Кровь в наших жилах

Глава сорок четвертая, в которой чуть не требуют развод

Никогда еще Лизу не обнимали столько раз и столько разных людей, и столь крепко и радушно. Она переходила из объятий в объятья, пока суровый Еремей Александрович не вмешался и не пробурчал, что хватит уже, пора бы и честь знать, Елизавете Павловне и отдохнуть бы не мешало. Все вокруг завозмущались, ведь как не поднять тост за возвращение и здоровье Великих княжон. Правда, на Алексея при этом косились странновато — все видели, как Наталья пронеслась в дом мимо них, словно они — пустое место. Лариса взяла из рук Лизы туесок с ягодами и степенно направилась на кухню — народ напоить-накормить надобно!

Лиза, обведя всех взглядом, с диким жаром в сердце поняла, сколько людей ждали и верили в её возвращение, когда она сама себя похоронила и смирилась с участью нежити… Она даже не догадывалась, что у неё оказалась настолько большая семья — почти семьдесят братьев-кромешников.

Алексей с несколько шальной от скрываемой боли улыбкой подошел к ней последним, крепко прижал к себе и пробормотал в макушку — он все же та еще верста коломенская:

— Лиза, как же хорошо, что ты вернулась…

Шум толпы вокруг стих, словно они с Алексеем остались одни на этом свете.

— А Наташа? Ведь тоже хорошо.

Он посерьезнел, отстраняясь и заглядывая в глаза:

— А Великая княжна Наталья потребовала развод, который я ей предоставлю.

У Лизы сердце тут же провалилось куда-то в живот, а то и пятки:

— Леша… Но зачем же так… Ты же…

— Она в своем праве, — строго сказал он. — Я подвел её. И у престола я ей буду только мешать. И Петя тоже — он без сокола.

Лиза решительно выпрямилась и ткнула его пальцем в грудь:

— Ты говорил про Петра и Февронию! Ты! Почему ты сейчас передумал?! Почему сдался…

Он совсем растерялся, улыбка сползла с его губ, словно её сорвали с болью:

— Но я же не могу быть сволочью и насильно удерживать её. Пойми! И между тобой и Наташей в плане воспитания оказалась пропасть. Она не сможет быть Калиной на престоле. Ты — запросто, просто потому что ты нас всех равными себе считаешь.

Лиза тут же возразила:

— Алеша, это не так! — и тут же смутилась, понимая, что смешливый Алексей сейчас вывернет наизнанку её слова. Она скомканно добавила: — Я поговорю с ней.

— Сперва придется доказать ей, что ты та самая Великая княжна Елизавета. Ты немного иначе выглядишь, если забыла.

— Смогу! — Лиза тут же грустно призналась: — хотя моему соколу она может и не поверить в череде подделок.

Ей вспомнились Анна и Елена, у которых не было соколов, несмотря на официальные заявления.

Алексей кивнул:

— Факт. Тогда, прошу, передай ей, что самодержавие кануло в Лету. Кажется, она об этом и не подозревает.

Лиза кивнула, направляясь в дом — Саша шел рядом с ней, готовый поддержать, если она оступится.

— Сначала отдохни, приведи себя в порядок, — Алексей на ходу выдернул из Лизиных волос пару сухих листочков. Он любезно распахнул дверь в дом — неизменная, только чуть горькая улыбка уже сияла на его лице: — Прошу! И я серьезно: отдохни и потом уже поговори — никто отсюда не сбежит. Она потребовала обновление клятвы опричников — лично ей. Сейчас Соколов примчится, потом Милютин — тут будет не протолкнуться от высоких и очень высоких людей. Сбежать, что ли?

Он остался у двери — не пошел в дом, как и большинство опричников. Хотелось надеяться, что про побег он все же пошутил, хотя… Хотя… Вариант! Сейчас никого, кроме Саши, видеть не хотелось, но ведь и Соколов, и все остальные захотят лично убедиться, что с Великими княжнами все в порядке.

