Кровь в наших жилах

Глава шестая, в которой становится ясно, что у полоза наступил брачный период

Становой пристав Левушкин, спешно примчавшийся в Боровое из становой квартиры, был доволен: в кои-то веки Тихонов выделился. И как! В обед узнал об убийстве в лесу у Сосенок, тело еще даже не нашли, а дело уже было раскрыто. Это точно к премии, к хорошей такой, аккурат к Рождеству, а может, и еще чего предложат… Левушкин размечтался — он давно хотел выбраться из местного стана куда-нибудь поудачнее. В тот же Ольгинск. Там деревни и села богатые, не то, что тут, и пригляда княжеского в разы меньше. Надо будет и Тихонова наградить — расстарался, соколик. Только чертов десятский Погорелов из местных все испортил — зачем-то телефонировал губернским. Еще и про хвост у убитой наврал! Как бы губернские не увели заслуги по раскрытию дела себе.

Левушкин посмотрел в окно, за которым клубилась темень — поздно уже в Суходольск телефонировать, что дело раскрыто. Оставалось только надеяться на совесть губернских сыщиков. Иль жалобу Рогозину кинуть, что губернские хвост змеиный не заметили, сами полезли куда не просят? Хвост — это всяко жандармское дело. Хвост — это колдовство. Левушкин улыбнулся: найдется чем прижать губернских, если зарвутся.

Урядник Тихонов, глядя, как размазывая по лицу юшку вместе с соплями и слюнями, каялся Архипка Крынин, тоже был доволен — устал он от этой неразлучной троицы, вечно портившей жизнь на его участке: то рыбачат, где нельзя, то напьются, то за девками-дачницами в купальнях подглядывают. Ничего, теперь эти трое наконец-то угомонятся там, где и им написано судьбою. Хотя…

Архипка продолжал орать:

— Я сам-один! Один! Сам убив, сам снасильничал, сам! Токмо хвастнуть решил ре́бям…

Семка и Степка угрюмо молчали. Семка хоть и сдал всех по пьяни проболтавшись в кабаке, но продолжал упираться, что «токмо глядел». Степка оказался кремень — даже под кулаками Самойлова, а тот мастак выбивать признания, не сознался. Хотя… Хотя… Не плохие они парни, Степка да Семка. Без Архипа может за ум возьмутся. Ладно, если Жуковы и Егоровы заступятся за своих сыновей, отпустит их — Архипа за глаза хватит, а так все прибавка к жалованию. Грошик к грошику, так и рубль накопится, как говорится. Эх, можно будет на Рождество шикануть в городе! Архип же точно по этапу пойдет. Заслужил.

Тихонов еще помнил, как папашка Архипкинский на суде орал и проклинал его, крича, что невиновен, что мертвяком придет с того света. Нет, если семейка гнилая, то гнилая полностью. Что папаша, что сынок евоный.

А Погорелова на огород свой запрет — пусть вкалывает за дурь свою. Не положено, конечно, но и не запрещено пользоваться трудом своих подчиненных. По весне ни земля сама не вскопается, ни картоха не посадится. Все дело. Будет знать, как в обход начальства телефонировать.

Полозова невеста. Это рассказывается шепотом, по вечерам, в темноте, тайком, чтобы не услышали воспитательницы, чтобы не донесли на них кромешникам. Во всяком случае так было у Светланы. Хотя, что болтают об этом в деревнях, Светлана тоже знала — она интересовалась местной этнографией.

30 мая, день Исаакия-змеевика. День, когда девицам нельзя выходить из дома. А если вышла, то не ходи за водой. А если пошла — не бери кольцо, валяющееся на земле. А если взяла — смирись с тем, что тебя выбрал в невесты Великий полоз, царь змей. А если тебя выбрал в невесты Полоз — будь готова уйти с первым снегом под землю. Навсегда. Тут фантазия девиц в приюте начинала пробуксовывать. Кто-то говорил, что уйдешь под землю и сама станешь змеей. Кто-то говорил, что наоборот Полоз ради тебя станет ненадолго человеком. Кто-то говорил, что станешь наполовину змеей, лишаясь ног. Правды никто не знал. Учительница биологии только дико краснела при вопросе о размножении змей. Светлана сейчас знала даже — почему. Отец Даниил, отвечавший за чистоту приютских душ, даже думать о Полозе запрещал.

