Крушение

Глава 6

Их разделяла тяжелая металлическая решетка. В небольшой промежуток между столом и решеткой Александр продвинул несколько листов бумаги.

— Подпишите там, где стоят галочки.

Клементину осторожно взял листки и медленно подписал. Руки плохо слушались его, и подпись получилась неровной. Он молча вернул бумаги Александру.

— Все идет отлично, сеньор Клементину, и скоро вы будете дома. Я, кстати, на днях побывал у ваших близких, взял необходимые документы. У вас прекрасная дочь Шерли!

Сердце Клементину неожиданно екнуло. Наверное, слово «дом» прозвучало неожиданно и совсем близко. Он поинтересовался, видел ли сеньор адвокат его отца и 6ратьев. Тот вежливо улыбнулся сквозь круглые очки и также вежливо ответил, что все интересовались Клементину и очень радовались его скорому возвращению.

— Вы хороший человек. Не умеете врать. За двадцать лет отец ни разу не пришел навестить меня, не написал ни строчки... А братья были совсем маленькие, когда я ушел из дома. Вот обрадуются, когда увидят. — Слова Клементину звучали столь же бесстрастно, сколь бесстрастно было его лицо. Он наблюдал за каждым движением юноши, который аккуратно собирал и, не спеша, укладывал в портфель бумаги. «Вот ведь как тесен мир, Сезар Толедо! Я выйду из тюрьмы усилиями твоего сына. Я выйду и лишу тебя всего! Всего!» — Он встал и поклонился уходящему Александру.

— Только ведите себя хорошо. Очень хорошо, сеньор Клементину, и тогда вы скоро будете на свободе.

— Я буду вести себя отлично, не сомневайтесь, сеньор адвокат.

«Вести себя отлично» было с каждым днем все сложнее и сложнее. Клементину знал, что в тюрьме готовится бунт, а за ним и побег. «Я должен выйти отсюда через главные ворота» — твердил как заклятие Клементину и слушал план побега, в котором ему отводилась немаловажная роль — обеспечить проход по коридору. Так распорядился Парабиу. У Клементину не было выбора — он согласился, ибо знал: с Парабиу шутки плохи. А еще ему нужны были порох и спички. Он купил их у Парабиу за свое согласие бежать вместе с ними.

Каждый вечер у себя в камере он ставил на стол маленькую башню, смастеренную им из щепочек и как две капли воды похожую на создание Сезара Толедо. Он с любовью смотрел на нее, подсвечивал спичками и шептал перед ней свое заклинание: «Я уйду отсюда чистым. Я уйду через главные ворота!» Потом присаживался к столу и начинал что-то старательно мастерить из старого тряпья пороха и спичечной серы. Он знал, что делает, ведь не было у

старого Аженора ученика способнее Клементину.

...Ужин в тюремной столовой проходил в полной тишине. Но едва маленькая стрелка часов встала на цифру «9», тишина взорвалась ревом. Опрокидывались столы, скрежетало железо замков и решеток, топот сотен ног сотрясал каменные стены. Клементину же хотелось в этот вечер быть глухим и слепым. Ничего не видеть и не слышать, а мирно съесть свою жидкую похлебку и вернуться в камеру, пока толпа несла его к выходу, и топот его ног вливался в общий поток. Он бежал и проклинал свою судьбу. Потом он стал потихоньку отставать, замедляя бег. И когда вереница серых спин оказалась далеко впереди, он незаметно свернул в боковой коридор. Вот теперь он несся изо всех сил, покрылся испариной, а он бежал и бежал до тех пор, пока не оказался перед своей камерой. Клементину закрыл за собой тяжелую металлическую дверь, прислонился к ней спиной и вдруг понял, что счастлив. Из его гортани вырвался победный клич. Клич утонул в общем реве и грохоте выстрелов, но Клементину было все равно. Праздник продолжался. Он бросил прощальный взгляд на свою красотку-башню, подвел к ней мастерски сделанный фитиль и чиркнул спичкой. Клементину неотрывно следил за бегущим огоньком. Грохот взорванного макета оглушил его, и он победно вскинул руки вверх.

