Мост висельников

После очередной ночи, во время которой врач «Арлекинов» ощупывал и осматривал нас, обрабатывая все раны, мы рухнули на кровать Роуг. Я проснулся всего пять минут назад, на моей талии покоилась нога Джей-Джея, а лоб Чейза прижимался к моему.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ни один из них не Роуг, пока мои руки блуждали, встречая слишком много мускулов и слишком много членов, чтобы мне это нравилось.

Вместо этого Роуг прижалась к груди Фокса на дальней стороне кровати, и как только я выбрался из братских объятий, в которые был зажат, я планировал украсть ее из рук моего брата и исчезнуть с ней в одной из других спален.

Но затем мой взгляд упал на горло Фокса: синяк там приобрел ужасный пурпурно-синий оттенок, что заставило меня почувствовать яростную жестокость по отношению к гребаному Шону и неловкость из-за того, что я собирался украсть нашу девочку из рук моего брата, когда он выглядел таким чертовски умиротворенным, из-за того, что она свернулась калачиком рядом с ним.

Итак, вместо этого я спустился вниз, сварил себе чашку кофе и теперь сидел во внутреннем дворике у бассейна. Небо все еще было усеяно звездами, но его светлеющий оттенок говорил о том, что рассвет уже близок.

На столе передо мной лежали блокнот и ручка, а на лице застыло кислое выражение. Какого хрена я вообще сейчас делал? Я не писал дерьмовых слащавых любовных писем, как Фокс и Чейз. Но, черт возьми, теперь, когда мне бросили вызов, я должен был написать лучшее письмо, которое когда-либо получала Роуг Истон, и я не собирался отступать.

В данный момент на странице были слова «ты похожа на луну», и чем дольше я смотрел на них, тем более оскорбительными они казались. Ты похожа на большой белый круг в небе, да, блядь, очень романтично, придурок.

Я вырвал страницу, скомкав ее в руке, не желая дальше смотреть на эти дерьмовые слова. Нет, это был не я. Я открою ей свою правду, и она не будет каким-то красивым стихотворением, призванным заставить ее сердце трепетать или что-то в этом роде. Она будет грубой, полной боли и искаженной реальности наших прошлых жизней, сплетенных в одно идеальное целое, которое и составляло нас. Остальные, возможно, и умели говорить, сравнивая ее с летним днем или еще какой-нибудь ерундой, но Роуг была не только летом, светом и всем остальным. В ней была и тьма, она была изрезана изнутри и полна страданий.

Больше всего меня опьяняло желание в ее глазах. Потребность в чем-то реальном, захватывающем и катастрофическом одновременно. В ней была необузданность, которая могла пробудить титанов от их сна с желанием завладеть ею. Она обладала такой гребаной магией, что притягивала меня к себе с первой минуты нашего знакомства, пробудив во мне потребность тоже овладеть ею. Единственный способ почувствовать подобное был с ней. Я испытал все острые ощущения в этом мире, тысячу раз был чертовски близок к смерти, но ничто не заставляло мое сердце биться от страсти и ярости так, как она.

Это был ее дар, и что-то в том, что она находилась в компании всех нас, делало этот дар сильнее с каждым днем, заставляя его расцветать в ней до тех пор, пока она не засияла. И я планировал поддерживать ее сияние до тех пор, пока не останется ни сегодняшнего, ни завтрашнего дня.

Черт, это было здорово. Как я там сформулировал? Я попытался ухватиться за слова, о которых думал, желая изложить их на бумаге для нее, но они ускользали, как песок сквозь пальцы.

К черту, скорее всего, это все равно была просто какая-то ерунда.

Я поднял револьвер со стола, где оставил его, откинул барабан и высыпал пули в ладонь. Я по привычке вставил одну обратно, пальцы двигались по знакомой схеме, которую они повторяли бесчисленное количество раз, пока мои мысли витали где-то в другом месте.

Я крутанул барабан, не глядя, куда попала пуля, вставил его обратно со щелчком, который напомнил мне все те разы, когда я нажимал на спусковой крючок, но смерть так и не приходила.

— Рик? — раздался тревожный голос Роуг, вырывая меня из раздумий, и я вздрогнул от неожиданности, когда она налетела на меня, вырывая оружие из моей руки, тяжело дыша, как будто только что пробежала марафон.

Я позволил ей забрать его, удивленно глядя на нее, когда она попятилась от меня, а ее глаза сверкали от непролитых слез, пока она держала пистолет за спиной. Мое сердце сжалось в груди, когда я понял, о чем она подумала, и покачал головой, поднимаясь на ноги и потянувшись к ней, но она отшатнулась, как будто предположила, что я пытаюсь вернуть пистолет.

— Я просто дурачился, красавица. Я не играл в рулетку, — пообещал я, и это была чистая правда.

Ее горло судорожно дернулось, когда пятки достигли края бассейна. На ней была только моя серая майка, подол которой спускался до бедер, едва касаясь татуировки черепа, заключенного в треугольник.

— Ну же, малышка, — мягко сказал я, опуская руки по бокам. — Ты действительно думаешь, что я брошу тебя сейчас?

