Мост висельников

Шон кукарекал как петух, запрокинув голову и громко смеясь, когда Лютер Арлекин вознес свое горе к ненавистному небу и бросился вперед, пытаясь добраться до своего сына. «Мертвые Псы» окружали его, пытаясь удержать, в то время как он дрался, как дикий пес, загнанный в угол на улице, с оскаленными зубами, размахивающими кулаками и дикой, безрассудной болью в своих действиях, которая более чем ясно давала понять, что он умрет здесь и сейчас, если это будет необходимо, чтобы добраться до своего мальчика.

Воспоминания шевельнулись у меня внутри, когда я на мгновение подумал о своем собственном отце, вопрос, который всегда мучил меня, пронесся в моей голове. Что бы он подумал, если бы увидел, во что я превратился после его смерти?

Мой взгляд устремился вниз, на пропасть, за перилами моста, где Фокс дергался и брыкался на конце веревки, которая медленно вытягивала из него жизнь. Мои пальцы сжались в кулак, на челюсти заиграли желваки, пока я подавлял эмоции.

Я даже не вздрогнул при звуке горя и отчаяния Лютера, разрезавшем воздух надвое. Во мне больше не оставалось достаточно человечности для этого. Я давным-давно отпустил все это, и от этого стало лучше. Это упростило наблюдение за подобными вещами, если не сказать облегчило. Мои глаза видели, в то время как душа смотрела в сторону.

Иногда я спрашивал себя, что я за человек. В такие моменты мои собственные инстинкты и порывы оказывались настолько подавлены, что я едва их ощущал. Я столько лет притворялся созданием Шона Маккензи, что мне было трудно понять, кем я являюсь на самом деле, без этой фальшивой маски, скрывающей мое истинное лицо.

Если достаточно долго изображать из себя исчадие ада, то, возможно, ты действительно им становишься.

На нас дул ветер, неся с собой запах океана, когда Лютера Арлекина повалили на землю. Десять головорезов Шона пинали и избивали его, а он отбивался с первобытной, дикой яростью, которая что-то всколыхнула во мне. Воспоминания о семье, за которую я когда-то отдал бы жизнь, нахлынули на меня, как и на него, молящего о спасении своего сына. Это чувство, словно нож в животе, разбередило старую рану — ощущение причастности к чему-то большему. К семье. К любви. Я вспоминал об этом с отстраненностью, которая могла бы встревожить меня, будь у меня достаточно сил горевать об утрате. Но вместо этого я просто наблюдал, как кровь Лютера стекала на холодный камень моста, пока его сын бился в агонии последних минут своей жизни, находясь так близко и одновременно так далеко.

И все же я ждал. Не двигаясь. Больше похожий на машину, чем на человека, пока я сдерживал себя, обдумывая, какие действия я мог бы предпринять дальше. Интересно, что бы я сделал, будь выбор за мной? Но прошли годы с тех пор, как я мог считаться хозяином самому себе. Моя жалкая жизнь однажды была куплена и оплачена, а ценой стала моя собственная воля. Это было единственное предложение, и тогда оно казалось предпочтительнее смерти. Теперь же я просто гадал, прав я был в своем решении или нет.

Я бросил взгляд на свое предплечье, где на смуглой коже выделялся символ банды, которой я лишь делал вид, что верен. Ложь, которой я жил, процветала, в то время как моя истинная сущность постепенно гнила.

Я больше не мечтал о том дне, когда освобожусь от этой задачи. Я вообще не мечтал. Меня лишили такой роскоши, пока я ждал, чтобы узнать, кто я такой, по приказу того, кто должен принимать подобные решения. Я был потерянной душой, томящейся по прихотям тех, кто намного могущественнее меня, и, несомненно, однажды я так или иначе истеку кровью ради их дела, потому что моя жизнь стоила не больше, чем пешка на шахматной доске, принесенная в жертву игре, в которой у меня не было никакого выбора.

