Кровь в наших жилах

Глава десятая, в которой Светлана знакомится с первыми обитателями дач "Змеева дола"

Егорка довольно лыбился — он свое дело сделал, теперича осталось токмо пальцем ткнуть в дом:

— О-о-он тамочки линорма живет. Где магогрузовик стоит. Ну, я побежал!

Он подхватил кусок мяса с земли — лучше своему Бобику дома скормит, чем этой шипящей змеюке, и помчался прочь. Сзади раздалось недовольное шипение. Кажись, хмырь в шинелке опять носом глину пропахал! Линорма дурной, когда голодный.

Второй раз Саша линорма удержал, когда тот дернулся вслед за уносящимся прочь куском мяса в руках мальчишки. Двумя руками, правда, и зычным: «К ноге!» — но удержал. Линорм, как дрессированный, послушно обвил Сашину ногу и только обиженно шипел в небеса, прощаясь с едой. Светлана предупреждающе зажгла перед змеиной мордой боевой шар, просто на всякий случай. Огонь зачаровал линорма, заставляя вести себя прилично. Он прижал к себе крылья и перестал шипеть, пряча голодные, отливавшие золотом глаза с щелевидным зрачком за третьим, почти не прозрачным веком.

— Вот пострел! — пробурчал без зла в голосе в спину мальчишке Саша. Он опустил голову, рассматривая свою изгвазданную в глине шинель. — Лиза, будь добра, подержи это чудовище. Справишься?

Она кивнула, двумя руками хватаясь за ошейник.

— Держу!

Светлана старательно смотрела в сторону, чтобы не рассмеяться — Саше сильно досталось из-за энтузиазма линорма. Вся шинель в рыжей, плотным слоем налипшей глине. Перчатки тоже, только мерлушковой шапке и повезло — не иначе как чудом она удержалась на голове. Даже Сашиному носу досталось — кончик был перепачкан глиной. Вот грязный кончик и смешил. Саша сейчас напоминал не важного чиновника, а мальчишку-гимназиста, вырвавшегося на свободу.

Линорм заскучал — он печально захлопал крыльями, больно задевая ими и Светлану, и Сашу.

— Стоять! — веско скомандовал линорму Саша и осторожно почесал его под подбородком, словно он Баюша. — Эх ты, горемычный. Нельзя из чужих рук что-то брать — отравят же.

Линорм странно курлыкнул и осел у ног Светланы. У Саши просто талант какой-то приручать нечисть: и Баюша от него таяла, и линорм вон лужицей расплылся, и даже Огненный змей так впечатлился, что выжег в нем без спроса налет нечисти. Жаль, что Полоза так не обаять, а ведь придется к нему идти рано или поздно. Светлана не верила, что Калина справится: уничтожать-то Полоза нельзя, а дать свободу ему Алексей не может. И как на зло вестей от опричников никаких. Уже к полудню дело идет. Сердце уже не месте из-за Алексея.

Саша принялся стягивать с себя шинель. Её теперь лишь бытовой магией и можно спасти. Только ни сама Светлана, ни Саша ею не владели. Сашины пальцы сложились в какую-то команду, и шинель внезапно исчезла в кромеже. Хорошо еще, что шинель была длинная, и брюки со старательно наглаженными стрелками почти не пострадали от глины.

Саша одернул мундир и, перехватив линорма за ошейник, вторую руку подал Светлане:

— Пойдем, для начала этого горемыку голодного сдадим хозяевам. Потом поговорим с управляющим и изымем регистрационный журнал.

Он нахмурился, видимо уже представляя мороку с поисками всех проживавших в поселке девушек — почти все жильцы разъехались, и хорошо еще, если по местным городам: «Змеев дол» был популярным местом еще со времен императора Павла — Вдовий мыс, на котором стояла императорская дача, сразу за леском. Сюда и из Москвы по старой памяти ездили.

— Не замерзнешь?

Он улыбнулся:

— Лиза, спасибо за заботу, но сейчас потеплело, не волнуйся. Я не выгоревший же — не липнет больше ко мне всякая хворь.