— Я не знаю, — призналась она испуганным шепотом. — Иногда мне снится, что вы все ушли, что я просыпаюсь на холодных простынях и понимаю, что никогда больше вас не найду.

— Иди сюда, — прорычал я, но она покачала головой, отступив еще дальше назад, так что оказалась на носочках у края бассейна.

— Осознание того, что ты приставлял пистолет к своей голове снова и снова, и каждый из этих раз мог означать, что ты покинешь этот мир, причиняет мне чертовскую боль, Маверик, — огрызнулась она, в ее взгляде вспыхнул огонь, когда эта необузданность в ней проявилась, и я купался в ее сиянии.

— Я здесь. Я не ушел. Я не нужен смерти. — Ухмыльнулся я, но она оскалила зубы, потому что ей не понравилась шутка.

— Откуда мне знать, что ты не бросишь меня? — прошипела она. — Что ты однажды просто не возьмешь этот пистолет и не рискнешь?

— Я же сказал тебе, я твой. Я здесь. Я никуда не уйду, — поклялся я, но она снова покачала головой, как будто просто не могла в это поверить.

— Это кажется нереальным, — призналась она, и крупная слеза выкатилась из ее глаза и скатилась по щеке. — Ничего из этого не кажется реальным. Я проснусь, Рик, я просто знаю это. И тогда я снова окажусь с ним, с этим гребаным Шоном, и пойму, что никогда не была достаточно сильной, чтобы сбежать от него.

Ярость пронзила мою грудь при этих словах. — Чушь собачья, — прорычал я. — Ты сильнее всех нас, и ты докажешь это и ему, когда он будет лежать в грязи, а твой палец будет на спусковом крючке пистолета, который навсегда заберет его из этого мира. Ты поняла это?

Она выглядела потерянной, неуверенной, и я презирал это. То, что произошло в пещере, явно потрясло ее, страх потерять нас всех был слишком велик. И, черт возьми, я понял то. Я все еще не думал, что до конца осознал, насколько близок был к тому, чтобы навсегда попрощаться с двумя своими братьями, но мы все еще были здесь, и это было то, что имело значение.

— Это не реально, — снова выдохнула она, и я бросился к ней, не имея в голове другой мысли, кроме как доказать ей, что я такой же реальный, как земля под ее ногами.

Я налетел на нее, и она ахнула за секунду до того, как мы ударились о воду, погружаясь глубоко в бассейн. Я прижал ее к себе и поплыл, пока мы не достигли выложенного плиткой дна.

Я зацепился пальцами за фильтр на дне, чтобы удержать нас, и ее волосы взметнулись вокруг нас в вихре радужных цветов, а с губ полился поток пузырьков.

Глаза Роуг встретились с моими, пока она извивалась в моих объятиях, но моя рука крепко обхватила ее тело, и я не собирался ее отпускать.

Она выпустила пистолет, который теперь лежал на дне бассейна в нескольких футах от меня, и я не собирался его доставать.

Я крепко прижимал ее к себе, ожидая, когда она перестанет сопротивляться, и ее глаза встретились с моими. Теперь меньше пузырьков покидали ее губы, и только несколько из них сейчас свободно всплывали и ускользали к поверхности.

Я слышал, как у меня в ушах стучит пульс, и в этом был смысл всего происходящего: мы оба были настолько живые, настолько настоящие, играя в игру со смертью, что отрицать нашу реальность было невозможно.

Она обвила руками мою шею, и ее большой палец нащупал точку пульса, когда я выпустил последний воздух из своих легких, позволяя ему уплыть к поверхности. Спокойствие охватило наши тела, пока я удерживал нас, умиротворение отразилось на ее лице, успокаивая и мою боль от ее страхов. Я буду здесь, всегда. Не было лучшей причины оставаться в этом мире, чем она, и она должна это знать.

Биение моего сердца стало бешеным, и она слегка дернулась в моих объятиях, глядя на поверхность над собой, но мы как раз подходили к самому интересному.

Я продолжал держаться за фильтр, чтобы удержать нас на дне, двигаясь над ней, чтобы она не могла всплыть, и усилил хватку, переместив руку, чтобы обхватить ее сзади за шею и увидеть, как в ее глазах искрится неугасающая жажда жизни.

Когда мои легкие загорелись, а боль в теле напомнила мне, насколько, черт возьми, я жив, я отпустил фильтр и рванул к поверхности, а Роуг поплыла со мной, пока мы гнались за воздухом, потому что потребность жить была мощной, совершенной вещью.

Мы жадно глотали воздух, вынырнув на поверхность, и Роуг рассмеялась. Мой собственный смех вторил ей, пока адреналин плел паутину в моих венах. Я притянул ее ближе, мои губы впились в ее губы между лихорадочными вдохами, а тепло ее тела прижималось к моему.

— Это реально, — пообещал я ей и почувствовал вкус ее улыбки, когда она скользнула языком между моими губами.

Я целовал свою девушку, прогоняя все ее оставшиеся тревоги, и в конце концов мы подплыли к краю бассейна, вылезли и сели на его край, свесив ноги в воду.

