Пари

Глава семнадцатая: Лекс

Я открываю глаза, разбуженный аппетитными запахами.

Приподнимаюсь на локтях, осматривая комнату как будто в первый раз. Обычно мой мозг просыпается за секунды, и даже если разбудить меня посреди ночи, я с огромной долей вероятности смогу точно назвать место, в котором нахожусь, как тут оказался, как уснул и даже какого цвета постельное белье. Но сегодняшнее пробуждение определенно не по плану, потому что только что я валялся в совершенно другой постели — на идиотских, блядь, шелковых простынях «инстаграмного» слегка вываренного белого цвета, и на мой кулак были намотаны мягкие рыжие волосы. Это было так реально, что я до сих пор боюсь разжать пальцы, потому что до сих пор отчетливо ощущаю их в кулаке.

Черт!

Проваливаюсь обратно на подушки, пытаясь понять, чего хочу больше — закрыть глаза и снова провалиться в тот сон или залететь в холодный душ, чтобы окончательно избавиться от этой хрени в башке.

— Доброе утро, медведь. — На пороге комнаты появляется Катя.

Она не большая любительница носить мои вещи — считает это идиотской модой ванильных девочек, но абсолютно не стесняется расхаживать по дому только в одном предмете нижнего белья. Сегодня в одних трусиках и с огромной чашкой в руках. Идет на меня с выразительным прищуром, ловко взбирается сверху, и я сглатываю, когда она выразительно трет ягодицами поверх выпуклости одеяла на моем члене.

— Ничего себе, кто-то проснулся в хорошем настроении, — мурлыкает как довольная кошка.

Вот же пиздец.

Этот утренний стояк связан с другой женщиной, и то, как радостно Катя на нем гарцует, выглядит максимально… стрёмно. Я пытаюсь делать вид, что все ок, закрываю глаза и даже придерживаю ее за бедра, но в ладони до сих пор фантомные боли от Викиных волос. А за закрытыми веками яркими вспышками — остатки прерванного сна: как она стояла передо мной на коленях, и какой тонкой была ее спина, и две крупных родинки на левой лопатке, которые я когда-то окрестил «поясом Ориона».

Да твою ж мать!

К счастью, мне не приходится выкручиваться и находить тупейший в мире повод, почему я должен свалить из постели, когда моя женщина готова как следует трахнуть меня прямо с утра пораньше, потому что на прикроватной тумбочке трещит мой телефон. Катя молниеносно на него зыркает, хотя раньше я не замечал за ней склонности подсматривать за именами моих «входящих». Вряд ли ошибусь, если назову причиной такой подозрительности одну мою настырную бывшую.

— Это Тихий, — говорит Катя и сама протягивает мне телефон. — Или хочешь, чтобы я сама ответила? Мне как раз есть что ему сказать по поводу вашего вечернего «делового рандеву».

— Смилостивься, Золотая рыбка, этот мужик мне еще пригодится! — изображаю мольбу, но на все-таки отбираю у нее телефон.

Катя нехотя слезает с меня, шепотом говорит, что у меня на разговор ровно минута, пока ее кулинарный шедевр не остыл окончательно, и выходит, напоследок соблазнительно вильнув бедрами.

Я роняю себя на подушки, прикладываю телефон к уху и молюсь, чтобы это был сугубо деловой и жесткий разговор — только это способно «перебить» послевкусие рожденного моим мозгом порнографического кино с участием моей рыжей бывшей.

— Надеюсь, у тебя какие-то хорошие новости, — говорю вместо приветствия.

— Марат вышел на связь с Егоровым. — В голосе Тихого хорошо знакомый мне триумф.

— В каком, блядь, смысле — «вышел на связь»? — Когда я надеялся, что Тихий загрузит меня работой, то имел ввиду и близко не такую хуйню. — Как это произошло, если ты должен курировать сделку и следить, чтобы мой ебанутый братец не вышел на контакт с «PowerPulse» через нашу голову?!

— Спокойно, старик, я как раз поэтому тебе и звоню. Они там, короче, между собой порешали.

— Что порешали? — По ходу, я когда-то сильно нагрешил, и сейчас в меня на всем ходу летит бумеранг кармы.

— Твоя братец согласился продать Егорову свои двадцать процентов. Угадай, за сколько?

— Мне срать за сколько! Я сказал, что сделка отменяется!

— Ты там не охренел ли часом, Яновский? Хули ты орешь?

Тихого я знаю так много лет, что научился разбираться во всех интонациях его голоса даже лучше, чем в своих собственных. И прямо сейчас он начинает откровенно быковать. С ним такое иногда случается, но в мой адрес чуть ли не в первые.

— Тихий, что именно в моих словах о том, что мы временно замораживаем сотрудничество с «PowerPulse» ты не понял?

— Я чё, блядь, виноват, что Егоров переиграл наш договор?! Я к нему в няньки не нанимался, у меня вообще другая задача была и я ее выполнил!

