Клементину добился того, чего хотел: Клара ушла. Оскорбленная, раздосадованная, несчастная. И он сам удивился, как пусто и одиноко ему стало. Но он не позволил себе никаких соплей, никакой дурацкой слабости. Все еще увидят, на что способен Жозе Клементину да Силва! Снова разозлив себя, Клементину затеял ссору с Аженором. Он требовал, чтобы Жаманта ночевал в доме, а он займет сарай.
— Я теперь ночами дежурю, мне там будет сподручнее. Никого не буду беспокоить, — твердил он.
— Знаю я, чем тебе там сподручнее заниматься, — угрюмо отвечал Аженор, — ты нас всех в тюрягу хочешь посадить. И никогда я не соглашусь, чтобы Жаманта спал неподалеку от Шерли, никогда!
— А ты бы рассказал, почему ты вообще взял в дом Жаманту! Я прекрасно помню, как ты его привел. Он и тогда уже был придурочный, и ты сказал, что пожалел его. А кого ты тогда жалел? Ты родную дочь на улицу выгнал!
— Не твое дело! – огрызнулся Аженор. – А за Шерли я тебя живого в землю закопаю. Она одна тут человек!
Шерли и выпросила у деда разрешение, чтобы отец переселился в сарай.
— Только тебе там холодно будет, папочка, — сочувственно сказала она.
— Зато я вам мешать не буду, — смиренно ответил Клементину. — Спасибо тебе, дочка, ты, очень мне помогла.
На переселение Клементину Аженор согласился скрепя сердце, но утром, после того как снова увидел у себя во дворе Клару, которая поискала его, заглянула в сарай и уехала, решил навестить сына на работе и посмотреть, чем он там занимается.
«Уж не вляпался ли он во что-нибудь?» — Сразу забеспокоился Аженор.
Но первой увидела Аженора Рафаэла. Старик не узнал родную дочь в изысканно одетой даме, владелице магазина, но она узнала его сразу, и ей стало дурно. Лейла поила ее ромашковым чаем и давала успокоительное, а Рафаэла, рыдая и дрожа, говорила:
— Это мой отец, родной отец! Он вышвырнул меня из дома как мусор. Вышвырнул и забыл. Почему мне так плохо, Лейла? Я не хочу, чтобы мне было так плохо!
Лейла гладила ее руки и молчала, понимая, что ничем не может помочь, что раскрывшаяся рана снова должна затянуться, и затянуться навсегда. Аженор прошелся по Торговому центру. Центр ему понравился, оживленный, нарядный. Хотя он мог понять и своего сына, которому хотелось пустить всю эту красоту на ветер. Тогда они сравняются, его Клементину и тот самый Сезар Толедо, владелец Башни: у обоих двадцать лет жизни пойдут псу под хвост, может быть, слабое, но все-таки утешение.
Однако он все-таки отыскал сына и сказал ему не делать глупостей.
— Я за тобой буду следить, — пообещал Аженор. — Не думай, что если теперь спишь в сарае, то тебе все позволено! Держи ухо востро и ни во что не вляпывайся. Мне полиция в доме не нужна. И еще хочу тебя предупредить: приезжала твоя Клара, спрашивала тебя, и мне показалось, что она — твой самый короткий путь в тюрьму.
Клементину только вздохнул и ничего не ответил. День прошел как обычно, хотя Клементину на этот раз почему-то не хотелось выведывать тайны Торгового центра и заглядывать в отдаленные уголки, чем он и занимался с тех пор, как поступил работать охранником, В этот день он только открывал перед клиентами двери, заметив, что и его хозяйки чем-то напряжены и расстроены.
У проходной его ждала Клара. Взглянув на нее, Клементину понял, почему отец так отозвался о его ангеле-хранителе. Ангел-хранитель куда больше напоминал фурию или разъяренную богиню мести.
— Забирай свои вещи и убирайся пока не поздно! Я не позволю тебе причинять людям зло! – проговорила она тихо, но крайне зловеще.
— Что с тобой? — озабоченно задал вопрос Клементину. — Расскажи, что с тобой случилось.
— Со мной? — трагически спросила Клара. — Со мной? Это с тобой случилось! И ты лучше всех знаешь, что именно! Но больше этого не будет! Ты уйдешь отсюда, исчезнешь, и тогда я тебя прощу!
— За что? — недоумевающе проговорил Клементину. — Объясни, я ничего не понимаю.
— Мы познакомились с тобой тогда, когда ты пришел в больницу, чтобы убить Гильерми, — выпалила Клара. Она не могла больше хранить эту страшную тайну, в которую нечаянно проникла и от которой хотела как можно скорее избавиться.
— Я? Гильерми? — ошарашенно переспросил Клементину. Да кто тебе такое сказал? Сам Гильерми? Тогда давай я поговорю с ним как мужчина с мужчиной!
Такой реакции Клара не ждала. Она не сомневалась, что после ее слов Клементину быстренько соберет свои вещи и скроется. По ее мнению, ничего другого ему не оставалось, но он возмутился. Он рвался в бой.
— Нет. Гильерми ничего не говорил про тебя.
