Крушение

Глава 10

Высокая стройная женщина в строгом брючном костюме, мягко лавируя между праздными зеваками, которые считали себя покупателями, явно спешила и имела определенную цель. Она не останавливалась перед самыми броскими витринами, не откликалась на призывы радиорекламы, не озиралась с любопытством по сторонам, а именно так и вела себя большая часть толпы, странствующая по галереям, кафе, магазинам и магазинчикам торгового царства, носящего название «Вавилонская башня. Но для Клары это чудес, совмещающее сказочный восточный базар, фонтаны с последними достижениями американской техники и дизайна, было всего-навсего семейным предприятием, где работали почти все члены ее семьи. И она спешила, чтобы пристроить сюда на работу еще одного человека. Вот только ей не хотелось, чтобы ее семья знала об этом. Почему? Да потому, что до сих пор не чувствовала себя полноценным членом этой семьи. Сложилось это еще с тех незапамятных времен, когда ее, сироту, взял на воспитание отец Марты. Она выросла, не зная лишений, но с ощущением неоплатного долга, который лег ей на плечи и придавил ее. С годами этот долг только вырос, усугубившись чувством вины. Хотя перед кем она была виновата? Перед приемным отцом? Сестрой Мартой, которая была для нее больше хозяйкой, чем сестрой? Наверное, все-таки больше всего перед самой собой, потому что это была ее жизнь, и она не задалась, не сложилась...

Желая уберечь ее от всевозможных превратностей судьбы, отец строго следил за ней, не позволял встречаться с молодыми людьми, и она привыкла прятаться и таиться еще с юности. А тайные встречи, разумеется, до добра не доводят. Ее первой любовью был паренек-шалопай, красавчик и вертопрах, который вскоре угодил в колонию. Его исчезновение было тяжелым ударом. Она стала еще сдержаннее, еще молчаливее, но не взрослее и не рассудительнее. Ей хотелось жить, и как только жизнь вновь поманила ее, она поспешила на зов. Жудито тоже был красивым лихим парнем, он носился на мотоцикле как бешеный, и Кларе, когда он подхватил ее и помчал, показалось, что он может увезти ее в другую жизнь, где у нее будет свой дом, муж. Жудито повез ее в мотель, и она не противилась, она доверилась ему, его жадным губам и рукам, его ласковым словам и обещаниям. Несколько месяцев любовной горячки сменились вдруг ледяной пустыней — Жудито исчез, она осталась одна. Потом поняла, что беременна.

Поняла тогда, когда аборт было делать уже поздно. Да она вряд ли бы и решилась сделать его. Именно это обстоятельство и породило чувство вины перед благодетелями. Разумеется, ее не выставили на улицу, но она выслушала немало обидных слов, и самым обидным в них было то, что они были справедливы... Она родила ребенка и горько плакала над ним, не веря в счастливую судьбу, не чувствуя себя в силах сделать его счастливым. Бог смилостивился над несчастной Кларой и забрал малыша. С тех пор в ней будто что-то надломилось. С замужества Марты она жила с ней, в ее доме. У Марты была семья, рождались дети, а Клара сопровождала эту семейную жизнь, словно тень. Она стала в этом доме чем-то вроде экономки, выезжала на машине за покупками, отвечала по телефону вместо отсутствующих, была ходячей записной книжкой для каждого. Да, она была привязана к своей семье, но той всепоглощающей любви, которая из бледной тени сделала бы ее источником света, она не знала. Удобная и печальная жизнь приживалки, существа несамостоятельного, неполноценного, стала привычной для Клары, но внутренне она не смирилась с ней. И вот в ее жизнь вошел Жозе да Силва... И, похоже, она была готова просто-напросто сбросить с себя груз всевозможных долгов.

Поток Клариных мыслей прервался. Она остановилась перед дверью в салон Рафаэлы и Лейлы и решительно толкнула ее.

Клара прошла в заднюю комнату, где сидели хозяйки, где вечно валялись листки с набросками новых моделей, образчики тканей, где шли горячие обсуждения новых коллекций и где поставщиков, художников, клиентов и приятелей принимали с одинаковым радушием.

Радушно улыбнулись обе подруги и Кларе. Она вызывала у них и уважение, и сочувствие.

Обменявшись положенными любезными вопросами о самочувствии и делах, Клара задала еще один — о работе для своего протеже.