— Спасибо, — сказала она, взяв мою руку, поднеся ее ко рту и запечатлев поцелуй на покрытых татуировками костяшках пальцев, отчего у меня защемило в груди.

— Когда взойдет солнце, мы будем смотреть на него вместе, — сказал я, кивая на небо, в котором разгоралось обещание рассвета.

— Это предложение? — спросила она, прикусив губу, и в ее больших голубых глазах заплясали озорные огоньки.

Я усмехнулся в ответ, вскочил на ноги и подтянул ее к себе. — Да, это гребаное обещание, красавица. Но у нас мало времени. — Я бегом направился в дом, насквозь промокший, оставляя за собой следы, которые заставили бы Фокси, когда он проснется, перейти в режим наседки, но мне было плевать. Я потащил Роуг за собой по коридору, толкнул дверь в гараж и помчался вниз, в темноту.

Я схватил ключи от своего мотоцикла и запрыгнул на него, в то время как Роуг перекинула ногу через сиденья, ее бедра прижались к моим, и она обняла меня за талию. Я снял с руля ее шлем, передал его ей и не дал отказаться от него, натянув его ей на голову, а затем надел и свой.

Затем я завел двигатель, босиком, в одних шортах, нажав на брелок, открывающий дверь гаража, — тот самый, который я стащил с ключей Фокси, и ему пришлось пойти и сделать себе новый.

Я вывез нас из гаража с ревом двигателя, сиденье вибрировало под нами, когда я направился к воротам и отсалютовал дежурившим там «Арлекинам», которые пропустили нас.

Затем мы понеслись по дороге, несясь на большой скорости, чтобы успеть встретить рассвет.

Было одно место, куда я хотел направиться, чтобы понаблюдать за ним, но, черт возьми, мне придется поторопиться, если мы хотим успеть до того, как солнце покажется над горизонтом.

Поток теплого воздуха помог нам немного обсохнуть, а запах океана напомнил мне о доме. Доме, которому я наконец-то снова принадлежал, в котором не было ненависти и горечи, отравляющих все вокруг.

Я не знал, когда это произошло, может быть, в какой-то момент в той пещере, когда я понял, что жизнь, возможно, не предоставит мне другого шанса наладить отношения с Роуг и парнями, которых я всю свою юность любил как родных. И хотя я не мог изменить то плохое, что произошло, или даже забыть о нем, может быть, я смогу отпустить его, простить, и наконец-то покончить с ним.

Пока меня обнимала моя девочка, а в голове проносились воспоминания о том, как я был подростком, занимался именно этим и чувствовал себя свободнее чертовой птицы, мне стало легко отпустить все это, примириться со своими сожалениями, со своей местью. Сегодня был первый день остальной части моей жизни, моей новой жизни. И когда я добрался до почерневшей «Игровой Площадки Грешников», и солнце выглянуло из-за горизонта за холмами на востоке под приветственные крики Роуг, которые заставили меня улыбаться как чертова идиота, я понял, что это будет день искупления. Мой новый старт.

***

Насладившись восходом солнца, мы вернулись в «Дом-Арлекинов», захватить одежду и еду. Я снова украл Роуг, пока остальные не проснулись, зная, что нужно сделать, и повез нас в сторону «Парка Отбросов».

Роуг была одета в маленький белый комбинезон с бледно-голубым бикини под ним, ее волосы были собраны в узел на голове, а на лице красовались — розовые солнцезащитные очки Джей-Джея. Я выглядел менее эффектно в черных шортах и белой футболке с черепом-мандалой, но Роуг то и дело проводила руками по мне, будто я был неотразим. Обняв ее за талию, я притянул ее ближе, когда мы направлялись в трейлерный парк. Возможность гулять по моим старым улицам, не подвергаясь обстрелу, с девушкой моей мечты под руку было потрясением, но в самом лучшем смысле этого слова, это уж точно.

Я был вынужден отпустить свою девочку, когда она заметил своих друзей, собравшихся вокруг костра, который в данный момент не горел.

Я скрестил руки на груди, когда начались визги и объятия, ожидая, что Роуг вернется ко мне, но вместо этого я обнаружил группу девушек, бегущих ко мне, и меня внезапно окружили.

— Черт, вблизи ты выглядишь еще крупнее, чувак, — сказала Ди, оглядывая меня с ног до головы.

— Он похож на большого медведя, правда? — Роуг ухмыльнулась, пихнув меня локтем.

Блондинка, Лайла, склонила голову набок, глядя на меня немного настороженно, оставаясь на шаг позади первой. — Ты же здесь не для того, чтобы кого-то убить, правда? — выдохнула она, выглядя одновременно испуганной и взволнованной этой идеей.

— Сейчас он на строгой диете, запрещающей убийства. Если он сможет отрубить на три головы меньше в этом месяце, он получит золотую звездочку, — сказала Роуг с усмешкой, и мой взгляд зацепился за ее рот, когда она облизнула губы.

