Кровь в наших жилах

Глава вторая, в которой Саша узнает о себе много нового

Совсем стемнело, время шло к семи вечера — скоро наносить визит будет неприемлемо. Александр сложил все дела в несгораемый шкаф, крикнул сонному Демьяну, клевавшему носом в бумаги на столе, что он ушел, и направился домой спеша, как мальчишка. Впервые за эту осень пешком, а не кромежем. Только сожалений не было, в отличие от прошлого года. Тогда, обгоревшему, лишенному всего, ему казалось, что больше ничего хорошего не будет в его нежизни. Как же он ошибался!

Город изменился — растаял снег, запахло влагой, словно пришла нежданная весна, обнажилась грязь на тротуарах, как бывает после зимы. На улочках было тесно — всяк вышел прогуляться сегодня вечером. Бурлящая толпа нагло любопытствовала — дневные газеты вышли с сенсационными материалами об уничтожении огненного змея стараниями Сыскной полиции и лично Громова Александра Еремеевича. Жадные, заинтересованные взгляды окружающих были неприятны, благо, что до дома недалеко — апартаменты он снимал рядом с Сыском. Кромеж молчал, напоминая, что он теперь человек. Александр искал в себе перемены, но так и не нашел. Лишь мир стал безболезненным, перестав как наждачкой постоянно проходиться по коже, и тьма пропала, не отзываясь — Александр уже проходил это год назад, когда на берегу Ладоги в пылу схватки с огненным змеем попал под сплошную стену пламени из его пасти. Тогда это тоже Огнь был? Упорный он получается. Второй раз выгорать заставил. Второй раз дал шанс стать человеком.

Дома было привычно тихо, холодно и до безумия одиноко. Александр впервые заметил эту оглушающую, давящую на уши тишину, которую хочется разбить, как стекло, как лед на Идольмене и вырваться на свободу, на свежий воздух, как вчера утром. Включая обжигающе горячую воду в душе и стаскивая с себя белье, он пытался вспомнить дно Идольменя — там что-то было. Что-то, кроме горящего светоча, в который превратился Волков. Что-то, что заметил только краем глаза, не осознав. Алешка ночью, когда он расспрашивал его, совсем замкнулся, ответив только, что ничего не заметил, пытаясь выжить. Что же это могло быть? Что-то юркое и яркое даже на фоне светоча. Рыба? Водяной? Его любопытные кони? Память отказывалась помогать. Холера!

Он быстро принял душ, горячей водой прогоняя сонную хмарь в мыслях и боль в только-только срощенных ребрах, до красна растерся жестким полотенцем, натянул исподнее, неприятно льнущее к еще влажной коже, и подошел к зеркалу — надо побриться, негоже приходить в гости неопрятным. Он рукой вытер запотевшее зеркало, достал опасную бритву и замер, удивленно разглядывая себя. Для верности даже рукой прикоснулся к левой ключице, тут же отдергивая руку прочь — пальцы обожгло болью. Только этого не хватало!

Он опустил голову, уперся руками в раковину, снова поднял глаза, разглядывая себя в зеркало. Ему не показалось. Печать никуда не делась.

— Холера!

И что все это значит?!

За окном зарядил нудный дождь, Калина устал читать местные былины и снова, после скромного ужина, занялся своими бумагами — под вечер ему принесли новую, весьма внушительную стопку документов. Светлана заставила себя немного походить по комнате под полным тревоги взглядом Алексея — он словно заботливая мамаша-наседка не сводил с её глаз. Может, боялся венца безбрачия от Агриппины?

К восьми часам силы и желание что-либо доказывать самой себе закончились, и Светлана устроилась в кресле возле стола, осторожно просматривая бумаги, которые ей молча, но крайне ретиво принялся подсовывать Алексей.

Отчет о состоянии Матвея — без изменений. Он так и не пришел в себя. Это уже пугало — второй день без положительной динамики, и не понять, кто и чем его отравил.

Отчет о состоянии братьев Муровых — их готовили к выписке, оставалось узнать решение Михаила: готов он взять их на воспитание или нет? Колдовской дар-то в них предположительно волковский. Только сейчас с таким лезть к Мише нежелательно — он еще мать и отца не похоронил. Похороны как раз завтра, а Светлана так и не поняла, позволят ей на них присутствовать или нет? Для слишком многих в городе она из-за распущенных кем-то слухов была невестой Волкова-старшего. Глазеть придут в том числе и на неё, а Мише и так плохо. Светлана может все испортить на похоронах, но и оставить в одиночестве Мишку — недопустимо. Узнать бы как-то, что сам Михаил об этом думает, а пока надо думать о другом. Она положила бумаги по Муровым на стол и под внимательным, благосклонным взглядом Алексея, старательно спокойно сказала:

— Мальчишек Муровых после выписки до решения с князем Волковым взять к нам. Хорошо?