Шон громко смеялся, пока его люди пинали и избивали его врага. В его глазах пылала победа — он наконец-то получил возмездие, к которому так долго стремился, наслаждаясь каждой мучительной его секундой. Если бы его брат был человеком, достойным мести, я бы, возможно, даже понял это его стремление к возмездию. Но Нолан был всего лишь животным, которое получало удовольствие, причиняя страшную боль тем, кто был слабее его. Мир стал лучше без него, и я знал, что даже Шон это понимал. На самом деле, Лютер оказал ему услугу, убив Нолана Маккензи. Брат Шона был для него обузой, мешал ему и привлекал слишком много внимания своими жестокими играми. Если бы Лютер не покончил с ним, Шон рано или поздно сделал бы это сам. Ему пришлось бы это сделать, если он не хотел, чтобы Нолан утянул нас всех на дно.

Я оторвал взгляд от человека, кричащего о жизни своего сына, и посмотрел на все еще подергивающуюся фигуру Фокса Арлекина, который раскачивался на конце веревки, закрепленной рядом со мной: кровь окрасила его одежду от ножевого ранения в боку, и его жизнь теперь измерялась мгновениями, которые слишком быстро улетучивались.

Его ждал долгий полет, а внизу ждала река, полная камней, готовая заключить его в свои ледяные объятия, как только он перестанет дергаться, и Шон выбросит его тело. Шум несущейся воды доносился до меня сквозь рев агонии Лютера Арлекина, который продолжал сопротивляться, даже когда его до крови избивали безжалостные «Мертвые Псы».

Я сжал пальцы. Мне до боли хотелось сделать… что-нибудь, но тот, кем я был, и тот, кем притворялся, еще не решили, что именно. Хотя времени оставалось в обрез. Каждая секунда была подобна звону смертей, из распахнувшихся адовых врат, готовых впустить одну-две погрязшие в грехах души.

Шесть лет — долгий срок, чтобы носить чужое лицо. Особенно когда я еще даже не успел вырасти в мужчину, как меня заставили надеть его. Я не знал, кто я теперь. Поэтому я сосредоточился на том, что знал: кому я принадлежу.

У меня в кармане зажужжал телефон, и я вытащил его, глядя на единственную команду в только что отправленном сообщении.

Черная вдова:

Мы поддерживаем «Арлекинов».

Я засунул телефон обратно в карман, выхватил пистолет из-за пояса и ухмыльнулся, когда меня наконец освободили от моей собственной петли.

Это был день, когда я оставляю «Мертвых Псов» позади. Это был день, когда я узнаю, кем я был на самом деле. И, черт возьми, я долго шел к этому.

Взгляд Шона встретился с моим, когда я поднял пистолет, и его зрачки расширились, когда он осознал только что открывшуюся ему реальность. На его самодовольных губах замирала усмешка, когда он наконец увидел правду обо мне и узнал, какую гадюку он пригласил в свой дом.

Моя кривая улыбка была единственным предупреждением, которое он получил. Вес оружия в руке принес долгожданное облегчение, а вкус свободы в воздухе звал меня домой. Нужно было только понять, где может быть этот дом, и я наконец-то окажусь в безопасности, вдали от холода.

Я быстро выпустил три пули подряд: одну в грудь ближайшего ко мне человека, одну в веревку, на которой висел Фокс Арлекин, и одну прямо в черное сердце гребаного Шона.

Шон дернулся в сторону, когда я выстрелил, пытаясь избежать того, что было для него теперь неизбежно, но взвыл от боли, когда пуля нашла свое пристанище в его плоти. Он зарычал от шока и боли, отступив на несколько шагов назад, пока задняя часть его коленей не уперлась в край невысокой стены, окаймлявшей мост. Он закричал от ужаса, его руки взметнулись вверх, когда он перевалился через стену, ноги взметнулись над головой, и он упал с моста с криком испуга.

Мужчины, атаковавшие Лютера Арлекина, развернулись ко мне лицом как раз в тот момент, когда пара далеких всплесков донесла звук падения Шона и Фокса в реку. Улыбка на моем лице стала шире, когда я вдохнул свежий воздух и приветствовал все, что приготовила для меня эта новая реальность. Я больше не был «Мертвым Псом». Я наконец-то освободился от поводка.

Повисла тишина, когда люди, среди которых я жил и работал годами, уставились на меня в шоке, замешательстве, ужасе и тревоге, наконец-то увидев меня таким, каким я есть. Змея в высокой траве, только и ждущая момента, чтобы напасть, яд, капающий с моих клыков, и голод в моем животе, который копился годами.