Ворота тюрьмы закрылись. Клементину оглянулся – тюрьма вместе с двадцатью годами жизни оказались позади. Лил дождь, настоящий весенний ливень, который в одну секунду промочил насквозь обтрепанный пиджачок Клементину. Он в растерянности оглянулся по сторонам, не зная, куда прячутся другие люди от такой напасти. Последние двадцать лет он привык прятаться в своей камере. Но камера — он еще раз оглянулся — осталась позади. Вдруг из стены дождя к нему шагнула тоненькая фигурка под зонтом. Клементину недоверчиво сделал ей навстречу несколько шагов. Фигурка тоже двинулась ему навстречу. Они соединились посреди опустевшей, залитой потоками воды дороги. Нежные руки обвили его шею, его щетинистые щеки почувствовали на себе прикосновение девичьих губ…

— Папочка!

— Шерли! Я свободен, дочка! Свободен!

— Пойдем домой, папа!

Они шли, прижавшись, друг к другу под маленьким зонтиком. Клементину оглянулся еще раз и неожиданно заметил, что ничего не видит, кроме бурных потоков воды, смывающих все следы.

— Поторопись, вот уже автобус! – Шерли потянула его за руку, и они слились с группкой таких же людей, спешащих к спасительному автобусу. Клементину с любопытством ребенка разглядывал людей, их одежду, напряженно смотрел в окно – и ничего не узнавал.

— Все изменилось, да, папа? — Счастливая Шерли сверкала белозубой улыбкой.

— Да, город разросся... А «Вавилонская башня» далеко?

— Шопинг? Он на набережной. Знаешь, папа, там работает Сандра, ей Александр помог туда устроиться. Официанткой работает, папа.

Глаза Клементину на секунду вспыхнули.

— Сандра? Здорово! — Он помолчал, уставившись в никуда. — А она хоть раз обо мне спросила, Шерли?

Девушка согласно закивала головой, хотя ее улыбка стала чуть менее ослепительной.

— Конечно, папа. Она всегда про тебя спрашивала. — Девушке хотелось сделать приятное отцу. — И все про тебя спрашивали.

Клементину почувствовал себя усталым и ему расхотелось притворяться.

— Зачем ты врешь, Шерли? Могу поспорить, что ни дед, ни твои дяди не знают, что ты поехала за мной.

— Я хочу сделать им сюрприз... — улыбка и вовсе сползла с лица дочери.

Сюрприза не получилось, во всяком случае, приятного. Аженор посмотрел на сына из-под очков и заявил, что у него полно дел. Братья, правда, оказались поприветливее. Пришли вместе в дом, распахивали перед ним двери, показывали, где что у них находится. Куколка почесал свои давно не мытые кудри и заметил:

— Надо будет еще одну спальню пристроить.

Клементину оставил его слова без внимания и обратился к дочери:

— Где спишь ты?

— Я – здесь. – Шерли открыла дверь в крошечный закуток, примыкавший к кухне. – Мне нравится. Проснусь – и можно сразу готовить. А Жаманта спит в фургоне!

Однако Шерли ошиблась. Они обнаружили Жаманту сладко спящим на старом диване в комнате Аженора.

Жаманта радостно засмеялся, увидев перед собой Клементину, и долго тряс ему руку, и приплясывал, и без умолку твердил:

— Клементину вернулся! Клементину вернулся! Жаманта ходил к Клементину в тюрьму. Жаманта ходил!

Девушка зашикала на дурачка:

— Дедушка устроит тебе нагоняй! — И вытолкала его из комнаты.

— Заходи, папа. — Шерли пропустила отца вперед и вытянула из его рук длинный целлофановый мешок в котором Клементину держал нажитое за двадцать лет: журнал с фотографией Сезара Толедо на обложке, пакет с порохом, смену белья.

— Я приготовлю обед, а ты отдохни здесь! — Она положила мешок на стул рядом с диваном.

— Мне, дочка, отдыхать некогда, надо работу искать. Сандра не говорила тебе, им там…. В шопинге люди не нужны?

Голос Шерли донесся уже из кухни:

— Наверно нужны, он ведь такой огромный!