Саша сказал, что у найденной в лесу у Сосенок мертвой девушки был змеиный хвост. Надо же. На магических курсах говорили, что Великий полоз уже давно не выбирает себе невест. Последний случай был зарегистрирован на Урале больше двух сотен лет назад. Вместе со Змеиным камнем в Межене Змеиного царя давным-давно уничтожили опричники. Только вера в полозовых невест осталась. И именно сейчас почему-то полоз или стихия земли решил вспомнить об этом обычае. Как-то не вовремя. Или наоборот? Как приглашение к себе в гости? Еще и лед на Идольмене тает… Огнь, что же ты задумал?

За окном магомобиля летела тьма. За рулем привычно сидел Петров. Демьян спал на переднем сиденье. Его храп то и дело разносился по салону. Саша что-то мрачно обдумывал, хмурясь все сильнее. Из-за Ларисы, в этот раз собравшей Светлану в поездку, странная традиция его ухаживаний нарушилась: вместо Сашиной шинели Светлана была укрыта пледом. Кажется этот факт — невозможность померзнуть из-за Светланы, — Сашу и расстраивал. Бумаги, разрешающие расследование силами полиции, Калина передал через своего товарища Вихрева: если в Сосенках действительно полозова невеста, то по закону это должна расследовать жандармерия или Опричнина. Хорошо, что Алексей понимал: Саша из тех, кто не отдаст это дело в чужие руки, потому что от этого зависит жизнь Светланы.

Фары с трудом выхватывали из темноты осенней ночи угрюмые, седые сосны. О́зера, вдоль которого вилась дорога, видно не было. Светлана вновь повторила про себя: «Идольмень. Идолым. Ильдым.»

Знала же происхождение названия озера. Сама объясняла Александру. Объясняла и не поняла. Ильдым. Нежилое место. Место, где людям нельзя селиться. Не потому, что озеро непредсказуемо и часто выходит из берегов, а потому что тут живут духи. Предки знали. Потомки забыли. От Опричнины это скрыли. Те, кто знал тайну, погибли в «Катькиной истерике». Как все нелепо.

Светлана зевнула, с трудом борясь со сном, и Саша обнял её за плечи, притягивая к себе. Петров бросил косой взгляд на них через зеркало заднего вида, но ничего не сказал. Он вообще молчаливый и очень понятливый мужчина, а Демьян спит. Он не станет разносить слухи о Светлане и Саше. Хотя это и не слухи — на её правой руке красовалось помолвочное кольцо. Только в газету объявление Светлана решила не давать ради безопасности Саши.

— Спи, — тихо прозвучало в висок. — Еще ехать не меньше часа.

Сосенки находились далеко, за Волчанском. Светлана, засыпая, вспоминала карту: у речки Перыницы, впадающей в Идольмень, были отлогие берега, на которых с одной стороны в устье была мелкая деревушка Сосенки, на другом — дачный поселок «Змеев дол». Места там были красивые, заповедные — леса никто не трогал и не рубил. Волковы за этим следили строго — их же земли. Там все заросло сосняком, давая название деревушкам: кроме Сосенок, были еще мелкие Боровая, Смольники и Погарь.

Перыница — теплая река, она даже зимой не замерзала, беря начало у Змеева дома — огромной синего цвета скалы, где под землей по поверьям плясал огонь. Что ж, хорошее место для Полоза. И зачем ему именно сейчас понадобились невесты?! Хотя нет, они понадобились ему еще по весне. Надеялся, что ритуал усмирения стихий не повторят и он получит свободу? Опричники что-то подобное и планировали.

Проснулась Светлана от тихого покашливания Петрова. Тот, подглядывая в зеркало заднего вида, пробормотал, заметив, что Светлана проснулась:

— Почти приехали. Вон, нас уже встречают!

Сашина рука тяжело давила на плечи — он тоже сморился в дороге: шутка ли, которую ночь не спит! Светлана тихо позвала его:

— Просыпайся… — Потом она опомнилась и поправилась: — просыпайтесь, Александр Еремеевич!

