Красавица и босс мафии

ГЛАВА 42

ГАБРИЭЛЛА МАТОС

Слезы стекают по уголкам глаз, и я с трудом пытаюсь отдышаться. Совершенно незнакомое чувство поглощает меня изнутри и оставляет хромой, измученной, словно я только что пробежала марафон после нескольких дней недосыпания.

Витторио слизывает слезу, скатившуюся по моей щеке, его тело прижато к моему, а его руки по-прежнему зажаты между моих ног, это единственное, что удерживает меня от сползания по стене.

Я не могу думать, не могу двигаться, не могу делать ничего, кроме как чувствовать себя переполненной ощущениями, которые вызывает каждое дыхание Витторио на моем лице.

Его руки оставляют жар между моими бедрами, Витторио снова наматывает мои волосы на свой кулак и оттягивает мою голову назад. Это восхитительно больно, так, как я и не подозревала, что мне может понравиться. Его рот требует моего в карающем поцелуе, в котором у меня нет другого выхода, кроме как потерять себя.

Его запах, жар его кожи, тон его голоса, его пот, увлажняющий мое тело, его господство — все слишком сильно и неоспоримо. Капитуляция моих чувств — единственно возможный путь. Они реагируют на волю Витторио так же, как и в первый раз, когда их поставили перед ним: жаждут подчиниться.

Зубы проводят по моим губам, по подбородку, а губы впиваются в горло. Поза до предела напрягает мою шею, заставляя меня чувствовать себя скованно, неудобно и невероятно возбужденно, как будто удовольствие только что не разорвало меня на миллион сверкающих кусочков.

Мое тело снова поворачивается, и, манипулируя мной, словно тряпичной куклой, Витторио опускает свой рот на мой, возобновляя требовательный поцелуй, который принимает от меня не меньше, чем все, как он и обещал.

Его руки скользят по моим ногам, поднимают их и скрещивают вокруг талии, пока я не оказываюсь у него на коленях. Я обхватываю его шею и не открываю глаза, даже когда чувствую, как он начинает двигать нами, слишком потерянная в его вкусе, в его рте, чтобы хотеть чего-то еще.

Я провожу рукой по его плечам, по спине, ощущая, как чернила окрашивают кожу и места, отмеченные шрамами. Все, что я представляла себе о Витторио, не идет ни в какое сравнение с реальностью, и проходит совсем немного времени, как я уже поглощаю кончиками пальцев каждый его мускул.

Он усаживает мое обнаженное тело на свою кровать, и я, моргнув, открываю глаза и оказываюсь почти в самом центре. Мужчина стоит передо мной, и даже любопытство к его пространству не может заставить меня отвести взгляд. Татуировки, покрывающие его торс, словно заклинание, сделанное на заказ, приковывают мой взгляд.

Вся жестокость, о которой я всегда знала, что она заключена в Витторио, кажется, вытекает из его кожи черными чернилами и шипами. Костюм, маскирующий его под бизнесмена, выглядит еще более аллегорией теперь, когда я знаю, что на самом деле скрывается под ним. Я раздвигаю пальцы, касаясь черных линий, покрывающих всю правую сторону его груди до ключицы и плеча.

На левой стороне груди, над сердцем, есть след от ожога, от которого у меня расширяются глаза, потому что он имеет идеальную форму распятия. Мне не нужно спрашивать, что это такое, я знаю. Я просто знаю, что это знак Саграды.

Чудовище. Образ появляется в моем сознании под облаком темного дыма. Если я когда-нибудь нарисую Витторио, это будет мой первый рисунок с такой подачей, потому что иначе поступить просто невозможно.

Дон тянется к моей руке и оставляет на моей ладони нежный поцелуй, деликатность этого жеста — полная противоположность тому, что демонстрирует мой обнаженный образ перед его еще одетым. И это лишь одно из противоречий, заставляющих пространство между моими ногами пульсировать как сумасшедшее. Когда Витторио делает два шага в сторону, я не могу контролировать стоны, врывающиеся из моих губ. Он широко улыбается моей реакции и запускает пальцы в пояс собственных брюк. Я слежу за тем, как почти в замедленной съемке ткань спускается, пока не обнажается его твердый член.

Мои глаза расширяются от размера, а во рту появляется слюна. Большая головка блестит, и я бы все отдала, чтобы узнать, какова она на вкус, но в то же время не перестаю думать о том, что вся его длина никогда не поместится в меня.

