Каина

Глава 15

На площади возле расставленных полукругом стульев собрались все жители поселка Сан-Игнасио. Наконец-то состоится месса. Наконец-то Господь Бог оденет своей благодатью это глухое нечистое место и ниспошлет покой душам его обитателей.

Набожные женщины уже готовы были утирать слезы благодарности и умиления, что наворачивались у них на глаза.

Куда менее торжественно было на душе у падре Гамбоа. Поглядывая на собравшихся, он повторял про себя:

— Гамбоа! Почему нет чуда? Спаси меня и на этот раз! Что же мне делать? Что?!

Однако, похоже, заступник не слышал своего подопечного. Инграсия уже накинула на голову белый кружевной платок, собираясь помогать падре служить мессу, и со вздохом Гамбоа начал:

— Все мы успокоились. Прекратились все ссоры, и я скажу вам, что мир прекрасен. Мир от Бога, дети мои, так всегда говорила моя мать. А теперь начнем служить мессу...

Кто знает, как справился бы с этим многотрудным делом незадачливый пастор, но тут вдруг послышался странный шум, который становился все громче, все отчетливее.

— Что это? — спросила Инграсия, видя, как с неба спускается — нет, конечно, не птица, а белоснежный, очень красивый летательный аппарат.

— Он приземлился у колдовского камня! — крикнула Тибисай. — Бежим туда!

И все, обгоняя друг друга, кинулись к колдовскому камню.

Теперь жители поселка стояли полукругом около изящного небольшого вертолета, ожидая, кто же из него появится.

— Приехали новые люди, — с надеждой сказал Гаэтано.

Но это не был миг встречи, это настал миг расставания, потому что появившийся летчик, отрекомендовавшись капитаном Энрике Бермудесом, спросил, кто из собравшихся сеньорита Каталина Миранда.

Каталина подошла к нему, и капитан вручил ей письмо.

Лодочник тоже смотрел на вертолет, раздвинув заросли, вернее, смотрел он на Каталину, и она смотрела на него.

— Я прилетел за вами, — сказал капитан. — Сеньор Тони Капелли поручил мне переправить вас в Каракас.

— Благодарю вас, капитан, — ответила Каталина.

— Я хотел бы немного передохнуть и освежиться. А вы, когда будете готовы, предупредите меня.

Никто в поселке не сомневался, что Каталина рано или поздно уедет, но никто не подозревал, как им будет грустно расставаться с ней.

Дагоберто никому бы не признался, что на сердце у него скребут кошки, что ничего ему на свете не мило, как только он подумает — еще час, и рядом с ним не будет Каталины...

Дочка читала письмо, он подошел к ней, положил руку на плечо и спросил:

— Надеюсь, не плохие новости?

— Что ты, папа! — отвечала Каталина. — Тони хочет, чтобы мы зарегистрировали брак, как только я приеду. Хочет, чтобы я больше не работала.

В руках Каталина вертела коробочку с обручальным кольцом — красивое кольцо лежало в коробочке, очень красивое.

— Что-то я не вижу у тебя особого восторга, — проницательно заметил Дагоберто. —

Имей в виду, дочка, выйти замуж нетрудно, зато, если ошиблась, выцарапаться обратно ох как нелегко!

Дагоберто ждал: что-то Каталина ему ответит? Она смотрела очень серьезно, даже печально, было видно, что ей трудно принять решение, но отцу, ласково поцеловав его, сказала:

— Сейчас я приму душ, приведу себя в порядок и буду готова к отлету.

Каталина стояла под душем, текли струи воды, а перед ее глазами проплывало все, что она пережила здесь, и она видела лодочника, лодочника, лодочника... Как он вез ее на плоту, как танцевал с ней, как висел на дереве, а она поила его водой, как целовал ее. Господи! Как же он целовал ее... Каталина закрыла глаза...