Лиза шагнула в тепло дома, Саша тут же молча принял у неё шинель — шапку она где-то потеряла, то ли на берегах Перыницы, то ли в берлоге. Надо составить убедительную речь для Наташи, но мысли разбегались. Не так Лиза представляла возможное возвращение сестры… И участь Елены раскаленным гвоздем застряла в голове, причиняя боль — той совсем мало удалось пожить на земле из-за Голицына. Ведь если Наташа жива, то в купальном доме была именно Елена.

Саша серьезно посмотрел на Лизу, взял её за руку и повел в сторону жилых комнат.

— Тебе надо отдохнуть…

Лиза улыбнулась и не удержалась — провела рукой по его чуть заросшей щеке, только чтобы убедиться — он тут, он не сон в её зимней, засыпанной золотыми листьями берлоге.

— Я сейчас к Наташе — поговорю с ней, но сперва, ради бога… Какой сегодня день?

— Шестнадцатое декабря, — Саша криво улыбнулся, ловя её руку и осторожно целуя кончики пальцев.

— А год?

— Все тот же тридцать первый, но я ждал бы тебя столько, сколько нужно.

Лиза лишь шагнула к нему и прижалась, впитывая его тепло и нежность с ароматом бергамота. И не нужны поцелуи и что-то больше. Просто он тут, просто он есть. И она есть. Живая. Не нежить. Из дальней комнаты высунулся беспокойный Петя и тут же исчез, утянутый обратно рукой Егорки. И Наташа есть — с ней надо поговорить! Она заставила себя отодвинуться и пойти в комнаты Натальи — она еще помнила по счастливому прошлому, где всегда жила сестра в этом доме.

Наташина гостиная ничуть не изменилась — Лариса во всем доме поддерживала порядок. Кто-то из лакеев успел даже растопить камин и принести поднос с чаем для уставшей, сгорбившейся в кресле Наташи. В ванной с шумом набиралась вода. Было слышно, как там хлопотала горничная.

Света в комнате не было — Наташа предпочла сидеть в густеющих сумерках. Вечер быстро переходил в ночь. Хорошо, что леший их разбудил при свете дня, ночью Лиза могла и не сдержаться, уничтожая сестру — слишком поздно поняла, что под водой нет солнца, потому и кожа так выцвела, до мертвенного цвета. Наверное, Шульц долго прятал Петю, чтобы тот успел загореть. Узнать бы, что там с расследованием, удалось ли продвинуться, удалось ли найти того, кто запер девушек в доме. Алексей за последний месяц сильно изменился — в начале знакомства он чуть не убил на месте глупых грабителей, которые не опознали в Лизе единственную на всю губернию магиню, сейчас он даже Шульца пальцем не тронул, когда выяснилось, что тот посягнул на императорскую кровь, на его сына. Мысли после пережитого даже у самой Лизы хаотично скакали с одного на другое, что творилось в голове Наташи, страшно представить. Десять долгих лет. Десять лет, когда ждешь одной единственной ночи в году, дарующей свободу. Десять лет напрасных надежд, разочарований, боли и новых ожиданий. Не каждый это вынесет — десять лет плена. Понять бы, что с Наташей. Выдержала она или потеряла себя?

Лиза, разглядывая спешно выпрямившуюся в кресле у камина сестру, замерла на пороге — сейчас Наташин возраст был сильно заметен, не то, что на фотографиях Перовского. Она была какая-то потухшая, выцветшая, потерянная. Все так же в старом сарафане и с босыми, грязными ногами.

— Прости, это опять я. Нам надо поговорить, — Лиза не собиралась лебезить и менять тон. Они сестры. Они всегда говорили на ты.

Наташа кивком указала на кресло рядом. Кажется, запал ругаться и кричать прошел. Все же Наташа чем-то напоминала матушку — так же легко загоралась и закипала гневом. Только в отличие от Бешеной Катьки она столь же быстро успокаивалась.

