Если бы Александр не добился бы освобождения Клементину по подписку о невыезде, Агустиньо и Куколке до конца своих дней пришлось бы, наверное, перелопачивать землю вокруг пункта приема металлолома.
Они искали клад. Сто тысяч, которые Аженор зарыл в землю. А куда же еще он мог спрятать денежки!...
Трое тружеников – Агустиньо, Куколка и Жаманта – с усердием копали землю. Клементину сразу догадался, в чем дело.
— Наверное, хотите отыскать отцовы деньги?
— Если поможешь, поделим деньги на троих, — не отрываясь от работы, отозвался Куколка.
Клементину усмехнулся. Беднягу Жаманту браться, похоже, в расчет не принимали.
— Чувствую, что пора открыть вам правду, — проговорил Клементину.
Работящая троица тут же побросала свои лопаты.
— Агустиньо, папины сто тысяч давно у Клементину, — высказал догадку Куколка.
Клементину присел на корточки, облокотившись о стену, братья и Жаманта быстренько подтянулись к нему.
— Денег давно нет. Вашего папу обобрали девицы легкого поведения,. Вытянули из него все до копеечки. Старику было стыдно об этом рассказывать. Как было дело, знали только я и Неуза Мария…
— Это которая давно умерла?
Клементину замялся.
— Нет, она умерла недавно. Неуза Мария погибла при взрыве Торгового центра.
— Интересно, а что она там делала? – недоверчиво спросил Агустиньо.
— Я вам все сказал. Не ищите деньги, не тратьте время понапрасну. – Клементину поднялся и ушел в дом.
— Жаманта знает, — вдруг как в бочку ухнул дурачок.
— Что знает Жаманта? – вцепился в него Куколка.
— Жаманта слышал, как Клементину разговаривал с крестным. Клементину работал в магазине Неузы Марии. Но Неузу Марию на самом деле звали Рафаэла Катц!
— Рафаэла Катц? – в один голос воскликнули браться.
— Больше Жаманта ничего не знает, — отрезал Жаманта.
Воцарилась пауза, в течение которой лучшие умы пункта приема металлолома соображали, какую выгоду можно извлечь из этой информации. Наконец Агустиньо задумчиво промолвил:
— Отец думал, что Неуза Мария умерла… А она, оказывается, была той самой Рафаэлой, богачкой, у которой имелась куча бабок...
— Но она уже на самом деле умерла, — уныло заметил Куколка.
Однако Агустиньо не так-то просто было сбить с толку.
— Умерла, все верно! Но денег у нее куры не клевали! Кому она все оставила? Пошевели-ка мозгами, Куколка, кому она могла оставить наследство? Ведь мы ее братья!
—— И она должна была нам что-то отписать, — теперь осенило и Куколку. – Постой! Ведь у Рафаэлы был магазин в Торговом центре! А там работает эта зараза Сандра! Она все знает!
— К Сандре! — завопил Агустиньо. — А ты, Жаманта, жди нас и не говори Клементину. Понял?
— Жаманта понял, — печально вздохнул Жаманта.
Сандра сидела у себя в комнате опечаленная. Бина забрала свои вещи и перебралась к Диолинде. Одной ей было скучно. Она бы позвала к себе жить безработную Лузенейди, о которой ее просила позаботиться Бина, но время от времени у нее, Сандры, бывает Александр.
Она изо всех сил старалась привязать его своими ласками. Александр любит ее, в этом у Сандры нет сомнений, но он не слушает ее, когда она просит его о чем-то серьезном. Например, как уговаривала его Сандра не защищать отца! Но увы, Александр поступил по-своему. У него оказался сильный характер. Сандра боялась, что он совсем выйдет из-под ее влияния, поэтому изо всех сил торопила со свадьбой. Когда Агустиньо и Куколка ворвались в ее комнату, она чуть было сразу же их не выставила. Настолько ей было не до глупых дядьев. Но первые же слова Куколки заставили ее насторожиться.
— Мы пришли поговорить с тобой о твоей тете.
— Какой тете?
— Неузе Марии.
— А... — разочарованно протянула Сандра, — какое мне дело до тети, которую я не знала и которая давно умерла?..
Агустиньо и Куколка приняли самый загадочный вид.
— А ты знаешь, что перед тем как «умереть», она не умерла, а только сменила имя?
Сандра снова насторожилась.
— Что вы несете?
— … И стала Рафаэлой, богатой хозяйкой магазина! Она устроила Клементину на работу!
— Рафаэла Катц – моя тетя? – воскликнула Сандра.
— Да-да, — подтвердил Куколка. Ты – ее племянница, а мы – ее братья. Она умерла, но могла оставить наследство… И у тебя есть на него право, и у нас. Соображаешь? Как насчет того, чтобы поживиться тетиными деньгами?
Сандра попыталась скрыть свои чувства.
— Дураки, я и так буду богата. Я скоро стану женой Александра Толедо!
Агустиньо и Куколка переглянулись. Их физиономии дружно выразили сомнение.
— Вряд ли он на тебе женится, — сказал Куколка.
— Вон отсюда!..
Агустиньо и Куколка быстро скатились с лестницы. От Сандры, когда она была в гневе, лучше было держаться подальше.
