Кровь в наших жилах

Глава сорок первая, в которой Миша теряет себя

Первым делом Саша наведался в магуправу — отвел кромежем Илью, которому снова пришлось напоминать, глядя в гневно сверкающие глаза: «Никаких голодовок!» Неделю как восстановили в родовых правах, а гонор княжеский уже прет. Да, Саше самому до одури хотелось хоть одного обещающего, что с Лизой все будет хорошо, пророчества, но не чужими муками. Ему хватит веры и терпения самому её дождаться. В октябре дождался, сейчас тем более. А княжеский гонор пусть Илья на брата спускает.

Екатерина Андреевна, заметив, что кромежем пришли только Александр и Илья, нехорошо побледнела, отвлекаясь от колдовки, на которой варила кофе. Ирина Сергеевна перестала печатать какие-то бумаги. Она расцвела улыбкой на пол-лица, еще ничего не понимая и поднимаясь со своего места:

— Доброе утро, Илья Дмитриевич и Александр Еремеевич! Погода сегодня прекрасная.

Она еще и легкий реверанс сделала, в основном перед Ильей. Тот натужно улыбнулся:

— Вы правы, Ирина Сергеевна. Погода прекрасная, — повторился он.

За окном летела легкая поземка и ярко светило солнце. Утром еще и подморозило. Прекрасная погода, да…

Илья собрался с мыслями и объявил главное:

— Сегодня будем работать в неполном составе: Михаил Константинович будет участвовать в одном старинном ритуале и, надеюсь, уже завтра-послезавтра сможет к нам присоединиться, а Светлана Алексеевна снова заболела и когда выйдет на службу, пока не совсем ясно.

Ирина Сергеевна защебетала что-то утешительно-правильное, соответствующее моменту — Саша не вслушивался. Ему было пора на службу, он лишь хотел забрать часть документов по делу Шульца: Ирина Сергеевна отвечала за проверку артефакторщиков, сведения о которых были в бумагах из тайника магзверинца. Илья старательно бодро ей отвечал. Саша не удержался и, придерживая шапку под мышкой — снимать шинель он не стал, — поправил на Лизином столе, где сейчас царил порядок, букет белых астр — он оплатил их доставку в магуправу на месяц вперед и отказываться от неё не собирался — Лиза может вернуться в любой момент, а тут её уже будут ждать цветы.

Екатерина Андреевна поймала его за руку и почти насильно вручила чашку с кофе, бросая косые взгляды на коллег.

— Рассказывайте! И без утайки. — её шепоту злодеи в синематографе могли позавидовать.

Саша покосился на кофе, и Екатерина Андреевна добавила:

— Не бойтесь, не отравлено. Времена, когда всерьез обсуждалось ваше устранение князем Дальногорским, прошли. Я вам не враг.

— Я знаю.

Екатерина Андреевна, дальше разливая кофе по чашкам, пробормотала:

— Господи боже, неужели так сложно ответить… Что с Лизой?!

— Никто не знает. Есть версия, что она у лешего — спит до весны.

Магиня вздохнула:

— Час от часу нелегче. Как можно доверить Лизу нечисти?!

Кажется, Максим Яковлевич так и не смог её переубедить, что леший — нечисть нейтральная, а то и сугубо положительная, от которой не зазорно принять помощь.

Саша, чтобы не отвечать, сделал глоток обжигающе горячего и бесконечно сладкого кофе. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось читать нотации. Ему на службу пора, а не кофий тут распивать.

Екатерина Андреевна покосилась на него и признала:

— Хорошо. Если вы так верите лешему — ему буду верить и я. Я могу чем-то помочь вам и Лизе?

Он отрицательно качнул головой.

— Вы сегодня сама разговорчивость, — не удержалась от колкости Екатерина Андреевна.

— Просто мне, действительно, нечего сказать. Что случилось с Лизой, никто не знает. Приоритетную версию я вам выдал.

Сашу спас Илья — он спросил Екатерину Андреевну о ночном дежурстве в магуправе.