Наташин взгляд с тревогой гулял по Лизиному лицу, что-то ища и явно не находя. Лиза её понимала. Она помнила, с каким ужасом впервые разглядывала себя в приютском зеркале. До этого лужи и родники только цвет волос и выдавали.

— И все же, кто ты такая?

Лиза твердо повторила:

— Твоя сестра Елизавета.

Наташа медленно качнула головой:

— Этого не может быть. Мою сестру принесли в жертву на капище. Именно поэтому случился магический катаклизм десять лет назад. Поверь, я знаю.

Лизе было жаль сестру — она разучилась широко улыбаться и задорно, в голос смеяться — так громко, что даже матушка приходила и выговаривала о недостойном поведении.

— Это далеко не так. За меня вступился Дмитрий. Так что я вполне жива. Потом опричники проведут все необходимые…

— Им нет веры, — глаза Наташи яростно сверкнули. Разговор уходил куда-то прочь, совсем не в ту сторону, куда хотела Лиза. Хотя свою речь о Калине она так и не составила. Ей тоже было дурно. Ночь приближалась, а леший попрощался с ней — вряд ли он будет её сегодня ждать на поляне в лесу. Без поддержки леса перед глазами легко в сиреневых сумерках возникали голодные, безумные глаза берегини и мертвый берег. Лиза поморщилась — она же Мише об этом не сказала! Только обняла и поблагодарила за веру. Надо будет сказать, что в его землях прорвалась Навь.

Наташа в упор смотрела на Лизу, и та опомнилась, пытаясь сосредоточиться:

— Ты из-за соколов так говоришь? Из-за соколов, которые оказались совсем иными, как нам говорили?

— Я не могу говорить с тобой об этом.

— Хорошо! — Кажется, Наталья была в курсе аферы с соколами. Лиза принялась перечислять: — отец был всего лишь медным соколом. Матушка — тоже. У тебя и Дмитрия были медные сокола, у Анны и Елены соколов не было. Я же сейчас, как и твой муж Алексей…

— …это ненадолго.

— Что именно?

Наташа медленно, словно смакуя слова, произнесла:

— То, что он мой муж.

— …у него золотой сокол, между прочим. — Лиза ждала хоть какой-то реакции от сестры. Им с Алексеем не надо разводиться, это не мезальянс. Золотой сокол — всегда золотой сокол.

Наташа замерла, что-то обдумывая, потом сухо сказала:

— Поддельный, полагаю. — Кажется, слова про саму Лизу, она не расслышала. Наташа опустила глаза и прикусила губу: — И у тебя золотой сокол. Надо же!

— Это ничего не значит. Ты старшая. Тебе и править.

— Словно я всегда этого хотела. Я хотела одного после наводнения — жить простой жизнью с мужем и детьми. Дом, небольшой огород, может, скотина. Я бы собирала ягоды и грибы, муж бы ходил на охоту и рыбалку. Мы бы жили скромно, но счастливо, так, как нас учил батюшка.

Лиза замерла, не зная, что и сказать по поводу таких представлений о жизни. Отец хотел чего-то подобного, радуясь покою на Вдовьем мысу и в других местах. Только его «простую жизнь», его «маленький рай» обеспечивала огромная страна, утопавшая в нищете.

Наташа поморщилась и обиженно заметила:

— Не надо на меня так смотреть.

— Как?

— Жалостливо! Алеш… — она осеклась. — Опричник Калина на меня точно так же смотрел, когда я говорила, что я хочу. При мне были драгоценности — я возвращалась с бала, когда все началось… Денег за украшения хватило бы на жизнь с Але… — она снова замолчала, а потом громко, прежде всего убеждая саму себя, сказала: — все, хватит о Калине.

— Не хватит, Наташа. Я понимаю, тебе плохо, но постарайся меня услышать. О нем надо поговорить. Алексей все эти десять лет тебя искал. Ему на Ладоге девять лет назад русалку похожую на тебя подсунули. Но он все равно тебя искал.