Я уже исчерпала весь свой репертуар маленьких инициатив, поэтому просто смотрю на него, ожидая, когда Витторио скажет мне, что делать. Он приближается, нависая надо мной, пока не упирается коленями в кровать, зажав мое тело между бедрами. Затем он протягивает руку и касается моей щеки.

— Этот твой взгляд, Габриэлла…, — начинает он, но не заканчивает мысль.

Его следующее движение так же неожиданно, как и крик, прорвавший мое горло, когда я почувствовала, как его язык овладевает моей киской, словно это неиссякаемый источник единственного в этом мире, способного утолить его голод.

— Витторио! — Его имя, это взволнованная мольба, вырвавшаяся из моих губ, потому что я даже не представляла, что подобное чувство возможно. Я даже не могу смириться с тем, что его спина полностью покрыта черной краской.

Каждое прикосновение его языка лишает мое тело еще немного остатков сознания, и я наконец понимаю, что он имел в виду, говоря "уничтожить меня и смотреть, как я наслаждаюсь этим". Потому что, Боже правый, мне это нравится!

Мне нравится!

У меня нет никакой реакции, кроме криков и поднятия бедер, я трусь, то о кровать, то о лицо Витторио, не представляя, как заставить прекратиться ощущения, разжижающие мои органы. Витторио не начинает медленно и нежно, его губы проникают в мои складки, как армия, решившая опустошить вражеский лагерь, а его язык — командир. Он захватывает каждый крошечный кусочек пространства и полностью доминирует надо мной, не позволяя делать ничего, кроме как чувствовать его и умолять о большем.

Мои нервы пульсируют, словно незаменимые части электрической сети, и я готова сбросить собственную кожу, чтобы прекратить пытку, которой подвергается мое тело, но также способна умереть, если кто-то осмелится прервать ее, прежде чем я достигну освобождения, которого требует каждый дюйм меня.

Пот полностью покрывает меня за считанные секунды, зрение затуманивается от слез, зубы пересыхают от все возрастающего количества воздуха, который я безуспешно пытаюсь проглотить, пока ощущение удушья не захлестывает меня, причем Витторио даже не прикасается к моей шее.

Кульминация — это ветер, который проносит меня с такими толчками, что заставляет щурить глаза, совершенно не контролируя себя.

— Ах, малышка… — Его хриплый голос звучит достаточно близко, чтобы я поняла, что Витторио больше не держит свое лицо между моих ног. Это единственная подсказка, потому что мое тело чувствует его повсюду. — Открой глаза, — требует он, и я подчиняюсь, чувствуя, как по щеке скатываются новые слезы. Витторио снова слизывает их, теперь уже с обеих сторон моего лица. — Я знал, что ты будешь умницей, Габриэлла, — хвалит он, а я не могу ничего поделать, только пытаюсь заново найти способ наполнить легкие кислородом.

Каждый мой нерв бодрствует и готов, несмотря на усталость, подгоняемую неистовым биением моего галопирующего сердца, которое спотыкается на невидимых ногах с каждой порцией воздуха, которую я пропускаю через рот, но которая теряется внутри меня, не успев погаснуть.

— Есть только одна вещь, милая моя, которая помешает мне пометить тебя сейчас, — говорит Витторио, устраиваясь между моих ног и прижимаясь губами к моему уху. Его твердый член трется о мою влажную и чувствительную плоть, еще больше продлевая спазмы оргазма. — Скажи "нет", — требует он, и мой затуманенный разум не понимает этой просьбы. — Скажи "нет", или я погружусь в твою тугую, обнаженную киску, Габриэлла, потому что это неконтролируемое животное, в которое ты меня превращаешь, хочет пометить каждый дюйм тебя, внутри и снаружи, как я никогда раньше не делал.

Слова, прошептанные мне в шею, отнимают у меня те крохи воздуха, которые я успела выработать, потому что они, как кусочки, идеально подходят мне.

Задыхающаяся, потная, измученная, мокрая от собственной спермы и слюны Витторио, когда его вес сдавливает меня самым восхитительным образом, я не питаю иллюзий по поводу романтичности его слов и все же чувствую, как каждая частичка меня вибрирует в ответ на них.

Я хочу быть отмеченной всеми способами, которыми он хочет отметить меня. Я хочу, и именно поэтому я молчу. Когда Витторио смотрит на меня, из его горла вырывается хриплый смех. Его голубые глаза темны, как штормовое море, и он качает головой из стороны в сторону, отрицая, одновременно двигая бедрами, покачиваясь.