— Так, стоп. — Я делаю вдох, сосредотачиваясь на вопросе, который, по-хорошему, должен был посетить мою голову через секунду после того, как Тихий сказал о сделке между Егоровым и моим братом. — Откуда Марат узнал про «PowerPulse»?

— Хороший вопрос, — бубнит Тихий.

— Блядь, откуда?! — мы столько сил потратили на то, чтобы наше сотрудничество осталось в тени, буквально разыграли целый шпионский детектив. Даже встречались через вторые головы, чтобы избежать любой огласки.

— Ты сейчас, типа на меня бочку катишь? — сразу переходит в наступление Тихий.

Он классный мужик и мой лучший друг, он как мой брат, такой, каким должен был быть Марат. Но зажигаться от малейшего чирка — это та черта Тихого, которую я ненавижу в прямом смысле этого слова. Если бы не его тупорылая вспыльчивость, некоторых крупных передряг, в которые мы встряли за три года, можно было бы избежать.

— Я хочу понять, откуда слив.

— Не от меня.

— Значит, в «Интерфорс» завелась огромная жирная крыса.

— Слушай, да, это все неприятная хуйня, но какая, блин, уже разница? Пусть Егоров купит «Гринтек», распилим его на тузиков и все. Лекс! По хуй уже, надо закрыть эту тему и валить дальше зашибать все деньги мира.

— Твоя задача была следить за тем, чтобы ни Егоров, ни Марат не вышли друг на друга через наши головы! Это единственное, что от тебя требовалось, Тихий! А теперь еще раз покумекай, чем «Интерфорсу» может грозить их милое сотрудничество, м?

— Слушай, а может все дело в твоей бывшей? — Тихий так резко меняет тему, что на пару секунд мне тупо даже нечего сказать. — Ну, типа, раз они теперь разводятся, то ты воспрянул духом и решил дать второй шанс этой суке?

— Разводятся? — переспрашиваю я, чувствуя себя безмозглым эхом. — В смысле «разводятся»?

И почему я вообще узнаю об этом от Тихого?!

И почему, блядь, мне вообще есть до этого дело?!

— Да ладно прикидываться мамкиной царапкой, Лекс! Если даже Егоров в курсе, что Марат дал Вике под зад ногой, то ты-то наверняка уже все давно прохавал. Кстати, теперь у вас с братаном появилось еще одно общее-семейное — сначала вы оба трахали одну и ту же тёлку, а теперь оба ее послали.

— Решай вопрос с Егоровым — мы ничего не покупаем, точка, — говорю сквозь зубы, очень сильно сдерживаясь, чтобы не натолкать ему полную охапку хуев. — А если он вздумает купить «Гринтек» без моего разрешения, то очень сильно об этом пожалеет. Я эту шавку не для того прикармливал, чтобы она возомнила себя бегемотом и захотела поиметь «Интерфорс»! Все, свободен.

Я кладу трубку до того, как Тихий успевает отдуплиться.

Выбираюсь из-под одеяла и прямиком в душ — под холодную воду, от которой аж зубы сводит. Мне нужна ясная голова, без мыслей о бабах и проблемах, которые они могут принести. Я должен сосредоточиться на работе и решить, как разгребать проблему, которая организовалась там, откуда я, честно говоря, меньше всего ее ждал.

Когда год назад «Интерфорс» окреп настолько, чтобы бодаться с Маратом в открытую, мы с Тихим прикидывали несколько вариантов, как разобраться с «Гринтек». Тихий предлагал в тихую выкупить некоторое количество акций — этого должно было хватить, чтобы посадить в Совет акционеров своего человека. Это дало бы нам доступ ко всем делам компании и информации, которую, грубо говоря, мы не могли получить из открытых источников. Марат, какой бы тупой сволочью он ни был, но сразу после захвата моего «Гринтека» (а я всегда считал это тупым отжатием), первым делом за месяц избавился от всего штата сотрудников, заменив их на своих, лояльных и верных только ему людей. В итоге нам пришлось ходить очень широкими кругами, чтобы подобраться хоть на шаг и при этом не нарваться на подозрения.

Но когда план был уже почти готов, я вдруг понял, что не хочу возвращать «Гринтек». Он, как и все мое прошлое, был одним огромным напоминанием о том, каким доверчивым лохом я был. Напоминанием о том, что в самую тяжелую минуту моей жизни, меня поимела любимая женщина и родной брат. Разбираться с этой помойкой снова, у меня не было никакого желания. Да и, честно говоря, уже тогда я знал, что возвращение в «Гринтек» на правах ее собственника, не даст мне никакого морального удовлетворения. Я настолько погрузился в новые процессы, что вся эта месть окончательно потеряла вкус и остроту. Тихий, конечно, поворчал, но в итоге согласился, что мы просто доведем «Гринтек» до банкротства, выберем какую-то фирму, которая станет айсбергом на пути этого «Титаника» и ее руками скупим его по минимальной цене. А потом просто раздерибаним, получим маржу, некоторую долю морального удовлетворения и просто двинем дальше в свои новые горизонты. На роль той самой подставной утки выбрали «PowerPulse» и Егорова. Сделали девяносто процентов дела. Осталось только дать Егорову бабла, чтобы тот от своего имени выкупил «Гринтек», а дальше мы бы просто станцевали на костях пировой победы моего конченого братца и дело в шляпе.