— Он меня даже каждый год находил, — это прозвучало горько. Лиза понимала сестру — для неё, скрытой под толщей Идольменя, все казалось иным. Она думала, что Алексей её раз за разом предает — быть может, даже боялась, что это из-за брака и борьбы за трон. Быть может, она не раз жалела о поспешном венчании.

— Ты не знаешь, но у опричников множество обетов, в том числе и из-за Идольменя. Хоть раз вспомни, чтобы сюда, на Вдовий мыс нас сопровождали именно они. Все опричники не допущены к тайнам Идольменя. Они забывали все, что происходило на берегу. Я видела это не раз. Я знаю это. Как знаю и то, о чем ты его каждый раз просила. И, между прочим, я ему это не сказала.

— Мне нечего скрывать.

— А как же твоя просьба забрать Петю? Ведь Идольмень бы убил тебя тотчас, как только бы понял, что Петя для него потерян.

Наташа поморщилась, и пламя в камине высветило её морщины, превращая почти в старуху:

— Ты ничего не понимаешь.

— Может быть. Я знаю одно — Калина замечательный человек. И он бы не смог жить после того, что собственными действиями убил бы тебя.

— Ты ничего не понимаешь…

— Я знаю, что Идольмень убил Анну.

Наташа качнула головой:

— Не Анну — Елену. Петя не знает. Он любил Елену. Эти близнецы, так похожие друг на друга, вечно разыгрывали меня, меняясь именами. Мне их как-то пометить хотелось: это Анна, это Лена. Глупые детские проделки. Когда Анна и Елена подросли, они, нарушая все запреты, попеременно поднимались на поверхность и общались с редкими людьми — мало кто гуляет по ночам по берегам Идольменя. Сама понимаешь, говорить с деревенскими мужиками, ловящими рыбу, их не прельщало. Один раз Елена познакомилась с каким-то романтическим юношей из «Змеева дола», обожавшим ночные прогулки… Елене юноша не понравился — она сказала, что он гнилой внутри. Анна решила на него глянуть. Она буквально сошла с ума от любви к нему. Тринадцать лет — время первой любви. У меня было почти так же когда-то… Анна, мечтавшая о своем «принце», выпросила тайком от Идольменя у Елены её право погулять в Майскую ночь и ушла под её именем — она не хотела ждать еще год. Когда она не вернулась в озеро после Майской ночи, Идольмень убил Елену, думая, что наказывает Анну. Я не стала говорить Пете, что русалкой стала Елена — он был очень к ней привязан. Русалки… Они же ничего не помнят о прежней жизни. Они забывают все, кроме желания мстить живым, тем, кто их предал. Так вернувшаяся со временем в Идольмень Анна стала для всех Еленой — она напугалась гнева Идольменя за обман. Она словно потухла после короткой жизни среди людей… Что с ней сталось потом, когда из озера похитили Петю, я не знаю.

Лиза замерла — что-то подобное она и ждала. Она думала, что Елена будет притворяться ради трона старшей Анной. Получилось чуть иначе, но все равно плохо. Бедный юноша, не дождавшийся свою Анну. Знал ли он, кого на самом деле полюбил. Пусть он никогда не узнает, как она умирала в купальном домике.

— Тогда… В сентябре… Когда Идольмень превратил тебя в русалку… Что тебе пообещала берегиня?

Наташа пожала плечами:

— Она обещала, что я не стану русалкой и не буду мстить Але… — она вновь осеклась.

Лиза не удержалась и протянула руку Наташе, сжимая её пальцы в жесте ободрения. Даже умирая, Наташа думала прежде всего о Калине и его жизни. И кого она хочет обмануть своим требованием развода? Только саму себя.

— Я боялась, что, став нежитью, буду убивать. Берегиня, попросив выпить из неё кровь, пообещала, что спрячет меня от гнева Идольменя в Перынице, где его власти нет. Она пообещала, что не позволит мне убивать. Я же была молодой голодной русалкой — мне было все равно, чью кровь пить… — Она передернула плечами — все же ей было далеко не все равно.