Если Калина и удивился, то вида не подал, лишь кивнул по-военному:

— Будет сделано!

— По артефактам, которыми можно предположительно управлять стихиями, уже что-то есть?

Калина отодвинул в сторону бумаги, которые перед этим внимательно изучал:

— Пока тишина. Мы их ищем меньше суток. Громов с полицейскими должен был сегодня проверить городской дом Волковых, опричники проверяют их имение в Волчанске. Всех послушников, не годных еще по возрасту к несению службы в Опричнине, я направил в архивы и библиотеки — они ищут описание артефактов. Мы же даже не знаем, как они выглядели и где хранились. Вероятно, что до «Катькиной истерики» доступ к ним у Волкова был, но куда они делись после гибели города? Это пока неясно. Волков в «Катькину истерику» в Зимний дворец не заезжал — это точно. Нельзя исключать, что артефактов несколько, и они могли попасться не только Волкову. Отрабатываем все версии, просто поверьте. Что-то еще?

Светлана заставила себя сказать то, чего она боялась, но после упоминания «Катькиной истерики» не спросить о таком нельзя:

— Про Григория Кошку что-то стало известно? — Хорошо, что голос не дрогнул, не выдал её.

Калина лишь отрицательно качнул головой.

Светлана сглотнула — она понимала, что Огнь мог уничтожить отца по приказу Волкова. Отца больше может не быть в… в… живых! К черту, он пусть и был мертвяком, но самым живым и человечным! Она уточнила — не то, чтобы она не доверяла профессионализму Калины, скорее для самой себя, чтобы точно знать: было сделано все возможное:

— В Нави искали? Раз в кромеже и Яви его нет…

— Экспедиция в Навь только готовится — это опасно. Туда нельзя запускать неподготовленных кромешников, а среди ходивших в Навь, сейчас каждый на счету. Потерпите чуть-чуть, Елизавета-свет Павловна.

Чтобы отвлечь её, он подсунул ей новые бумаги. Только сил их читать у Светланы пока не было. Она об отце не знала почти ничего, а самое главное, вместо того чтобы быть с ним рядом и задавать вопросы, глупо избегала его. Теперь, возможно, уже ничего не исправить.

— Алексей, как так получилось, что опричники ни об артефактах, ни об обряде ничего не знали?

Он пожал плечами — для него ответ был очевиден, но не для Светланы:

— Мы даем обеты. Мы подчиняемся им. Мы опутаны множеством клятв. Иногда они приходят в противоречие друг другу, как в вашем случае… Поймите, мы не всесильны. Мы от многого были отстранены.

— Кошка… Что известно о нем? — Светлана облизала ставшие сухими губы. Калина протянул руку в бок, его ладонь исчезла в кромеже, чтобы вернуться с кружкой, исходящей паром и ароматом леса. Сбитень. Любимый Светланин сбитень. Она сделала осторожный глоток из протянутой кружки, наслаждаясь сладостью меда и горьковатым вкусом трав. Это придало храбрости сказать то, что когда-то ей сообщил Михаил: — Мне говорили, что он предал Опричнину. Он выдал обряд, в результате которого меня чуть не принесли в жертву. Мне говорили, что он покинул ряды Опричнины за три дня до ритуала.

Калина подался вперед, облокачиваясь на стол, словно хотел быть ближе, словно хотел быть уверенным, что каждое его слово достигнет Светланы:

— Это отнюдь не так, Лиза. Все было не так. Он действительно пропал до «Катькиной истерики» — он пропал в день равноденствия, астрономического, не календарного. Именно из-за него, я так понимаю, ритуал и сорвался в тот день. Ритуал был перенесен на другой день.

Светлана подтвердила то, что говорила мать на капище у Обводного канала:

— Окно возможностей не привязано жестко ко дню астрономического равноденствия, оно даже к фазам Луны не привязано — главное, успеть в неделю до или после дня призвания Рюрика на княжение.

