Кровь в наших жилах

Глава тридцать седьмая, в которой жизнь налаживается

Алексей смотрел на белоголового, как одуванчик, мальчишку и не мог поверить, что пусть Наташа и ушла, но часть её осталась с ним в этом мире — в их сыне. Улыбка у Пети была как раз Наташина. И гневный прищур глаз её, особенно когда он вынимал из рукавов долгорукавки припрятанные ею конфеты.

Он, пытаясь как можно понятливее сказать, представился, хотя получилось излишне пафосно — не готовила его жизнь к таким вот поворотам:

— Петр Алексеевич Калина, так уж получилось, что твоим отцом являюсь я, Алексей Петрович Калина. Кромешник и опричник.

Мальчишка продолжал щуриться — правильно, Алексей на его месте точно не поверил бы:

— Докажи!

Алексей хотел было позвать Лизу, чтобы она подтвердила его слова, но Петя его опередил. Он требовательно сказал:

— Покажи свою саблю из тьмы.

Вот это пердюмонокль!

— Опаньки… — Алексею только и оставалось, что развести руками: — Не могу, Петя. Так… получилось.

Петя спокойно все это воспринял — он даже щуриться перестал. Алексей решил, что стоит гордиться такой выдержкой у сына — ему же всего девять, а ведет себя рассудительно и невозмутимо.

— Хорошо. Я вас понял.

Продолжение Алексея, к сожалению, не порадовало:

— Уйдите, или я сейчас закричу, вызывая охрану. Я Петер Шульц восьми лет от роду, подданный Германской империи.

— Но я правда твой отец. Баюша, подтверди!

Кошка важно кивнула:

— Петенька, смирись — он твой отец. Кровь та же. Ничего уже не поделать.

Алексей поперхнулся ругательствами — леший за дело его невзлюбил, он забывал свои обещания Наташе, а Баюша куда? Все его детские проделки простить не может?

Петя решительно сел в кровати, глаза его как-то при этом подозрительно сверкнули:

— Охра…

Алексей сделал первое, что прошло в голову: он схватил сына за руку и дернул его в кромеж. Других вариантов доказательства у него не было. Ох уж эта Лиза! Еще две недели назад никаких затруднений не возникло бы, но приспичило же ей сделать их всех людьми… Теперь родной сын не верит!

Кромеж легко распахнулся, подхватывая Петю тьмой и ставя аккуратно на ноги.

Никогда еще разница между старыми и новыми кромешниками не была так заметна. Вокруг Пети послушно кипела тьма. Алексей же только свет и чувствовал. И словно между ними сотни верст возникли внезапно, и в то же время — стоит только руку протянуть, и вот он тут, рядом, белый, нахохлившийся удивленный воробушек. Его сын.

— …а-ана… — закончил растерянно Петя, рассматривая черно-белый коридор. Осознание догнало его, и он выдавил из себя: — ты кромешник… Но почему тогда саблю показать не хочешь? Мама гово… — Он тут же осекся, словно боясь сказать что-то лишнее.

Алексей вздохнул:

— Потому что это проделки твоей тети Елизаветы. Я теперь вот… — Он зачерпнул свет, вытягивая его в кинжал, а потом превращая в огонь. Свет не убивал — огонь же запросто.

— Ух ты! — Глаза Пети загорелись восхищением: — а я так смогу?

— Сможешь, только не сразу.

Говорить Пете, что для этого придется пройти через огонь, как-то неправильно сейчас — еще рванет куда подальше от таких вот родственничков. Ищи его потом — надевать блок-браслет на сына он не позволит. Придется договариваться по-хорошему.

— Давай-ка обратно в палату. — Алексей подхватил мальчишку на руки — тот был мелкий, совсем невесомый, бледный, потому что солнечного света никогда не видел, слабый еще после подвигов с побегом. — Надо очень серьезно поговорить.