Лейла и Рафаэла огорченно переглянулись.

— Вряд ли мы сможем помочь тебе, Клара, — с вздохом ответила Рафаэла, — ты же знаешь, у нас нет работы для мужчин.

— Но он на все согласен, хоть швейцаром, хоть грузчиком — настойчиво проговорила Клара. — Может быть, вы его порекомендуете в какой-нибудь другой магазин.

— Но это же твой приятель. Вряд ли он согласится на работу грузчика, — усомнилась Лейла.

— Он человек простой и очень нуждается в работе, так что привередничать не будет, — успокоила ее Клара.

Ей очень хотелось, чтобы для Жозе нашлась хоть какая-нибудь работа, и вдруг ее осенило.

— А ведь в вашем втором магазине есть же место швейцара.

— Но оно занято. Атилиу работает у нас давным-давно, и мы не собираемся с ним расставаться. – Мягко ответила Рафаэла. – Так что единственная возможность – это все-таки грузчик.

— А где? — поинтересовалась Лейла.

— На нашем дефиле, которое мы сейчас готовим, — отозвалась Рафаэла.

— Я так тебе буду благодарна, Рафаэла! — горячо воскликнула Клара. — Честно говоря, мне даже немного стыдно.

— Стыдно? — переспросила, мгновенно насторожившись, Лейла. — За него?

— Да нет, что ты! — покачала головой Клара. — Стыдно просить моих домашних. Я им и так стольким обязана.

— Хорошо, пусть он зайдет, мы подумаем, может быть, что-нибудь и получится, — с мягкой улыбкой пообещала Рафаэла.

И в ответ счастливо улыбнулась и Клара.

— Большое спасибо! Простите, что оторвала от работы! Я уже ухожу! — заторопилась она. Она была готова улететь на крыльях надежды, что выросли у нее за спиной.

— Погоди! — остановила ее Рафаэла. — Скажи, как его зовут. А то, когда он придет...

— Ну да, как это я забыла. Его зовут Жозе да Силва. Он скажет, что пришел от меня. Пока и еще раз спасибо. Ъ

Женщины обменялись на прощание улыбками, и дверь за Кларой закрылась.

— Ох уж эта твоя вечная тяга к благотворительности! Не доведет она тебя до добра, — попеняла Лейла компаньонке.

— Ты же прекрасно знаешь, откуда у меня эта тяга, — возразила Рафаэла. — Меня благотворительность довела до добра, и теперь я им охотно делюсь. Я люблю помогать людям. Знаешь, я как-то читала интервью одного писателя, который сказал, что пессимисты гораздо полезнее для человечества, чем оптимисты, потому что они всегда недовольны и мечтают о переменах. А оптимисты всегда всем довольны и поэтому стараются ничего не менять. Может, он и прав, но мне всегда были ближе люди, которые верили в человеческую доброту и были оптимистами.

— Ты настоящий романтик, — вздохнула, и, может быть, не без зависти ее подруга.

— Конечно, романтик! — охотно согласилась Рафаэла — И нисколько не сожалею об этом. Если бы не было людей, которые в меня поверили, Рафаэла Катц просто не состоялась бы!

Рафаэла всегда охотно возвращалась к своей истории и с неизменным удовольствием повторяла ее. Кто не любит счастливой истории Золушки? А ее история была именно такова.

Отец выгнал ее из дома, когда ей едва исполнилось шестнадцать лет. Что может быть хуже? Страшнее? Сколько опасностей подстерегало беззащитную бедняжку. Большой город. Улица. Девочку, у которой ни кола ни двора.

— Но кошмар обернулся Божьим благословением, — продолжала Рафаэла. – Хотя я не знаю, что было бы со мной, если бы не Дона Барбара. Я повстречала доброго человека, и этот человек захотел мне помочь. Дона Барбара обогрела меня, приласкала, больше того, она воспитала меня, дала образование, привила хороший вкус, показала разные страны.

— Глядя на тебя сейчас, трудно поверить в твой рассказ, — сказала Лейла, любуясь своей элегантной подругой, ставшей законодательницей моды.

— И, тем не менее, это чистая правда, — кивнула Рафаэла. — Поэтому и я по возможности люблю играть роль доброй феи.

— Да не осуждаю я твоих альтруистических порывов, просто боюсь, что тебе сядут на голову.