Калина продолжил:

— Кошку заключили в тюрьму «Орешек» по приказу императрицы за предательство. Мы тогда не понимали, как он умудрился предать. Мы не знали, что одна царевна отнюдь не блондинка, а отчаянно рыжая под чужой маской. — Он протянул руку и поправил локон, заправляя его за ухо Светланы. Странная ласка, допустимая лишь в кругу семьи или между влюбленными. Ни в том, ни в другом подозревать Калину нельзя. Необычно, как говорит Саша. — Он не мог рассказать о вас опричникам — такое запрещено обетами. От кромешников не должны рождаться дети. Мы не знали о вашем существовании…

— Но как тогда он спас меня, если оказался в самой суровой крепости? В тюрьме, из которой еще никто и никогда не сбегал.

Алексей улыбнулся — и снова ответ был для него очевиден, но не для Светланы:

— Он спровоцировал драку. Очень крупную драку с охранниками. Охране приказано при малейшей попытке к побегу убивать заключенного… И не смотрите так испуганно. Мы же существуем не только в Яви. Смерть — не конец для нас. Погибнув, Кошка оказался в Нави. Он вырвался оттуда, чтобы спасти вас.

— Он умер из-за меня? — опешила Светлана.

— Любой так поступил бы, Лиза. Любой — мы обязаны защищать императорскую кровь, а вы — именно она и есть.

— Чуть разбавленная, — тихо сказала она, закрывая глаза: она оказалась гораздо сильнее должна отцу, чем думала раньше. Он не только спас её в Санкт-Петербурге. Он своей жизнью заплатил за её жизнь.

Алексей мягко продолжил, искоса поглядывая на Светлану:

— Большинство опричников вообще не знало о ритуале. Это была тайна. Даже Саша не знал. Только глава Опричнины и глава опричного сыска были посвящены в это. Кошка тогда как раз руководил сыском. Но даже им было запрещено приближаться к месту ритуала. Было запрещено его подглядывать.

Она кивнула, вспоминая, как Саша в сентябре возник на Вдовьем мысу в момент опасности: пока Светлана находилась на капище в защитном кругу, он не мог пробиться через обеты и запреты. Светлана проводила ритуал — он не мог вмешаться и остановить её. Он пришел на помощь, только когда она вышла из круга и оказалась в опасности из-за когтей медведицы Волковой. Как, наверное, тяжело было Саше стоять у капища не в силах прорваться, не в силах защитить, не в силах прийти на помощь. Не в силах её остановить.

— …Кошка смог прорваться к капищу, только когда возникла угроза императорской крови. Только тогда запрет на приближение к капищу вступил в противоречие с клятвой по защите императорской крови. Как-то так.

Он снова подтолкнул в её сторону бумаги, отвлекая от судьбы Кошки и Саши. Она так многим им обязана. Прав был Матвей — она сильно попортила им крови, но в её силах больше так не делать. Она хотя бы постарается. Светлана заставила себя собраться и принялась читать документ: отчет о Зерновом. Команда боевых магов приступила к зачистке шахт и закрытию щелей в мир чуди, но пока этого было крайне мало, чтобы успокоить население и забыть о пролитой крови. В Зерновом продолжались волнения, так что вчера под вечер пришлось ввести войска. Интересно, а они сейчас на чьей стороне? Опричнина на стороне Светланы. Полиция не играет в политические игры. Жандармы, судя по ротмистру Аксенову, подчиняются опричнине и скорее на стороне Светланы, чем на стороне императора. А войска? Они кому преданы? Даже не так, какой расклад сил в Совете государственной обороны, в военном ведомстве, в морском… Сколько генералов на стороне Светланы, точнее на стороне Соколова? И сколько преданы императору. И сколько именно стране. Не спровоцирует ли Соколов и его действия гражданскую войну, как было в Новом свете? Южная Америка до сих пор кипит от то и дело начинающихся войн за власть. Грозит ли тоже самое России из-за действий Соколова? Стать причиной войны Светлане не хотелось совсем. Волков и Соколов верили, что за кровью Елизаветы пойдут, только так ли это? Быть вознесенной на трон, утопающий в пролитой крови, не хотелось. На трон вообще не хотелось.

Алексей серьезно посмотрел на неё и забрал бумаги из Зернового себе, что-то быстро помечая на них.

— Не берите в голову — разберемся, кто там воду мутит. И не в таком разбирались, поверьте, Елизавета-свет Павловна.