Клементину проворочался всю ночь рядом с храпящим Аженором, а наутро попросил дочь отвезти его в Центр. Он долго стоял на мраморных ступенях шикарного здания и, задрав голову, смотрел на ослепительно сиявшую в лучах солнца Башню. Голова у Клементину закружилась, и он, сделав несколько неверных шагов, столкнулся со спешащим куда-то высоким мужчиной. Клементину вздрогнул — перед ним — рукой дотянуться — стоял Сезар Толедо!

Сезар Толедо вежливо извинился перед ним и спустился к шикарной машине, ожидавшей у входа. След за ним торопливо шел молодой коренастый мужчина. Молодой человек вдруг обернулся и окинул Клементину брезгливым взглядом.

— Что стоишь? Давай проходи, здесь нельзя стоять!

Машина укатила, мягко шурша новыми шинами, и Клементину вдруг почувствовал страшную слабость и тошноту. В туалете его долго рвало. А он стоял, склонившись над раковиной, и никак не мог прийти в себя от сильнейшего потрясения: «Сезар Толедо стоял рядом со мной! Я мог запросто убить его». Голова Клементину продолжала кружиться... Он вышел из туалета и нашел глазами дочь. Шерли указала на длинную очередь, растянувшуюся на всю длину коридора:

— Они тоже устраиваются на работу. Сандре повезло; ее взяли сразу, а другие сюда месяцами ходят.

— Ничего, я ждал много лет, могу и еще подождать. Но мне нужна именно эта работа, и я все равно добьюсь своего. — Клементину встал в конец очереди. — Ты иди. Домой я доберусь сам.

Проводив дочь, Клементину прижался к стене и терпеливо стал ждать. Он вошел в отдел кадров последним.

— Читать умеете? – Голубоглазый молодой человек смерил его испытующим взглядом.

Клементину кивнул.

— А что еще умеете делать?

— Каменщик я. – Клементину не узнал своего дрожащего голоса. – Раньше и электриком работал. Могу охранником, могу уборщиком. Любая работа – это работа, правильно? – Клементину осмелел и с надеждой посмотрел на строгого молодого человека за конторкой.

Тот протянул руку.

— Давайте трудовую книжку...

Клементину замялся:

— Вот она, только мне надо объяснить...

Но молодой человек уже взял книжку, из которой вывела на стол сложенная вчетверо бумага. Чиновник развернул ее и пробежал глазами по строкам: «Министерство государственной безопасности. Настоящим удостоверяется, что Жозе Клементину да Силва, заключенный № 13-6578Р. тюрьмы № 398760 штата Сан-Паулу восстановлен в правах гражданина без каких-либо ограничений»... Он внимательно посмотрел на Клементину. — Вам придется подождать.

Клементину почувствовал, как заходили у него желваки, как сжались кулаки, но, сдержав себя, сказал более спокойно:

— Я оттрубил двадцать лет, теперь хочу стать нормальным человеком.

— Придется подождать. — Чиновник поднялся со стула и подошел к сослуживцу.

Клементину со сложенными за спиной руками – так учили их стоять в тюрьме перед начальством — следил за каждым движением их лиц, пока они читали бумагу. Он не заметил, как рядом возник человек и вежливо попросил его пройти вместе с ним.

Они спустились в цокольный этаж, где в маленькой комнате его попросили объяснить, почему он выбрал для работы именно «Тропикал-тауэр шопинг».

Ответ Клементину был заготовлен:

— Здесь в кафе работает моя дочь, Сандринья.

И опять его попросили подождать. Но вот дверь распахнулась, и на пороге в сопровождении охранника возникла девушка в розовом платье и белом фартучке. Клементину сразу узнал ее.

— Сандра, это я!

Она смотрела сквозь него, на ее лице не дрогнул один мускул,

Откуда-то издали Клементину услышал голос охранника:

— Вы подтверждаете, что этот человек — ваш отец?

— Конечно, подтверждает. — Клементину старался заглянуть в карие глаза дочери. — Это же моя старшая дочь».

Он, наконец, поймал се взгляд. Глаза Сандры были холодны.

— Я не знаю этого человека

— Сандринья! — Клементину крикнул так, будто тонувший человек звал на помощь.