Сеньорита Миранда заглянула в бар, ища капитана Бермудеса. Она была готова к отъезду, в белой застегнутой наглухо кофточке, гордая и неприступная. Сквозь открытую дверь холла она видела прикорнувшего на диване капитана, видела, как его разбудила Лола и предложила отдохнуть вместе с ней в удобной комнате.

— Вам понравится, — пообещала она, и капитан охотно согласился пойти с ней. Каталина поняла: отъезд их на неопределенное время откладывается.

— Вы скажете мне, когда мы полетим, — сказала она капитану, а сама поднялась попрощаться к доктору Фернандо.

Комнатка у Фернандо маленькая, скучная, Каталина появилась в ней как фея счастья.

Так, по крайней мере, сказали Каталине засветившиеся глаза Фернандо.

— Ты даже не представляешь себе, как мне жаль, что ты уезжаешь! — заговорил он, вставая ей навстречу. — Я почему-то надеялся, что мы будем вместе осуществлять мой проект. Будем работать и увидим, как это селение совершенно преобразится.

Здесь появятся удобные домики, будут приезжать туристы. У местных жителей появится работа, они не будут так бедствовать. — Ты мечтатель, Фернандо!

— Да! И я мечтал, что осуществлять мою мечту мы будем вместе. Ты ведь мне очень нравишься, Каталина. Мне кажется, что еще немного, и я бы всерьез полюбил тебя.

— Вот это уж совсем лишнее, Фернандо, — решительно ответила Каталина.

— Понимаю, — успокоил ее Фернандо, — я всегда считал себя только другом, верным и преданным. Ты можешь рассчитывать на меня, если тебе что-то понадобится.

— Спасибо, Фернандо. Я очень ценю твою дружбу. Мы столько пережили вместе, что ты навсегда останешься для меня очень близким человеком.

Фернандо притянул к себе Каталину и поцеловал. Их поцелуй был знаком искренней приязни друг к другу.

Дверь открылась, Каталина увидела Рикардо и освободилась из объятий Фернандо.

Сколько муки было в этом взгляде, муки и еще чего-то более страшного, отчего Каталине стало больно и стыдно.

— Ты пришел за деньгами, Рикардо? — как ни в чем не бывало спросил Фернандо. — Сейчас, сейчас, погоди секунду. Знаешь, Каталина, Рикардо сказал, да ты и сама видела, что одному человеку не справиться с расчисткой полосы. Теперь Рикардо наймет для нас индейцев, и ты увидишь, какая здесь закипит работа...

— Не увижу, Фернандо! Я улетаю, — ответила Каталина, и Фернандо сразу осекся.

— Я загляну в другой раз, — сказал Рикардо, — мне кажется, я не ко времени.

— Что ты! — возразил Фернандо. — Подожди, я сейчас.

— Я подожду внизу, — сказал Рикардо. Каталина пошла за Рикардо следом.

— Давай простимся, простимся по-хорошему, — сказала она, в глазах у нее и в голосе была тоска.

— Так же, как с доктором Фернандо? — не без яда осведомился Рикардо.

— При чем тут это? Мы с доктором друзья, а я уезжаю по-настоящему, навсегда. Ты это понимаешь?

— Почему не понять? Твой жених присылает за тобой вертолет, ты целуешься и обнимаешься с Фернандо, а теперь хочешь поцеловаться со мной. Я все правильно понимаю?

То, что Рикардо, всегда такой сдержанный и мудрый, мог говорить так грубо и оскорбительно, было для Каталины потрясением.

— За кого же ты меня принимаешь? — спросила она с упреком.

— За капризную, лживую и доступную женщину, — ответил Рикардо.

— Для чего тебе нужно оскорблять меня? — Каталина в данный момент даже не рассердилась, она, такая скорая на гнев и резкие слова и решения. — Зачем ты так говоришь?

— Какая тебе разница, что я говорю, ведь ты уезжаешь.

— А я ведь хотела сказать тебе на прощание...

— Что?