— Подожди, — Светлана достала из кармана платок и стерла грязь с Сашиного носа. Хотелось большего — пройтись пальцами по заросшей щеке, прижать ладонь к горячей коже, к бешено пульсирующей жилке на виске, потянуться на носках и поцеловать кончик носа, а может даже и не нос. Она помнила Сашины губы — горячие, чуть шершавые из-за того, что их хозяин вечно пропадает на улице в холода, робкие и в тоже время жадные до тепла и нежности. Только нельзя. Неприлично. Так себя Мишка ведет, беря чужое тепло и не спрашивая разрешения. Так только нечисть делает, те же берегини и… А в Перынице же есть берегини. Сердце ухнуло куда-то в живот.

— Саша, — она заставила себя шагать в сторону дач. Мишка и берегини! Точнее даже не так: берегини в имении Волковых, у князя, который нечисть на дух не переносил. И Мишкин легкий, невозможный характер. Может, там и не берегини… Только бы вспомнить: берегини — это воздух или вода? — А что ты думаешь про берегинь?

Он шел старательно медленно, даже не из-за Светланы — из-за уставшего и еле скользящего по влажной после тумана траве линорма. Саша мрачно кивнул:

— Думаю, если покойницы были отсюда, то мчались они к Идольменю именно из-за берегинь.

Светлана непонимающе посмотрела на него:

— Прости?

— Здесь к Идольменю не пройти.

Она огляделась, по новой разглядывая берег Перыницы ниже моста весь в частных купальнях и дачи. Дачи здесь были богатые — в два-три этажа, каменные, с террасами и красивыми верандами, сюда приезжали не экономить деньги на городских квартирах, сюда приезжали отдыхать и наслаждаться видами. И попадаться на глаза императорской семье, если повезет.

Солнце уже поднялось из-за сосен. Туман бодро уносило прочь, он испуганно прятался в ложбинках и вдоль берега речки, надеясь там дождаться ночи. Со стороны Сосенок, и со стороны дач берег был пологий — до Идольменя легко добраться. Только на том берегу лес и маленькая деревушка, а тут все застроено дачами, перегораживающими доступ к озеру — самые дорогие дачи как раз шли по берегам речки и озера. Хочешь любоваться или купаться — плати, за просто так тебя никто к озеру не подпустит. А дальше на восток резко уходящий вверх скалами Вдовьего мыса берег — к озеру вновь не спуститься, а если прыгать с обрыва — упадешь только на песок, ноги переломаешь, но это несмертельно.

— Ты думаешь… — Светлана запнулась, не продолжая. О таком даже страшно думать, а не то, что говорить. Только Саша сыщик, его мало чем можно смутить.

Он продолжил:

— У меня только одно объяснение, почему покойницы так странно одеты, точнее раздеты. Они испугались того, что у них стал отрастать хвост. Они явно не хотели попасться к Полозу. Фосфорные спички, к счастью, давно не производят, хотя их еще и можно найти, так что бедным девушкам, не желавшим к Полозу, оставался один выход — вода. Если покойницы не деревенские, а отсюда, то почему они помчались на другой берег, игнорируя Перыницу? Ответ получается только один — тут совершить глупость не дали бы берегини, а вот Идольменю и живущему там водяному или даже морскому царю все равно. Про майский хоровод русалок из Идольменя байки рассказывают, я расспрашивал утром старосту. Если покойницы были отсюда, то они напуганные перестройкой своего тела рванули к Идольменю по другому берегу — тут из-за дач к берегу не пройти. Надо еще будет послать десятских — пусть берег Идольменя со стороны Вдовьего мыса проверят, чем черт не шутит. Одно непонятно — почему именно тут Полоз выбрал аж целых трех невест? Сколько всего он выбрал невест? Вроде не было вала заявлений на розыск пропавших. Необычно. Странно. Глупо, если честно. И ничего непонятно.

— Зачем такой грех на душу брать… — пробормотала она. Светлана все время скитаний четко знала одно: никогда нельзя сдаваться, нельзя опускать руки — надо барахтаться и выживать. Придет новый день и, быть может, подарит надежду. В жизни Светланы так появился Саша — нежданный подарок за все барахтанья в ледяной черной воде, за все отчаяние в холодном, враждебном лесу, когда в каждой тени может прятаться то, что тебя съест, за все голодные ночи, за все попытки понять, кто она и что должна делать в этом мире. Она же не просто так родилась, чтобы глупо шагнуть в холодные воды, вставая в майскую ночь в хоровод таких же мертвых русалок. — Зачем…

— Иногда, Лиза, и так бывает. Не нам их осуждать. У нас такого права нет — мы не были на их месте. Может, кроме боли превращения в змей, было что-то еще.