Он вышел из кромежа, сел в палате в кресло, махнул рукой тревожно заглянувшему на крик Саше:

— Все хорошо! — И устроив удобнее мальчишку на своих коленях, принялся поговорить то, с чего по-хорошему и надо было начинать разговор: — водяной, который держал тебя и твою маму Наташу в плену, разлетелся на сотни тысяч капель — он теперь тебе не может угрожать. Ты же сам видел — от его царства ничего не осталось. Шульц в тюрьме и выйдет оттуда только на каторгу или на казнь. Кросс так же. Князь Голицын мертв. Если тебе угрожал кто-то еще — ты только скажи. Я найду эту тварь и уничтожу.

— Это… — глаза Пети как-то подозрительно внимательно всматривались в него. — … Ты так говоришь, потому что я особенный?

— Это я так говорю, потому что никто не имеет права угрожать ни одному ребенку на свете.

Кажется, неожиданные испытания на доверие он все же прошел — Петя, который до этого сидел на его коленях, как кол проглотивший, внезапно обмяк и потянулся к нему, прислоняясь к груди.

— Хорошо. Больше никто мне не угрожал. Ты выписку о браке из церкви в Семеновке делал?

Алексей мысленно вздрогнул — слова звучали удивительно взросло. И сколько еще проверок Наташа приготовила для него? Оно, конечно, важно, но и чувствовать себя постоянно на минном поле неприятно.

— Село называлось Покровка.

— Ага, — руки Пети обвили его за шею.

— Имена свидетелей брака называть?

Петя вздохнул и бесхитростно признался:

— Мама их называла, говорила, что это важно, но я… Их забыл.

— Тогда просто поверь — я твой отец, я не дам тебя в обиду.

— Когда венчать на царство будут?

Алексей заметил, как опять блеснули глазенки мальчишки.

— Никогда. Пока не подрастешь. Пока сам не захочешь. Наташа хотела простой жизни, хоть и явно не понимала, что это значит. Не думаю, что она хотела тебя посадить на трон — ты еще ребенок, власть тебя сломает. Это только в книжках всеобщее благоденствие и ликование сразу наступает, а в жизни… Спокойнее тебе будет, пока страна о тебе не знает.

Все, кажется, он прошел последний экзамен Наташи — Петя вдруг вздрогнул и прошептал, обмякая:

— Папа… Ты же найдешь маму?

Алексей не знал, что ответить на этот вопрос. Говорить, что Наташа мертва, сейчас как-то не вовремя. Петя от Шульца еще не отошел. Хорошо, что Петя продолжил дальше:

— И тетанну, и теть Елену… Ты же найдешь всех?

— Найду. Всех найду. Я очень постараюсь.

Петя зачастил, бесхитростно признаваясь:

— Я так боюсь. Мама своей жизнью за меня поручилась, а я отвечаю за её жизнь. Так и у тетанны и теть Елены. Если одна не возвращается с берега — вторую убивают. Так четыре года назад было. Тетя Елена не вернулась, и водяной убил тетанну, делая её русалкой. — Он сжался в комок, и Алексей не выдержал, принялся гладить Петю по голове, не зная, как еще его утешить. — Я так вырывался, когда меня из озера забирали! Я так боялся, что маму Идольмень убьет. Я так боюсь, что он её уже убил…

Последние слова Алексей еле расслышал — Петя их выдохнул ему куда-то в жесткий ворот кафтана.

— Ты ни в чем не виноват, не вини себя — это лишь вина Шульца.

— Идольмень жесток. Он тетанну утопил. Я боюсь, что он мог и маму… Хотя Шульц обещал, что так не будет.

Мысли просто кипели. Голова грозилась вот-вот взорваться. Алексей напрягся — картинка не получалась! И ростки странной надежды приходилось нещадно выпалывать из сердца — Петя прав: Идольмень жесток и лжив. Это он на себе прочувствовал, когда платил выкуп за родных, которые уже вырвались из-под власти водяного. Убить бы тварь, да поздно уже.

— Тебя в сентябре же похитили, верно?