Его член скользит вниз, нащупывая мой вход, ноющий от желания. Как возможно, что после всего этого я все еще хочу большего? Широкая головка эрекции находит мой влажный вход, и я прикусываю губу. Витторио выхватывает ее у меня своими зубами.

— Это будет больно, Белла Миа.

— Мне и так больно, — отвечаю я, и губы мужчины остаются открытыми, пока он моргает от моего ответа. — Пожалуйста! — Умоляю я, зная, что только он может прекратить агонию, которая уже снова начинает меня поглощать. — Пожалуйста!

Его рот ищет мой, как будто мои слова нарушили сдерживание зверя, которого Витторио держит внутри. Его руки проникают мне под спину, и он перекатывается, я чувствую продвижение его члена, медленное, но твердое, и даже дискомфорт, который возникает при этом, не может заглушить желание, горящее в моих венах.

Давление нарастает, я чувствую, как он все глубже и глубже входит в меня, но мне нравится это ощущение. Витторио во мне, что еще может не нравиться? Я задыхаюсь от его языка во рту, ощущая его движения против моего собственного языка, как будто они снова совершаются в моей киске, а затем он останавливается.

Я открываю глаза, ища его взгляд. Не отрывая своего рта от моего, Дон смотрит на меня с еще большей силой, чем когда-либо, и одним махом подает свои бедра вперед. Боль ослепляет меня и заставляет закричать во все горло. По моим щекам скатываются новые слезы, на этот раз совсем по другой причине, чем предыдущие.

Витторио облизывает наши губы, его тело снова становится абсолютно неподвижным. Его сосредоточенное лицо не скрывает усилий, которые он прилагает, и я глотаю огромное количество воздуха, пытаясь прогнать боль. Этот момент длится неизвестно сколько, пока Дон снова не начинает двигаться. Он начинает медленно, и я понимаю, что его член определенно еще не до конца вошел в меня.

Каждое его движение вызывает томительное жжение внутри меня, но прикосновение его рук, скользящих по моей коже, сжимающих мои груди, и его рот, облизывающий мои губы, сосущий мою шею, сосущий мое горло и поклоняющийся моим соскам, отвлекают меня настолько, что боль перестает быть проблемой, и мне начинает это нравиться.

Это другой вид удовольствия.

Не такой, как когда он теребил мой клитор или когда, казалось, питался моей киской, но все равно, секунда за секундой, он крадет у меня сознание точно так же, как и в прошлые разы, и в какой-то момент, кажется, даже сильнее, чем раньше.

Движения Витторио медленны, я чувствую его каждой своей частью, трусь о его стенки при каждом входе и выходе. Я чувствую его дыхание на своем лице и слышу гортанные звуки, которые он издает. Меня полностью окутывает этот момент, наш пот, запах наших тел, осознание всего, что произошло с тех пор, как мы вошли в комнату. Мой разум просто немеет, и я не слышу ничего, кроме собственного сердцебиения. Мой рот открыт, я кричу, но и этого не слышу.

Я впиваюсь ногтями в спину Витторио и тяну их вниз, его медленные, долгие движения сводят меня с ума, пока наслаждение, как и боль, не ослепляет меня. Хотя мои глаза остаются открытыми, я не вижу ничего, кроме отчаянной потребности отпустить себя. Я стону, снова и снова, пока мое тело не подчиняется, и я не освобождаюсь. С истошным криком, ногами и руками цепляюсь за Витторио так, словно от этого зависит моя жизнь и нет никакой возможности поступить иначе. Я теряюсь в мире всего и ничего, на секунды, минуты или, возможно, часы. Я даже не чувствую, как Витторио полностью покидает меня.

Только рев, вырывающийся из его горла, спасает меня и заставляет открыть глаза, чтобы увидеть образ, который вытатуирован на моей душе, не давая мне шанса предотвратить его появление: Витторио, потный, с влажными волосами, свисающими вперед, его рука, держит его собственный член, окрашенный в красный цвет, а другая раздвигает губы моей киски. Он выстреливает густой струей, и я чувствую тепло его спермы, стекающей между ног, прежде чем он продолжает кончать на меня, как и обещал.

Витторио кончает мне на бедра, на живот и на грудь, ни на секунду не отрывая взгляда от моих глаз, прежде чем прильнуть своим телом к моему, полностью вымазав нас обоих и напав на мой рот.

Чувство беспрецедентной свободы разливается по всем фибрам моего существа: я свободна.