— Тогда как ты смеешь предъявлять мне такие обвинения? — Вконец разъяренный Клементину наступал на нее, а она отступала. — Если я отсидел в тюрьме, то теперь каждый может вешать на меня любые преступления? Так? Да? Что еще ты готова на меня повесить? Зачем он мне был нужен, этот несчастный больной пацан?
— Ты ненавидишь Сезара Толедо, — не слишком уверенно настаивала на своей версии Клара. — И кружишь вокруг него как коршун. Твоя дочь Сандра тоже так считает. Она считает, что ты никого не щадишь.
— Поздравляю со знакомством, — насмешливо сказал Клементину. — Моя дочь Сандра — самая подходящая для тебя компания. Особенно с тех пор, как ты возненавидела меня точно так же, как она. Сидите рядышком и перемываете мне косточки. Или отправляйтесь в полицию и наплетите, что взбредет в ваши дурные головы! Эх, Клара, Клара! А я-то тебя за человека держал! Но вы все хотите выдать себя не за тех, кто есть на самом деле! Притворяетесь добренькими, милыми ангелочками, а как дойдет до дела, так в такую гадость верите, что просто тьфу! Ладно, иди отсюда, Клара! Я все про тебя понял. У меня нет времени на разговоры. Мне сегодня в ночную идти. Клара и сама не поняла, как получилось, что из обвинительницы она превратилась в обвиняемую, но, слушая Клементину, она и в самом деле почувствовала свою вину. Увиденный ею кошмар разлетелся как дым. Она видела перед собой невинного человека, на которого возвела напраслину. И ей было стыдно, что она слушала Сандру, которая и не скрывала своей ненависти к отцу. Выходило так, что все ненавидели Клементину, и она вместо того, чтобы защищать его и помогать, перекинулась в стан его врагов.
— Ты еще здесь? — Клементину обернулся. — А зря!
Шла бы лучше к сеньору Сезару и рассказала бы ему, что я хотел пришить его сынишку, наркомана несчастного, он меня сразу и уволит. Так ты со мной и развяжешься.
Клара уже готова была попросить у Клементину прощения, но не попросила. Гордость не позволила. Она подняла голову и вышла. Разговор их трудно было назвать приятным, но на душе у Клары стало легче. Она снова верила Клементину и не должна была стыдиться своей любви к нему. А она его любила, очень любила! Хотя... Как только она перестала видеть Клементину, слышать его голос, ее снова стали одолевать сомнения. А что, если он все-таки задумал недоброе? Что, если она, устроив его на работу в Центр, принесет несчастье тем людям, с которыми связала ее жизнь?
С такими сомнениями она не могла не поделиться с Рафаэлой. Кто как не она, в первую очередь должна знать правду? Клара поднялась в салон и поделилась всеми своими мучениями и подозрениями. Рафаэла как могла, успокоила ее. Рассказала Клара и о своем разговоре с Сандрой.
— Я не видела человека отвратительнее Сандры, — в сердцах сказала Рафаэла. — Не разговаривай больше с ней. Она вылила на всех ушат грязи, и ты никак не можешь отмыться. Поступай всегда по-доброму и верь в любовь Клементину. Я уверена, я знаю, что он искренне любит тебя.
Слова Рафаэлы звучали для Клары музыкой. Она так мучилась и так хотела утешиться, что после слов Рафаэлы сразу же успокоилась. Домой она ехала совсем в другом настроении. Она снова верила, снова надеялась. И только не знала, как ей помириться с Клементину. Неплохие новости поджидали ее и дома. Александр нашел на стене в комнате Гильерми телефон, по которому надеялся его отыскать.
— Похоже, он чувствовал себя в ней, как в камере, только узники пишут на стенках, — сказал он.
Нервы у Марты были натянуты как струна. Она никак не могла прийти в себя после вчерашнего разговора с мужем. Ей было так тяжело, что она не выдержала и поделилась своей болью с сыном. Александр не поверил своим ушам.
— Этого не может быть, — сказал он. – Я сам поговорю с отцом.
Но стоило ему только заикнуться о матери, как Сезар оборвал его:
— Это наши с мамой дела, сынок, и мы сами в них разберемся. Вы уже взрослые. У вас своя жизнь, а у нас своя.
Против этого Александру возразить было нечего, и он замолчал.
Вечером, укладывая детей спать, Марта услышала их болтовню, они обсуждали свой новый дом в Нью-Йорке.
— А у нас будет дом или квартира? — спрашивала Тиффани.
— Там одни небоскребы, вряд ли у нас будет небоскреб, — солидно отвечал Жуниор.
— А квартира будет большая? — спрашивала Тиффани.
— Что это вы обсуждаете, дети? — не выдержала Марта.
— Это тайна, — хором ответили они. — Тебе, бабушка, нельзя ее знать.
Рассказав традиционную сказку и укрыв каждого одеялом, встревоженная Марта отправилась к Сезару.
— Неужели они поехали покупать квартиру в Нью-Йорке? — спрашивала Марта. — Дети не могли такого выдумать. Значит, при них велись разговоры, значит...
— Значит, нужно все немедленно выяснить, — заключил Сезар.