— Неспокойно, — призналась она. — Кто-то всю ночь баловался огненными заклятьями, хотя специально телефонировала в уезды — нигде не было замечено эфирных всплесков. Зато в Суходольск притащило отголоски — девять спонтанных возгораний. Жертв нет, материальный ущерб минимален. Все удалось погасить на начальных этапах, даже удивительно.

Она заметила, как сконфуженно опустил глаза Илья, и обречено уточнила:

— И что это было? И, главное, где? Или нам с Ириной Сергеевной не положено знать?

Саша вместо ответа прихлебывал кофе. Головная боль давала о себе знать. Екатерина Андреевна мстительно только Ирине протянула чашку с кофе, и Илья признался:

— Я сообщу Вихреву, что его защита все же «течет». Мы сегодня ночью уничтожили островок мертвой земли в родовых землях князя Волкова.

Взамен на ответ он все же получил свой кофе и выдохнул с облегчением. Саша допил до конца, поставил чашку на подоконник и перевел взгляд на Ирину Сергеевну, которая уже вернулась за свой рабочий стол.

— Я могу поинтересоваться, Ирина Сергеевна, у вас уже готов отчет об артефакторщиках, которых я просил проверить?

Она тут же подскочила с места и принялась докладывать, чем-то напоминая испуганную гимназистку:

— Я проверила все допуски у артефакторщиков, проверила запрашиваемые ими материалы в архивах, их поставщиков заготовок и прочее. Они действовали законно — не подкопаться. Все, что они применили для создания артефактов, легко приобретаемо, причем легально. Эфирный уровень артефактов слабый, тоже разрешенный. Нарушения законов не было. То, что их «сорвет», и они спонтанно начнут включаться без катализатора в эфирную бурю, которую устроили боевые маги при замораживании Идольменя, никто предположить не мог.

Саша подавил рвущуюся холеру — что-то подобное он и подозревал. Шульц не из тех, кто допустит грубые ошибки. Предположить, что морская русалка не выживет в пресной воде, мало кто мог. Корюшка-то каждый год подобное проделывает, заходя в Неву.

Ирина Сергеевна тем временем продолжила:

— Может, это и лишнее, но, когда я проверяла запросы артефакторщиков в архивы… Все же монографии профессора Линденбраттена о магических существах и профессора Картера о русалочьих артефактах — дикая редкость, то заметила кое-что… Это ведь крайне редкие издания… — она неожиданно засмущалась, словно нашла что-то неприличное. — Может, это и зря я вас отвлекаю…

— Я вас внимательно слушаю, — старательно мягко сказал Саша — он отдавал себе отчет, что выглядит подчас мрачно и нерасполагающе. — В расследовании бывает важна любая мелочь.

Ирина Сергеевна ожила и снова заулыбалась:

— Я заметила, что одна фамилия среди достаточно редких читателей повторялась. Некто Эдуард Иванов, вольнослушатель Московского магического университета. Причем он заказывал монографии в разных местах: при архиве Магуниверситета он профессора Линденбраттена читал, а монографию профессора Картера он брал в Императорской публичной библиотеке. И он делал это осенью, когда остальные — летом.

Саша кивнул и задумчиво опустил взгляд. Если это не артефакторщики, работавшие на Шульца, то… Наконец-то удалось зацепить того, кто работал на Голицына!

— Семенов, — тихо скомандовал он в кромеж, и здоровый опричник тут же возник в кабинете:

— Слушаю, Александр Еремеевич!

— Возьмете с собой Ирину Сергеевну… — Саша вспомнил, что командует в чужом ведомстве, и поправился: — Если Илья Дмитриевич её отпустит, конечно.

Князь лишь кивком подтвердил свое согласие.

— …и найдите этого Иванова. Документы для обыска у него возьмешь у Калины. Если хоть что-то найдете — задержишь и притащишь сюда. Все ясно?

Семенов гаркнул свое «так точно!», беря пример явно с Алексея и перед исчезновением в кромеже пояснил для Ирины Сергеевны:

— Я за ордером, у вас полчаса, чтобы собраться.

