Любовь и другие слова

Шон и Фиби развлекают себя игрой в 'Я шпион' во время короткой поездки в парк. Сабрина и Дэйв ждут нас с малышкой Вив в сложной коляске, когда мы приезжаем. Шон, Дэйв и дети идут в парк, чтобы найти хорошее место, а Сабрина ждет остальных со мной ближе к парковке.

Я смотрю, как двое мужчин уходят, любуясь ими со спины.

— Это прекрасные мужчины, — говорю я, а затем поворачиваюсь и вижу, что Сабрина пристально смотрит мне вслед. — Что?

— Как дела? — спрашивает она. — Ты сегодня выглядишь сексуально.

Я опускаю взгляд на то, что я наконец — то выбрала для этого не по сезону теплого дня: белая майка, симпатичные джинсы с манжетами и толстое золотое ожерелье. Собрав свои длинные волосы в очень нарочито и искусно беспорядочный пучок, я вдруг задаюсь вопросом, не выгляжу ли я так, будто слишком старалась — я знала, что ожерелье — это слишком. На Сабрине старые обрезки и рубашка для кормления. — Я слишком старалась? Я всегда беспокоюсь, что забыла, как одеваться.

— Нервничаешь?

Я качаю головой. — Волнуюсь.

— Я тоже. Я никогда с ним не встречалась.

— Я имела в виду, что я рада выходному дню, маленькая пособница. Но раз уж ты об этом заговорила, ты также никогда не встречалась с Никки и Дэнни, — напоминаю я ей.

Сабрина смеется, подходит ближе, чтобы обнять меня за плечи. — Я знаю, что ты знаешь их с начальной школы, но, думаю, мы оба знаем, кто мне больше всего интересен.

Я оглядываюсь назад, где Шон и Дэйв исчезли из виду. — Шон кажется на ноль процентов странным по поводу Эллиота.

— Разве это не хорошо?

Я пожимаю плечами. — Конечно. Но я все еще чувствую себя виноватой за то, как много я думаю об Эллиоте и прошлом, а когда я говорю об этом с Шоном, он такой — 'Все нормально, детка, ничего страшного'. Но, может быть, это потому, что я не совсем честна с ним о том, каково это — видеть Эллиота? Хотя, — добавляю я, размышляя вслух, — Шон сразу же предположил, что это нечто большее, чем просто встреча со старым другом, когда я заговорила об этом, но его это даже не смутило. Это странно?

Сабрина отвечает на мой лепет беспомощным взглядом. По крайней мере, я не единственная, кто в замешательстве.

Я простонала. — Наверное, я просто слишком много думаю.

— О, я уверена, что это так. — Я слышу в ее голосе изюминку, полное отсутствие убежденности, но у меня нет времени сомневаться, потому что я вижу Никки и Дэнни, идущих по тропинке к нам. Взяв скорость, я бегу к ним, обнимая сначала Никки, а затем Дэнни.

Хотя я вернулась в район залива около шести месяцев назад, я еще не видела их, и это удивительно сюрреалистично — видеть, как они изменились и — что еще более важно — как они не изменились. С Никки я познакомилась в третьем классе, когда мы были соседями по парте, и ее родители, очевидно, лучше других справились с тем, как она переживала потерю подруги, у которой в следующем году умерла мама, потому что, хотя Никки не всегда знала, что сказать, она не переставала стараться. Дэнни переехал в Беркли из Лос — Анджелеса, когда мы учились в шестом классе, поэтому он пропустил худший период моей сердечной боли и последующих социальных неурядиц, но в любом случае он всегда был в стороне от всего этого.

И для глаз, которые не видели ее почти семь лет, Никки выглядит потрясающе. В нас обоих течет южноамериканская кровь, но если я унаследовала от мамы маленький рост и смуглую кожу, а папа — высокий рост и светлый цвет лица, то Никки — светлокожая и зеленоглазая, и всю жизнь обладала своим естественным изгибом тела. Сейчас она выглядит как капитан какого — нибудь высокооктанового вида спорта.

Дэнни, напротив, выглядит как любой другой двадцативосьмилетний парень, живущий в Беркли: слегка полноватый, улыбчивый, слегка небритый.

Мы только начали нагонять друг друга — оказалось, что Никки тренирует женский баскетбол в школе Беркли, а Дэнни — программист, работающий на дому, — когда мое внимание привлекло плечо Сабрины.

Я вижу, как из любимой синей Honda Civic вылезает фигура, хватает свитер с заднего сиденья и начинает ровную, длинную поступь прямо к нам. Я знаю, что он увидел меня, и думаю, не дрогнут ли его конечности так, как дрожат мои, когда я вижу его.

— Эллиот здесь, — говорю я, уловив дрожь в своих словах слишком поздно, чтобы остановить их.