— Ага, — он выдохнул куда-то в шею и сильнее прижался. — Я так рвался назад… Только Шульц сказал, что у него артефакт есть — этот артефакт велит Идольменю то, что надо делать. Он сказал, что Идольмень не убьет маму. Он сказал, что сразу двоих он вывезти и спасти не может — он вернется за мамой потом. А я не просил меня спасать! Я за маму боюсь. Вдруг артефакт не подействовал. Вдруг Идольмень маму уже убил… Я так боялся проболтаться… И я так ждал помощи… Шульц заставил меня выучить все о своей семье и всем говорить, что я его сын. Он сказал, что если я проболтаюсь, то мама умрет — он по артефакту прикажет и… Папа, ты же найдешь маму?

— Опаньки, — только и выдавил Алексей, не зная, что ответить сыну.

У Шульца не могло быть артефакта. Он нагло лгал Пете. Получается, что если Идольмень сдержал слово, то Наташа умерла еще в сентябре. И чей труп, получается, они нашли в «Змеевом доле»? И где тогда искать тело Наташи, если водяной сдержал свое слово…

Лиза впервые была в ординаторской. Во время Великой войны, когда мама брала Наташу и Марию в госпиталя для ухода за ранеными, Лиза считалась слишком маленькой и оставалась дома. Митеньку папа с собой в Ставку брал — для него цесаревич маленьким не был. Какие мелкие штришки её старой жизни вспоминаются подчас. Штришки, показывающие, что она в семье все же была чужой.

Ординаторская на Лизу не произвела впечатления — совсем как их кабинет в магуправе: столы с пишущими машинками, горы бумаг, шкафы, одинокая вешалка с шинелями. Только один стол выбивался из общей картины — он был девственно пуст. Это стол Лицына, поняла Лиза, с трудом удерживая зевок. Ночь была тяжелой, и день обещал быть долгим — может, Петя что-то вспомнит, что поможет в расследовании. Он умный мальчик, Шульц не мог учесть все — что-то да Петя видел. Или даже кого-то.

За окном празднично трезвонили колокола. Лиза сонно пыталась понять, какой сегодня день. Запуталась в календаре, не замечая ход времени. Никола Чудотворец, не иначе, должен быть сегодня. А подарка для Пети нет.

Авдеев на третий раз разглядывал листок с анализом крови Лизы, который ему принесли из лаборатории. Скепсис из его взгляда так и не исчез.

Лиза, устав рассматривать кабинет и темную улицу за окном в свете редких электрических фонарей, напомнила о себе — так и уснуть недолго:

— Гордей Иванович, пожалуйста, время идет. Петя в плохом состоянии — ему явно нужна моя кровь.

Авдеев наконец-то оставил в покое анализ — он положил его на стол и ткнул невоспитанно пальцем прямо в цифры, которые ничего не говорили Лизе:

— Вот кто тут в плохом состоянии, я готов поспорить. У вас крайне низкий гемоглобин. Для вас сейчас не то, что кровопотеря, для вас сейчас каждый анализ крови — как ходьба по минному полю. С таким… — он выразительно постучал пальцем по цифрам, — …ответственно заявляю, долго и счастливо не живут. Так что даже не думайте лечить Петра Калину своей кровью. Признаков обморожения у него нет, пневмонии, я думаю, избежать удалось. Он адекватно реагирует на лечение Баюши — нужды в вашем вмешательстве, Светлана Алексеевна, я не вижу. Поддерживающие и укрепляющие лекарства мы ему назначили.

— И все же я буду настаивать! — прозвучало излишне горячечно — Лиза сама это понимала. Голова была тяжелой, хотелось спать, и сдерживать раздражение получалось с трудом. — Простите, Гордей Иванович, но Петя мой племянник, я не могу быть в стороне.

Авдеева истериками пациентов было не пронять. Он хмыкнул:

— Гм… Кажется, вы не совсем понимаете, что происходит. Будете настаивать — я вас в терапевтическое отделение отправлю. На лечение. Продолжите настаивать — у нас хорошее психиатрическое отделение: пара укольчиков, и вы тихонько полежите под капельницей, пока вам будут капать кровь. Если донора, конечно, подберем. Вы в больнице, Светлана Алексеевна. Тут моя власть выше вашей. У вас угрожающее жизни состояние, когда вы не можете адекватно оценивать свое самочувствие.