— Что ж, позвольте и мне откланяться. Дела! — Саша, последний раз посмотрев на белые астры, шагнул кромежем в Суходольскую больницу. Ему предстояло проверять психиатрические отделения. В Суходольской губернии их было всего два: одно тут, второе в Двуреченске, с другой стороны Идольменя. Еще был частный магпансионат для психически больных в Ольгинске. Маловероятно, что туда могла попасть Великая княжна, но проверить надо было все.

Княжну он не нашел, к счастью или к сожалению. В Суходольске на лечении в отделении для хроников было две «княжны», но они не подходили по возрасту, да и внешнему виду. Саша даже на магличины и правки у ведьм проверил, вспоминая Михаила — напрасно. В Двуреченске была всего одна «княжна» — совсем молодая девушка. Тоже выстрел в молоко — ей и пятнадцати лет, указанных в истории болезни было не дать. В магпансионате «княжон» не было.

Истории болезни выписанных по излечению «княжон» Саша тоже проверил в больничных архивах. Подозрительными были две — девушки, хоть и с разным бредом: одна называла себя Еленой, вторая Анной, — подходили по возрасту и времени госпитализации, обе были забраны семьями. Не Голицын ли подсуетился, забирая одну из них? Подделать запись в паспорте — несложно. Эту версию стоило проверить. Он подумал и отрядил на это дело Найденова, все равно тот временно свободен — он был в отряде Лизиных гридей.

Время перешагнуло за обеденное, пока Саша сигал кромежем из одной, пропахшей безнадегой больницы в другую. Он направился на Вдовий мыс — нужно было поговорить с Петей. Перед этим он телефонировал Алексею и убедился, что тот тоже будет там. Правда, до Пети Лариса, сильно поправившаяся с осени — пятый месяц беременности все же, — но еще быстрая и подвижная, как ртуть, его сразу не попустила — утащила в столовую и заставила пообедать. Алешка понимающе забрал у него папку с фотографиями подозреваемых и сам пошел разговаривать с сыном и Егоркой.

Когда Саша еле отбился от щедрой Ларисы с её «хоть чашечку чая с булочками, пирожками, может, крутонами?», его уже поджидал сюрприз: слишком мрачный Алексей, ничего не понимающий Петя, старательно давящий в себе любопытство Егорка и фотография Голицына-младшего, Игоря Георгиевича. Голицына-старшего, само собой, опознал Егорка, правда, его имени и фамилии он не знал, просто замечал его краткие посещения дачи Баженова. Баженова пока опознать не смогли — настоящий Баженов, проживающий в Пскове, ни сном ни духом ничего не знал о «Змеевом доле» и даче, которую якобы снимал уже который год подряд.

А вот Игоря Георгиевича видел только Петя. И приезжал Голицын-младший не к Баженову, а к Шульцу. Вот это… Холера! Правда, ничего больше о Голицыне-младшем Петя сказать не мог — Шульц настоятельно его в день приезда просил сидеть в своих комнатах и никому не показываться. Если бы не неуемное детское любопытство, то о младшем Голицыне ничего узнать бы не удалось. Теперь придется по всей России искать певичек, которые проживали в доме вместе с Шульцем, вдруг те что-то знали или заметили. Холера…

Пока Алексей оформлял Петины и Егоровы показания, Саша убрал фотографии подозреваемых в папку и достал новые — оплавившегося артефакта огня и артефакта земли.

— Петя, Егор, вы видели что-то подобное?

Егорка дико расстроился — он ничего такого не встречал в «Змеевом доле». Зато Петя уверенно ткнул пальцем в фотографии:

— Не такой… Там были другие знаки, чуть похожие. — Он вскинулся и растерялся, кидая взгляды то на Сашу, то на отца: — а разве в тайнике вы его не нашли?

— Нет.

Петя побелел, и Алексей притянул его к себе:

— Все хорошо. Не переживай. Ты помнишь знаки?

Мальчик лишь кивнул.

Саша протянул ему свое артефакторное перо и блокнот:

— Можешь их зарисовать?

Петя трясущейся от волнения рукой криво нарисовал знаки. Саша потемнел лицом, узнавая их, и глянул на Алешу. Тот выругался себе под нос:

— Опаньки…

Эти опаньки у него были всем сразу. И отборной руганью, и удивлением.