Я чувствую себя полностью и безвозвратно свободной!

Я не открываю глаза, страх, что все это было лишь одним из моих снов, заставляет меня оставаться с закрытыми веками, хотя все вокруг, от моей собственной наготы до запаха, въевшегося в мою кожу, дает понять, еще в темноте, что сцены, непрерывно воспроизводимые в моем сознании, произошли на самом деле.

У меня был секс с Витторио. Я лежу в его постели, не имея смелости осмотреть его комнату средь бела дня. У меня был секс с доном Ла Санта, и, если бы не горячая боль между ног, я была бы готова сделать это снова.

— Постарайся не краснеть, когда хочешь притвориться спящей. — Предупреждение заставляет меня поднять веки.

Витторио сидит на краю кровати, его тело уже полностью закрыто его обычным нарядом, темным костюмом-тройкой, и я чувствую неизбежное разочарование в животе. Я хотела снова увидеть его обнаженным. Воспоминание о татуировках, которые теперь скрыты одеждой, заставляет меня прикусить губу.

Я не смогла разглядеть те, что у него на спине, их так много. Как бы мне хотелось рассмотреть каждую из них, открыть их, поцеловать. Витторио протягивает руку, упирается в мой подбородок и оттягивает мою нижнюю губу, зажатую между зубами.

Его жесткий взгляд уходит с моего лица вместе с пальцами. Нежные прикосновения обводят мой подбородок, сглаживают горло, затем одну из ключиц и продолжают свои исследования, пока не просачиваются на простыню и не касаются моего соска. Я вздыхаю, сглатывая стон.

Дон качает головой из стороны в сторону, отрицая какую-то мысль, пришедшую ему в голову.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — тихо говорю я, и между нами воцаряется тяжелая тишина. — Я не знаю, как себя вести сейчас, — признаюсь я, потому что, хотя я готова прыгнуть на Витторио и сорвать с него одежду, я не знаю, что делают люди после первого секса. Если бы можно было уйти, возможно, выяснить это было бы проще.

— Теперь, когда ты меня соблазнила? — Он приподнимает бровь, решив, что сейчас самое подходящее время не надевать свою обычную бесстрастную маску, и я расширяю глаза.

Я открываю рот, а затем закрываю его. Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что он смеется надо мной, и я сужаю глаза. Витторио смеется низким и глубоким смехом, и этот звук отдается в моем теле.

Хм, может, я смогу не обращать внимания на боль, если он согласится снять с меня всю эту одежду…

— И что на это ответить я тоже не знаю. — Цокнула я языком.

— Веди себя нормально, Габриэлла. Поверь мне, это достаточно волнующе, — отвечает он, и слова, сказанные им прошлой ночью, возвращаются ко мне с новой силой, "Я хочу смотреть на тебя, не чувствуя, что теряю контроль над собой".

— Ты уходишь? — Спрашиваю я, тряхнув головой в попытке разогнать туман, в который меня погружает подавляющее присутствие Витторио. — Я пойду в свою комнату. — Я начинаю вставать, но рука Дона ложится мне на шею, не давая продолжить.

— Вообще-то мне нравится, когда ты на моих простынях, — пробормотал он, наклоняясь ко мне, чтобы прижаться к моей шее. — Мне нравится, как я пахну на тебе. — Когда он отстраняется, мне становится совсем жарко. Этот мужчина почувствовал мой запах. Он понюхал меня и сказал, что ему нравится запах его мыла на мне, и это было все, что нужно, чтобы заставить мою киску пульсировать. Принять душ с Витторио было событием. Но как же вчерашний вечер? — Останься. Поспи еще немного, еще рано.

— Рано, сколько сейчас времени?

— Без пятнадцати минут восемь.

— Уже? — Я поднимаю брови. — Это на два с лишним часа больше, чем я обычно сплю.

— Ты хочешь встать? — Спрашивает он с выражением, которое говорит мне о том, что он знает, какое томление овладевает моим телом.

— Нет, — признаюсь я, переворачиваясь в постели. Его большой палец поднимается к моему лицу и ласкает щеку.

— Тогда спи. — Витторио встает, и я тут же начинаю скучать по теплу его тела и его прикосновениям. Я снова прикусываю губу. Веди себя нормально, сказал он. Но что это значит, когда он оставляет меня лежать в своей постели?

Я наблюдаю за ним, пока он не проходит через дверь и не закрывает ее, и, как бы мне ни хотелось это узнать, очевидно, желание моего тела спать сильнее.