— Ну вот, началось, — поет про себя Сабрина, а я даже не могу отвести взгляд, чтобы посмотреть на нее.

— Эллиот — Эллиот? — спрашивает Никки, расширив глаза. — Как тайный Эллиот?

Дэнни поворачивается и смотрит. — Кто?

— О, Боже мой, — шепчет Никки, — Я сейчас так взволнована.

— То же самое! — Сабрина хлопает, и я понимаю, что сейчас Эллиот стоит перед стеной женщин — и Дэнни — все ждут его появления с огромными улыбками.

— Эллиот — парень Мейси? — спрашивает Дэнни, а затем поворачивается к Сабрине, добавляя: — О, подождите, это парень из города отдыха.

— Эллиот был ее парнем, — подтверждает Сабрина восхищенным, скандальным шепотом.

— Около десяти минут, — напоминаю я ей.

— Около пяти лет, — поправляет она меня. — А если учесть, что тебе всего двадцать восемь, то это большой кусок твоей жизни.

Я застонала, впервые задумавшись, не является ли все это ужасной идеей.

Сабрина встречалась с Шоном уже три раза, и хотя она настаивает на том, что он ей нравится, она считает его 'странно поверхностным для художника' и 'не вызывает у нее теплых чувств'. Не помогает и то, что она познакомилась с Дейвом на первом курсе Тафтса, и они встречались семь лет, прежде чем пожениться, так что двухмесячный период знакомства до помолвки для нее непостижим. Это просто вызывает у нее тревогу.

До Шона у меня было несколько отношений, но, как напомнила мне Сабрина, я была 'той надоедливой подругой, которая могла найти недостатки в любом'. Она не ошиблась. Для примера: Джулиан был странно привязан к своей гитаре. Эштон ужасно целовался, и каким бы очаровательным или веселым он ни был, невозможно было пройти мимо этого. У Джейдена были проблемы с алкоголем, Мэтт был слишком дружелюбным, а Роб слишком эмоциональным.

После первой встречи с Шоном Сабрина спросила меня, что, по моему мнению, я найду в нем плохого. И, конечно, когда прошло всего пару месяцев, и я находилась на стадии увлечения, моим ответом было полувосторженное — Ничего!.

Но в личном пространстве моих собственных мыслей я не могу винить ее за то, что она считает Шона не очень теплым. Он прекрасно ведет себя в социальных ситуациях, но я знаю, что в нем есть что — то отстраненное. Он отвечает на вопросы, используя как можно меньше слов, проявляет ограниченный интерес к моим друзьям, позволяет эмоциональным разговорам длиться около трех минут, прежде чем сменить тему, и внешне не очень ласков ни с кем, кроме Фиби.

Но, я не знаю. В этой сдержанности есть элемент комфорта. Для меня это имеет смысл, потому что, как бы я ни впускала Эллиота в свое эмоциональное пространство, я никогда не могла впустить туда кого — то еще. Это было слишком тяжело. Может быть, то же самое у Шона с Эшли; мы сломаны одинаково. В спектре прогрессивных мужчин Шон и Эллиот настолько разные, насколько это вообще возможно.

Мне нужен Шон в моей жизни.

Эллиот нужен мне примерно так же, как дырка в голове.

Эллиот поднимается с улыбкой, которая отражает нашу, и смотрит на каждого из нас по очереди. — Я полагаю, это приветственный комитет?

Сабрина делает шаг вперед, протягивая руку. Ее слова прозвучали высоко и бездыханно. — Я Сабрина. Я была соседкой Мейси по комнате в колледже, и я давно хотела познакомиться с тобой.

Он разражается смехом, глядя на меня с поднятыми бровями.

Я кладу руку ей на плечо, шепча на сцене: — Сбавь обороты.

Эллиот предпочитает обнять ее, а не пожать руку. Сабрина высокая, но Эллиот превосходит ее ростом, обхватывая ее удивительно мускулистыми руками, загар и тонус которых проступают за короткими рукавами его черной футболки. Он прижимается к ней лицом, когда они обнимаются, и я понимаю, что одним этим движением Эллиот только что привязал к себе Сабрину навечно. Никто не любит хорошие объятия больше, чем она.

— Что ж, — говорит он, отступая назад и улыбаясь ей, — приятно наконец — то познакомиться с тобой.

Сабрина выглядит так, будто собирается потерять сознание от восторга. Повернувшись, Эллиот выжидающе смотрит на меня.

— Никки, — говорю я, указывая на него. — А это Дэнни.

Я вижу, как по выражению лица Эллиота пробегает реакция, реакция на имена, которые он так долго слышал, но лица которых он видел только на фотографиях. — А, хорошо, — говорит он, улыбается и пожимает руку Дэнни, а затем обнимает Никки. — Я много о вас слышал.