— Воздух, — констатировал Саша. Артефакт воздуха, возможно неисправный по версии Лизы, был все же у Шульца.

Петя вскинулся — он чуть не захлебывался словами, которые рвались из него:

— Шульц говорил, что этот артефакт спасает и охраняет маму! Он говорил, что прикажет, и водяной не тронет маму! Он… Он же обещал.

Понимание настигло его, и он… Не заревел, не заорал, а только прикусил губу, и в комнате тут же вскинулись тени, закрывая робкий солнечный свет. Тьма широким ручьем рванула из мальчика, и Алексей моментально провалился с сыном в кромеж.

Саше только и оставалось, что восхищаться Петей — силен мальчишка! Весь в отца. Саша на миг даже представил, какие дети были бы у него с Лизой. Наверное, такие же магически одаренные.

Саша встал и шагнул к Егорке, сунувшему в рот кулак — не иначе, чтобы не закричать от страха.

— Испугался, Егорка? — Саша присел на корточки, заглядывая мальчишке в глаза. Тот резко опомнился и выпрямился:

— Ишшо чего… — Глаза его загорелись: — а я смогу таким вот магой стать? Как Петька?

— Увы, страшной ценой достигается тот дар. Очень страшной — не надо тебе того. Ты и без него вырастешь замечательным человеком.

— Агась, — вздохнул мальчишка и громко швыркнул носом. — Если папка того самого по этапу пойдет, вернусь в деревню — пойду подпаском. Потом стану пастухом. Пастухом хорошо — ходи себе от деревни к деревне, нанимайся на лето. Кругом только скотина бессловесная, никто не попрекнет…

Если Алексей предпочел многое скрыть от сына, то Иван выбрал другую тактику — он Егору честно все рассказал о судьбе отца и его собственной. Только кажется, Егор не поверил, что Иван его заберет из воспитательного дома. Ишь, планы на жизнь строит — подпаском идти работать. Совсем еще мальчишка.

— Тебя ждет другая судьба. Иван же тебе говорил — он тебя к себе воспитанником возьмет. Будешь ходить в школу, человеком вырастешь. Станешь тем, кем захочешь: доктором, юристом, военным. К чему душа будет лежать.

Жаль только, что разойдутся их с Петей дорожки — даже воспитаннику опричника не дружить с цесаревичем.

Егорка только шмыгал носом и молчал. Обдумывал, видать. Ничего, привыкнет, освоится. Никуда не денется.

Сашу так и тянуло на земляничную поляну, но позволить себе отлынивать он не мог. Дел невпроворот. Он, так и не дождавшись возвращения Алексея с Петей, убедился, что Егорка в порядке, предупредил Ларису, что уходит, и кромежем направился в Сыск. Пора бы и Шульцем заняться.

Его в допросную доставили быстро. Только разговор в очередной раз застопорился — Шульц почти с порога вальяжно заявил:

— Напрасно вы все это затеяли. У вас на меня и Кросса ничего нет.

Саша, кивнув на стул, дождался, когда Шульц усядется и напомнил самое очевидное:

— Вы пытались вывезти из страны императорскую кровь.

Тот отмахнулся руками, закованными в наручники:

— Это вы о крови в тайнике? Так это для усмирения особо буйных зверей. Та же Хумай требует крови. И столь любимый вами линорм тоже. Иногда кровь — всего лишь кровь. Если вы о договорах с артефакторщиками… Не смотрите так, я помню, что храню в тайнике. Ваши полицаи — те еще сволочи, взятки вымогают на пустом месте. Потому эти бумаги хранились в тайнике. Так вот. С артефакторщиками все предельно стеклянно. А, прозрачно! И законно. Как и со скучающими барышнями, которые хотели увидеть красоты Идольменя. Не запрещено. Они все шли на это добровольно. Аттракцион. Понимаете? С паршивой овцы, которой оказалась морская русалка, хоть шерсти пучок.

— Клок. — Саше все больше и больше казалось, что Шульц его водит за нос и наслаждается этим.

— Да какая разница. Пучок. Клок. Главное, что все законно.

