Глава третья: Лекс


— Можно брать его за жабры, — скалится Тихий, выкладывая передо мной планшет, на котором отчетливо видна полная хронология падения акций «Гринтек». — Хотя, если хочешь знать мое мнение, я взял бы его еще вчера. На всякий случай. Марат — скользкий гад. Мы целый год под него рыли.

Если полностью отключить эмоции и подойти к ситуации с холодной головой, то Тихий абсолютно прав — я вложил в этот финальный удар по «любимому братцу» столько сил и ресурсов, что будет просто чертова лажа, если он снова выскользнет из моих рук. Но я все равно тяну до последнего.

Черт знает, почему.

Может, правду говорят, что с возрастом мы все становимся немного сентиментальными и у меня тупо не поднимается рука разрушить то, что когда-то было мечтой всей моей жизни?

Я до последнего не знал, что в итоге хочу сделать с «Гринтек». Когда валялся под лошадиными дозами обезболивающих после тяжелой операции на позвоночнике, вообще было не до того. Потом, когда заново учился ходить, решил, что просто доведу компанию до банкротства, выкуплю за копейки и показательно пинками вытолкаю оттуда Марата. А потом…

В общем, отболело.

В моей жизни появилось другое любимое дело, другие цели, новые планы и вершины. И банально не осталось ни минуты времени, чтобы писывать туда еще и «Гринтек».

И я решил, что ну его все в пизду — вместе с прошлым, которое тоже давно перестало саднить. Тихому моя идея просто стереть «Гринтек» с лица земли (почти буквально) тоже пришлась по душе. И мы сделали все, чтобы достичь своей цели. Хоть для этого понадобился целый год. Но что такое триста шестьдесят пять дней для человека, который однажды услышал, что проведет остаток жизни в инвалидном кресле?

— Хорошо. — Я подталкиваю планшет на сторону стола, где сидит Тихий. — Начинай. Только не затягивай.

В его глазах появляется хорошо знакомый мне кровожадный блеск.

— За неделю управлюсь. — Он демонстративно хрустит пальцами, встает и, насвистываю на ходу, идет до двери. — О, привет, Катюха!

Сталкивается с моей девушкой.

— Он опять пришел к тебе сумасшедшей идеей? — Она проходит до стола и усаживается на край, задорно болтая ногой в кедах почти перед самым моим носом.

Тихий сворачивает ей фигуру из трех пальцев и уходит, пожелав нам на прощанье плодиться и размножаться, потому что он планировал стать крестным наших детей еще в прошлом году.

— Засранец опять не запер дверь, — поглядываю на кусок приемной, из которого открывается хороший вид как раз в нашу сторону.

— Твоя секретарша ушла на обед, — немного растягивая слова, многозначительно говорит Катя, ставит руки за спину и откидывается назад, предоставляя максимально выгодный ракурс для моих глаз. — Она всегда так делает, когда я прихожу. Даже не знаю, стоит ли переживать по этому поводу.

Несмотря на то, что на Кате мешковатый свитер и джинсы, выглядит она очень сексуально — сочная грудь, тонкая талия, которую невозможно скрыть никаким «оверсайзом», длинные ноги. И при этом всем — минимум косметики на лице, полный порядок в голове, а в кармане — целая, абсолютно заслуженная кандидатская. Если посчитать уровень IQ всех женщин, которых я на хую вертел (а это определенно немалое число) и сложить вместе полученные числа, то их сумма все равно будет раза в два меньше уровня интеллекта Кати.

Когда она появилась в моей жизни, я не сразу понял, какое счастье свалилось мне на голову. Я тогда только снова начинал жить жизнью homo erectus[2], и меня мало интересовали интеллектуалки с заморочками, потому что такие, как правило, не спешат прыгать в постель по первому свистку. А у нее были очень сложные попытки очередного примирения с парнем, так что она тоже не искала никаких легких связей и альтернатив. Какое-то время мы с Катей просто поддерживали редкое общение — иногда переписывались, обсуждали какие-то фильмы, когда случалось — зависали в кафе, но всегда без продолжения. А потом вдруг как-то самой получилось, что нам гораздо интереснее друг с другом, чем с теми людьми, которые волею судьбы оказались в наших койках.