— Ничего! Прости, Рикардо, я-то думала, что ты часто говоришь одно, а думаешь совсем другое, но если так... Прощай, Рикардо!

Каталина ушла не оборачиваясь. Рикардо смотрел ей вслед слепыми от боли глазами.

Фернандо тронул его за плечо, протягивая деньги.

— Ты скоро наймешь индейцев? — спросил он.

— Скоро. Я договорился с Дагоберто, буду снимать у него комнату. Дом-то... теперь пустой.

Падре Гамбоа опять избавили от разоблачения. Кто-то его явно хранил, Бог или дьявол, он не разбирался. Опасность вновь миновала, и он был счастлив. Но покой у людей с нечистой совестью недолог. Мальчуганы Инграсии подобрали в уличной пыли бумажку, которую обронил капрал Рейес, когда рылся в конверте, ища согласие на отставку. Любопытные мальчишки конечно же стали ее рассматривать. И что же они увидели? Портрет падре! Только на фотографии падре был очень страшный — худой, черный, с вытаращенными глазами. Мальчишки тут же поделились своей находкой с Тибисай.

— Дурной человек сделал портрет нашего падре, — сказала набожная старуха. — Очень дурной, это сразу видно. Нужно найти падре и спросить, кто это сделал такую дурную фотографию.

Увидев свою фотографию, Гамбоа похолодел. Да какой Гамбоа? Галавис, преступник, бежавший из боливарской тюрьмы, которого разыскивают и вот-вот найдут власти.

Ему срочно надо было отсюда сматываться. И выход был — вертолет. Только как на него попасть? Там только три места. Летят Каталина, Жанет и Антонио, и больше ни единого человека летчик не возьмет.

Счастливая Жанет прибежала к Антонио.

— Наконец-то радостная весть — через полчаса мы с тобой улетаем из проклятущего поселка! Как я счастлива, Антонио! — Жанет чуть не прыгала, обнимая жениха.

Антонио, похоже, не разделял ее восторга. Голубые глаза его смотрели довольно холодно и не без недоумения: весть застала его врасплох.

— Собирайся, Антонио! Собирайся! — торопила Жанет. Сидя на кровати, она торопливо запихивала свои вещи в сумку, брала и совала не глядя. — Ну что же ты? — спросила она, видя, что Антонио стоит у окна, не двигаясь с места. — Вот это положи к себе, у тебя ведь найдется место? — Она протягивала ему рубашку. Антонио молчал. — Давай не будем ссориться! — умоляюще попросила она, перекатившись на кровати к нему поближе. — Не порть мне настроение. Скоро мы прилетим в Каракас и поговорим там совершенно спокойно. Ты увидишь, поймешь, что мы с тобой любим друг друга.

Антонио повернулся к Жанет и сказал:

— Выслушай меня внимательно, Жанет, и постарайся понять. Я много думал и принял решение. Мне очень жаль, но я никуда не поеду.

Жанет окаменела.

— Ты бросаешь меня? Ведь это означает конец. Ты понимаешь, что это означает конец наших отношений?! А я, я люблю тебя! Я приехала в эту мерзкую дыру только потому, что люблю тебя!

Слезы текли по щекам Жанет, она упала на кровать ничком и рыдала: счастье в один миг обернулось для нее горем.

— Я тоже люблю тебя, — мягко сказал Антонио, — но с этой, как ты выражаешься, дырой связано все мое будущее. Я хочу работать со своим братом, наш проект — единственное, что у нас есть в жизни.

— Но я не хочу уезжать без тебя! Ты не можешь променять меня на какую-то жалкую дыру! — плакала Жанет.

— Ты можешь остаться, — предложил Антонио.

— Меня здесь никто не любит, — честно призналась Жанет. — Я признаю, что глупо себя вела, но ведь ты изменил мне со шлюхой!

— Не будем об этом. Ты ни в чем не виновата. Но ведь кроме проекта мне нечего тебе предложить, поэтому удерживать тебя я не имею права.