Петров промолчал, никак не выдавая своих чувств. Он припарковал магомобиль на краю леса возле одетых в полицейские мундиры мужчин. Там уже стоял санитарный магомобиль, на котором ездил Карл Модестович, местный судмедэксперт. Два санитара, подпирая кузов, смолили папироски, багрово светящиеся в темноте — света масляные фонари в руках полицейских давали мало. Саша проснулся, тяжело вздрагивая и осматриваясь. Он выпрямился и чуть же повинился, убирая руку с плеч Светланы:

— Прости, закемарил.

Иногда из него простонародные слова так и сыпались, выдавая чуть хромающее воспитание. Светлана улыбнулась:

— Ничего страшного. Я тоже спала.

И ей даже не снилась как обычно черная вода Финского залива, в которой она тонула ночь за ночью. Кажется, ей вообще ничего не снилось. Она передернула плечами: как всегда, после внезапного пробуждения её колотила дрожь. Светлана отчаянно замерзла, вылезая из-под пледа. Саша тут же нашел применение своим бестолково летавшим по салону огневкам — они забрались под Светланину шинель и стали греть.

Петров, гася магкристалл в двигателе магомобиля, уже громче скомандовал Демьяну:

— Синица, подъем! Ишь, разоспался!

Парень вздрогнул от его голоса, сонно захлопал глазами:

— Ась? Приехали, что ль?

Он принялся всматриваться в окружающую магомобиль тьму — фары уже погасли.

— Приехали, — открывая дверцу и выходя из магомобиля, отозвался Александр. Он протянул руку Светлане, помогая выйти. Демьян вылетел на улицу почти сразу за ними — он вечно напоминал азартного щенка, рвущегося на прогулку. Правда, тотчас, он вспомнил, что немного обижен на Громова и Светлану лично — его отослали в деревню собирать слухи, когда сами взяли и пошли на змея. Без него! Демьян вспомнил свои обиды и тут же посерьезнел, напоминая надувшуюся мышь-крупорушницу. Александр говорил, что Демьян дуется уже который день подряд. Петров достал из багажника камеру с треногой и бумажные пакеты для улик — их он тут же сунул Демьяну.

Местные: становой пристав Левушкин и урядник Тихонов — подошли ближе, здороваясь и протягивая ладони для рукопожатия. Десятские остались в стороне. Саша представил свою команду, быстро обмениваясь приветствиями. Светлана протягивать руку не стала — уже сталкивалась по службе и со становым, и с урядником. Те её сторонились, не понимая, что «баба» забыла на службе. Зато Карл Модестович радостно протянул руку:

— Добрый вечер, Светлана Алексеевна! Вот уж не думал вас тут увидеть. В городе каких только слухов нет. Даже говорят, что при смерти вы после того, как огненного змея вместе с Александром Еремеевичем изничтожили.

Светлана пожала его старческую, всю в узловатых из-за ревматизма суставах ладонь, и сама не поняла, как повторила когда-то сказанную Сашей фразу:

— Врут, собаки!

Демьян на миг забылся, что обижен, и фыркнул:

— Они токмо это и умеют — напраслину возводить! Что нам змей — вона, надо, на полоза пойдем!

Становой скривился, как от зубной боли:

— Про полоза это еще неясно, Демьян Потапович. Сами понимаете, что если это полозова невеста, то дело уйдет к жандармам.

Он как-то гадко при этом посмотрел на Громова. Тот кивнул и достал из планшета, который всегда носил на поясном ремне, бумаги:

— Если это полозова невеста, то разрешение от Опричнины расследовать это дело уже получено.

Становой почему-то скис, рассматривая бумаги и возвращая их назад. С чего бы? Светлана не понимала этого мужчину — он был недалеким, но исполнительным и честолюбивым. Ему бы радоваться, что трудное дело с полозовой невестой забрали губернские сыщики, а он чего-то киснет.

— А дело-то уже почти раскрыто, — похвастался урядник, радостно потирая руки. — Убивцы найдены — уже дают признательные показания. Один сознался, двое остальных еще запираются. Ниче — дожмем!

Громов кивнул, проверяя готовность своих парней:

— То, что дело раскрыто — это хорошо. Получается, что служба у вас замечательно поставлена. Но тело все равно надо осмотреть и все запротоколировать.