— Ты за мной соскучилась? — Медленно встаю и протягиваю ладонь, чтобы погладить ее бедро.

— Это еще что? — подначивает Катя, ловко увиливая от моих поползновений.

— Предполагалось, что типа крадущийся тигриный захват беспомощной жертвы.

— Серьезно? — Она насмешничает и отодвигается еще. — А похоже на ленивые лапы богомола. Был бы ты хотя бы самкой — я бы ее подумала о дополнительной безопасности, а так…

Я не даю ей закончить спектакль (без всякого сомнения — довольно интригующий) и все-таки сцапываю за ногу. Подтягиваю к себе, на самый край стола, закладываю ее ноги себе на талию, так, чтобы между нами не осталось ни миллиметра воздуха. Катя смотрит на меня из-под опущенных ресниц и ее взгляд красноречивее всяких слов говорит о том, что мы думаем примерно об одном.

— Яновский, я просто проезжала мимо.

— Верю, — иезуитски усмехаюсь, потому что в моих ебенях точно нет ничего такого, что привлекло бы ее внимание. Мы мало виделись на прошлой неделе, а на выходные она укатила с подружками в какой-то загородный СПА. А Катя, слава богу, не из тех недотрог, которые боятся признать, что секс им тоже нужен и желательно каждый день.

— Ты себе очень льстишь, Лекс.

— Обязательно, как без этого. — Осторожно тяну за змейку на ее объемную кофту, пока моему взгляду не открывается очень приятный вид на два внушительных холмика в красивом кружевном белье. Да, боженька, спасибо, что не все интеллектуалки — плоские линейки! — Вот смотрю и вижу, что ты вообще не планировала раскрасить мои серые будни своим вниманием.

— Мужчины! — Катя запрокидывает голову и выдает длинную речь о том, что в современном мире женщины давно носят сексуальное белье исключительно для себя. — То, что вам, самцам, иногда перепадает потаращиться на это произведение искусства. Лишний раз подчеркивает щедрость женской души. Смотрите — нам не жалко.

Ее слова как раз совпадают с тем, как я окончательно стаскиваю толстовку с ее плеч. А Катя, тряхнув короткими волосами вызывающе фиолетово-пепельного цвета, прогибается еще немного вперед, как бы намекая, что мне давно пора перейти к делу.

Но как только я завожу руку ей за спину, намереваясь расстегнуть застежку лифчика и избавить от этой бессмысленной, почти ничего не скрывающей тряпочки, у меня звонит телефон.

Черт знает почему, но в моей башке тут же появляется образ, который я давно вытравил из памяти. И на мгновение перед глазами на моем столе сидит совсем другая женщина — более точеная, белокожая, с россыпью веснушек по плечам и крупной родинкой около правого соска.

Да блядь!

Я так резко одергиваю руку, что Катя тут же выпрямляется и недовольно поглядывает на мой телефон. Который я сцыкливо боюсь брать в руки.

— Хочешь, я отвечу? — предлагает помощь.

— Нет, малыш, все хорошо. Просто такой налом…

На экране — незнакомый номер.

И чуйка уже благим матом орет, что лучше сбросить и заблокировать.

Но я все равно отвечаю.

— Слушаю.

— Лекс? — На том конце связи женский голос, от которого мои кишки сворачиваются в узел. — Алло, Лекс? Это ты?

— Какого хуя тебе надо? — говорю сухо и жестко, воображая, что каждое мое слово стирает с ее красивого личика всю штукатурку слой за слоем.

— Разговаривать матом совсем не обязательно, — в своей привычной манере дуется Вика.

Три года прошло.

Три, блядь, года!