— Не боитесь устроить бойню из-за меня?

Алексей качнул головой:

— Нет. Мы — то пугало, против которого даже войска боятся тявкнуть. Поверьте, каждый генерал знает, что мы придем и найдем везде. Никто не рискнет идти против вас, когда за вашей спиной Опричнина.

— Холера! — только и смогла выдавить из себя Светлана. И ведь не докажешь, что чувствуешь себя другим человеком, что давно позабыла, что значит быть Великой княжной, что даже мысленно себя называешь другим именем.

«Ли. За.» — попыталась назвать себя Светлана и испугалась. Она привыкла быть Светланой. Так безопаснее. Хотя по своему настоящему имени она отчаянно скучала.

— Все под контролем, — успокаивающе сказал Алексей. — Не о чем волноваться. Пока не о чем. Вы же упрямая, вы везде себе приключений найдете.

Она качнула головой:

— Ошибаешься. Я всегда старалась быть незаметной.

Он расцвел в ехидной улыбке, откинувшись на спинку стула, еще и руки на груди сложил:

— О да! Вашу банду мелких искали в лесах почти год. Это вы называете «быть незаметной»? Вы выходили из всех ловушек службы Призора. На вас в конце концов егерей и боевых магов направили и только тогда вас смогли, наконец-то, пристроить в детский приют.

Светлана пожала плечами — не рассказывать же, что творили тогда взрослые, не все, но многие. Хотя слова Калины поясняли, почему к ней так привязались тогда с проверкой истинности имени.

— Или вы были незаметной на магических курсах для слабоодаренных? Я читал отчеты о том, что вы там творили. И это не учитывая того, что девицы изначально идут на курсы, чтобы найти себе женихов и хорошо выйти замуж… Вот почему вы повели себя, не как все? Вышли бы замуж, поменяли законно фамилию, уехали бы куда-нибудь подальше — вас бы не нашли.

Светлана старательно прогоняла из памяти проверки в Московской Генеральной Магической управе. Тогда было больно — у неё раз за разом искали печать Рюрика. Печать, которой, к счастью, тогда не было.

— Я и уехала в провинцию.

Алексей снова улыбнулся:

— В Суходольск! Где любило отдыхать императорское семейство. Про ваш магический дебют в Суходольске с Кальтенбруннером я вообще молчу — он привлек к вам внимание Романовых и Голицыных. И про княжича Волкова, сраженного вашей красотой и приковавшего к вам внимание Дальногорских и Шереметьевых, я тоже промолчу. Если бы не Баюша и непонятно куда исчезнувший цесаревич, то вас обнаружили бы еще три года назад — так «незаметно» вы себя ведете.

Светлана отвернулась в сторону. Баюша как-то спешно потянулась на кровати, спрыгнула с нее и, старательно избегая взгляда Светланы, пошла на кухню. Оттуда донеслось громкое чавканье и чьи-то умильные нахваливания. Даже суровые опричники, которыми пугают свет, тают от Баюши. Светлана качнула головой: снова она не до конца разобралась — считала, что сама хорошо скрывается, а её все это время прикрывал младший брат и Баюша.

— Елизавета Павловна, прошу: давайте вы просто побудете под нашим присмотром, доверяя нам вашу жизнь — мы справимся, слово чести. Давайте пару лет без подвигов по освобождению стихий. Мое сердце не выдержит еще одной такой ночки, как сегодня. Вы были белее мела. Вы Сашу уже приучили к своим подвигам — я еще нешуганный, я еще непривычный. Пожалейте меня и моих парней. Поверьте — нам вы можете доверить свою жизнь.

— Ты не понимаешь… Я же не разбираюсь в управлении страной. Я не готова для этого.

Алексей участливо улыбнулся:

— Лиза, я все помню. Только венчание на царство — дело не пяти минут. Сперва клятва Опричнины, потом придет время для клятвы цесаревны, потом… Потом многое может измениться. Да и научиться всему всегда есть время. Я помогу вам. Все, что знаю я о стране, будете знать и вы. Просто давайте пока без подвигов.

Говорит так, словно вся страна в его власти. Словно император. Светлана грустно улыбнулась:

— Знаешь, ты и то больше меня разбираешься в том, что происходит в стране. — Она в шутку предложила: — Ты не хочешь сесть на престол? Тебе его хоть доверить нестрашно. Найдем тебе Рюриковну…

Она хотела добавить про сестер-близняшек Анну или Елену, которые, возможно, живы, но не смогла. Калина, и так светлокожий, побелел до синевы почти. Кажется, она сказала что-то не то. Под глазами у него залегли черные тени. Его пальцы сжались в кулаки, а светло-голубые глаза вымерзли до белизны — обычно их заволакивало тьмой, но не сейчас.

