Любовь и другие слова

Тогда: Пятница, 25 августа

Одиннадцать лет назад

Летние каникулы закончились в палящий августовский день. Папа, Эллиот и я собирали вещи в машину, а потом Эллиот незаметно отошел в сторону, ожидая нашего обычного прощания.

Мы делали это уже в четвертый раз — прощание после лета, проведенного вместе, — но оно было самым тяжелым. Все изменилось.

Как это всегда было с нами — два шага вперед, два назад, — мы больше не целовались, и уж точно больше не проводили время, скрежеща по полу. Но в этом была новая нежность. Его рука находила мою, когда мы читали. Я дремала на его плече и просыпалась от того, что его пальцы запутались в моих волосах, а его тело, ослабленное сном, лежало рядом со мной, моя нога была перекинута через его бедро. Наконец — то появилось ощущение, что мы вместе.

Папа, казалось, тоже почувствовал это, и, закрыв люк своего нового универсала Audi с решительным щелчком, он натянуто улыбнулся нам и вернулся в дом.

— Нам нужно поговорить об этом, — тихо сказал Эллиот. Ему не нужно было объяснять, что он имел в виду.

— Хорошо.

Он взял меня за руку и повел в тень между нашими домами. Мы сидели, прижавшись спиной к стене дома и сцепив руки, на траве под окнами моей столовой, вне поля зрения жильцов обоих домов.

— Мы дурачились, — прошептал он. — И… мы прикасаемся так, как будто… мы больше, чем друзья.

— Я знаю.

— Мы говорим друг с другом и смотрим друг на друга, как будто мы больше, чем друзья… — Он запнулся, и я подняла глаза, уловив нежность в его выражении. — Я не хочу, чтобы ты шла домой и думала, что я делаю такие вещи с кем — то еще.

Мой рот искривился, и я вырвала длинную травинку. — Я тоже не хочу думать о том, что ты делаешь это с кем — то другим.

— Что мы будем делать?

Я знала, что он спрашивает не только об очевидных поцелуях, прикосновениях, отношениях между парнем и девушкой. Он имел в виду в более широком смысле, когда наши жизни начнут больше существовать вне шкафа или его крыши, и когда нам придется довольствоваться только одним или двумя выходными в месяц вместе.

Я проследила линии сухожилий на тыльной стороне его левой руки. Правой он медленно провел пальцем вверх и вниз по моей ноге, от колена до середины бедра.

— Какое твое любимое слово? — спросила я, не поднимая глаз.

— Зрелый, — ответил он без колебаний, его голос был низким и хриплым.

Мой румянец вспыхнул на коже, оставив на щеках жгучий красный след, который, как мне показалось, остался надолго после того, как он оставил попытки поймать мой взгляд.

— Твое?

Я подняла на него глаза, его ореховые глаза были широкими и любопытными, что — то более дикое едва сдерживалось в темном кольце черноты вокруг его радужки. Под поверхностью, под словом — Твое? — было что — то более голодное: зубы на коже, ногти, звук его рычания моего имени. Эллиот был сексуальным. Какой мальчик в нашем возрасте использовал слово 'зрелый'?

В мире не было больше никого, похожего на него.

— Прозрение, — тихо сказала я.

Он облизал губы и улыбнулся. Что — то под поверхностью стало темнее, настойчивее. — Это тоже хорошо.

Я посмотрела вниз на его руку, гладя ее большим пальцем, и сказала: — Я думаю, нам стоит перестать притворяться, что мы не вместе.

Когда я подняла глаза, его улыбка стала шире. — Я согласен.

— Хорошо.

— Я собираюсь поцеловать тебя на прощание, — сказал он.

Я наклонила лицо к нему и снова сказала — Хорошо, — когда почувствовала его дыхание на своем рту, его руку, обхватившую мою челюсть. Мои губы разошлись навстречу его губам, и, как и раньше, казалось естественным присосаться к его рту, позволить его языку коснуться моего, попробовать его звуки на вкус. Его пальцы скользнули в мои волосы, и теперь обе руки обхватили мою голову, прижимаясь ко рту.

И почему мы делали это здесь, где мы не могли лежать и целоваться, пока наши рты не онемеют, а тела не запылают? Даже от этого крошечного прикосновения мне было больно. Я хотела, чтобы он снова был надо мной, хотела последнего напоминания о его весе и жестком присутствии его потребности во мне, давящей между моих ног.

Я издала небольшой сдавленный вздох, и он отстранился, переводя взгляд с меня на него.

— Мы будем делать это медленно, — сказал он.

— Я не хочу делать это медленно.

— Это единственный способ убедиться, что мы сделаем все правильно.

Я кивнула в его руках, и он поцеловал меня еще раз. — Увидимся через две недели.