Но я помню все оттенки ее голоса так хорошо, как будто мы разговаривали по несколько часов каждый ёбаный день. А ведь я удалил ее из своей жизни, буквально и без преувеличений. Стер все переписки, все голосовые и фотографии. Почистил абсолютно каждый след, оставленный в моей жизни этой корыстной сукой. Я не оставил на память ничего, даже те ее подарки, которые вызывали у меня улыбку — брелок на ключи в виде долбаного розового одноглазого медвежонка, носки с надписями «Как всегда — виноват во всем». Вынес все в жестяную бочку и сжег, а глядя на пламя пообещал себе, что не буду ей мстить. И что лучшее, чего она заслуживает — «смерть» в моем мире. Только безумец строит с мертвецом совместные планы на будущее.

— Откуда у тебя мой номер? — Я поглядываю на Катю, которая уже спрыгнула со стола и привела одежду в порядок. И просто стоит в стороне, давая понять, что мне стоит лишь дать отмашку — и она оставит меня наедине с явно неприятным разговором.

— Я просто спросила кое у кого, — расплывчато отвечает она.

Ну да, конечно. Она же типа светская львица — всех вокруг знает и может найти кого угодно. Как-то между делом сказала, что это просто свинство — ограничивать телефонную книгу всего лишь пятью сотнями контактами. Я тогда не сразу понял, что ее это «всего лишь» — на серьезных щах, а не просто ради красного словца.

Похоже, за три года она решила проблему с телефонной книгой.

Хотя, справедливости ради, я ни хрена ни от кого не прятался. Просто жил своей жизнью в городе-миллионнике, и сделал все, чтобы воспоминания о Вике просто испарились из моей головы.

— Что тебе нужно? — Хотя для ее внезапного воскрешения может быть только одна причина. Возникшая, конечно, целиком и полностью при моем участии.

— Я хотела… — Вика вздыхает, и театральность этого звука снова подкручивает мое нутро. — Лекс, кажется, нам нужно поговорить.

— Кажется? Кому кажется? Тебе?

— Ты против?

— Я вообще не хочу тебя видеть, если до твоей тупой головы еще не дошло.

— Не обязательно быть таким грубияном.

— Я всегда крайне вежлив, Виктория, но не с продажными тварями.

Катя, все еще стоящая в кабинете, поджимает губы и молча выходит. Я вижу, как она покидает приемную без единого звука.

Отлично, теперь мне придется объяснять, что это за женщина, которая за пятнадцать секунд нахуй вывела меня из равновесия.

— Я не собираюсь ни за что оправдываться, Лекс.

— Тогда иди нахуй, Вик!

— Лекс, стой! Погоди! — кричит она в трубку, которую я уже держу на вытянутой руке с пальцем, занесенным над красной кнопкой отбоя.

Какого хрена я не могу просто бросить трубку, заблокировать ее и сделать так, чтобы это существо больше никогда не всплыло на горизонте моей жизни? Почему медлю? Чего жду? Что хочу услышать? «Прости, Лекс, я люблю тебя! Я ждала тебя все эти годы! Это была чудовищная ошибка!»

Даже если Виктория скажет все это, стоя передо мной на коленях, я все равно никогда ее не прощу.

Но, блядь, и трубку тоже не бросаю!

— Лекс, пожалуйста!

— У тебя есть десять секунд, — цежу сквозь зубы. Уже полностью на пределе своего терпения.

— У меня деловое предложение! — на одном дыхании, почти скороговоркой, выпаливает она.

— Собираешься продать мне несуществующую девственность?

— Очень смешно.

— Ни хуя не смешно, Вик. Осталось пять секунд.

— Я продам тебе акции «Гринтек»! — снова очень спешит она. — Все двадцать процентов! Ты ведь этого хочешь? Окей, они твои!

Я охуеваю в квадрате.

Хотя, скорее, охуеваю в той степени, которая не поддается никаким математическим исчислениям, потому что величина ее стремится в космос.

Она хочет продать мне акции, которые я когда-то ей подарил.

— Лекс? Лекс, ты там?

— Ага. Просто немного охуел от такой наглости. Или тупости. Даже не знаю, что хуже.

На том конце связи раздается сокрушительный вздох. Уверен, в той фантасмагорической Вселенной, которая существует в ее рыжей башке, я выгляжу как существо, болтающееся около плинтуса пищевой цепочки. Которому Ее Величество вынуждена объяснять элементарные вещи, а в отместку еще и терпеть ругательства. Конечно же, абсолютно незаслуженные.