— Господи, он смотрит на тебя так, словно собирается съесть, — сказала Ди, и рыжеволосая девушка, Белла, визгливо рассмеялась, прежде чем допить остатки пива из своей бутылки. Еще не было даже девяти утра.

— Я действительно ем ее. Регулярно, — сказал я. — Не так ли, красавица? Только сегодня утром я ел тебя на завтрак, разложив на своем байке, пока первые лучи рассвета согревали мою спину.

Роуг даже не покраснела, подняв подбородок и подавшись вперед, чтобы предупредительно потрепать меня по щеке. — Ты пытаешься опозорить меня перед моими подругами, Рик? Потому что они слышали о тебе все темные и грязные подробности.

— И остальные, — добавила Лайла, фыркнув.

— А как насчет того, что Фокс Арлекин трахнул ее сразу после того, как его чуть не повесили на «Мосту Висельников», да еще и с приличной, глубокой ножевой раной в боку? — Предложил я, и все они обменялись удивленными взглядами, прежде чем повернуться к Роуг с требованием подробностей в глазах. Я громко рассмеялся, закинув руку на плечи Роуг и говоря прямо ей на ухо. — Если ты хочешь рассказать им обо всем, что мы с тобой делаем, мне придется придумать несколько шокирующих способов трахнуть тебя, чтобы добавить немного драматизма.

Она посмотрела на меня из-под ресниц с вызовом в глазах. — Если ты считаешь, что способен на это.

— Ты пожалеешь, что сказала это, — пробормотал я сквозь улыбку, и в ее взгляде появилось возбуждение, говорившее, что она надеется, что я выполню это обещание.

Роуг договорилась встретиться со своими подругами после того, как мы закончим здесь, прежде чем повести меня через трейлерный парк, и мое настроение резко упало, когда я подумал о том, с чем мне сейчас предстоит столкнуться.

Трейлер, который достался Роуг, был голубого цвета и выглядел довольно мило, по-девчачьи — хотя я сомневался, что такое маленькое место могло бы стать домом для кого-то моего размера.

Роуг подошла постучать в дверь, а я провел рукой по своим коротким темным волосам, обдумывая, как поступить. Было известно, что время от времени я избегал встречи со своими демонами, но сегодня я поклялся именно это и сделать, а уж если я принял решение, то никогда от него не отказывался.

Миа открыла дверь, одетая в джинсы и простую белую футболку, а на ее лице не было и грамма косметики. Я ожидал увидеть в ее глазах боль, травму от всего того, что ей пришлось пережить от рук Шона, но вместо этого я обнаружил в них стойкость, и был рад этому.

Ее глаза расширились, когда они упали на Роуг, и она стремительно сбежала по ступенькам, заключая ее в объятия. — Привет.

— Привет, — сказала Роуг, удивленно выпрямившись, а затем обхватила Мию руками и обняла ее в ответ.

Мия перевела взгляд на меня, и черты ее лица слегка дрогнули, прежде чем она отпустила Роуг и смахнула воображаемую грязь со своих джинсов. — Не могли бы вы, ребята, зайти внутрь? Мне нужно кое-что сказать, и, думаю, вам тоже?

— Извинение было бы хорошим началом, — проворчал я, потирая рукой затылок, когда Роуг посмотрела на меня с грустной улыбкой на губах. — Так что… мне очень жаль.

Миа кивнула, возвращаясь внутрь, и мы последовали за ней в маленький трейлер, оформленный в пастельных тонах, весь женственный и красивый, и я мог представить себе Роуг здесь, понимая, что, должно быть, привлекло ее, даже если я сразу же подтвердил свои мысли о его размерах, когда мне пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь.

Девушка, которую я использовал, чтобы сблизиться с Кайзером Роузвудом, смотрела на меня сейчас с болью в глазах, заставляя меня чувствовать себя в десять раз хуже от того, как мало она для меня значила. Я думал, что для нее я тоже был неважным, но, возможно, если бы я присмотрелся повнимательнее, то понял бы, что она начала привязываться.

Мия схватила меня за запястье, и я, нахмурившись, повернулся к ней, а ее глаза вопросительно метнулись к Роуг. — Ты с ней?

— Да, — сразу же ответил я. Правда была очевидна как день, и я не собирался приукрашивать ее для Мии. Она заслуживала правды, и я мог ей ее дать. — Я влюблен в нее. Влюблен с тех пор, как мне было где-то около одиннадцати лет, я бы сказал. Или, по крайней мере, примерно тогда я понял, что именно за любовь я к ней испытываю. Ту, в которой ты не имеешь права голоса, да и не хочешь. Судьба выбрала ее для меня, и я потерял ее на какое-то время, но вот она снова здесь, и на этот раз я ее не отпущу.

Роуг была позади меня, так что я не увидел ее реакции на эти слова, но я увидел, как лицо Мии сменилось с обиды на понимание, когда она кивнула.

— В ту секунду, когда я впервые увидела вас двоих вместе, я поняла, что между вами что-то есть. Но я думала… я думала, что у нас тоже что-то есть, понимаешь?