Оставшись одна, Сандра мечтательно прошептала:
— Жалко, что Бины нет, некому рассказать... Она бы померла от зависти. Подумать только, Рафаэла была моей тетей!.. Сандра Катц!..
После отъезда Энрики и Вилмы у Гиминью вдруг поднялась температура. Селести сбилась с ног. Она то меняла компрессы у него на лбу, то готовила питье, то бегала в аптеку за лекарствами.
Верная подруга Дарси как могла, помогала ей. Но ребенку становилось все хуже и хуже. Ближе к ночи Гиминью начал бредить, и подруги отвезли его в больницу.
Врач поставил диагноз: менингит. Селести знала, что это очень опасная болезнь.
— Доктор, но у вас есть все, чтобы лечить менингит?
— У нас самая обыкновенная больница, — уклончиво ответил врач. — Но мы «постараемся сделать все возможное… Конечно, лучше было бы, если бы вы перевезли мальчика в частную клинику!..
Тут Селести подумала об Энрики. Какая же она дура, что не согласилась вместе с ним отправиться в Сан-Паулу!
И теперь за ее ошибку должен расплачиваться Гиминью!
Дарси поняла, о чем она думала.
— Ты должна ехать в Сан-Паулу. Родственники Гильерми помогут твоему сыну. Они все для него сделают!
— Да, но где же взять денег на билет? — растерянно промолвила Селести.
— Мы попросим деньги у моего брата. Этот мерзавец Жильберту любит делать одолжение богатым. Толедо выплатят ему долг с процентами...
— Я сама выпячу ему долг, — проронила Селести.
...В самолете она не могла прийти в себя от беспокойства. Правильно ли она поступает, навязывая заботу о сыне Толедо? По Гиминью становилось все хуже и хуже, и Селести думала только об одном: как бы спасти мальчика.
Энрики, открыв ей дверь, сразу же все понял. Он принял из рук Селести мальчика, внес его в гостиную и тут же стал названивать знакомому педиатру.
Через несколько минут они уже были в частной клинике, лучшей в Сан-Паулу. У мальчика взяли анализы и устроили в просторной палате. Врач сказал, что здесь Гиминью будут обеспечены первоклассное лечение и уход. Специально приставленная к ребенку медсестра станет присматривать за ним.
Энрики увез обессилевшую Селести домой. Луиза приготовила ей ванну и накрыла на стол. Марта, узнав о том, что произошло, спустилась в гостиную.
— Селести, как хорошо, что ты приехала! Менингит — серьезная болезнь, но здесь его вылечат, поверь мне!
На звуки голосов вышла из своей спальни и Вилма. При виде Селести у нее лицо перекосилось от злобы. Она не сумела взять себя в руки.
— И как же тебе удалось уехать из Понта-Поры? — сквозь зубы спросила она.
— Брат моей подруги, Жильберту, одолжил мне денег на билет. Вы его, наверное, помните?
Вилма не ответила. Побелев от бешенства, она наблюдала за всей этой суетой, как Марта и Энрики вьются вокруг Селести, желая утешить ее и обласкать, Энрики позвонил в клинику и узнал, что Гиминью стало немного лучше.
— Вот видишь! — торжествующе сказал он. — Ты правильно поступила... Мы не дадим пропасть вам обоим...
Селести поселили в комнате наверху. Дни она проводила у постели своего сына, которому действительно стало легче, а вечером Сезар или Энрики привозили ее домой. Особенно старался Энрики. Столик Гиминью был весь заставлен фруктами и соками, а в комнате Селести не переводились цветы.
Вилма стала устраивать ему сцены ревности. Чего это ее муж так носится с этим ребенком?! Ясно, что его интересует мать, вот в чем дело!
Марта, ставшая невольной свидетельницей одной из таких не очень красивых сцен, пыталась ее урезонить:
— Как это глупо с твоей стороны! Селести не подавала никакого повода для ревности. Вилма, ты же сама мать: поставь себя на ее место – ты бы к кому обратилась?
— Почему она не обратилась к вам или Сезару?
— Ей первым открыл дверь Энрики. Только и всего. И он принял на себя основные хлопоты.
Селести, конечно, чувствовала плохое отношение к себе со стороны Вилмы. Но что она могла сделать? Не забирать же больного сына из клиники только потому, что Вилма вздумала ревновать к ней своего мужа? Как Вилма ни пыталась ее задеть или устроить ей скандал, Селести ни на что не реагировала.
Гиминью поправился. Сезар и Марта не могли на него нарадоваться. Они каждый день приходили в больницу, иногда в разные часы, иногда сталкиваясь там. Они теперь были единодушны в одном: надо убедить Селести остаться с ними, в Сан-Паулу.
— Как только Гиминью выпишут, мы уедем, — отвечала на их уговоры Селести.
— Но мальчик должен окрепнуть! – твердил Энрики.
Сезар придумал более серьезные доводы.
— Пойми, Селести, — сказал он. – Самое страшное для родителей – это потерять своего сына. А Гиминью стал для нас словно благословение Божьим… Не отнимай его у нас, умоляю тебя. Мальчику будет хорошо с нами. Здесь, в Сан-Паулу, для него сделают все. Я же не эгоист, не только о себе думаю! Останьтесь хотя бы на первое время, а там видно будет…
— Останьтесь, — как эхо проронил Энрики.
— Хорошо, я подумаю, — сказала Селести.