Светлана предпочла отмолчаться. Он прав: она не была на месте полозовых невест. Быть может, участь стать змеей и её бы напугала. Холера! Нет! Она бы предпочла вцепиться во что-нибудь руками, предпочла бы отсидеться где-нибудь в безопасном месте, а утром бы пошла искать помощь. Или даже поползла бы за помощью. Она бы не сдалась.

Саша искоса посмотрел на неё, сворачивая на песчаную дорожку, ведущую к дальним, стоящим у самого леса дачам:

— Лиза, что-то мне подсказывает, что ты берегинь по другому поводу вспомнила.

Она грустно улыбнулась, подтверждая его догадку:

— Я вспомнила Мишин характер. — Говорить такое о друге и кузене не хотелось, но правду утаивать глупо. Саша сам знает Мишин характер. — Он слишком любвеобилен и слишком… Распущен в манерах. Так только берегини да всякие полудницы себя ведут. Вдруг Миша спас как раз берегиню? Точнее кровью вспоил не берегиню, а стихию. Только он не упоминал никогда о таком. Говорил, что давал кровь лишь отцу.

— Кровь бывает и плацентарная, — сухо сказал Саша, снова хмурясь.

— Какая? — О таком Светлана никогда не слышала. Слово было незнакомое.

Саша ответил вопросом на вопрос:

— Миша где родился?

Светлана, рассеянно рассматривая богатые дома, мимо которых они проходили, вспомнила:

— Тут, в имении. Он когда-то упоминал это. Так что такое плацентарная кровь?

Саша задумчиво посмотрел на неё, словно решал: прилично о таком барышне сообщать или нет? Решил, что, если и неприлично — вон, как поджал губы! — то все равно надо рассказать:

— Плацента — то, что связывает мать и дитя в утробе. Плацента содержит кровь, и эта кровь та же, что и в дитя, только она ему после родов не принадлежит.

Светлана ахнула, все понимая:

— Княгиня сразу собиралась посадить Мишку на трон, иначе зачем бы она отдала эту кровь стихии… — Она замолчала, выбирая: вода или все же воздух?

Саша сам подхватил:

— …воздуха. Я уточнял: берегини, хоть и живут в воде, по берегам рек, но это символ воздуха.

— Нет никакого брата Вихря. Княгиня сразу подчинила себе стихию Воздуха, давая Мише Золотого сокола и дар управлять погодой. Только откуда у неё взялись такие знания…

Саша с умным видом произнес:

— Ночная кукушка всегда перекукует дневную.

Линорм громко зевнул и пополз еще медленнее. Саше пришлось его даже по голове гладить в качестве поощрения, отпуская руку Светланы. Она честно призналась:

— Прости, вот этой мудрости народа я не понимаю.

Саша внезапно зарделся кончиками ушей и принялся сильнее наглаживать линорма:

— Любовница всегда добьется своего там, где жена не справится.

— Понятно, — только и выдавила Светлана, замолкая. Впрочем, что-то в этом есть. Отец, ненастоящий отец, молодой Павел, тогда еще цесаревич, наломал дров, наболтал своей любовнице много чего, может даже про амулеты управления стихиями сказал, а ей теперь все расхлебывать, лавируя между княжеских родов, рвущихся к власти.

— Пришли, — Саша кивнул на дом, возле которого стоял магогрузовик с фургоном. На его стенках была яркая надпись «Магические животные господина Шульца» в окружении всяких сказочных зверей. Светлана опознала виверна, химеру, огненную гиену и птицу Гамаюн. Линорм осел у Сашиных ног серой перепончатой грудой, прячась за своими крыльями — возвращению домой он не обрадовался.

От низенького забора, шедшего вдоль всех дач, несло эфиром — тут все дома были защищены от воров то ли амулетами, то ли заговорами. Светлана не пыталась даже разбираться: ломиться в дом не надо, потом с управляющим еще долго пререкаться за порчу имущества. Странно одно — дачи тут дорогие, как простой… Ладно, не простой — магический зверинец и его владелец сюда попали? Или этот дом для обслуги? Где-то же должны останавливаться артисты, певцы и прочие лицедеи, развлекающие публику. А дом как раз на опушке стоит — дальше уже лес.

Саша нажал на кнопку электрического звонка, расположенного у невысокой, словно игрушечной калитки — её перепрыгнуть раз плюнуть. Правда, чем отгрызнется эфир в таком случае, сложно представить.