— Не надо меня так называть. — Сандра негодующе дернула плечом. — Я вас вижу первый раз в жизни. Я могу идти? — Она повернулась к охраннику и, дождавшись его утвердительного кивка, вышла из комнаты, покачивая своими точеными бедрами.

Жизнь Сандры поворачивалась к лучшему. Влюбленный Александр помог ей получить работу в кафе «Фалкон», что располагалось на четвертом этажа Центра. Он пообещал, что устроит ее продавщицей в салон модной одежды Рафаэлы Катц, которая была давней приятельницей его матери. Но едва Сандра увидела вытянутые лица двух мымр – Рафаэлы и ее подруги Лейлы, она сразу поняла, что здесь ей не работать. Уж слишком косились они на ее узкую юбку и коротенький розовый, с блестками, топик. Вот кафе «Фалкон», куда отвела ее смущенная собственным отказом Рафаэла, с одного взгляда Сандре приглянулось. Работу официантки она знала и ничего не имела против нее. Сандре нравилось ходить между столиками, покачивая своими точеными бедрами и смущать покой посетителей.

Правда, се напарница Бина, что работала здесь с самого открытия, поначалу взяла ее в оборот: не стой, неси, подавай, вытри, убери, обращайся к Лузенейди! Но Сандра быстро нашла на нее управу. Просто подслушивала разговоры Бины с ее теткой Саритой — неимоверной толстухой с тройным подбородком, что ежедневно наведывалась в кафе. Бина украдкой угощала тетку пирожными и мороженым а между делом обсуждала с ней, как можно поскорее отправить на тот свет одинокую старушку, за которой ухаживала тетя, и завладеть ее состоянием.

Как только наглая Бина открыла рот и отчитала Сандру за неповоротливость, та и выдала ей все, что знала о несчастной старушке. С этого дня Бина стала как шелковая. Сначала злобно косилась на Сандру, а потом ничего, обошлось, она даже за глаза перестала говорить о ней гадости Лузенейди. Хотя на подобную работницу, невзрачную и глуповатую мулатку Лузенейди, Сандре было наплевать.

Так или иначе, жизнь понемногу стала устраиваться. Днем — работа в кафе, вечером – свидания с Александром, все так же не сводившим с нее своих близоруких влюбленных глаз. Бина из врага постепенно превратилась в закадычную подругу и даже, с согласия тетки, посвятила девушку в планы скорого обогащения. Теперь Сандра знала о своей напарнице все. Горемычное детство, неустроенность, страсть к деньгам — очень сближали их. Да и сама языкастая, громогласная, не блиставшая умом Бина тоже нашла в смышленой официантке хитроумного советчика и подружку.

Сандра порхала между столиками, иногда позволяя себе удовольствие — поправить врезавшиеся трусики на глазах у какого-нибудь балбеса типа Александра; строила глазки направо и налево, но работала старательно — за место держалась цепко. Лишь об одном жалела Сандра: что проболталась Александру про отца. Ей хотелось немного разжалобить молодого человека, но в ее планы не входило вытаскивать убийцу матери из тюрьмы. По ней — гнил бы он там вечно. Сандре не хотелось об этом вспоминать, думать. Для себя она уже все решила, но Александр растрезвонил о своих хлопотах Шерли, что было совершенно лишним. Ангелочек тут же приковылял к ней в кафе, чтобы радостно сообщить — папа скоро будет свободным! Сандра чуть со стыда не сгорела, глядя на позорное платье сестры, на ее уродские ботинки. Шерли, ее дурацкая улыбка, детская прическа, разговоры — все в ней напоминало Сандре о той нищей кошмарной жизни, которую она ненавидела и от которой когда-то сбежала. Ее тошнило при одном воспоминании о родственниках, возьми хоть ненавистного деда или его сынков – хитрых прощелыг, охотников за деньгами Аженора. Шерли – что с нее взять: дурочка, пляшет под дудку деда, а жизнь-то уходит. Сандра вспомнила, как загорелись глаза сестры при одном упоминании имени Александра. У Сандры глаз наметанный, сразу поняла, что ангелочек влюбился по уши. Пришлось Сандре грубо оборвать сестру, мол, не раскатывай губы, Шерли. Никакой он тебе не Александр, а сеньор адвокат. И вообще, запомни, он любит меня, а на тебя, хромоногую, вряд ли когда-нибудь и обернется. Да, обидела Сандра сестру, довела до слез, но для них обеих так лучше: Шерли перестанет строить воздушные замки, а Сандра надеялась, что Шерли больше никогда не переступит порога кафе.