— Мия, — выдохнул я, прислонившись спиной к стене и пытаясь подобрать нужные слова. Мне это было не свойственно, все эти разговоры, признание и серьезность, но я справлюсь. В конце концов, девушка прошла через ад. — Я был мудаком. И до сих пор им остаюсь. Это моя сущность. Какая-то часть меня сломалась давным-давно, и я вымещал свою злость и ненависть на всем, что меня окружало. Я больше не мог ничего любить, потому что потерял все, что стоило любить. Теперь я получил это обратно. — Я оглянулся через плечо на Роуг и увидел, что она смотрит на меня с истекающей кровью душой. Я потянулся к ее руке, переплел свои пальцы с ее и притянул ее ближе, а затем снова повернулся к Мии. — Я оставил довольно грязный след разрушений в своем прошлом, и мне жаль, что ты была вовлечена в это, ты, честно говоря, одна из немногих, перед кем я могу извиниться. Так что вот. Если ты примешь мои извинения.

Глаза Мии перемещались между нами, и в них мелькнула обида, прежде чем ее сменила стена силы. — Да, я принимаю. Я знала, что между нами все кончено. Думаю, мне просто нужно было какое-то завершение. Полагаю, теперь я его получила. — Она посмотрела на Роуг, и на ее губах заиграла грустная улыбка. — Ты в порядке? Шон причинил тебе боль?

— Шон причиняет боль всем, — мрачно сказала Роуг, и мои пальцы крепче сжали ее, так как во мне поднималась жгучая жажда мести. — Но я в порядке. А ты?

Мия заправила короткую прядь темных волос за ухо, делая неглубокий вдох. — Знаешь, я не в лучшей форме. Но мне становится лучше. Здешние девочки были очень добры ко мне, но я больше не хочу оставаться в этом городе, здесь для меня слишком много плохих воспоминаний, поэтому в эти выходные я уезжаю к своей двоюродной сестре во Флориду. — Она, казалось, почувствовала облегчение, и часть груза, казалось, упала с ее плеч, когда она посмотрела на мою девочку. — Спасибо, что позволила мне остаться здесь. Я не забуду, что ты для меня сделала. Если я когда-нибудь смогу как-нибудь тебе отплатить…

— Все закончилось, — твердо сказала Роуг. — Мы прошли через достаточно дерьма. Будь свободной, Мия. Езжай, и начни новую жизнь, забудь эту.

— Ты останешься здесь? — спросила она.

— Да, — сказала Роуг, взглянув на меня. — Это мой дом. Я собираюсь избавиться от Шона и заставить его заплатить за то, что он с нами сделал.

Мне действительно понравилось слышать, как она снова называет этот город своим домом, и мне нравилось, что он снова стал и моим. Наконец-то, черт возьми. Я вернулся в то место, которому принадлежал, к девушке, которую, как я когда-то думал, никогда больше не увижу, и связан узами с мужчинами, которых я ненавидел слишком много лет.

— Обещаешь? — прорычала Миа.

— Да, это гребаное обещание, — ответил я, и Мия твердо кивнула, а в ее взгляде промелькнуло удовлетворение.

— Возможно, хотя это и маловероятно, но есть ли какой-нибудь шанс, что Шон когда-нибудь водил тебя куда-то, в какое-нибудь свое место за городом или даже в самом городе? — Спросила Роуг. — Может быть, он упомянул район или убежище? Какой-нибудь «план Б» на случай, если ему когда-нибудь придется бежать?

Мия нахмурилась, обдумывая это, затем покачала головой, вызвав во мне разочарование. — Я не часто покидала поместье Роузвудов. Время от времени мы ездили на рынок за городом, каждое последнее воскресенье месяца. Он встречался там со своей мамой, пока отправлял меня за продуктами с парой своих людей. — Она пожала плечами.

— Как он называется? — Спросила Роуг.

— Рынок в Эпплбруке, — ответила Мия. — Я оставлю ключи от этого места у Ди, когда буду уезжать в субботу. — Роуг кивнула, нахмурив брови, как будто только что поняла, что ей придется принимать решение о том, что она будет делать с трейлером после этого.

— Думаю, мы еще увидимся, — сказал я, направляясь к двери и таща Роуг за собой.

— Или нет, — рассмеялась Мия, но в ее смехе не было особой легкости. — Прощайте.

Я кивнул ей, когда Роуг обнял ее одной рукой, не выпуская ее второй руки, и повел ее на улицу.

— Напишите мне, когда он умрет, — крикнула Мия, и я ухмыльнулся, поворачиваясь к ней.

— Когда ты получишь от меня смайлик с кальмаром, это будет означать, что дело сделано, — пообещала Роуг, и я усмехнулся, когда Мия улыбнулась.

— Эмодзи с кальмарами означают не это, — сказала она.

— Да, я знаю. Вот почему это идеальный код. — Роуг ухмыльнулась.

Мы оставили Мию там, направляясь через парк, и Роуг с тоской посмотрела в сторону пляжа, где, без сомнения, ее ждали подруги. Я притянул ее ближе, крепко целуя, уже скучая по ней, когда отпускал.

— Ты ведь не пойдешь со мной, так ведь? — надулась она.