Светлана тут же призналась:

— Я пошутила. — Что напугало Калину до такой степени, она так и не поняла. — Прости.

Алексей вымученно улыбнулся:

— Я понял. Я постараюсь вас не пугать престолом, как вы меня сейчас. И нет, Соколов спит и видит, как загнать меня в своё кресло — я не готов к тому обилию бумаг и ответственности, что свалятся на меня в таком случае. Мне своей ответственности хватает.

Он посмотрел на часы и натужно поменял тему:

— Что-то Саша не торопится. — Калина выключил электрическую, слишком яркую люстру под потолком, оставляя свет только на столе — там горела масляная лампа. Наверное, он решил устроить теплую, романтическую атмосферу. — Пойду-ка я его найду и приведу кромежем — поздно уже для официальных визитов.

Кажется, он сбежал. Он откровенно сбежал от Светланы. Что же такого он услышал в её неудачной шутке? Понять бы еще. Самое смешное, даже Калина на троне был бы желательнее Светланы — он хотя бы разбирался в хитросплетениях политики. Она разбиралась только в магии, и то несильно.

Светлана яростно придвинула к себе оставшиеся на столе бумаги и принялась их изучать. Надо будет запросить документы Опричнины по поискам всех Великих княжон. Так искать Анну и Елену будет проще. Жаль, что старшие Наталья и Мария не выжили. Иначе стихии пришли бы к ним с требованием крови. Они же пришли к Светлане, то есть Елизавете. Значит, Наташа и Маша точно погибли.

Саша пришел через полчаса. Он вышел из кухни под шепот Калины: «Представляешь: касторка! Она оставила неизгладимые впечатления у Великой княжны, про Соколова я вообще молчу». Вот же ехидный шут Калина!

Саша выглядел свежо: побрит, с чистыми, еще в капельках дождя волосами, в отглаженном мундире, благоухающем бергамотом, с букетом голубоватых астр в руках, — но все же было заметно, что он сильно устал. Что-то в глубине его глаз, что-то в походке, что-то в морщинках между бровей выдавало — эта осень была слишком немилосердна к нему.

Светлана попыталась встать с кресла и шагнуть ему навстречу, но Саша оказался быстрее: опустился у её ног на пол и замер, глядя снизу вверх:

— Сиди, не вставай. Тебе, наверное, еще тяжело.

Он протянул ей букет. Светлана тут же вдохнула аромат астр и осени. Ей осень подарила Сашу. Ей есть за что быть благодарной этой осени.

— Саша, я тебя люблю, — наверное, это было невпопад, совсем ненужно, но если вспомнить Вдовий мыс, если представить, что из-за неё пережил тогда Саша, то она слишком мало и редко ему говорила о своих чувствах.

Он поцеловал её руку, случайно задевая букет и утопая в капельках воды, слетевших с него:

— Я тоже тебя люблю. Прости, что так поздно — дела на службе были. И… — он как-то виновато улыбнулся: — мне нужно кое-что тебе показать. Я сниму мундир?

Светлана кивнула, уже понимая, что её ждет. Саша носил под рубашкой помолвочное кольцо. Она споро отложила букет в сторону, пытаясь вспомнить, когда в последний раз ухаживала за ногтями, приводя их в порядок? Она не помнила, и это жаром стыда окатило её. Ей сейчас будут делать предложение, а у нее руки в цыпках после Идольменя! Холера, да что же это такое?! Только даже зная про цыпки. Только даже зная про неухоженные ногти. Только даже зная, что тем самым подставит Сашу под удар, она не сможет отказать ему. Даже зная, что он полностью беззащитен, потеряв дар кромешника, она не откажется от него. Они справятся. Они должны справиться вместе.

Саша встал и стащил с себя мундир, а потом принялся расстегивать рубашку:

— Прости, что так нелепо, но иначе никак.

Он обнажил левое плечо, спуская рубашку на руку.