Первый из них, оправившись от шока, бросился на меня, замахнувшись чертовым топором на мою голову, но я увернулся и выстрелил ему в лицо своей последней пулей.

Кровь забрызгала мне щеки, и я рванулся вперед, вырвав топор из его мертвой хватки еще до того, как он коснулся земли, и с яростным ревом замахиваясь им на следующего человека, который бросился на меня.

Я был зверем с перерезанной привязью, существом, жаждущим лишь кровавой, бесконечной мести за то, чему меня заставили быть свидетелем все то время, пока я находился в компании этих людей. Я не боялся кровопролития и жестокости. Но меня возмущал их способ управления бандой и те разрушения, которые они оставляли после себя, поэтому я был счастлив наконец показать им, что я на самом деле думал все это время. Бремя, которое они возложили на меня, наконец-то было снято, и месть за все, что я видел, летела ко мне на быстрых и жестоких крыльях.

В мою сторону летели пули, но я двигался быстро, уворачиваясь и проскальзывая между ними, используя стрелявших как щиты. Я пробирался к Лютеру, размахивая топором с безрассудной яростью в сторону любого, кто был достаточно глуп, чтобы приблизиться ко мне.

Лилась кровь, кричали люди, и боль пронзила мою руку, когда пуля попала в меня, но я продолжал сражаться, и чувство самосохранения исчезло, когда я сбросил оковы ложной жизни, которой жил слишком долго, и добрался до человека, который теперь был для меня приоритетом.

Лютер Арлекин боролся за свою жизнь, и я видел, как в нем происходят изменения, пока он размахивал кулаками, нанося удары, ломающие кости и сокрушающие челюсти, — для него тоже наступило время новой реальности. Он думал, что видит, как умирает его сын, и был готов последовать за ним в смерть, но теперь воля Божья изменилась, и все снова стало возможным. Просто мой бог жил немного ближе к дому, чем тот, кого он, возможно, благодарил.

Я добрался до него за считанные минуты или секунды, потеряв всякое представление о времени из-за жара схватки, ощущения крови на коже и боли от ран. К огнестрельному ранению присоединились порезы и синяки, но у меня не было времени на то, чтобы осматривать их.

Я схватил его за татуированную руку и потащил к краю моста, размахивая топором, чтобы проложить нам путь сквозь массу тел, давящих на нас. Я не поднимал головы, пока раздавались новые выстрелы: растерянность и удивление прошли, хотя их лидер и его второй командир не отдавали им никаких приказов. Но вскоре до них дошла реальность того, что я только что сделал, кто на них напал и что происходит, и нам нужно было убираться отсюда к чертовой матери, пока нас не окружили и не расстреляли.

Лютер бросился за мной, хотя в его глазах читалось недоверие. Я лишь мрачно улыбнулся, наслаждаясь ощущением свободы, когда мы добрались до невысокой стены, стоявшей между нами и единственной надеждой на спасение.

— Кармен Ортега передает тебе привет, — прорычал я, таща его за собой, запрыгнул на стену и с радостным воплем спрыгнул.

Лютер выругался, когда тоже прыгнул, воздух пронесся мимо нас, когда река устремилась нам навстречу, и все, что мы могли сделать, это молиться, чтобы внизу не оказалось камней.

Я сильно ударился о поверхность, погружаясь под воду, звуки выстрелов, которые гнались за нами, заглушались, и ничто, кроме рева бурлящей реки, не наполняло моих ушей. Вода была ледяной, а течение таким мощным, что угрожало перевернуть меня и взять под контроль мою судьбу, пытаясь дезориентировать в тот момент, когда я окажусь в его объятиях.

Моя нога ударилась о камень где-то на дне реки как раз в тот момент, когда мой спуск начал замедляться, и я с силой оттолкнулся от него, плывя к слабому лунному свету над головой с яростной решимостью.

Я снова всплыл на поверхность, глубоко вдохнув, когда свирепое течение подхватило меня и понесло, быстро увлекая прочь от моста и «Мертвых Псов», которые оставались на нем, выкрикивая угрозы и стреляя, но теперь у них не было ни единого шанса добраться до меня.