Сон как рукой сняло. Лиза прищурилась:

— Только попробуйте. Я не одна — за дверью куча опричников.

Он откинулся на спинку стула и сложил руки на груди:

— Можно подумать, они не переживают за вашу жизнь.

— Гордей Иванович! Сейчас речь о Пете, а не обо мне.

Он легко пошел на попятную:

— Тогда давайте вы не будете вмешиваться в мое лечение. И тем более сомневаться в нем.

Лиза мысленно выругалась холерой — надо было в Москву к Шолохову идти с Петей, но Алексей не хотел пока всем демонстрировать своего сына. Достаточно того, что о нем знает Соколов. Сейчас хотя бы воспитательного дома при Опричнине, куда попадали все кромешники, опасаться не приходилось, а вот что думает Соколов об обетах — тайна темного леса. Может и заставить принести обеты — самые главные, самые первые.

Ладно, если Авдеев отказывается воспользоваться её кровью, есть еще Миша — он точно поможет. Петя и его племянник тоже.

Пауза затягивалась, прерывать её Лиза не собиралась, так что Авдеев, не дождавшись от нее ни слова, сам продолжил:

— Я тут составил договор о службе Баюши при больнице… — он достал из выдвижного ящика папку с бумагами и протянул Лизе. — Просмотрите, пожалуйста, и подпишите.

Лиза осторожно взяла папку:

— А почему вы меня просите об этом? Баюша сама в состоянии обсудить все пункты договора.

— Подписать-то документы она не может, считаясь нечистью, а не разумным существом. Тут без вашей подписи никак.

Что ж, еще одна реформа, в которой остро нуждалась страна — права́ разумной и нейтральной нечисти. Лиза улыбнулась — она не только о полицейской форме может думать. Сейчас, когда угроза престола отошла на задний план, думать о необходимости реформ было проще. Все же Кошка вбил в неё дикую боязнь ошибиться и принять ошибочное решение. Теперь, когда она знала, что тот же Алексей проверит за ней реформы и документы, одобряя или критикуя, было проще — словно камень упал с души. Огромный такой камень страха сделать хуже, чем было. Страх ошибиться.

— Я подпишу — после того, как все обсужу с Баюшей. Что-то еще?

— Да, конечно. Мне бы хотелось точно знать, на какой срок службы Баюши я и больница можем рассчитывать.

— Это опять же не со мной надо обсуждать, Гордей Иванович, — она пожала плечами.

— С вами… — он как-то тоскливо посмотрел куда-то за спину Лизы и словно решился: — это как раз от вас, Елизавета Павловна, зависит.

Лиза не вздрогнула — страх разоблачения давно исчез: ей все равно скоро оживать для всей страны — еще неизвестно, кого назначат регентом при Петре: её или Алексея. Зато сон как рукой сняло от вопроса — совсем неясно, откуда Гордей Иванович узнал, кто она. Баюша проболтаться не могла.

Авдеев оценил её выдержку:

— Вижу, что «голову с плеч!» кричать не собираетесь — спасибо. Я не выдам ваш секрет. Просто… Врачи подобны вам или полиции. Мы тоже имеем лишь тело в расследовании и улики, которые нам оставляет болезнь. Мы привыкли анализировать и сопоставлять данные. Мы — медицинские детективы. Я читал о ритуале в Сосновке и о похоронах Елизаветы Павловны в газетах. Вы очень похожи на фотографии Великой княжны Елизаветы. Вы можете возразить, что это лишь внешнее сходство, но вот беда — баюн-то остался при вас, а не при той девушке, что принесли в жертву. Пока Баюша была просто вашей кошкой, я и подумать не мог, кого я лечу на самом деле. Вы доверили мне тайну баюна — я не мог не понять, кто вы. Врачебную тайну еще никто не отменял, вы моя пациентка, я не выдам вас. Даже ради статистики царских посещений.

От недосыпа соображала Лиза плохо — только и удивилась последней его фразе:

— Простите, что? Царские посещения? При чем тут это? Вы считаете, сколько раз вас посещали царские особы?