Линорм почти полностью обвил Сашину ногу, не желая возвращаться домой. Его даже запах еды не прельщал. Или он настолько замерз, что просто грелся о Сашу?

Наконец дверь дачи открылась и по ступенькам к ним сбежал, замирая у калитки, молодой парень лет двадцати. Одет он был непривычно — в синий рабочий комбинезон и кепку. Кажется, такую ткань деним называют.

— Доброе утро, чего из… — парень не закончил, увидев линорма: — а, вы нашего беглеца вернули!

Он открыл калитку:

— Заходите, я Тиль Кросс, злужу у мистера Шульца. Помогаю зо зверинцем.

Парень зашел за край дома и заорал куда-то в заросший деревьями сад:

— Мистер Шульц! Тут Ракера привели.

Линорм как-то странно отреагировал на свою кличку, точнее никак — Кросс, извинившись, сам потащил линорма в фургон.

— Зейчас господин Шульц подойдет, вы с ним зами все обговорите, а мне Ракера надо покормить и согреть.

Светлана все пыталась понять, что за акцент у Кросса? Он почти чисто говорил по-русски, но все же эти нарочитые «з» вместо «с» смущали.

— Германец? Как ты думаешь? — спросил Саша, рассматривая уже пустой палисад, фургон и голые деревья. Больше тут осматривать было нечего. Из фургона то и дело доносились странные звуки, словно кто-то рыдал. Светлана знала, что такие звуки способна издавать огненная гиена. Она как раз была изображена на стенке фургона.

— Похоже.

— Далеко их занесло…

Шульц, мужчина лет пятидесяти, солидный, седой, могучий, как берендей, фыркнул, выходя из-за угла дома:

— И ничего не далеко. И дальше бывали в поисках волшебных существ. — Он говорил чисто, словно всю жизнь прожил в России. Он подошел ближе: — прошу прощения, Мориц Шульц, владелец зверинца. Тиль сказал, что вы Ракера вернули… За него полагается награда — этот шельмец, словно оправдывает свое имя, регулярно сбегает.

Светлана пояснила, сама не зная, зачем — Шульц и сам это должен знать:

— Линормы привязываются к хозяевам и потом частенько при перепродаже пытаются вернуться к ним.

Шульц рассмеялся, широко открывая рот и показывая все свои белые, словно искусственные зубы:

— Ваша правда! Купил у норвежца, а тот не сказал, что линорм у него в доме уже три года жил — вот, все ловлю и ловлю зверюгу из-за прощелыги-хозяина. Так… Награда, да?

Саша вмешался:

— Простите, мы не представились: титулярный советник Губернской магуправы Богомилова и статский советник Губернского сыска Громов к вашим услугам. Линорма мы нашли по дороге сюда, так что награды не нужно. Мы, собственно, тут по делу…

Из фургона раздался пронзительный женский крик. Светлана даже дернулась было на помощь, но потом вспомнила о нарисованной на стенке фургона птице Гамаюн. Саша побелел, но удержался на месте.

Шульц как-то весь поник, тоже оборачиваясь на фургон. Он обреченно пояснил:

— Это Хумай, не обращайте внимания. Вторая моя ошибка после линорма. Купил в Персии со скидкой, теперь каждый раз с полицией маюсь — пока не покажешь, что это она так кричит, не верят, что никого не держу в заложницах. Могу показать и Хумай, и документы, — смирился он с неизбежностью. — Вы же тут из-за жалобы Перовского на меня? Он все не верит, что хохочет и плачет огненная гиена, а кричит Хумай.

— Мы тут собираем сведения о случаях пропажи девушек. Не слышали случайно?

Шульц поморщился:

— Пропавшие девушки? Тут сложно что-то подсказать вам — почти все обитатели дач съехали еще месяц назад. Тут судьбу каждой девушки не знаешь — уехала или пропала.

Саша пояснил, пытаясь игнорировать крики Хумай — кажется, кромеж ему что-то шепнул на ухо, подтверждая слова Шульца:

— Нас интересуют девушки, которые пропали с неделю назад, может, чуть больше.

— О… Это проще. Девушек почти и не осталось в поселке. Две горничных вроде всего — уточните у управляющего, он точнее скажет. И три певички тут в доме. Могу ошибаться, конечно, но никто не жаловался, что прислуга сбежала. У Лесковых вроде кузина задержалась, но она тут. Если только… Не поймите меня превратно, не хотелось бы выглядеть доносчиком… — Шульц даже губы поджал.