Я все еще сжимал в руке топор и плыл по течению, всматриваясь в темную воду в поисках хоть каких-нибудь признаков тех, кто должен был быть здесь вместе со мной. Берега реки были усеяны острыми камнями, и даже если бы я мог подобраться достаточно близко, не разбив о них голову, они были слишком крутыми, чтобы взобраться на них. Я доверился течению воды и молился, чтобы оно не унесло меня прямо к гибели, пока я продолжаю плыть по течению.

В любом случае, мой приказ был ясен, а это означало, что мне нужно было добраться до Фокса Арлекина. Я может и спас его от петли, но у него было мало шансов выжить в ледяной глубине этой реки со связанными руками, пока течение сносило его и швыряло о камни.

— Фокс! — Лютер взревел, выныривая рядом со мной: кровь текла по левой стороне его лица из пореза на щеке.

— Он упал раньше нас — нам нужно плыть, чтобы поймать его, — рявкнул я, заработав череду проклятий от лидера команды «Арлекин», который, казалось, не был склонен следовать моим приказам, независимо от того, спас я только что его жалкую жизнь или нет.

Но у меня были свои планы, поэтому я поплыл, не обращая никакого внимания на то, следует ли он за мной или нет, сосредоточившись на поиске Фокса Арлекина в мутных глубинах, пока он не утонул. Я не хотел начинать эту свободную жизнь с провала. Если я хотел надеяться, что она станет чем-то большим, чем была, пока я томился под контролем Шона, то мне нужно было доказать свою состоятельность, выполнив это первое задание. Мне нужно было показать им, что годы, которые я провел в «Мертвых Псах», не были потрачены впустую. Я стоил большего, чем еще одна фальшивая жизнь по милости какого-то нового безумца. На меня стоило обратить внимание.

Я поплыл быстрее, используя силу течения, чтобы двигаться вперед, щурясь в тусклом лунном свете, борясь с водой, которая постоянно вздымалась вокруг меня и яростно брызгала мне в лицо, делая почти невозможным что-либо разглядеть впереди.

Он должен был быть жив. Я не позволю чтобы любая другая судьба постигла его. Моя жизнь была связана с ним, и мое будущее начиналось сейчас. Если он мертв, то ему лучше быть готовым к тому, что я приду и вытащу его обратно из ада, потому что мне надоело быть никем. Я был готов к чему-то большему.

Я решительно стиснул зубы, плывя сильнее, быстрее, не обращая внимания на холодную воду и сосредоточившись только на одной цели — найти его и доказать, чего я стою.

Наконец я заметил его: до меня донеслись звуки его кашля и захлебывания водой, пока он пытался удержать голову над поверхностью со связанными руками, и мою грудь захлестнуло облегчение так, что я поплыл еще быстрее на звук. Рана на руке горела от усилий, но я заставлял ее работать, не обращая внимания на боль и сосредоточившись на своем приказе.

Чье-то плечо врезалось в мое, пока я плыл к своей цели, и я замахнулся топором, готовый нанести смертельный удар. Но в последний момент замер, обнаружив, что рядом со мной, яростно борясь с течением, плыл Лютер, а поток воды неумолимо сближал нас.

Он выглядел дерьмово: его лицо было в синяках и кровоточило от полученных побоев, хотя его зеленые глаза были яркими и дикими от осознания того, что его сын выжил, и того, как близко они оба только что были к смерти. В его взгляде была благодарность, погребенная глубоко под целым ворохом недоверия, но я просто ухмыльнулся ему, не предлагая никаких объяснений того, что я сделал или почему я это сделал.

— Не отставай, старик, — поддразнил я, плывя дальше, не сводя взгляда с Фокса: моя цель была ясна, и от нее зависело мое будущее.

— Ты тоже, мальчик, — прорычал он в ответ, продолжая двигаться по воде рядом со мной, сохраняя темп, несмотря на агонию, которая, должно быть, сотрясала его тело.

Он добрался до Фокса раньше меня, схватил его и сдернул петлю с его шеи, и из него вырвался сдавленный всхлип.