— Пойду поговорю с Лютером, — сказал я, запрокидывая голову и тяжело вздыхая.

Роуг провела пальцами по моей груди и щелкнула по адамову яблоку. — Ты собираешься его крепко обнять?

— Что-то в этом роде, — пробормотал я, и она ахнула, схватив меня за волосы и дернув мою голову вниз, чтобы заставить посмотреть на нее. Против чего я совсем не возражал. На самом деле, это натолкнуло меня на мысль о том, чтобы отвезти ее куда-нибудь и зарыться в нее на некоторое время, прежде чем мне придется стать взрослым и все подобное скучное дерьмо.

Я достал пистолет, спрятанный сзади у меня в джинсах, и положил его в сумочку, которая висела у нее на плече. — Будь в безопасности.

— Ты сегодня такой милый, — сказала она, чмокая меня в губы, в то время как я бросил на нее неодобрительный взгляд.

— Я, блядь, не милый. И я докажу тебе это, когда позже съем твою задницу. — Я развернул ее за бедра и шлепнул по указанной заднице, заставив ее пискнуть от удивления, когда отправил ее восвояси. Она показала мне средний палец, и я усмехнулся, наблюдая, как она уходит, в то время как мой член умолял меня последовать за ней, но, к сожалению, прямо сейчас он не был главным.

— Я заеду за тобой позже или пришлю за тобой кого-нибудь из твоих парней-сучек, — крикнул я.

— Без разницы, — пропела она мне в ответ, и я выругал ее себе под нос, но не смог стереть улыбку с губ, когда шел обратно из парка к тому месту, где оставил свой мотоцикл.

Я даже бросил на нее еще один взгляд через плечо, прикусив внутреннюю сторону щеки, наблюдая, как исчезает ее прекрасная попка, и в одно мгновение по ней соскучился.

Я сел на мотоцикл и направился обратно в «Дом-Арлекинов», солнце било мне в спину, а я думал о своей юности, о том, что на этих улицах мне не везло, и я постоянно попадал в неприятности. Я снова почувствовал себя тем мальчишкой, когда газовал на скорости, проходя повороты и возвращаясь домой с бешено колотящимся сердцем и желанием увидеть своих парней.

Черт, Роуг была права. Я становился мягкотелым. Надо с этим поосторожнее. Нужно выпустить пар на Джей-Джее.

Я оставил мотоцикл в гараже, поднялся по лестнице трусцой и пошел по коридорам на звуки разговоров на кухне.

— Папа, прекрати, — прорычал Фокс.

— Посиди спокойно, ладно? — Потребовал Лютер, и я вошел в комнату, обнаружив, что он усаживает Фокса на табурет, втирая крем «Арника» ему в шею.

Фокс был без футболки и дулся, как маленький ребенок, пока Лютер пытался удержать его на месте, одновременно обрабатывая синяки.

Дворняга тявкнул на Фокса, словно играл в солдата для нашего отца. Я подхватил маленькую собачку, заработав укус в палец, ероша ему голову, пока он не заурчал в знак капитуляции, слишком наслаждаясь тем, как я чесал ему за ушами, чтобы жаловаться.

— Доброе утро, — буркнул я, и в воздухе повисла легкая неловкость.

Мы все еще не знали, как себя вести. Мы с Фоксом больше не были детьми, и я слишком много лет воевал с ними обоими, чтобы все так легко вернулось на круги своя. Но я знал, что я был тем, кто сдерживался больше всех, соблюдая определенную дистанцию. Наконец-то мне пришлось признать это, потому что, если мы хотим, чтобы в этом доме снова все было хорошо, мне нужно избавиться от гнева, который я все еще держал внутри. Хотя это было совсем непросто.

Я усадил Дворнягу на табурет рядом с Фоксом, и он понюхал бинты на талии моего брата, прежде чем слегка лизнуть их. К тому времени, когда Фокс опустил глаза, чтобы посмотреть, что он делает, Дворняга уже сидел ровно и смотрел в сторону, будто никогда не проявлял к нему ни капли нежности.

— Где ты был? — Спросил Лютер.

— Роуг с тобой? — Добавил Фокс, глядя мимо меня, но наш отец снова откинул его голову назад, чтобы получить доступ к отвратительному синяку под ухом.

— Она со своими подругами.

— Одна? — Прошипел Фокс. — А как же Шон? Что, если он…

— Успокойся, Фокси. Шон сбежал, и между Картелем и «Арлекинами» нет никакого способа, чтобы он вернулся в город незамеченным, — твердо сказал я, но напряжение не покинуло его позу. — Она большая девочка, и я дал ей пистолет.

— Я пошлю нескольких «Арлекинов» присмотреть за ней, — пробормотал Лютер, доставая телефон из кармана, и я кивнул, решив, что это не такая уж плохая идея.

— Видишь? Она в порядке. — Я прижал костяшки пальцев к щеке Фокса, и он оттолкнул меня, все еще выглядя встревоженным. — Где Джей-Джей и Чейз? — Я выглянул во внутренний дворик и заметил там мисс Мейбл, расположившуюся на одном из шезлонгов, обложенную множеством подушек, с лимонадом со льдом в тени зонтика.