Авдеев рассмеялся:

— Из всего рассказа вы услышали только это. Забавно.

— Я услышала все, — немного обиженно сказала она и заставила себя успокоиться. — Отрицать очевидное глупо. Я Елизавета Павловна, вы правы. Скоро об этом будет объявлено… По поводу Баюши даже не волнуйтесь. Она будет служить в больнице столько, сколько ей будет интересно. Доставлять её даже из Москвы сюда — дело четверти часа, не больше. Вот тогда ваша статистика царских визитов может зашкалить… Хотя я не помню, что моя матушка посещала вашу больницу.

— Посещала… Было дело, даже вместе с вашим батюшкой, но я не об этом. Царские визиты — наша служба психиатрии ведет шуточную статистику высоких особ. Иногда мне кажется, что психиатры сами недалеко ушли от своих пациентов. У нас в палатах сейчас есть Наполеон, пара Петров Великих, одна Бешеная Катька, которая до сих пор кается и пытается вымолить прощение… А уже столько у нас перебывало Великих княжон — страшно представить. Семеро, вроде. Хорошо, что вся эта истерия с потерянными княжнами сошла на нет. Вот уже года четыре, если я не ошибаюсь, Великие княжны в психушку к нам не попадали на лечение… Вы были бы двенадцатой царской особой, имевшей честь лечиться в нашей больнице.

— Мне очень повезло с отделением, — не сдержала смешка Лиза. Вот только оказаться в психиатрическом отделении не хватало.

— Что-то еще, Светлана Алексеевна?

— Если у вас нет ко мне вопросов, то я, пожалуй, пойду.

— Позвольте хотя бы вам несколько рецептов на лекарства выписать.

— Не нужно — у меня хороший лечащий врач, — Лиза поднялась со стула.

Авдеев еще раз оглядел её внимательно и смирился:

— Как знаете… — воспитанно подниматься следом и провожать её до двери он не собирался. — Берегите себя и постарайтесь избегать кровопотерь.

— Потому что я нужна стране? — Лиза замерла у дверей.

— Вовсе нет. Чем меньше народа у кормушки власти, тем больше перепадает простым людям. Россия переживет ваше отсутствие у власти. Ваши родные такого не переживут. Тот же князь Михаил Волков.

— Вы антимонархист?

— Позовете опричников? — вскинул брови вверх Авдеев. — Лицына ваши псы уже забрали.

Лиза не стала объяснять про Лицына, она только честно призналась:

— Я тоже антимонархист. Меня к власти подпускать нельзя. Только мне не верят.

— Тогда удачи вам! Никаких кровопотерь и ранений!

Она попрощалась кивком — оставался не развеянным только воздух, а ему… Или ей только мертвая кровь и нужна. Больше никаких кровопотерь и не должно было быть. Только Сашей или Алексеем не хотелось рисковать. Страшно. Они оба уже вспаивали стихии, воздух для них может быть смертельным. Попросить Ивана Вихрева? Он не последний человек в Опричнине, он… Лиза качнула головой — собой рисковать проще, чем просить Ивана — он же за приказ это может принять. Холера!

В больничном коридоре было пусто — раннее утро в отделении в выходной день всегда неторопливое. Воняло лекарствами и болезнью. Яркие лампы под потолком слепили уставшие глаза. То и дело доносились стоны и крики боли из перевязочной — там работа уже кипела.

Саше это не мешало — он спал, тяжело осев на скамье и откинув голову назад, на стену, чтобы жесткий воротник не сдавил шею. Лиза сама еле сдерживала зевки — её тоже клонило в сон. Она осторожно, стараясь не разбудить Сашу, села рядом, любуясь его профилем. Папку с договором Баюши она положила на скамью рядом.

Саша зарос щетиной. Под веками быстро метались глаза, словно ему снился какой-то сон. Лизе хотелось потянуться и украдкой поцеловать Сашу в уголок губ, чуть шершавых и обветренных, поправить отросшие и налезшие на лоб волосы, слипшиеся сосульками после вынужденного купания в Идольмене. По его виску потекла капелька пота. Сашины скулы лихорадочно алели. Да у него же жар! Лиза прикоснулась ко лбу — точно, словно утюг горячий.