— Я держу тебя, сынок, — прорычал Лютер, и они обменялись взглядами, которые вернули меня в прошлое и заставили мое сердце снова сжаться, ведь мой собственный отец смотрел на меня точно также прямо перед концом. Черт.

— Мои руки, — прохрипел Фокс, снова закашлявшись, когда волна воды хлынула ему в лицо, и я добрался до них, мы втроем врезались друг в друга, пока нас сносило безжалостное течение.

— Я разберусь, — сказал я, схватив его за локоть, чтобы удержать неподвижно, прежде чем найти его запястья под водой и перерезать веревку, сковывающую их, своим топором.

В глазах отца и сына вспыхнуло недоверие, но у них не было времени расспрашивать меня о моих мотивах, поскольку мгновение спустя нас швырнуло в бурные воды.

Вода бушевала и грохотала вокруг нас, разъединяя и закручивая в волнах, пока река с бешеной скоростью неслась к океану через каменное ущелье.

Я потерял из виду все, сосредоточив все свое внимание на собственном выживании, борясь с течением и стараясь удержаться в центре реки, которая яростно пробивалась сквозь скалы, до тех пор, пока не найдется способ выбраться из этого бурного потока.

Я хватал ртом воздух всякий раз, когда мне удавалось поднять голову над поверхностью, и паника захлестывала мой разум, когда я чувствовал, как ледяные руки смерти пытаются утащить меня под воду, где меня ждала водная могила, манящая меня все ближе с каждой секундой.

Нас уносило все дальше по реке, и до меня доносились отдельные слова, которыми перекликались Лютер и Фокс. Внезапно у меня внутри все оборвалось — меня с такой силой швырнуло через край водопада, что мышцы свело, а в горле застрял крик ужаса.

Несколько душераздирающих мгновений я летел по воздуху, а сердце замерло в груди от страха перед тем, что ждало меня у подножия водопада.

Я с силой ударился о воду и ушел под нее, закрученный потоком, который каскадом обрушивался с водопада позади меня и переворачивал меня снова и снова, лишая всякой ориентации в пространстве, прежде чем меня яростно выплюнуло, и мои легкие горели, когда я снова поплыл к поверхности.

Вынырнув, я изо всех сил заработал ногами, воспользовавшись тем, что река здесь стала шире и течение ослабло. Слева виднелся каменистый берег, а мой топорик все еще был крепко зажат в руке.

Без этой железяки плыть было бы легче, но я к ней привязался. Это было одно из первых моих решений как свободного человека — выбрать это оружие, и я понял, что пока не готов расстаться с этим вкусом свободы.

Я ударился о камни у кромки воды, и вспышка боли пронзила мой бок.

С решительным ревом я взмахнул топором и всадил его в трещину в камнях, пока вода пыталась утащить меня обратно.

Мои мышцы напряглись и горели от усилия удержаться, вес промокшей одежды тянул меня под воду, но я изо всех сил вцепился в этот чертов топор и начал вытаскивать себя из ледяных объятий воды.

Я подтянулся и выбрался из голодной реки, острые камни впивались мне в кожу, пока я тяжело дышал от напряжения. Наконец-то оказавшись на суше, я позволил себе рассмеяться.

Перевернувшись на спину, я посмотрел на звезды сквозь переплетение ветвей деревьев. Вода стекала с моей одежды, образуя лужицы вокруг. Я позволил себе мгновение насладиться тем, что только что сделал, и красотой того, что совершенно не представлял, что ждет меня дальше.

Я перекатился на колени, прежде чем встать на ноги, и посмотрел на реку, заметив Фокса и Лютера, которые плыли ко мне: оба выглядели более чем потрепанными, но живыми — и это было прекрасно. Я сделал это. Первое задание, которое мне дали, чтобы доказать свою ценность, было, черт возьми, выполнено.

Я уронил топор и подобрал длинную ветку с земли позади себя. Подбежав к краю воды, я опустил ее в течение реки, чтобы помочь им выбраться.

Они оба ухватились за нее, и я закряхтел, сильнее упираясь ботинками, борясь с течением реки, чтобы удержать их вес и дождаться, пока они выберутся.