Но тут появилась Вика со своим тупым пари.

И я, блядь, повелся на все это как мамина целка на голые сиськи.

Когда мышцы окончательно приходят в тонус, добавляю немного теплой воды и прижимаюсь лбом к стенке душевой кабинки, снова и снова задаваясь вопросом: как, черт подери, я согласился на это пари? На хер мне это было нужно? Почему в моем идеальном плане безоблачной жизни, вдруг появилась огромная трещина, «неожиданно» похожая на куриную жопу?!

А что в итоге? Марат каким-то образом узнал, кто собирается его сожрать и решил действовать на опережение. И хоть это может ничего, ровным счетом, не означать и никак не ухудшить текущую ситуацию, я терпеть не могу, когда в бизнес-делах мяч оказывается в руках противника, кроме случаев, когда именно так и было задумано мной. Ни в одном из вариантов развития событий Марату отводилась только одна единственная роль — быть главным зрителем на онлайн показе фильма под названием «Твоя жизнь катится в пизду!»

Я заканчиваю с водными процедурами, чищу зубы.

Смотрю на свою заросшую рожу в зеркало и решаю, что еще один день нормально переживу с уже заметно отросшей щетиной. К тому же, бриться сейчас — значит, потратить еще пару минут, и окончательно просрать шанс реабилитироваться перед Катей за то, что наплевал на ее утренние старания.

Она уже ждет меня на кухне — недовольный взгляд, пустые тарелки, демонстративно торчащая из раковины ручка сковородки и пустая чашка со следами кофе.

— Приятного аппетита, Лекс — говорит она и утыкается взглядом в экран ноутбука.

У меня в жизни есть одно правило, которое я поставил заглавным в любых отношениях с женщинами — больше никогда и ни за кем не бегать, не упрашивать и не извиняться там, где я откровенно не косячил. Сегодня явно не тот случай, когда нужно с намыленной рожей искать самый красивый в мире букет и кольцо с камнем, который будет видно из космоса. С другой стороны — это Катя. Она вообще образце адекватности в море женщин, которые привыкли гнобить мужиков за пропущенный звонок.

Так что ради нее я готов делать исключения.

— Кать, у меня работа. — Я загружаю порцию молотой арабики в кофемашину и пока она пыхтит и варит мне порцию крепкого, как нокаут, эспрессо. — Если бы я валялся до обеда каждый раз, когда нужно ебашить, то ничего этого не было бы.

— Да да, — бросает она, все так же не отрывая взгляд от ноутбука. — Я все понимаю, Лекс. Поэтому решила избавить тебя от необходимости тратить время на завтрак, который я готовила всего каких-то… тридцать минут.

— Малыш, не бузи.

— И ради этого встала в шесть утра. — Она как будто беззаботно пожимает плечами, но я секу, что все это время ее пальцы нажимают на одни и те же клавиши. — Хотела принести какое-то тепло в наши механические отношения в ухе «сунул-вынул-привет-пока».

Я сажусь перед Катей на корточки и медленно, подавляя ее сопротивление, закрываю крышку ноутбука.

Мне нравится, что в редкие моменты наших ссор она никак не кривляется — не сопит, не дует щеки, изображая обиженную бусинку. Она просто смотрит в упор с видом человека, который готов и согласен только на конструктивный диалог. Я даже почти могу представить далекое будущее, в котором наши отношения эволюционирую до стадии, где мы сможем уладить любые разногласия короткой перепалкой взглядами. Наверное, именно к таким отношениям и должен стремится любой нормальный мужик.

— Давай заменим завтрак на ужин? — делаю еще один шаг к примирению. — Готов разрешить над собой полное издевательство и героически купить все продукты по списку, который ты мне выдашь.

— Так просто, да, Лекс? Типа, можно посмотреть на меня вот такой милой моськой — и все тебе простится?

— Ну я еще и откупные солидные предлагаю так то.

— С каких пор омары и устрицы стали достаточным поводом для прощения?

— Понял — омары и устрицы.

Катя поджимает губы, чтобы не улыбнуться, но все-таки прыскает от смеха и в шутку бьет меня кулаком в плечо.

— Учти, Яновский, мое терпение не безгранично! А список вещей, которыми ты можешь попытаться вымолить у меня прощение, становится короче с каждым днем!

— Я исправлюсь, малыш. Клянусь. Крест на пузе.

— Заруби себе вот тут. — Она ощутимо тычет меня пальцем в лоб, а потом тянется, чтобы поцеловать.

Если бы все проблемы в моей жизни можно было решить устрицами и клешнями.