— Сашенька…

— Аюшки? — Он тут же проснулся, выпрямился, кашлянул, виновато посмотрел на Лизу, потирая заросший подбородок: — Прости, закунял.

Иногда он так простонародно выражался, что Лиза только умильно улыбалась, не зная, что сказать.

— У тебя жар, Саша. Тебе надо в постель и лечиться. — Она все же провела пальцами по его лбу, убирая челку назад.

Он снова закашлялся в кулак, долго и натужно, сгибаясь пополам.

— Холера… Лиза, не бери в голову — это ерунда. Сейчас не до болезни. Алешка вон тоже простуженный, но служба не ждет.

По его лбу градом покатился пот. Саша не выдержал и расстегнул мундир:

— Прости, жарко.

— Саша… — Лиза не могла словами передать всю свою нежность, которая как волна затопила её. Сильный, уверенный в себе мужчина, который никогда не отступит в сторону и не предаст. Только даже таким надо лечиться, а не на ногах переносить простуду. Она достала платок и промокнула им пот на Сашином лице. — Тебе надо лечиться.

— Я телефонировал Михаилу — он вот-вот приедет.

— Хорошо…

— Необычно, — пробормотал он, обнимая её за плечи и притягивая к себе. Её обдало запахом тины и еще чего-то из Идольменя.

— Что именно необычно? — она уткнулась носом ему в ворот мундира. Тот привычно пах бергамотом.

— То, что ты перестала настаивать на моем лечении.

— Тебя Миша достанет — он упорнее и упрямее меня. А еще он очень любит благодетельствовать. Тебе от него не сбежать.

По коридору как раз промчался в сторону ординаторской Михаил — встревоженный, бледный, невыспавшийся. Он только махнул рукой в приветствии — уже через минуту он выскочил обратно из кабинета и потащил за собой в Петину палату Авдеева.

Лиза улыбнулась:

— Видишь, Мишка упрямый и целеустремленный. От него ни ты, ни Алеша не убежите.

Алексей как раз убежал — его выставили из палаты под предлогом лечения Пети. Из палаты доносился подозрительно довольный голос Авдеева. Мишу на его фоне даже слышно не было. Вихрев из кромежа доложил:

— Все хорошо.

Алексей, тоже с лихорадочным румянцем на лице, сел рядом, расстегивая свой кафтан — он заметил, что Саша не стеснялся.

— Не помешаю? — прозвучало как-то угрюмо из его уст. Обычно он фонтанировал насмешками. Смерть Наташи сильно его подкосила.

— Нет, конечно. — Лиза заставила себя сесть прямо. — Как Петя? Мне его лечить запретили…

Алексей откинулся назад, затылком опираясь на стену. Было видно, как ходит вверх-вниз его кадык. Совсем Алексей себя загонял — похудел до невозможности и устал.

— Ничего. Хорошо. Кашляет только… Мы с ним поговорили… Он даже понял меня и поверил, что я его отец. Хочется верить, что он это принял. Надеюсь, он когда-нибудь простит меня. Я еле доказал, что его отец. — Алексей укоризненно скосил глаза на Лизу: — кое-кто забрал у меня все доказательства!

— А я тут при чем?

Алексей рассмеялся — нет, этого шута ничем не пронять, поняла Лиза. Он падал, разбивался и снова вставал с безбашенной улыбкой на лице.

— Ты забрала у меня мою саблю из тьмы. Петя еле поверил, что я кромешник. Оказывается, Наташа тоже верила, что я адская тварь, а не человек. Думала, что кромешник от кромешной тьмы, а не от кромежа. — Он сцепил пальцы в замок. Кажется, говорить о Наташе ему ещё было тяжело.

Лиза положила ладонь поверх его пальцев:

— Алеша, все наладится. Главное, что Петя жив. Остальное потихоньку наладится. Я рядом, Саша рядом. Ты с Петей, если не против, будешь жить у нас первое время, пока не обзаведешься своим домом. Доведем дело русалок до конца, разберемся со стихиями… Все наладится.