Лютер подтолкнул своего сына вперед, и Фокс взял меня за руку, его глаза были полны подозрения, когда он позволил мне вытащить его на берег, прежде чем повернуться, чтобы помочь мне вытащить и Лютера. Огнестрельная рана на моей руке отзывалась болью при каждом движении мышц, но я знал, как при необходимости отвлечься от подобных вещей.

Я отбросил ветку и посмотрел в сторону водопада, не удержавшись от смеха, когда понял, как далеко нас унесло вниз по реке. Отсюда до «Моста Висельников» было, должно быть, больше мили, а поскольку дороги не проходили так близко к его берегам, я был уверен, что «Мертвые Псы» остались далеко позади.

Я не мог перестать смеяться, глядя на двух «Арлекинов», которые сейчас больше походили на утопленных крыс, чем на королей. Я сел на землю и поднял свой топор, пока они стояли надо мной, хмуро разглядывая меня с любопытством.

Лютер бросил взгляд на сына, и я ободряюще махнул рукой, давая им минуту для эмоциональных излияний, прежде чем им придется иметь дело со мной. Он посмотрел на Фокса так, будто тот вернулся с того света — что, если уж на то пошло, было недалеко от правды, — и сдавленный звук застрял у него в горле, когда он обнял своего мальчика, крепко прижимая его к себе и бормоча слова облегчения, пока они цеплялись друг за друга.

Фокс обмяк в объятиях отца, крепко прижимаясь к нему и отвечая на его слова облегчения по поводу того, что они выжили, а их любовь друг к другу была явной и бередила старые раны моего прошлого.

Когда они, наконец, разорвали объятия, то с подозрением посмотрели на меня, а у Фокса Арлекина появился опасный взгляд, который точно сказал мне, почему он заслужил свой титул принца «Арлекинов». Этот засранец только что раскачивался на шее, лицом к лицу с самим Мрачным Жнецом, и не было похоже, что он даже отдаленно потрясен своим танцем с загробной жизнью, хотя синяк вокруг его горла выглядел просо ужасно, а колотая рана в боку кровоточила сквозь промокшую футболку.

— Ты, блядь, кто такой? — Хрипло спросил Фокс, хотя у меня возникло ощущение, что он прекрасно узнал меня, но хотел знать, кто я на самом деле. Его голос был хриплым из-за веревки, которой была стянута его шея, а темно-зеленые глаза горели всей той жизнью, которой его чуть не лишили.

— Трудно сказать в наши дни, — признался я, запуская одну руку в свои короткие дреды и откидывая их с глаз, в то время как другой крепко сжимал свой топор. — Но я предполагаю, что настоящий вопрос, который ты хочешь задать, заключается в том, на кого я работаю?

— Не умничай, парень, — предупредил Лютер, похоже, думая, что я почувствую угрозу от его мачо-бреда.

Я давно утратил способность испытывать страх, поэтому только ухмыльнулся ему, взмахнув топором, чтобы напомнить ему, что я здесь единственный вооруженный человек. И пусть я был моложе их, но я всегда предпочту оружие опыту. К тому же, я прожил такую жизнь, которую нельзя измерить годами — то, что я пережил, чему стал свидетелем и выстрадал, не потребовало десятилетий, но все равно оставило отпечаток.

— Успокойся, а то еще волосы начнут выпадать, — посоветовал я. — Кроме того, насколько я понимаю, вы заключили сделку, чтобы получить мою помощь, так что я должен предположить, что вы уже знаете ответ на свой вопрос.

— Кармен? — спросил он со смесью надежды и трепета на лице, и Фокс поднял бровь, массируя горло, где синяки от веревки уже гневно пылали на коже.

— Ага. Вы оба официально обязаны ей жизнью. Будем надеяться, что вы в состоянии заплатить по счету. — Я ухмыльнулся им, пока они обменивались обеспокоенными взглядами, но мое внимание привлекло движение на противоположном берегу реки, и я вскочил на ноги, заметив, как гребаный Шон выбирается из воды.

— Да ладно, этого просто не может быть, — прорычал я. — Я выстрелил этому ублюдку в грудь. Он уже должен был лежать на дне этой чертовой реки.

До нас донесся смех Шона, когда он оглянулся назад, цепляясь за дерево и используя его для поддержки, указывая через бушующую воду на нас. Кровь пропитывала его рубашку, и он сжимал место, куда я выстрелил, хотя место ранения было намного правее, чтобы причинить желаемый урон.

