — И если Манинья об этом узнает, она сама убьет твою дочь.

— Но как она может узнать, если ни ты, ни я ей об этом не скажем? — резонно заметил Дагоберто.

— Она может почувствовать. Уже сейчас Манинья что-то чувствует! Знаешь ли ты, что она вознамерилась убить Каталину только потому, что ревнует к ней Рикардо Леона?

— Боже мой! — в ужасе воскликнул Дагоберто. — Я этого не допущу!

— Конечно, увези ее. Увези.

— Спасибо, Такупай. Я сделаю все, чтобы спасти Каталину.

Путь от бара до дома отца оказался для Каталины невероятно долгим, потому что Рикардо то и дело останавливался, отвлекая ее внимание на разные пустяки.

Каталина вступала с ним в спор, однако до ссоры дело не доходило — они тотчас же и мирились. Оба понимали, что прогулка их явно затянулась, но расстаться почему-то не могли.

Почти все это время за ними неотступно следовала Манинья, продираясь сквозь заросли осторожно и бесшумно, как опытный лесной зверь. Когда же Каталина и Рикардо подошли, наконец, к дому и, прощаясь, приблизились друг к другу на такое расстояние, когда неизбежно должен был последовать поцелуй, Манинья вышла из укрытия.

— Почему одни заканчивают свою жизнь, как собаки, а другие — как люди? — грозно произнесла она, глядя в упор на Каталину. — Ты не знаешь, дорогуша?

— Не знаю, чем вызван такой тон, — с достоинством ответила Каталина, — но хочу заметить, что он мне не нравится. — Она демонстративно отвернулась от Маниньи и взяла под руку застывшего в напряжении Рикардо. — Пойдем!

— Не смей поворачиваться к Манинье Еричане спиной! — услышала она и невольно обернулась. — Только собаки едят объедки. Манинья их не ест. Вот в чем дело!

— Не понимаю вас, — остановившись, сказала Каталина.

Рикардо Леон упорно молчал.

— Все ты понимаешь, не прикидывайся дурочкой! Хочешь оставить мне объедки, но Манинья Еричана этого тебе не позволит. Рикардо Леон — мой мужчина. А ты сейчас же подохнешь, как эта паршивая псина.

Лишь теперь Каталина и Рикардо обратили внимание на невзрачную испуганную собачонку, обреченно дожидавшуюся своей участи у ног колдуньи. И вот роковой час пробил: Манинья ухватила несчастную собаку за лапы и, шепча какое-то заклинание, стала разрывать ее пополам.

— Отпусти собаку, проклятая дикарка! — тот час же бросилась на нее Каталина. — Отпусти, убийца!

Между женщинами завязалась драка. Собачонка, жалобно скуля, поковыляла к кустам.

Рикардо, видя, что дело принимает опасный оборот, попытался разнять дерущихся.

Но уже в следующее мгновение все разрешилось и без его участия: в сельве разом проснулись все птицы и с отчаянными криками устремились к дому Дагоберто. Такого количества разгневанных птиц ни Каталине, ни Рикардо, ни даже Манинье прежде видеть не доводилось. Каждый из них невольно закрыл лицо руками, защищаясь от многочисленных ударов крыльями.

— Будь ты проклята, Каталина Миранда! — перекрывая птичий грай, прокричала Манинья и как подкошенная рухнула на землю.

В тот же момент птицы умолкли и, прощально помахав крыльями, вновь разлетелись по своим гнездам.

Первыми к месту невероятного происшествия примчались Дагоберто и Такупай, затем подбежали и все остальные, веселившиеся в кафе.

Каталина, дрожа от ужаса, припала к отцу: «Папочка, мне страшно!» Такупай и Рикардо склонились над поверженной Маниньей.

— Надо унести ее в другое место, пока она не очнулась. Иначе всем нам несдобровать, — сказал Рикардо и, подняв Маниныо на руки, понес ее туда, куда указал Такупай.

— С ней никогда не было ничего подобного! — повторял по дороге индеец.

Вдвоем они уложили Манинью в постель, а через некоторое время она открыла глаза.

— Леон, ты пришел? — молвила она слабым голосом. — Иди ко мне!..

— Прости, я тороплюсь, — сказал он твердо.

— Но ведь ты пришел ко мне! Ты сдался!

— Нет, я не сдался, — вынужден был разочаровать ее Рикардо.

— Ох, проклятая!.. — вдруг взвыла Манинья, вспомнив, что произошло недавно. —

Кто она, Гуайко? Почему сельва защищает ее, а не меня?..

Воспользовавшись тем, что колдунья переключилась на Такупая, Рикардо незаметно удалился.

Собирая дочь в дорогу, Дагоберто дал ей свой пистолет.

— Возьми. Так мне будет спокойнее.

Затем он вынул из шкатулки старинную брошь, принадлежавшую когда-то Терезе, и тоже протянул ее дочке.

— Я давно хотел отдать ее тебе, но все как-то не получалось. Пусть она хранит тебя... — он не договорил, потому что боялся расплакаться.

Каталина тоже растрогалась и дрожащими от волнения руками приколола брошь на блузку.

— Папочка, береги себя. Я тебя очень люблю. А сейчас мне пора уходить. Рикардо уже наверняка нервничает.

Рикардо, действительно, был вне себя от ярости, но совсем по другой причине. Придя утром к лодке, он нашел ее варварски разбитой и разграбленной. Больше всего Рикардо разозлило то, что из тайника исчез револьвер. Недолго думая, он решительным шагом направился к Манинье. Перепуганный Бенито молча последовал за ним.

— Твои люди обворовали меня, — заявил он таким тоном, от которого у Маниньи перехватило дыхание.

— Какие глаза! Какой огонь! — воскликнула она восторженно.

— Верни мне оружие! — потребовал между тем Рикардо.

— Зачем оно тебе, когда у тебя есть такие глаза? — томно произнесла колдунья.

Ответ Рикардо был весьма неожиданным: подойдя к Манинье вплотную, он с силой притянул ее к себе и буквально впился губами в ее губы.

— Ты этого хотела? — спросил он, отпустив ошарашенную колдунью. — А теперь давай мой револьвер.

— Нет, Манинья заслуживает большего... Пока продолжалось это единоборство, Каталина нервно прохаживалась вдоль берега.

— Уезжаешь? — спросила подошедшая Тибисай.

— Да вот, что-то опять случилось, — ответила раздосадованная Каталина. — Почему-то лодочника до сих пор нет. Папа пошел к нему.

— А ты не суетись, — взяла ее за руку Тибисай. — Пойдем посидим у воды. Она успокаивает.

Каталина, не зная, чем себя занять, последовала совету старухи.

— Всегда найдется что-нибудь, что помешает тебе уехать, — сказала Тибисай, усаживаясь на камень рядом с Каталиной.

— Не верю я в это колдовство!

— Как знать, как знать, — пробормотала себе под нос Тибисай и вдруг встрепенулась: — Посмотри туда! Видишь? Я же говорила, что тебе не уйти отсюда.

И никому не уйти...