— Так вы летите, ребята? — в комнату заглянул Фернандо с пачкой каких-то бумаг в руках.

— Нет, — ответил Антонио.

— Да! — ответила Жанет.

Фернандо посмотрел на обоих, благодарно улыбнулся брату и подошел к заплаканной Жанет.

— Это письма и проспекты для бюро путешествий в Каракасе, туристических агентств в Канаде, Германии и Италии. Отправь их, пожалуйста, Жанет, — попросил Фернандо.

— Жаль, что у нас нет фотографий, — вздохнул Антонио. — И с удобствами тут туговато.

— Я очень благодарен тебе за решение остаться, — обратился к брату Фернандо. — Вдвоем мы будем работать не покладая рук, и вот увидишь, своего добьемся.

— Я думаю, ты простишь меня когда-нибудь, Жанет. Я уверен, мое решение правильное! Пойду скажу капитану, что одно место в вертолете свободно.

Да, кто-то свыше покровительствовал преступнику Галавису! Он чуть не подпрыгнул от радости, услышав, что в вертолете освободилось место. И побежал со всех ног собираться.

— Я уезжаю, Мирейя, — сообщил он на ходу встретившей его счастливой улыбкой женщине.

И остановился — такого эффекта от своего сообщения он не ждал. Мирейя побледнела как полотно, помертвела, и в глазах ее отразилось такое отчаяние, что Гамбоа—Галавис не мог не сказать: — Да я не знаю, сколько времени буду в отъезде. Два-три дня, не больше. Не надо так смотреть!

— Не обращайте внимания, падре! Когда я была маленькой и мама уходила из дому, я всегда плакала и боялась, что она не вернется и оставит меня одну. Вот и сейчас я чувствую себя такой же маленькой девочкой. Я остаюсь одна, без защиты, и мне очень страшно!

— Я не оставлю тебя, Мирейя, — Галавис был искренне растроган.

Ему вообще очень нравилась эта женщина, такая сердечная, такая чистая, несмотря на свою не слишком-то праведную жизнь. Но уж кем-кем, а ревнителем чистоты Галавис никогда не был.

— Как жаль, падре, что вы священник! Ни для кого не секрет, что Дагоберто был моей последней надеждой, но так и не женился на мне, и я опять осталась наедине со своим одиночеством. А вы, вы самый необыкновенный человек на свете. Вы подарили мне минуты необыкновенного счастья, прогнали мое одиночество участием и сердечной добротой. Я хочу поблагодарить вас...

Мирейя в порыве любви и отчаяния обвила руками шею Гамбоа и крепко, страстно его поцеловала.

— Мирейя...

— Ничего не говорите, падре! — Мирейя после своего поступка была в еще большем отчаянии. — Забудьте обо всем, что случилось! Это безумие, глупость, грех!

Уезжайте, падре, уезжайте! И никогда больше не возвращайтесь!

Мирейя убежала вся в слезах, а Гамбоа стоял взволнованный.

— Эх, Гамбоа, Гамбоа, — заговорил он про себя. Он привык обращаться к умершему пастырю как с собеседнику и советчику. — Ты же видишь, я больше не могу обманывать этих людей. Я же преступник, меня ищет полиция. Но теперь я положу этому конец. Пусть все узнают, кто я такой, — бормотал падре.

Но вот и наступил миг расставания. Все столпились у вертолета. Последние объятия, поцелуи, пожелания.

Антонио говорил, прощаясь с Жанет:

— Мы же прощаемся не на всю жизнь, девочка! Если бы ты слушала меня и доверяла мне, я бы от всего сердца просил тебя остаться.

— Значит, ты просишь меня, все-таки просишь остаться, — обрадованно засияла Жанет.

— Беги, а то вертолет улетит без тебя, — Антонио слегка подтолкнул ее и с улыбкой смотрел ей вслед.