Лиза сопоставила воспоминания берегини и слова Наташи. Получается, что Наташа, выпив живую Мишину кровь из берегини, спасла свою жизнь. О том, что из-за этого чуть не погибла потом сама Лиза, она говорить сестре не будет — это проделки берегини. Это неважно. Важно то, что Алешка был до сих пор нужен Наташе. Надо ей помочь перешагнуть через обиды, копившиеся десять горьких лет.

— Наташа, Алексей все эти годы искал тебя, просто он все забывал. Это не его вина. Пойми, обеты опричников сильны, их нелегко обороть. И он бы не простил себя, если бы стал причиной твоей смерти, — ей было важно, чтобы Наташа услышала её. Та услышала, но сделала свой вывод:

— Значит, забыл бы и это.

— Наташа!

Та повернулась к ней и честно сказала:

— Прости, ты знаешь много, но так и не смогла меня уверить в том, что ты моя сестра.

Лиза призналась, глядя как пляшет пламя в камине:

— Мне тоже больно. Я же тоже умерла там на мертвом берегу Перыницы, как и ты… Приближающая ночь и темнота пугают меня и сбивают с мыслей.

Наташа только махнула рукой, и в гостиной загорелся свет — она эфиром включила электрическую лампу под потолком.

— Спасибо, — пробормотала Лиза. — Я хотела составить речь, но в голове до сих пор сумбур… Я родилась от любовника нашей матушки — от опричника Кошки.

— Это очень заметно — то, что он твой отец.

— То, что моя мать — Екатерина, тебе придется поверить. Меня в семье звали Вета. Веточка. Наша бабушка Вики очень любила устраивать соревнования по скоростному поеданию шоколадных конфет — ей в детстве запрещали их есть. Матушку эти соревнования раздражали — она говорила, что Великие княжны должны подавать пример сдержанности и…

— …и легкий голод еще никого не убивал! — наконец-то бледно улыбнулась Наташа.

— Именно! Мы всегда спали на походных кроватях — их легко было передвигать по комнате без помощи слуг…

— А тем временем у Митеньки была роскошная кровать с балдахином, размером с полспальни, не меньше!

— И нам на ней запрещали прыгать, — продолжила Лиза. — Невместно. У меня была кошка по прозвищу Маша. И когда сестра донимала меня, я на весь дворец звала свою кошку. «Машка!» — ведь так называть противную сестру нельзя, а кошку можно. Её, оказывается, постоянно прятал в шкафах твой паж…

Наташа тут же потеряла легкую улыбку, которая блуждала на её лице при воспоминаниях:

— Не надо. Я просила не напоминать о нем.

— Он своей кровью заплатил за твою и Петину свободу. Именно поэтому у него появился золотой сокол. Тебя больше никогда не заберет Идольмень — Алексей позаботился об этом. Все стихии получились свободу, все распались на элементы… Никто больше не имеет над тобой власти. — Лиза замолчала. Услышала ли её Наташа, она не знала. Та сидела, упершись взглядом в пол, как Саша, когда усиленно думает. Лишь кивки на некоторые слова подсказывали Лизе, что Наташа не полностью ушла в свои думы.

Внезапно Наташа резко поднялась с кресла и без слов помчалась прочь из комнаты. Лизе только и оставалось подавиться «холерой» и нестись вслед за ней. Как же ей повезло с Сашей! Он после «Орешка» принял её испуганной, покалеченной, сбегающей без предупреждения на Идольмень, но ни слова не высказал. А ведь наверняка испугался, когда не нашел в её в доме, наверняка давился ругательствами и запрещал себе думать о плохом, совсем как Лиза сейчас.

Наташу вынесло на улицу. Опять босиком! Опять в одном сарафане. Она промчалась через всю толпу опричников, терпеливо ожидавших клятву на улице — в доме места для них не было.

