Джереми Грин, литературный детектив

Вернувшись домой, я рванул к автоответчику. Я уже проверял его из дома Брук, но это было сорок минут назад. Было очень трудно покинуть ее теплое гнездо. Но, хоть я и оставил номер Брук на автоответчике, мне казалось, что шансы услышать Фил увеличатся, если я окажусь рядом с телефоном.

Только одно сообщение — и то от Джереми: «Черт тебя подери, Макнайт, где ты? Позвони мне!» Расстроенный тем, что услышал Джереми вместо Фил, я тут же перезвонил ему. Мне привычно получать от Джереми какие-то ужасные сообщения или ужасные сообщения о нем. Он не только ощущает себя персонажем из второго акта трагедии, но еще и переписывает сценарий этой трагедии каждые шесть месяцев, а меня он назначил своим душеприказчиком. Так же как и в ситуации с моей сестрой, я вечно опасаюсь, что третий акт обойдется мне слишком дорого.


— Обзор в «Таймс» выйдет в субботу.

— Это ж чудесно! — кажется, он не видел «Дэйли ньюс». Неужели пронесло?

— Откуда ты знаешь, что это чудесно? Ты что-нибудь слышал?

— Я просто имею в виду, что обзор в ежедневной газете — это большое дело, разве нет?

— «Суббота» звучит как «Париж в августе».

Нас прервал звонок по второй линии, и он бросил меня ради Блейн.

Но быстро перезвонил опять и проинформировал:

— Я как раз перечитываю «Прощай, Колумб».

— А-а-а… Бренда Патимкин… поцелуи под водой… диафрагма…


Как только я это произнес, почувствовал, как на меня обрушилась боль потери. «Диафрагма» — ужасное слово, немного неприличное. Летающие тарелки замелькали у меня в глазах. Я подумал, что впервые в жизни встретил человека, который читал этот роман Рота. Понятия не имею, к чему это. И не хочу иметь.


— Это так очевидно, — возмущался Джереми, — как будто электрическая лампочка зажглась у меня в голове.


Что-то это слишком клишированно, в случае Джереми это звучит как умышленный поджог. Но я по крайней мере рад, что он не выпил склянку успокоительного или не вскрыл вены в горячей ванне, после того как решил вдруг, что его талант недостаточен (по сравнению с титанами, родившимися под солнцем и немного путешествовавшими и проч.), для того чтобы продолжать потреблять космический кислород.


— Сэлинджер… — начал он загадочно. — Рот перенял у Сэлинджера подавление собственного еврейства. Дух еврейства витает вокруг беловоротничковых героев Сэлинджера, и Рот осветил еврейский вопрос совершенно недвусмысленно. Наблюдения за социумом, за классовым самосознанием, гиперреалистичное описание сцен ухаживания в среде послевоенной молодежи. И потом он пользуется правом, выданным Беллоу и Маламудом, которые явно заговорили о еврействе. Вуаля — «До свидания, Колумб»!


— Глассы были еврями, разве нет?

— Наполовину ирландцы, наполовину евреи, — значительно объяснил Джереми, — вероисповедание в случае Бэсси определяется по матери, а мать — ирландка. Так что нет. Может, Сэлинджер и пытался неосознанно подольститься к ирландцам, но Рот — я имею в виду «До свидания, Колумб» — гениален. И это пришло ниоткуда.

— Звучит утешительно. Как насчет того, чтобы выпить? Тонизирующий коктейль?

— Я иду к психоаналитику через полчаса.

— А, ну да, кельтский и иудейский подходы к горестям и печалям, ретроспективно.

— Мне понадобится куча лекарств, чтобы пережить издание этой чертовой книги.

— Кстати, пришли мне ее.

Загрузка...