— Я пока не говорил ему о Наташе… И об огне…

Лиза не удержалась и дала ему легкий подзатыльник.

— За что, Лизавета Павловна? — укора в его глазах не было, только легкие смешинки.

— За то, что не спишь как следует который день и перестаешь из-за этого думать. Мне никогда не было больно жить. Я никогда не умирала, как не умирал и Петя. Ему не надо проходить очищение огнем. Он может владеть хоть тьмой, хоть светом, как когда-то я.

— Но ты же…

— Я шагнула в огонь из-за Саши — Огнь та еще стихия, с него бы сталось поджарить Сашу и сказать, что ничего не вышло. Тебя-то водяной тоже обдурил с выкупом.

— Что есть, то есть, — признал Алексей и принялся рассказывать о том, что Наташа в озере была не одна. Там еще Анна и Елена жили.

Лиза хмурилась. Получается, она потеряла не одну сестру, а сразу двух… Точнее трех. Просто Анна погибла четыре года назад, а сейчас развеялась вместе с водяным.

Саша размышлял, уйдя в себя.

Даже Вихрев из кромежа краешком показался — только возмущенное лицо да рука, ищущая что сжать покрепче.

— …Шульц угрожал Пете тем, что прикажет водяному убить Наташу, если тот проболтается о своем похищении. Якобы у Шульца есть артефакт управления стихией. Артефакт, которого у него точно быть не могло. Петя всего лишь ребенок — он поверил в это.

Саша уперся взглядом в пол:

— Императрице-матери на момент «Катькиной истерики» было шестьдесят шесть лет.

Лиза и Алексей удивленно посмотрели на него. Вихрев полностью вылез из кромежа. Саша упрямо продолжал:

— Она магиня — для них это не возраст. Она выбралась из гибнущего Санкт-Петербурга и отбыла на родину, как мы знаем. Она вполне могла сделать это с… комфортом. Прихватив артефакты.

Лиза замотала головой:

— Подожди, ты хочешь сказать, что моя бабушка Вики… Моя бриттская бабушка, учившая нас с Наташей на скорость есть конфеты, могла предать страну и вывезти куда-то под шумок артефакт или даже артефакты?

— Или их спрятать так, что могли найти только нужные люди… — Саша поднял взгляд и посмотрел на Лизу. — Это вариант. Императрица-мать, супруга Василия Шестого никогда не любила императрицу Елизавету — это все знают. Так что вариант с артефактом у Шульца нельзя исключать. Это… Жизнеспособный вариант.

Алексей энергично растер ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями:

— Тогда это вообще не уровень княжеских разборок. Тогда это уже международный уровень, Сашка. Уровень разведок. И… Ты бредишь, Сашка. Вот точно бредишь. Чтобы пограничная стража так прокололась и позволила вывезти такие артефакты…

Саша просто напомнил:

— Ты тогда вообще умудрился жениться на Великой княжне. Напоминать дальше, какой бардак был в стране?

— Опаньки… Что ж все хужее и хужее, как говорит Леший. Эдак у нас Шульц объявит себя посольским служащим с дипломатическим иммунитетом и ускользнет из наших рук.

Лиза задумчиво добавила свою версию:

— Я думаю, что есть вариант с тем, что воздушный артефакт вообще выведен из строя. Во время ритуала над Михаилом. Ведь был получен Золотой сокол, но цена оказалась такой, что больше этот вариант пробовать не стали. И… Да, вариант с артефактами и бабушкой во главе заговора тоже стоит иметь в виду. Я видела обращения в газетах — императрица-мать Виктория все еще надеется, что её внучки найдутся и вернутся к ней. Я не пыталась даже выбраться из страны, потому что понимаю — долго бы я там не прожила. Попытки высадки Британского экспедиционного корпуса в Архангельске и в Петропавловске-Камчатском под шумок «Катькиной истерики» еще не выветрились из моей памяти.