Светлана вмешалась, снова вздрагивая от криков Хумай:

— Вы не доносчик, вы помогаете расследованию.

Шульц неприятно, мелко, как китайский болванчик, замотал головой:

— Понимаю, понимаю… Есть тут один… Некто Перовский. Да, да, мы с ним не в самых лучших отношениях… Он на меня жалобы строчит, а я, получается, на него сейчас жалуюсь. Только поймите правильно… Он сам небогат, но живет на дорогой даче — с видом на Идольмень. К нему частенько приезжают всякие барышни, причем знаю по словам управляющего, что он их не регистрирует как приехавших. Непорядок. Я местному уряднику говорил, но все без толку. Так же у вас говорят? Нет никакого толка. А больше и не на кого подумать. Что-то еще? Простите, готовимся уезжать, пока ваши маги вновь не принялись шутить с тридцатиградусными морозами. Это где видано, чтобы в ноябре такие морозы были! Все понимаю: генерал Мороз не раз спасал вашу страну, но у меня животные выжили чудом. Чуть весь зверинец не погиб — чтоб я еще раз так задержался в ваших лесах. Никаких интересных животных, одна головная боль только.

Светлана не удержалась:

— А вы хорошо разбираетесь в животных?

— И не только в них. Я учился в Лейпцигском Магическом университете, изучал магические расы и прочее. У вас-то все это под запретом. Удивительно, что берендеи выжили.

Светлана вздохнула: они выжили лишь по одной причине — как раньше крепостные бежали за свободой на Север, так и берендеи все дальше и дальше уходили в северные леса, куда даже опричники не совались без дела.

Шульц уточнил:

— Чем могу помочь? Нужна консультация по поводу какого-то животного? Простите, что в дом не приглашаю — там сейчас бедлам и бардак. Все съезжаем. И мы, и цирковые, и певички. А певички дамы нервные, чуть что сразу в крик, а вещей… У меня вместе со всем зверинцем и то меньше!

Саша оборвал его жалобы на певиц:

— Вы слышали что-нибудь о Полозовых невестах?

— Если бы, — отмахнулся Шульц. — Вы сами не помните, откуда мне о таком слышать? Знаю только, что в Силезии да Пруссии ходят легенды о превращающихся в змей Змеиных невестах. Там все грустно: девы, что выбраны змеем, сами становятся змеями, теряя разум. А вот у вас на Урале говорят, что девицы становятся не змейками, а ящерками. Тоже полностью безмозглыми. Не хотелось бы никому такой участи. Если сможете найти, то почитайте монографию профессора Линденбраттена о магических существах. Там много интересного, но труд этот крайне сложно найти — одно время его активно уничтожали, как псевдонаучный и лживый. Никому не пожелаешь участи змеиной невесты… Спасать бы таких девушек, да редко получается. Впрочем… Подождите… Я знаю как вас отблагодарить! За возращение линорма…

Он зашел в дом, пробыл там всего несколько минут, а обратно вышел уже с монографией Линденбраттена в руках:

— Возьмите. Вам нужнее, а я и так её знаю. Это за Ракера — он дурной, но хороший. Он не заслужил замерзнуть где-то тут в России. Вы его нашли и привели. Вы хорошие люди.

Саша попытался возразить, но Шульц был непреклонен, он даже открыл монографию, показывая страницу с змеевыми невестами и… Сердце Светланы заледенело — на рисунке возле змеевой невесты был изображен вполне узнаваемый амулет в виде чешуйки. Это сняло любые возражения даже у Саши.

Шульц улыбнулся:

— От чистого сердца, только чтобы помогло несчастным девушкам.

Хумай опять закричала, ей завторила огненная гиена, и для сохранения собственных нервов Светлана быстро попрощалась с Шульцем. Саша с ней был полностью согласен, предлагая локоть и шагая куда-то к берегу Идольменя. К даче Перовского.

Светлана повторяла про себя: «Это ложь. Это ложь. Это все ложь. Полозовы невесты не теряют разум!» — только верить удавалось с трудом. Но и идти сейчас на Полоза — верх безумия!

Саша тоже всю дорогу молчал. Тоже думал о Полозе и походе к нему? Или волновался за Алексея?

Теперь хотя бы понятно, почему погибшие девушки помчались к Идольменю.