Саша твердо сказал:

— Петр Алексеевич Калина.

Шульц и глазом не моргнул:

— Не знаю такого.

— Вы его называли Петером и говорили, что он ваш сын.

Шульц довольно рассмеялся:

— Не ловите меня на нестыковках. Я никогда не утверждал, что это мой сын. — Он подался вперед и проникновенно сказал: — что ж, мой отпуск несколько затянулся. Мне положен один звонок. Я хочу звонить…

— Телефонировать, — поправил Шульца Саша.

— Не суть важно. Звонить в бриттское посольство. Я защищен дипломатическим иммунитетом, являясь его сотрудником. Морду бить будем?

— Было бы об кого мараться.

— Вы любите мараться.

Саша скривился:

— Чушь не порите.

— Пороть? Чушь? Меня в смысле? Я не чушь. Я Карл Шульц.

Саша решил проигнорировать Шульца, все быстрее и быстрее забывавшего русский язык с его идиомами. Он просто позвал конвойного, ожидавшего в коридоре:

— Проводите к телефону. Разговор запишите.

Шульц встал и направился к двери. Он чувствовал себя победителем, что почти было правдой. Хотя Петю он заказчику так и не доставит. Понять бы еще, на кого Шульц работал.

Саша поднялся следом, достал из кармана брюк визитку с номером кристальника Лизы и протянул Шульцу, старательно отслеживая его реакцию:

— Передайте своей заказчице — это номер её внучки.

Шульц замер, огромными, похожими на совиные глазами впившись в Сашу:

— И что вы хотите взамен?

Кажется, заказчица все же бывшая императрица-мать. Хотя Шульц мог и сыграть удивление.

— Ничего. Ума у вас не прибавится. Своих вы не сдадите. Так что с такой паршивой овцы, как вы, только это.

Он кивнул конвойному:

— Ведите уже.

Шульц внезапно обернулся в дверях:

— Научите своих телеграфистов бриттскому уже. Ваша и наша русалка — не одно и тоже слово.

— Холера, идите уже.

— …и обратите внимание на юность младшего Голицына.

Саша сделал вид, что ему неинтересно. Шульц хмыкнул:

— Который Игорь Георгиевич. У вас же как… Все не как у людей. В приличных странах титул принадлежит лишь одному человеку. И только у вас этих князей и княжичей как жуков…

— Тараканов, — подсказал Саша.

— Именно их! — Шульц прищелкнул пальцами. — Немерено! Немеряно? В общем, много.

Саша пробормотал в закрывающуюся дверь допросной:

— Ничего, тапки на этих тараканов тоже найдутся.

Значит, юность Голицына. Скорее всего связанная с Суходольском или «Змеиным долом».

— Холера…

Это сколько же всего перерывать! Для начала хотя бы журналы регистрации в «Змеином доле», потом сделать запросы на пребывание Голицына во всех мало-мальских городках вдоль побережья.

Кромеж подсказал:

— Ирина Сергеевна закончила с артефакторщиком. У неё просто нюх на пыльные тайны и отменная память на факты. Может, её проверить на иные способности в магии, кроме стандартных, которые проверяют в совершеннолетие и перед поступлением в магуниверситет? Могли и пропустить что-то редкое.

— Добро! — согласился с Семеновым Саша. — Попроси её заняться прошлым Игоря Голицына — пусть поищет зацепки на Идольмень и связь с Великими княжнами.

Игорю Голицыну двадцать два года — со старшими княжнами он мог и не пересекаться, а вот с младшими — запросто. С той же Лизой — он на год младшее её. Сердце привычно обдало холодом. Пока о Лизе он думать не будет. Чуть позже закончит с бумагами по дому Лесковой, передаст Алексею и заглянет на земляничную поляну. Сейчас еще рано.

Быстро стемнело. Факела, воткнутые в снег, света давали мало; они трепетали на ветру, грозясь погаснуть. Только зажечь вместо них магические светляки нельзя — столичные колдуны, Савелий Витальевич Носов и Николай Евгеньевич Беляев, запретили. Говорили, что эфирные потоки смажет.