— А фотограф Сидоров, проявлявший для Перовского пленки в Волчанске, необычайно разбогател в мае и исчез, — добавил Саша.

Дверь палаты открылась, и оттуда вышел довольный собой, полыхающий ослепительной улыбкой Михаил:

— Еще раз доброе утро, кого не видел! — Он взлохматил рукой свои отросшие волосы: — Петенька пролечен. Думаю, что часа через два его можно будет забирать из больницы… Так… Еще… Лиза, свет моей души, поздравляю с племянником, как и самого себя. Саша — лечиться! Алексей э-э-э… Петрович…

— Можно по имени — не чужие друг другу, — Алексей заставил себя выпрямиться.

Миша довольно кивнул:

— Рад, что ты это понимаешь. Поздравляю с сыном и с новообретенной семьей. В связи с этим сообщаю, что тебе тоже срочно лечиться. И вам с Сашей обоим бы отоспаться.

Алексей отмахнулся:

— Некогда.

— Если кто-то забыл, то сегодня день святого Николая Чудотворца, — с нахальной улыбкой, шире, чем когда-нибудь улыбался Алексей, напомнил Михаил. — Я приказал в Волчанске в имении подготовить все для катка, построить снежную крепость и горки. Поскольку ты у нас вода… — Палец Миши невежливо ткнул в сторону Алексея, — то тебе с горками и разбираться. Пете должно понравиться общество сверстников: у меня в имении сейчас мал мала меньше. Катенька старше его всего на год, Машенька на два. Я позвал племянников и кузенов — будет с кем повеселиться и отдохнуть от ужасов похищения.

Дверь палаты снова открылась, и показалась Петина голова — кажется, Миша его заранее подговорил:

— А Егорку возьмем?

Миша резко махнул головой:

— И Егорку возьмем! Если твой отец разрешит это поездку. И, Петя, на будущее — князья не подслушивают. Ты или обратно в палату или полностью сюда. Иначе несолидно.

Петя в пижаме выполз в коридор — босыми ногами!

Алексей моментально поймал мальчишку на руки и усадил к себе на колени:

— По полу босиком не ходить!

Петя поморщился:

— Но это же дом. Дома можно.

— Это не тот дом, где такое можно, Петь. Хорошо?

Мальчик покладисто кивнул.

— Так мы поедем кататься на горках?

Алексей серьезно посмотрел на Михаила, который не стеснялся так манипулировать ими. Тот спокойно добавил:

— Еще там будут Юсуповы, Дашковы, Громовы… Я многим приглашения отправил. Своим, конечно.

Миша любил причинять добро, не интересуясь мнением доброполучателей. Лиза вроде с ним уже не раз говорила об этом, но тому все равно — он благополучно забывал её нравоучения. Холера! Хотя Пете и впрямь бы не помешало отвлечься от случившегося, тем более в компании сверстников, тем более в такой день.

Все взгляды устремились на Алексея. Тот даже замер:

— Не смотрите так. Мне надо подумать. Сегодня еще куча допросов предстоит.

Петя дернул его за руку:

— Пожалуйста… — уроки делать огромные умоляющие глаза он не иначе у баюши брал. Или от рождения так одарен.

Кажется, ближайшее время Петя будет вить из Алексея веревки. И вырастет он самым разбалованным ребенком на свете. Кто-то же должен проявлять твердость в воспитании мальчика. Наблюдая, как расплылись в улыбках суровые лица опричников, и даже Саша не устоял перед Петей, Лиза поняла, что быть суровой и принципиальной предстоит стать ей. «Наташа… Холера, я же не готова для такого!» — так и хотелось сказать ей.

Алексей наконец решился:

— Хорошо. Как только выпишут. Только одно условие — никаких тайн и побегов, Петр Алексеевич.

Лиза не сдержала смешок — очень не хватало Соколова с его угрозами Алешке, которые его никогда не останавливали. Иван хмыкнул:

— Петр Алексеевич, берегите уши. Алексей Петрович, вас это тоже касается.

Лиза смирилась: горки — так горки. Быть может, она найдет-таки в Волчанске стихию воздуха.