Каталина высматривала Дагоберто, она хотела поцеловать его на прощание. Откуда же ей было знать, что Дагоберто заперся у себя в доме? Он не желал, чтобы кто-то видел, в каком он отчаянии из-за отъезда дочери, поэтому предпочел прослыть бесчувственным, чем выставить свои чувства напоказ всему поселку.

Жанет и Каталина уже в вертолете, вот-вот он поднимется.

— Погодите! Погодите! — к вертолету подбежала Мирейя. — Падре хотел лететь с вами! Сейчас он придет.

— Падре? Хорошо. Жду еще ровно две минуты. Больше не могу. Нам нужно добраться до Пуэрто-Аякучо засветло, — ответил капитан.

Услышав рокот мотора, Манинья блаженно улыбнулась. Светящееся лицо ее с темными сияющими глазами стало необыкновенно прекрасным.

— Вертолет улетел, Гуайко! Этот рокот принес счастье Манинье.

Манинья поднялась по лестнице к себе в комнату и застыла, обняв резной столбик, а Такупай стоял внизу и любовался счастливой Маниньей. Наконец-то сердце Такупая было спокойно — Манинья была счастлива, она просто излучала счастье, и Такупай верил, что все беды Маниньи позади.

Госпожа его приютила у себя бессловесную женщину, которая вела себя почти как зверек, испуганное животное. К ней прилепилась кличка Пугало. Женщина эта приготовила чудесное снадобье для Гараньона, и рана его стала затягиваться прямо на глазах.

Потом госпожа повела Пугало с собой в лес. Такупай знал, что они пошли искать золото. Он не пошел за ними, он знал, когда он нужен госпоже, а когда она хочет обойтись без него. Когда они вернулись, Такупай понял, что Пугало отыщет для Маниньи золото.

— Я видела его, — сказала Манинья, — оно сверкало и переливалось. Золото принадлежит Манинье, и Манинья счастлива. Я там увидела и еще кое-что, — прибавила она. — Теперь все будет хорошо. Сельва снова любит Манинью.

А теперь вот улетел и вертолет, увозя Каталину Миранду, ненавистную соперницу.

Манинья еще в сельве знала, что ее мужчина будет принадлежать ей.

Отъезд Каталины был и для Такупая большим облегчением. Он не мог забыть, как блестел в руках Маниньи нож, когда она скрылась в доме Дагоберто.

— Я так испугался, когда ты пошла к девушке с ножом, — сказал он, — хорошо, что она уехала.

— Если бы Манинья пошла к Каталине с ножом, разве бы Каталина осталась в живых, Такупай? — с недоумением спросила Манинья. — Если она жива, то только потому, что Манинья не хотела ее смерти.

— Я тоже так думаю, — согласился Такупай. Он думал так, но думал и по-другому.

Он был старым и мудрым и знал, что в ночь, когда случилось несчастье с Гараньоном, Манинья колдовала. Она хотела наслать смерть на Каталину но духи не послушались Еричану, и это было главным ее горем. Теперь девушка уехала и все будет хорошо. Такупай был очень доволен, он любил свою госпожу и верно ей служил.

А Галавис так и не успел на вертолет. И как же он сетовал по этому поводу, как горевал! Он даже упрекал падре Гамбоа в том, что тот не захотел ему помочь и избавить от неприятностей. Задержался он, обчищая комнату Мирейи. Так он решил рассказать о себе правду, так решил поступить, чтобы она о нем не сожалела. Он хотел прихватить все ее драгоценности, а там поминай как звали!.. Он стоял посреди комнаты Мирейи, когда в дверь заглянул Фернандо.

— А вы, падре, были здесь? — спросил доктор не без удивления.

— Да, — без малейшего смущения ответил падре. — Я искал Мирейю.

— Она провожала вертолет, — сообщил Анто-нио, который вернулся вместе с Фернандо.

— Да что вы?! А вертолет улетел?

— Улетел, — подтвердил Фернандо. — А вы остались?

— Да, сын мой, — скромно потупившись, произнес Гамбоа—Галавис, — это мой долг и это мой поселок.