Любовь и другие слова

Сейчас: Понедельник, 1 января

Эллиот сидит, опустив глаза, и смотрит в окно моей спальни.

Я наблюдаю, как все это проходит через него: ужас, вина, растерянность, осознание того, что мой отец умер на следующий день после измены Эллиота, что отец приехал за мной, потому что я была так расстроена и не позвонила, что последний раз я видела отца одиннадцать лет назад… и многие годы я винила в этом Эллиота.

Его ноздри раздуваются, и он моргает, сжимая челюсть. — О, Боже.

— Я знаю.

— Это… объясняет. — Эллиот качает головой, запустив руку в волосы. — Почему ты мне не перезвонила.

Тихо, я говорю ему: — Я не очень ясно мыслила — после того, как не смогла разделить — тебя. И это.

У меня так плохо со словами.

— Вот дерьмо, Мейси. — Поймав себя, он поворачивается и снова заключает меня в объятия, но уже по — другому.

Жестче.

У меня было больше десяти лет, чтобы справиться с этим; у Эллиота — две минуты.

— Когда ты остановил меня возле Сола, — говорю я ему в рубашку, — и спросил, как там Дункан?

Он кивает на меня. — Я понятия не имел.

— Я думала, ты знал, — говорю я ему. — Я думала, ты бы услышал… каким — то образом.

— У нас не было больше никого общего, — тихо говорит он. — Ты как будто исчезла.

Я киваю, и он напрягается. Кажется, ему что — то пришло в голову. — Все это время ты не думала, что я намеренно спал с Эммой, знал о смерти твоего отца и был не против этого, не так ли?

Я изо всех сил пытаюсь объяснить туманность моей логики в то время. — Не думаю, что я действительно думала об этом так — что ты был не против. Я знала, что ты пытался мне позвонить. Я знала, рационально, что ты действительно любишь меня. Но я подумала, что, возможно, между тобой и Эммой было что — то большее, чем ты мне говорил. Я была смущена и разбита…

— У нас ничего не было, — срочно говорит он.

— Я думаю, это Кристиан сказал, что вы иногда встречались…

— Мейси, — тихо говорит Эллиот, обхватывая мое лицо, чтобы я посмотрела на него. — Кристиан — идиот. Ты знала все, что произошло между мной и Эммой. Не было никакого другого секретного слоя.

Я хочу сказать ему, что, по правде говоря, теперь это все спорно, но я вижу, что для него это не так. Его намерение значит все.

Он прищуривается, все еще пытаясь собрать все это воедино. — Андреас сказал, что видел тебя следующим летом. Приходила сюда с отцом.

Я качаю головой, пока не понимаю, что он имеет в виду. — Это был мой дядя Кеннет. — Я фыркаю, снова вытирая нос. — Мы приехали сюда, чтобы собрать наши вещи и убрать их. — Я смотрю вокруг нас, на знакомую, уже потускневшую краску на стенах, вспоминая, как на самом деле я не хотела перевозить ни одной вещи. Я хотела, чтобы все осталось так, как было, — музеем. — Это был последний раз, когда я была здесь.

— Я был дома тем летом, — шепчет он. — Все лето. Я каждый день искал тебя. Я думал, как я мог пропустить тот момент, когда ты пришла.

— Мы пришли поздно. Мы не включали свет. — Даже сейчас это звучит совершенно нелепо, что мы пробрались в дом, как грабители, используя фонарики, чтобы достать то, что нам было нужно. Кеннет подумал, что я снова сошла с ума. — Я волновалась, что увижу тебя.

Эллиот отступает назад, опустив рот. Я ненавижу, что это открывает старые раны, но еще больше я ненавижу, что это делает новые раны.

— Может быть, 'волновалась' — не то слово, — поправляю я, хотя даже задним числом понимаю, что это не так — у меня был приступ паники в ночь перед тем, как мы с Кеннетом сели в машину, чтобы ехать сюда, и я не могла вынести мысли о том, что Эллиот увидит меня в таком состоянии. — В первый год после смерти отца, в Тафтсе, я нашла такое тихое, спокойное место. — Хмыкнув, я говорю: — Может быть, я бы бросилась в твои объятия. Но я боялась, что буду злиться или грустить. Вместо этого было гораздо проще ничего не чувствовать.

Он наклоняется, опираясь локтями на бедра, положив голову на руки. Потянувшись вверх, я поглаживаю его спину, делая небольшие круги между лопатками.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Нет. — Он поворачивается и смотрит на меня через плечо, одаривая меня слабой улыбкой, чтобы унять желание ответить, а затем его лицо бледнеет, когда он смотрит на меня. Я вижу, как осознание снова овладевает им.

— Мейс. — Его лицо опускается. — Как мне сказать, что я сожалею? Как мне вообще…

— Эллиот, нет…

В мгновение ока он вскакивает и выбегает из комнаты. Я встаю, чтобы последовать за ним, но дверь ванной захлопывается, и за ней быстро следует звук коленей Эллиота, падающих на пол, и его рвота.

Я прижимаюсь лбом к двери, слыша смыв, звук работающего крана и его тихий стон.

— Эллиот? — Мое сердце словно сжалось в кулак.

— Мне просто нужна минутка, Мейс, прости, дай мне минутку?

Я сползаю по стене, устанавливаю бдительность возле ванной, слушая, как его снова тошнит.