— Вот как-то так…

Стало так тихо, что даже шум дождя на улице стал слышен. Светлана замерла, переводя взгляд с кольца, мирно висевшего на шее Саши, на странную незнакомую печать: золотой… Нет, огненный змей, свернувшийся кольцом, прикасавшийся своей змеиной мордой к собственному хвосту, расправил свои крылья прямо под ключицей Саши.

Светлана встала с кресла и неуверенно прикоснулась пальцами к печати. Она уколола её жаром, а потом словно узнала и просто принялась греть. Светлана положила ладонь поверх змейки — огонь её магии сплетался с огнем печати. Пальцы Светланы не удержались и осторожно прошлись по Сашиной ключице, по твердым мышцам груди, снова вернулись к печати. Саша затаил дыхание, а потом не выдержал и накрыл свой ладонью Светланины пальцы:

— Не надо, прошу. — Голос его был низким, хриплым.

Светлана прикрыла глаза — жар опалил её. Она так недопустимо забылась! Надо отстраниться, надо отойти, надо… Она отшатнулась в сторону.

Саша все не так понял и подхватил её на руки, опустился в кресло, удобно устраивая Светлану у себя на коленях:

— Душа моя, прости, но… — он тихо рассмеялся. — Я стал слишком живым. Я могу совершить глупости.

Она прислонилась к его плечу:

— Только не ты.

— Это ты меня плохо знаешь, — проворчал он, и в глазах Светланы заплясали ослепляя яркие огоньки, заставляя застывать от неожиданности. Она их уже видела! В Серых ручьях. Второй раз она не ошибется так глупо! Она потянулась и погасила масляную лампу на столе.

— Подумай о чем-то хорошем-странном-тяжелом-плохом, о чем-то, что вызывает в тебе сильные эмоции.

Он понятливо кивнул… и от него во все стороны снова брызнули еще слабенькие, неуверенные огневушки.

Светлана потрясенно выдавила из себя:

— Ты маг, Саша! Ты стал стихийным магом, магом огня. Пока еще пятого, самого низкого ранга, но это все поправимо! Вот же Огнь! Мог бы и предупредить.

Саша нахмурился, сильнее прижимая к себе Светлану, и мрак в комнате спрятался в дальних уголках, разогнанный сонмом огоньков, повисших в воздухе. Светлана даже забыла, как дышать. Саша же не видел всю эту созданную им красоту — он озадачил Светлану неожиданным вопросом:

— Как ты думаешь, Огнь бывал в кромеже потому, что он основная стихия, или потому, что он обладает способностями к перемещению в кромеже?

Светлана замерла — если правильно последнее, что Саша еще сможет вернуться в кромеж и подчинить его себе.

— Не знаю… Огнь — та еще стихия.

Саша чуть отвернулся в сторону и улыбнулся. Он расстегнул цепочку с кольцом и вложил её в ладонь Светланы:

— Это твое. — И огневки заметались по всей комнате. Парочка даже вылетела в открытую форточку, печально шипя под дождем. — Только тебе решать, что делать с кольцом. Я знаю одно — никто, кроме тебя, мне не нужен в этой жизни, в кромеже или мертвомире. Только ты.

Она замерла, глядя на кольцо, блестевшее в свете круживших вокруг него огневок.

— Саша… Это опасно. Это опасно прежде всего для тебя.

— Я не беззащитен, Лиза. Я могу за себя постоять.

Калина все испортил, подавая голос из кухни:

— А я могу постоять за Елизавету-свет Павловну.

Саша оглянулся на дверной проем, в котором маячил Алексей:

— Алешка… Лиза сама может за себя постоять. И, я надеюсь, у тебя веские причины для порчи такого момента.

Калина покраснел — чуть-чуть, кончиками ушей:

— Как бы да. Новости из Москвы. Полчаса назад было совершено нападение на императорский кортеж. Много погибших из Его личного императорского конвоя, сам Федор Васильевич сильно пострадал, но пока жив. И опережая все вопросы: это не мы. Это точно не Опричнина — у нас бы он не выжил. После наших нападений не выживает никто.

Светлана прикрыла глаза. Сейчас решалась её судьба. Она не может остаться в стороне в такой момент.

— В Москву. В императорскую палату.

Она посмотрела в глаза Саши и прочитала на их дне одобрение. Он понимал её. Он принимал её выбор.

Алексей поморщился:

— А вот это точно опасно. Категорически против. Это чертовски опасно, Елизавета Павловна.

— Алексей, это не обсуждается. В Москву. Только… — она протянула руку Саше: — одень, пожалуйста, кольцо.