— Вы, «Арлекины», похожи на гнездо гребаных тараканов! — крикнул он. — Неужели вы не можете просто сдохнуть?

— О тебе тоже самое можно сказать. — Лютер сделал шаг к воде, словно намереваясь снова нырнуть в этот бушующий ад, переплыть реку и придушить ублюдка, но Фокс схватил его за руку, чтобы остановить. Другой рукой он зажимал бок, где рана от ножа, которую нанес ему Шон, продолжала кровоточить. Трудно было сказать, насколько все было серьезно, но я бы не сказал, что с такой пробоиной в животе, даже не смертельной, можно много натворить.

— Мне нужно вернуться к той пещере в скале, — испуганно сказал Фокс, искоса поглядывая на меня, словно не зная, на чьей я теперь стороне, и не имея времени разбираться в этом. — Рик, Роуг и остальные нуждаются в нас.

Я выгнул бровь, гадая, что он имел в виду и всерьез ли он думал, что услуга, которую я только что оказал им двоим, была оказана бесплатно. Теперь они были в долгу. И этот долг придется вернуть.

Лютер выругался и повернулся спиной к Шону, после чего они оба скрылись в зарослях оставив меня и Шона стоять друг напротив друга по разные стороны реки. Похоже, «Арлекины» решили, что либо все уже кончено, либо я просто позволю им делать все, что им вздумается. Но это было не так.

— Теперь я вижу тебя, мальчик, — протянул Шон, подняв два пальца и направив их на меня, словно пистолет, затем сделал вид, что стреляет, немного пошатываясь, что доказывало — пулевое ранение давало о себе знать. Может, он все-таки умрет от него.

— Я тоже тебя вижу, — крикнул я в ответ. — Видел чертовски долгое время.

— Расскажешь, кому теперь служишь? — спросил он, но я только улыбнулся.

Он скоро сам все поймет. Я сомневался, что к этому моменту у него остался хоть один живой член его банды. Мост, вероятно, был захвачен вскоре после того, как мы его покинули, а если нет, то я знал, что Кармен скоро наведет порядок в доме. Она открыла свои карты, порвала связи с «Мертвыми Псами», и она не оставляет в живых людей, которые могут потом доставить ей неприятности.

— Ну, точно не тебе, — указал я, хотя теперь это было достаточно ясно для всех.

— Ты пожалеешь, что перешел мне дорогу, мальчик, — протянул он с таким самодовольством, что моя кровь закипела, а внутри поднялась неудержимая жажда насилия.

Я резко отвел руку назад и со всей силы метнул топор, целясь ему в голову, пока все мучительные моменты, которые я пережил в его компании, следя за ним по приказу «Картеля Кастильо», снова и снова прокручивались в моей голове.

Годы моей жизни были украдены этим куском дерьма. Бесчисленные приказы выполнены, куча бреда проигнорирована. Но с ним было наконец покончено, и несмотря на его браваду, я видел, как глубоко его ранило мое предательство, и было чертовски приятно наконец-то открыть ему глаза.

Шон отпрянул за мгновение до того, как топор мог бы убить его, лезвие застряло в дереве, за которое он держался, чтобы не упасть, и из его груди вырвался возглас восторга.

— Да. Теперь ты видишь меня, — крикнул я, не обращая внимания на его бахвальство о своей, блядь, неуязвимости. Мне больше не нужно было стоять и слушать его голос, поэтому я отвернулся, чтобы последовать за «Арлекинами» в заросли.

Я перешел на бег, следуя по тропинке, по которой они прошли через лес, легко замечая следы и сломанные ветки в серебристом лунном свете. Я быстро их нагоню и напомню, что мы еще далеко не закончили. У них назначена встреча с Черной Вдовой, а она не из тех, кого можно заставлять ждать.

Пока я бежал, в груди разливалась легкость, и я не мог сдержать улыбку, несмотря на неудачную попытку лишить Шона жизни. Его час придет, а пока я наконец-то собирался вернуть себе себя.

Я был собакой, наконец-то освободившейся от цепей, и был готов вернуться к своему истинному хозяину.