Пашу Мурова, уложенного обнаженным прямо на снег в центре капища, уже усыпили — на этом настоял Михаил. Мальчишке и так тяжело пришлось, когда волковский дар принимал. Пусть хоть передачу дара пропустит.

Колдуны речитативом произносили над мальчиком незнакомое Михаилу заклинание. Мелкую фигурку в центре капища стало ломать и корежить. Полетели в стороны руки, ноги, чтобы превратиться в длинные, мощные лапы. Лицо раздалось вширь, его вытянуло вперед, превращая в волчью морду. Из горла спящего Паши все же вырвался полустон-полувсхлип, словно даже во сне его преследовала боль.

Сосновый лес вокруг молча стоял, как будто опасливо всматривался, что же на древнем капище Волковых творится. Видать, не раз так дар передавали — некровным родственникам. Иным это капище не объяснить. И ведь сколько по полям да лесам волковским и с отцом, и сам по себе ходил — ни разу не зацепил эфирные эманации от капища.

Савелий Витальевич, склонившись над превращенным в волка мальчишкой, бодро принялся орудовать ножом, снимая шкуру. Слишком умело, слишком… мастеровито. Думать, скольких он так вскрыл за свою долгую жизнь, не хотелось — Савелию Витальевичу было хорошо так за шестьдесят, если не больше. За ножом тянулась красная дорожка из крови. Михаил не выдержал, отвернулся. Знал, что Паше не больно, знал, что под волчьей шкурой сохранилась человеческая кожа, и что снимается шкура легко после разреза, но все равно было… Он впервые не находил слов. Наверное, все же противно. Это же ребенок.

Николай Евгеньевич, воткнув глубоко в снег двенадцать ножей, напомнил:

— Перекувыркнуться надо через все. И не дрейфьте так, Михаил Константинович, не вы первый, не вы последний. До крещения Руси, если вы не знали, у некоторых князей в дружинах сплошь волкодлаки служили. И хорошо служили, пока кромешники из своих теневых щелей не вылезли.

Он склонился над своим рюкзаком и достал из него заговоренные нитки и иглу.

— Раздевайтесь, шкура почти снята. Сейчас наденете и зашьем её на вас, — он противно так хохотнул. Или Михаил сейчас все не так воспринимал — слишком болезненно, слишком близко к сердцу, точнее к коже, которая на морозе тут же пошла мурашками. Он переступал босыми ногами на снегу, надеясь, что не успеет отморозить их.

Шкура противно воняла кровью и зверем. Игла то и дело вместе со шкурой задевала кожу, пришивая и её.

Николай Евгеньевич подхохотывал, поясняя, что так быстрее приживется. Михаилу так и хотелось сказать пару ласковых, присоветовав самому себе так шкуру пришить. Он закрывал глаза, давился словами и болью, терпел и ждал — отцу было хуже, ему в одиночку самому пришлось с себя шкуру срезать. Паше и Никите тоже было больнее и страшнее в разы — они всего лишь дети. Он же взрослый.

Ему бы хоть один намек, хоть одну подсказку, что он делает все правильно. Или леший окончательно уверился, что Мишка — Иван-дурак и только на дурости и способен? Хоть один знак…

Только знака не было.

Молчал лес.

Молчали небеса.

Хохотал непрестанно Николай Евгеньевич.

Иголка споро пришивала шкуру прямо к коже — колдун перестал сдерживать свои порывы. Или просто руки у него затряслись от усталости?

Безудержно клонило к земле. Ноги подрагивали. Хотелось рухнуть на руки… Точнее уже лапы и куда-то бежать. Непонятный голос что-то требовал, что-то вроде о кувырках, но хотелось только впиться в горло говорящего, чтобы заткнулся и перестал хохотать.

Михаил Константинович Волков двадцати девяти лет от роду куда-то исчез. Зато появился кто-то иной, кто-то с более острых нюхом, непривычно странным зрением, живущий в ставшем почти черно-белым мире. И этот кто-то сдерживаться не стал — лапой цепанул по очередному смешку, перекувыркнулся через причиняющие боль ножи и понесся прочь с капища, положась на свою новую судьбу.