Тихонов вздохнул:

— Пойдемте, — он рукой указал в лес. — Погорелов, веди к телу!

Молодой парень из десятских пошел первым, освещая себе дорогу старым фонарем:

— Пойдемте, тут недалече, токмо по грязи все… Стаяло, всю дорогу и развезло.

Развезло — не то слово. Дороги просто не было. Только сплошное месиво из грязи вперемежку с рыжей старой хвоей. Снег стаял, оставаясь лишь ледяными кольцами под мощными стволами уходящих в черные небеса сосен. Кругом были лужи, на дне которых коварно прятался лед. Зато от аромата осеннего леса голову просто кружило: влага, смола, пряный запах оттаявших грибов. Правда, скоро это все забьет запашок разложения.

— Тихонов, доложите, пока идем, — скомандовал Громов. Он предложил Светлане руку: — позвольте предложить свою помощь: скользко из-за грязи.

Она улыбнулась и оперлась на его локоть — идти стало легче. Света масляных фонарей отчаянно не хватало, и Светлана не выдержала — запустила вверх парочку боевых шаров. Те с легким шипением и искрами летели впереди, освещая узкую тропинку.

Было холодно, скользко и тяжко: грязь вперемежку с сосновыми иглами налипала на подошвы, ботинки стали как гири. Светлана шла на одном упрямстве — она маг, она на службе, ей нельзя быть слабой.

Тихонов, то и дело поглядывая вверх на боевые шары, докладывал:

— Есть у меня на участке троица: Крынин, Жуков и Егоров из Борового. Отпетые парни. По ним тюрьма плачет. Хуже всех Архипка Крынин — у него отец каторжанин. Снасильничал и убил бабу уж шесть лет как назад. Архипка весь в него. Вот, значит, сегодня в обед я был в кабаке, проверял, как порядок поддерживается. Семка, значится, Жуков, уже в хлам напился, а когда он напивается, болтает как не в себя. Вот и проболтался про труп в лесу. Шли, говорит, через Сосенки с рыбалки и увидели бабу мертвую с хвостом. Я тут и смекнул, что дело нечисто. Своих десятских отправил в лес искать, а сам Жукова и дружков его притащил к себе и стал допрашивать. Крынин и не стал отпираться. Признался, что убил бабу.

— Как? — сухо уточнил Громов, бросая на Тихонова колкий взгляд.

— Как убил? Снасиль… — Тихонов скосился на Светлану и вспомнил, что она барышня и о подобном знать не должна. — …забил, значится, до смерти.

— И зачем? Он объяснил свой поступок?

Тихонов пожал плечами:

— Дык, отребье же. Сам не знает, зачем. Токмо потому что отморозок. Только потому, что можна. Увидел бабу и того-сь… — он снова скривился.

Сзади становой или кто из десятских пробурчал:

— Бабам не место на службе. Все наперекосяк из-за них.

Демьян тут же взвился:

— Ну ты, молчал бы! Сам бы против Змея вышел?

Тот храбро проворчал:

— Будь я магом — и вышел бы. Че магом-то не выйти супротив Змея? Тоже мне дело… Магам Змеи не страшны.

Александр скосился на Светлану:

— Не бери в голову.

Она кивнула, не стала ничего говорить, только корень из земли сам по себе выполз, ставя подножку говорливому. Что ему корень, если он супротив Змея не боится идти? Сзади раздался противный визг и шлепок в грязь — корень тот в темноте слишком на полоза был похож. Кто-то, видать санитары, хмыкнули, оценив визг «змееборца». Светлана оборачиваться не стала. Александр вопросительно посмотрел на неё, но ругать не стал. Сам, как кромешник, не раз сталкивался с необъяснимой ненавистью. Только что-то подсказывало Светлане, что он не из тех, кто за такое мстил. Впрочем, она барышня, ей можно — барышни нервенные существа и мстительные.

Погорелов свернул с дорожки куда-то в лес, уводя к Перынице — неумолчный шум реки, не скованной льдом, усилился.

Женское тело, уже сильно разложившееся, лежало недалече от тропинки под молодой сосенкой, белыми, голыми руками вцепившись в её шершавый, еще тонкий ствол. Из одежд на девушке была только расшитая обережной вышивкой сорочка. Эфиром не несло. Впрочем, столько времени прошло с момента смерти, что следов могло и не остаться.