— Они отправились заниматься серфингом, — сказал Фокс с выражением тоски, говорившим о том, что он тоже хотел бы пойти с ними.

Когда Лютер закончил переписываться со своей бандой, он вернулся к втиранию крема «Арника» в синяки Фокса нахмурив брови. Он явно втер уже немало, но старик не мог успокоиться, и я видел в нем потребность попытаться исправить то, что случилось с моим братом.

Фокс посмотрел на меня с мольбой о помощи в глазах, пока Лютер продолжал намазывать его кожу кремом, и я поймал его за руку, чтобы остановить, твердо посмотрев на него.

— Хватит, — сказал я и почувствовал, как напряглись мышцы отца, когда он встретил мой взгляд: из его глаз на меня смотрел испуганный человек. — С ним все в порядке, — сказал я ему, желая прогнать этот страх.

Я никогда не видел, чтобы что-то могло сломить Лютера Арлекина за все те годы, что он провел в крови и ярости, но, стоя здесь, перед сыном, которого он чуть не потерял, я видел, что его смерть сделала бы это. Когда я посмотрел вниз на Фокса с его взъерошенными светлыми волосами и ярко-зелеными глазами, я снова увидел его ребенком и без сомнения понял, что я бы тоже сломался.

— Черт возьми, почему в жизни нет кнопки перезагрузки? — Пробормотал я, злясь на все это. На то, как мы оказались здесь и как многого из этого можно было избежать.

Лютер вздохнул, когда я отпустил его, обняв меня за плечи, и, черт возьми, это было очень приятно. Но я не мог избавиться от скованности мышц — слишком много лет я отгораживался от него и всех остальных. Это было уже неестественно, и, возможно, уже никогда не сможет стать нормальным, но я должен был попытаться.

В конце концов, это была единственная семья, которая у меня когда-либо была, и мы причинили друг другу боли больше, чем следовало бы, но мы все еще были одной крови. И как оказалось, родной крови, даже если мне не нравился источник моего происхождения, я знал, что это не изменило отношения Лютера ко мне. В этом тоже было что-то необыкновенное. Ни за какие деньги в этом мире нельзя купить такую безусловную любовь. Несмотря на всю ненависть и слепую ярость, которую я изливал на него годами, наряду с пулями, выпущенными в его банду, и проблемами, которые я создавал в его доме, он ни разу не оттолкнул меня, ни разу не отвернулся. Он ждал, был уверен, что однажды я вернусь. И черт бы меня побрал, если я не считал, что он сошел с ума, но теперь, когда он все это время был чертовски прав, сказать ему это было довольно сложно.

Именно поэтому впустить их обратно было так трудно, потому что я не из тех, кто легко признает, что был неправ. Но неужели я действительно позволю своему упрямству оставить эту стену между мной и моей семьей, чтобы мы никогда не смогли снова стать единым целым? Чтобы я навсегда оставался снаружи, на расстоянии от той любви, которую мы когда-то разделяли?

Я искал нужные слова, но ничего не приходило в голову. Молчание затягивалось, а Лютер продолжал стоять, обняв меня за плечи, пока Фокс гладил Дворнягу, и вся та неприязнь, что была между нами, словно застаивалась в воздухе. Как я должен был от нее избавиться? Что нужно было сделать, чтобы исправить это раз и навсегда?

Я вспомнил свое детство, время, когда у нас все было хорошо, затем годы, когда мы стали подростками и Лютер начал навязывать нам бандитскую жизнь.

Хотя все было не так уж плохо. Да, у нас были ссоры, мы с Фоксом сопротивлялись требованиям Лютера, бунтовали, когда могли. Но таков был путь подростков, не так ли? Несмотря на все это, у нас все было хорошо. Лютер время от времени брал меня с собой, обучая обращаться с пистолетами и ножами. Он также иногда втягивал меня в дела банды, позволял увидеть темную сторону своей жизни, и, честно говоря? Мне это нравилось. Я был создан для этого, как он и сказал, даже если тогда я не хотел этого признавать. Потому что ни один ребенок не хотел, чтобы его жизнь была спланирована за него, особенно когда у меня были свои планы с друзьями.

Мы мечтали о чем-то большем для себя, но никогда толком не представляли, как мы все этого достигнем. И, я думаю, теперь мы достигли этого окольным путем. Или, по крайней мере, у нас появился шанс на это. Разве мы все когда-то не говорили, что будем жить вместе в большом доме и встречать каждый рассвет, жить так, как жили эти дети, всегда?

Вот он. Наш путь к этому, возможность, наконец, ждущая с распростертыми объятиями. И да, возможно, некоторые из нас добрались сюда разными путями, наши ноги были испачканы дорогами отчаяния и страданий, на которых мы оказались, но суть в том, что сейчас мы все были здесь. Так что я должен был воспользоваться этим шансом, ради ребенка, которым я когда-то был, потому что я был в долгу перед ним.

Наконец-то мой язык развязался, и я глубоко вздохнул, борясь со своим упрямством, и надеясь, что это исцелит нас.