Я смеюсь, потому что все, что он слышал, — это драма старшей школы. Интересно, думает ли он о том же, что и я, о дикой стороне Никки и неловких стояках Дэнни? Эллиот ловит мой взгляд, и мелькнувшая в нем мысль говорит мне, что я права. Он подавляет улыбку, и я прикусываю губу, чтобы сделать то же самое.

— Ладно, — говорю я, — пойдемте искать еду.

Дэйв и Шон устроились в тени. Фиби тихо рисует на одеяле, Вив спит в коляске, а двое парней разговаривают, но я вижу, как Дэйв бросает на Сабрину взгляд 'спаси меня', когда мы подходим. От этого во мне вспыхивает чувство защиты Шона, но это чувство заглушается приливом адреналина, когда он встает, вытирает руки о джинсы и направляется к нам. К Эллиоту.

Что я вообще делаю?

Сначала я представляю Шона, Никки и Дэнни — это проще простого. Дэнни явно недоумевает, что, черт возьми, происходит, когда слышит, как я произношу слово 'жених', и бросает взгляд на Эллиота, как будто пропустил что — то важное.

Шон поворачивается к Эллиоту, и вокруг меня все гудит. Напряжение заметно и в Эллиоте: в его плечах и бровях. Шон расслаблен, как никогда.

— Шон, это Эллиот, — говорю я и необъяснимо добавляю: — Мой самый старый друг.

— Привет! — говорит Никки, и Дэнни подхватывает ее слова, как только до него доходит, что я сказала.

Я смеюсь. — Прости, я не это имела в виду. Я просто…

Эллиот приходит мне на помощь и говорит: — Приятно познакомиться, Шон, — протягивая руку, чтобы пожать руку Шону, и Боже, это так неловко. На стольких уровнях.

Шон легко улыбается и подмигивает мне. — Я думал, я твой самый старый друг?

Все сердечно смеются над этим, и Шон отпускает руку Эллиота и поворачивается, чтобы поцеловать меня в губы. И серьезно, какого черта? Шон ревнует или нет? Это застает меня настолько врасплох, что я даже не закрываю глаза, которые переходят на лицо Эллиота. Его грудь смещается назад от силы шокированного вдоха. Он приходит в себя, быстро отходит в сторону, садится рядом с Фиби и Дэйвом и представляется. Когда Шон отходит от меня, я слышу глубокий тенор голоса Эллиота, спрашивающего, что рисует Фиби.

Ностальгия овладевает моими мыслями, возвращая меня в те времена, когда Эллиот вот так же сидел с малышом Алексом, нежно наблюдая за ним, тихо хваля. Теперь он берет карандаш, спрашивая, покажет ли она ему, как нарисовать цветок, как это делает она.

— Взрыв яичников, — бормочет Сабрина мне на ухо, делая вид, что целует меня в щеку.

— Что — то вроде этого, — шепчу я, вытирая руки о джинсы. Кажется, я действительно вспотела.

Мы распаковываем еду, раздавая всем сэндвичи, напитки и фрукты. Разговор стихает, как только Никки начинает говорить о баскетболе, потому что Дэйв сам бывший баскетболист, и слава Богу, что они двое здесь, потому что они несут в себе энтузиазм, необходимый для любого хорошего пикника. Когда Вив просыпается, Фиби берет ее на руки, и радость в ее глазах превращает нас в воркующих обожателей. В общем, все идет так, как и должно быть на пикнике: еда, разговоры, несколько небольших сражений с насекомыми и полудискомфорт от сидения на одеялах в траве.

Но в моем сердце произошло нечто непоправимое. Это сотрясение моих убеждений началось с секса, который я едва смогла получить с Шоном прошлым утром, и продолжилось сегодня, когда они двое здесь. Я знаю, что Сабрина замечает взгляды, которыми мы с Эллиотом не можем перестать обмениваться. Может быть, она тоже замечает, как мы с Шоном почти не общаемся.

Это поражает меня в такое странное время, что Эллиот здесь, он здесь. Он снова передо мной, доступен. Я могу протянуть руку и коснуться его. Я могу подползти к нему, забраться к нему на колени, почувствовать тепло его рук вокруг меня.

Он все еще может быть моим.

Почему у меня не было такой реакции, когда я должна была — две недели назад?

Я перебираю в памяти все, что произошло со мной после нашей размолвки, и, кроме смерти отца, больше ничего не кажется таким уж значительным. Как будто жизнь остановилась, я двигалась вперед, делала дела, но не жила по — настоящему. Это ужасно или фантастика? Я понятия не имею.

Рука Сабрины ложится на мою руку на покрывале для пикника, и я встречаю ее взгляд, удивляясь, как много она читает на моем лице.

— Все в порядке? — спрашивает она, и я киваю, заставляя себя улыбнуться и чертовски желая, чтобы я в это поверила.