Он тут же позвонил Анжеле и попросил ее приехать. Встревоженная Анжела прилетела как на крыльях, хотя, если говорить честно, предпочла бы, чтобы звонок Сезара не застал ее дома.
— Только не лги нам, Анжела. Какова настоящая причина безумного вояжа Энрики? Он что, собирается уехать из Бразилии? — такими вопросами встретил ее Сезар.
У Анжелы отлегло от сердца. На эти вопросы она могла отвечать без единого слова лжи.
— Нет! Вы же знаете, что значит для него Торговый центр! Он и в мыслях такого не имеет.
— Значит, ты просто не в курсе. Дети говорят об этом как о деле решенном.
— Но вы же знаете, от Америки без ума Вилма, она могла рассказывать о ней детям, играть с ними в дом в Америке.
— Да, конечно, все может быть, и хорошо бы ты оказалась права, Анжела, но мне в этом путешествии чудится что-то совсем другое. Прости, что потревожили тебя. Доброй ночи.
Лицо у Сезара было очень озабоченным, и не менее озабоченным стало лицо Анжелы, как только она вышла за порог. Она немедленно поехала в дирекцию Центра. В эту ночь дежурил Клементину, и он предложил проводить ее до дирекции.
— Дорогу я знаю даже, наверное, лучше вас, — усмехнулась Анжела.
Клементину наклонил голову и пропустил ее. Анжела, быстренько поднялась в офис, включила компьютер, переписала на дискету все, что касалось счетов и передвижения денег, стерла файл, а дискету забрала с собой.
— До твоего возвращения, Энрики, они ничего не узнают! — пообещала она.
Свой рабочий день Сезар начал с того, что вызвал бухгалтера Флавиу и пожелал проверить счета. Но сколько он ни нажимал на кнопки, нужные файлы не появлялись.
— Ничего не понимаю! – разозлился Сезар. – Энрики целыми днями сидит за компьютером…
— И очень аккуратно заносит туда все движения денег, — добавил Флавиу.
— Так куда же это все подевалось? — Сезар немедленно вызвал Анжелу.
— Мы не можем найти файлы, в которых Энрики архивирует движение денег, — сказал он. — Помоги нам!
Настал черед Анжелы нажимать на кнопки, и она старательно нажимала на них, но преуспела не больше Сезара.
— Что это значит? — Сезар был по-настоящему встревожен.
— Я могу предположить только одно, — сказала Анжела, — Энрики переписал их на дискету и взял с собой.
— В Нью-Йорк? Скажешь тоже! Зачем они ему там?
— Ваш сын — трудоголик. Пока Вилма таскается по магазинам, Энрики работает. Я уверена, что он предпочитает свой ноутбук пакетам и сверткам.
Сезар недоверчиво покрутил головой.
— А зачем ему понадобилось стирать все из компьютера? — грозно спросил он.
— Из соображений безопасности, — ответила Анжела.
— Интересно, кого и чего он опасается? – спросил Сезар. — Сейчас я это узнаю. Соедини-ка меня с ним, Анжела.
Но соединить отца с сыном оказалось не так-то просто. Мобильный был отключен, в отеле их не было, и Анжела оставила просьбу позвонить в офис в администрации. Когда раздался междугородный звонок, она торопливо подняла трубку и быстро проинформировала Энрики обо всех событиях.
Сезар поднял трубку и услышал веселое приветствие сына.
— Энрики! Никто не вправе закрыть мне доступ к информации, касающейся Торгового центра, — грозно начал свою речь Сезар. — Где компьютерный финансовый архив?
— У меня, — весело отозвался Энрики.
— Вот видите, я же говорила, — радостно включилась в разговор Анжела, но Сезар метнул на нее из-под насупленных бровей недовольный взгляд, и она умолкла.
— А почему, интересно, он у тебя? И зачем ты стер его из компьютера?
— Не хотел тебя волновать. У тебя и так хватало волнений из-за Гильерми, а у меня возникло впечатление, что в последних счетах кое-что напутано. — Голос Энрики звучал уверенно, без всякого показного бодрячества и успокаивал Сезара больше, чем то, что он ему сообщал.
— Как мне все это не нравится, Энрики! Что же там напутано?
— Вот видишь, ты уже волнуешься, — укоризненно сказал сын. — Я был прав, когда все взял на себя. Я принял меры, потому что опасался, что у нас недостача. Но мы уезжали так срочно, что времени разобраться не было. Не волнуйся, я приеду, и ты убедишься, что ничего страшного нет. Скажи лучше, как дети.
— Дети в порядке, но твое путешествие просто безумие. Возвращайся!
— Мы приезжаем через три дня.
Анжела испытующе поглядывала на Сезара, пытаясь понять, успокоил его разговор с сыном или нет.
Но Сезар и сам этого не знал. Он ощущал явное неблагополучие, но не хотел доверять своему ощущению, потому что хотел доверять Энрики.
— Как же это я не спросил его, с чего вдруг дети решили, что они переезжают жить в Нью-Йорк? – хлопнул он себя по лбу.
— Ерунда! Фантазии Вилмы! Энрики никогда этого не сделает, — успокаивающе сказала Анжела.