Алексей, выговаривавший Вихреву, словно что-то почуял — резко развернулся и успел поймать Наташу в объятья. И снова на него обрушился град ударов в грудь и крики:

— Что ж ты за идиотина! Тебя же убить могли! Я же раз за разом говорила — не смей ходить в Идольмень! Не смей кормить кровью! Не смей отдавать жизнь за меня. Идиотина, в кого ты такой глупый и упрямый… Что с тобой не так, Калина?!

— Ваше импе…

Она прижалась к нему, головой упираясь в его грудь.

— Молчи, лучше молчи…

— Наташа…

— Леша, Алешенька, да почему с тобой никогда не бывает просто… А если бы Идольмень тебя выпил… Как бы я тогда жила…

На Лизины плечи опустилась теплая, пропахшая бергамотом шинель. Лиза, стоя на крыльце, подалась чуть назад, чувствуя твердое, мужское плечо.

— Нельзя Алексею знать, что Наташа собиралась Петю в карачун отдать. Нельзя.

Саша прошептал:

— Он знает. И он промолчит, он ничего не будет высказывать их императорскому величеству.

Лиза кивнула, а потом шепотом, только чтобы Саша услышал, сказала:

— Спасибо. Спасибо, что терпел меня после допросной.

— Лиза… — его пальцы скользнули по её волосам, вытаскивая сосновую иголку, невесть так попавшую туда. Он что-то хотел сказать, но рядом встал выбежавший из дома Михаил, и Саша замолчал.

Михаил глянул на Лизу и подмигнул. Ничегошеньки в нем не меняется, а вроде леший говорил, что тот дар волковский принял, став волкодлаком.

— Ш, не смотри на меня так, Лизавета-свет Павловна.

— Миша…

Вихрев тем временем стащил с себя кафтан, накинул на плечи Наталье. Алексей взял её на руки, что-то быстро шепча. Она замотала головой и гордо выпрямилась на его руках.

Саша тихо сказал:

— Кажется, сейчас будет речь.

Лиза поджала губы. Сейчас прозвучит сакраментальное: «Мы, божьей милостью Императрица и Самодержица Всероссийская Наталья Павловна» — и прочая, и прочая, навсегда все меняя между ними.

— Ты случайно не знаешь рифму к имени Ирина? — шепотом спросил Михаил, сбивая с грустных мыслей.

Сбоку ему подсказали голосом Аксенова — он тоже вместе с Катей вышел посмотреть, что же случилось:

— Иринка-апельсинка.

— Нельзя же так… — Михаил даже поперхнулся словами от возмущения.

Катя сухо сказала:

— Это тебе за всех сразу «душенек-Катюшенек» и «свет моей души».

Лиза не сдержала смешок. Саша за её спиной тоже фыркнул:

— Ирине Сергеевне несказанно повезло с именем.

— Да ну вас! Возьму и прокляну! — обиделся новоявленный колдун и волкодлак.

Лиза дернулась, вспоминая о проклятье:

— Миша, в твоих землях Навь проснулась.

Тот резко посерьезнел:

— Уже уничтожили. Я на днях ходил — там столб железный стоит, а на нем баюн сидит — фырчит на всех, а мелкий, худущий — в чем только душа кошачья держится.

Со всех сторон посыпались вопросы о баюне, но ответить Михаил не успел — Наташа обвела всех взглядом и громко произнесла:

— От всей души благодарю вас всех за верное служение Отчизне. Примите мою искреннюю благодарность, что сохранили страну. Обещаю столько же верно служить России, как и вы. — Она широко улыбнулась под грянувшее «Ура!»

Лиза выдохнула — несильно Наташа и изменилась. Это хорошо. Теперь можно поднять кружку с взваром за здоровье императорской семьи и выдохнуть. Осталось только расследование в «Змеевом доле». Как же хорошо будет просто вернуться на службу. Игры за власть закончились.