Но оказалось, что ее родственники – шуточки по сравнению с родственниками Александра. Разоткровенничалась она как-то после закрытия кафе с Биной, да возьми и скажи: «Мужиков у меня много было, Бина, не сосчитать. Но такого, как Александр, поискать надо. Если бы ты знала, как он втюрился в меня! Он как ручная собачонка: что скажу, то и делает». Сандра не заметила невзрачную женщину, похожую на серую мышку, почему-то оказавшуюся в кафе после его закрытия. Оказалось, она забыла здесь сумку. Вина отправилась за сумкой, а женщина подошла к Сандре и тихо так ей сказала: «Я родственница Александра, знаю его с детства. Он очень хороший человек, а я слышала, что вы про него сказали...»

Сандра с лица переменилась, едва услышала слова этой бабы, а еще больше испугалась ее глаз — умных и пронзительных. Всю ночь Сандра вертелась с боку на бок, а утром, благо оно было свободным, побежала встречать Александра к университету. Она долго топталась на солнцепеке, пока не разглядела его в толпе студентов. Зарыдала, бросилась на шею, нежно поцеловала и рассказала о подлой женщине, его родственнице, которая пришла в кафе, обругала Сандру последними словами и запретила встречаться с ним, Александром.

Александр не верил ей, и Сандра поехала с ним в гостиницу, и была нежна как никогда, и снова со слезами на глазах жаловалась на подлую родственницу. А напоследок пригрозила:

— Или ты узнаешь, кто она такая и запретишь ей со мной так обращаться, или больше не увидишь меня.

Александр задумался:

— Опиши мне се.

— Маленькая, щуплая, взглянуть не на что. Серая мышь, да и только...

— Кажется, я знаю, кто она... — Губы его еле шевелились, но Сандра напряглась и услышала имя: «Клара».

— Расскажи мне о ней. — Девушка прильнула к Александру и не пропустила ни одного слова в его рассказе.

— Не волнуйся, я разберусь с ней. Больше Клара на пушечный выстрел не подойдет к тебе!

Сандра ощутила на своем теле блуждание его ненасытных губ, смотрела в его посветлевшие глаза и ликовала: цель достигнута!

Вечером в кафе она похвасталась Бине, как ловко все устроилось.

— Он вправит мозги подлой приживалке, чтобы было неповадно шпионить за мной. — Сандра поправила растрепавшиеся волосы и кокетливо посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Сеньорита Сандринья да Силва?

Она оглянулась и увидела высокого молодого человека, внимательно следившего за ней. Он протянул ей карточку охранника «Тропикал-тауэр шопинга» и привел в комнатенку, где за столом притулился ее гнусный папаша. Разом перед Сандрой пронеслись, словно кадры из фильма, картинки прошлого: она увидела себя сидящей на коленях красивой женщины, почувствовала ласковое поглаживание ее нежных рук, услышала ее грудной голос. Картинка сменилась, и Сандра увидела себя в детском приюте, голодную и озлобленную, среди таких же голодных и озлобленных детей. Затем все заслонило искаженное злобой лицо Аженора. Последнее, что мелькнуло перед Сандрой, был Александр, целующий ей руки… Голос охранника оборвал ленту: «Вам знаком этот человек?» Ненависть, злоба душили Сандру, ей хотелось крикнуть Клементину: «Ты отнял у меня мать, семью! Обрек на нищету! Теперь ты хочешь отнять работу и разрушить мое будущее! За все это ты желаешь, чтобы я называла тебя отцом! Так вот, получай мою благодарность!»

— Я впервые вижу этого человека! – как можно спокойнее произнесла Сандра и покинула комнату.