Ёб твою мать.

Я разворачиваюсь в кресле, и когда натыкаюсь на свое отражение, то оттуда на меня смотрит ухмыляющаяся и полностью офигевшая от происходящего рожа. За эти три года я так отвык от неадекваток, что начал вообще забывать об их существовании. А ведь вот она — яркая представительница вида: безмозглая, поймавшая звезду и совершенно оторванная от реальности.

— Лекс, мы же взрослые люди, — наконец, подает голос Виктория. — Взаимный обмен оскорблениями никак не поможет решить возникшее между нами напряжение.

— А между нами напряжение? — Вообще-то, у меня есть парочка более крепких эпитетов, гораздо более точно описывающих ситуацию, но в чем-то Вика права — погоды это не изменит.

И вообще — почему я до сих пор с ней разговариваю?

Время моего терпения давно вышло — и основное, и дополнительное.

Но, черт подери, мне реально любопытно посмотреть финал этого шоу. Потому что, блядь, она меня заинтересовала. Не ее предложение, которое абсолютно лишено всякого смысла (подозреваю, Виктория и близко не представляет, как реально обстоят дела), а чисто в исследовательских целях — посмотреть, каких глубин достигает ее тупость и самолюбование.

— У меня завтра свободный вечер, с шести до восьми. Тебя устроит это время?

— Нет, я занят.

Ничего такого, что я не мог бы отменить, но хрена с два я буду под нее подстраиваться.

— Как насчет… четверга? Между половиной первого и половиной второго?

Она там что, мать его, пытается великодушно найти для меня пару минут в своем страшно загруженном распорядке дня? Прикидывает, будет ли готова увидеться со мной сразу после бровиста или лучше перед сеансом к гинекологу? Я реально отвык от всего этого дерьма.

— Вик, боюсь, ты немного не понимаешь, как обстоят дела, — придаю своему голосу снисходительный тон.

— Ну, знаешь… Я не сильна в котировках, так что да, ты прав.

— Удивлен, что ты знаешь это слово. Давай так — если за три секунды дашь его точное определение, то я освобожу для тебя час своего времени сегодня.

Я уже набираю в легкие побольше воздуха, чтобы триумфально ее послать, но Виктория, неожиданно без заминок, голосом чистокровной зубрилки, выдает:

— Это текущая цена финансового актива.

Да мать его, как так-то?

— Лекс? — снова настороженно зовет она, потому что мне требуется паузу, чтобы осознать, что она до сих пор способна меня удивить. — Лекс, так мы договорились?

— Договорились.

— Спасибо большое, Лекс! — излишне восторженно щебечет Вика. — Ты знаешь, я переживала, что ты до сих пор на меня злишься, да и наш разговор как-то с самого начала не заладился, но ты такой…

— В двадцать два тридцать в «Джунглях». Я предупрежу секьюрити.

— Это же стриптиз-клуб… — бормочет Виктория.

— Ага.

— Я не пойду на ночь глядя в такое место, Лекс! Ты с ума сошел?! Если меня кто-то там заснимет — моей репутации конец!

Она так не задыхалась от возмущения, даже когда посылал ее матом.

Значит, попал туда, куда и целился.

— Вик, солнце мое, да я в душе не ебу, что будет с твоей репутацией и с тобой в принципе! Все, пока!

Заканчиваю разговор, злобно кривляясь своему отражению.

Я ни хрена не badboy и никогда не издевался над теми, кто слабее. Тем более — над женщинами. Черт, я даже ее трогать не собирался. Мне было глубоко насрать, что с ней стало и что будет потом, после того, как я разнесу «Гринтек» по кирпичику, и их с Маратом сладкая сытая жизнь закончится. Но, как говорится, Виктория прямо выпросила парочку уроков жизни.

Я еще минуту смотрю на телефон, ожидая, что она начнет названивать снова.

Но, похоже, она и не собиралась этого делать.

Загрузка...