— Я хочу начать все сначала, — заявил я, и Лютер поднял брови, но я продолжил прежде, чем он успел заговорить. — Я хочу по выходным ходить в походы, а днем плавать под парусом, я хочу ездить в твоем грузовике и стрелять по консервным банкам в лесу. Я хочу остаться здесь, в этом доме, и я хочу, чтобы он снова стал моим домом. Я хочу остаться здесь, Лютер. — Я посмотрел ему прямо в глаза, и мое горло сжалось от следующих слов, а по шее пробежал жар. — И я хочу, чтобы ты снова стал моим отцом. А ты — моим братом. — Я дернул подбородком в сторону Фокса, и его глаза тоже расширились. — Я хочу счастливую семью, которую мы заслуживаем. Я хочу, чтобы наш день под чертовым солнцем снова наступил, и я хочу греться под ним до конца наших дней, потому что к черту позволять миру отнимать его у нас. Я хочу, чтобы сегодняшний день стал первым днем из бесчисленного множества дней, когда нам просто, блядь, хорошо.

— Да, сынок. Давай начнем сначала, — сказал Лютер с чувством в голосе, притягивая меня к своей груди, и я растаял в его объятиях, как гребаный снеговик на солнце.

Фокс встал, присоединяясь к нам, и, клянусь, у меня было так много групповых объятий в последнее время, что я действительно бы размяк, если бы быстро не сделал что-нибудь особенно мужественное, чтобы противостоять всему этому слащавому дерьму.

Дворняга вскочил со своего табурета, положив лапы мне на спину с радостным тявканьем, а Лютер обхватил меня рукой за голову, натирая костяшками пальцев мою голову.

— Эй, — рявкнул я, с ухмылкой отталкивая его, и Фокс со смехом попятился, когда Лютер замахнулся на меня кулаком.

Я едва избежал удара, бросившись на него и прижав спиной к стене кухни, а затем мы вступили в яростную борьбу, как тогда, когда мы с Фоксом были мальчишками, и он учил нас драться. Только теперь ему придется потрудиться, чтобы победить меня. Я был таким же большим, как он, но более подлым ублюдком, чем он.

— Маверик? — Позвала Мейбл, когда мой смех стал громче. — Это ты?

Я с ухмылкой оттолкнул отца и направился к ней. Струящееся белое платье, в которое она была одета, развевалось вокруг нее на ветру, пока она сидела в шезлонге. — А, вот и ты. — Она улыбнулась мне, когда я опустился рядом с ней, и потянулась, чтобы взять меня за руку. — Ты уже нашел этого грубияна? Ты принес домой мои бриллианты?

— Пока нет, — выдохнул я. — Но скоро. Обещаю.

Она улыбнулась, сжимая мои пальцы в своей крошечной морщинистой ладони. — Они твои, ты знаешь? Я хочу, чтобы они были у тебя. Используй их, чтобы построить жизнь твоей мечты, милый мальчик. Прости, что я не смогла принести их тебе сама, прости за всю эту чертову суматоху.

Я нахмурился, придвигаясь ближе к ней, когда что-то острое кольнуло меня в груди. — Меня не волнуют какие-то гребаные бриллианты, Мейбл. Я просто рад, что ты в безопасности и что ты подальше от этого засранца.

— Да, так приятно снова увидеть солнце, — вздохнула она, поднимая голову, чтобы посмотреть на небо, прежде чем снова повернуться ко мне. — Но эти бриллианты твои, я хранила их все эти годы, и я сделала это не для того, чтобы какой-то негодяй забрал их и украл состояние Роузвудов. Мне неприятно думать о них в его скользких ручонках.

— Я верну их, — поклялся я, видя, как это разъедает ее изнутри. — Для тебя.

— Нет, для тебя, мой мальчик. — Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке. — Боже мой, ты действительно чем-то похож на нее, теперь я это вижу. На мою дорогую Ронда.

Мой пульс забился немного быстрее, и я почувствовал непреодолимое желание узнать больше о своей матери. Мой отец мог гнить в аду, мне все равно, но Ронда Роузвуд была той, о ком я хотел узнать больше. Что ж, я надеялся, что узнаю.

— Какой она была? — спросил я.

— О боже, — вздохнула Мейбл, улыбка озарила ее губы, а в глазах заплясали какие-то воспоминания. — Она была красивой, доброй, щедрой, к тому же настоящей деловой женщиной. О, в ней была такая свирепая жилка, я вижу ее и в тебе. Она сделала бы что угодно для тех, кого любила, и, полагаю, в конце концов сделала. — Она печально посмотрела на меня, и в ее голосе послышались хриплые нотки, а мое сердце разорвалось в груди.

— Расскажи мне больше, — настаивал я, и она кивнула, откидываясь на подушки.

Когда она начала говорить, я начал выстраивать образ своей матери в голове, выясняя, кем она была и кем, возможно, являюсь я. Большую часть своей жизни я носил броню и стал самым сильным и свирепым существом, каким только мог быть, но в моей тьме был свет. И пришло время снова впустить его.