Рафаэла расхохоталась:

— Ты в своем репертуаре, Лейла! Завтра я позвоню Кларе и скажу, чтобы она приводила своего знакомого прямо на дефиле.

У вернувшейся домой Клары по-особому блестели глаза, и, хотя она была, как обычно, сдержанна, в ней появилось что-то такое, что непременно привлекло бы к ней внимание домашних, если бы они не были так озабочены. И надо сказать, для озабоченности были серьезные причины. Семья решала, как поступить с Гильерми. И, надо сказать, для озабоченности были серьезные причины. Семья решала, как поступить с Гильерми. Врач клиники посоветовал им перевести его в частную лечебницу, сказав при этом, что без доброй воли больного лечение бесполезно.

— Возьмите меня домой! Мама! Умоляю! Я поеду только домой, — жалобно просил Гильерми, и сердце матери разрывалось при одном только взгляде на своего несчастного сына, которому предстояло еще столько мук.

А братья были против того, чтобы Гильерми возвращался домой.

— Мама! Ты знаешь Вилму. Я едва ее уговорил ее увозить детей в Рио, — убеждал мать Энрики, — а стоит Гильерми вернуться, как она подхватит их и уедет. Она боится его как огня.

— Нечего его бояться, — возражала Марта. – Я поговорю с ней. Он поправился, он в нормальном состоянии, и...

— Было бы хорошо еще подкрепить эту норму в клинике, — подхватил Александр. — Мама! Ты прекрасно понимаешь, что его состояние еще ох как далеко от нормы!

— Может быть, и так, — миролюбиво сказала Марта. Она была умной женщиной и всегда старалась добиться цели самыми мирными средствами. — Но мы все заинтересованы в том, чтобы наш Гильерми выздоровел, поэтому давайте делать все, что в наших силах, для укрепления его душевного равновесия. Он просится домой, ему хочется быть с нами, разве это не радует? Значит, он ощущает нас всех как людей ему близких, надеется на нас, просит помощи. Ему было бы очень больно узнать, что его братья готовы от него отказаться! — Щеки Марты вспыхнули, глаза гневно заблестели,

— Ну что ты такое говоришь, мама, — протянул примирительно Энрики. — Чуть что, сразу в большой колокол! Поговори с Вилмой, если она согласится, у меня лично нет возражений. И у Александра, я уверен, тоже.

Александр кивнул, потом снял очки и протер их. Как-никак, он был адвокатом и защищал интересы брата, который мало того, что в состоянии аффекта ранил Лейлу, но еще и подозревался в убийстве, тоже совершенном в бессознательном состоянии. Возможность вернуться домой или лечиться в клинике выхлопотал Гильерми Александр, дав подписку, так что подозревать его в недоброжелательности к брату было бы более чем странно. И если он был против возвращения Гильерми домой, то только потому, что любил его и на пользу клинического лечения полагался больше, чем на целительное воздействие домашних стен.

— А почему бы папе не поговорить с ним? Может, он его убедит? — спросил он с надеждой.

Марта про себя лишний раз умилилась наивности Александра. Если бы разговоры хоть чем-то помогали! Гильерми еще в школе начал пробовать марихуану. Курили все. Как тут удержаться? А вот Александр бы удержался. Он был таким чистым, ее мальчик! Умным, серьезным, чистым и очень наивным. Но это его ничуть не портило.

— Оставим вопрос открытым, мама, — попросил Энрики, — до твоего разговора с Вилмой. Согласись, что внуки не менее важны, чем сын.

— Для меня все одинаково важны, — сказала Марта, — не один, другой, третий, а семья! Понимаете? Для меня на первом месте семья. Нужно спросить и Клару, что она думает о возвращении Гильерми. Я уверена, что она будет за возвращение нашего мальчика, несмотря на то, что пострадала из-за него, она его очень любит, мы все в этом убедились. Кстати, что-то в последнее время ее слишком часто не бывает дома, — наконец заметила непорядок в своем хозяйстве Марта.

Ее цепкий ум зафиксировал этот непорядок, но, разумеется, сосредоточиться на не нем она не могла, все ее мысли были заняты Гильерми.

«Нужно будет сказать Луизе, чтобы приготовила его любимые блюда», — подумала она про себя, уже готовясь к встрече сына.