Огненные шары зависли над телом, выдавая всю неприглядную правду смерти: трупные пятна, раздутый живот, уже начавшуюся гниль и укусы зверей. Ноги у девушки все же были. Только они были странно переломаны — на множество мелких частей, словно вместо положенных природой трубчатых костей там было что-то мелкое, навроде позвонков. От пяток и выше, скрываясь под задранным подолом рубашки, шла странная полоска из синей, яркой, приметной чешуи. Светлана не могла сразу так сказать, какой змее эта чешуя могла принадлежать. Хотя Полоза мало кто видел, он мог красоваться и с такой вот синей, приметной чешуей.

Петров привычно спросил Светлану:

— Можно я сфотографирую сперва?

Она согласилась, хотя первой должна была начинать как раз она, проверяя тело на применение магии.

Александр взял протянутые Тихоновым бумаги — протокол показаний Крынина. Светлана зажгла еще один светляк, чтобы Саша не портил глаза. Он поблагодарил улыбкой и цепко пробежался по записям, протянул их Светлане, а потом, глядя в упор на Тихонова, спросил:

— И где второй труп?

Тихонов побелел и чуть отшатнулся назад, словно есть за ним грешок, а становой пристав Левушкин не понял:

— Какой второй?

Громов ткнул пальцем в бумаги в руках Светланы, потом в труп:

— Второй труп где? Не советую увиливать — я сейчас тут Опричнину представляю. Добровольное признание, сами знаете, облегчает наказание в суде. Ну же?

Тихонов дернул ворот шинели, словно он его душил.

Взгляды всех окружающих сошлись на уряднике — даже Карл Модестович отвлекся от осмотра тела и подошел ближе.

Становой, словно понимая, что под ним вот-вот загорится земля из-за действий урядника, рявкнул:

— Тихонов, докладывай! Разжалую же!

Тот скривился, побелел еще шибче, потом сознался:

— Дык я ж не знал. Там совсем нищенка была. Голая. Уже и похороненная кем-то — просто дожди смыли часть земли. Я правда не знал, что это важно. Ну совсем же гиблое дело — полуразложившийся труп еще и с хвостом. Я и велел его прикопать. Погорелов вон и копал! — он наконец-то нашел крайнего. — Честно-честно, не я закапывал. Погорелов это!

Александр, чеканя каждое слово, напомнил всем очевидное:

— Любой подданный Российской империи имеет право на защиту законом. Любой подданный, даже последний нищий, имеет право на справедливое расследование его смерти.

— Я… Я… Ну висяк же был бы! — прошептал вновь Тихонов. — Я ж… Токмо из-за рвения, чтобы не портить волость висяком… Я не думал…

Громов прищурился:

— Сейчас тут все осмотрим, потом покажете место, где второе тело закопано. Только меня все еще интересует вопрос: где тело якобы убитой Архипом Крыниным?

Становой сипло выдохнул:

— Так оно ж тут… Перед вами, ваше высокородие!

Светлана хмыкнула: Крынин и Жуков описывали убитую как гулящую «бабенку». Лишь гулящие не заплетают волосы. И некоторые маги на службе в Губернской магуправе. У лежавшей под сосной была коса, красивая, до пояса, не меньше. И это еще не говоря о различиях в одежде. Крынин и Жуков описывали сарафан. На этой была только сорочка.

Александр распорядился:

— Погорелов, дуйте обратно — приведите сюда Крынина. Пусть сам покажет, где тело нашли.

У Светланы на миг земля из-под ног ушла. Три трупа. Три убитых девушки. Зачем это Полозу?! Что за странно проснувшийся инстинкт к размножению?! Страшно представить: эти три не добрались до Полоза, а сколько… добрались?

Чтобы не думать о таком, она заставила себя заняться делом — стала проверять эфирные потоки. Ничего не было — только легкий отклик от руки умершей. Что-то было зажато в её кулаке.

Громов вместе с Карлом Модестовичей разжали кулак: там лежала синяя, очень твердая чешуйка в форме ромба. Веревочка, продетая через чешуйку, подсказывала, что этот амулет надо было носить на шее.

— Холера, — только и сказал Саша, рассматривая чешуйку.