Пари

Глава тридцатая: Вика

Мы наверняка привлекаем слишком много внимания и завтра об этом будет шептаться весь офис, но в эту секунду мне вообще плевать на последствия. Обо мне можно сказать много нелицеприятных слов, я корыстная эгоистка и самовлюбленная стерва, слишком зациклена на своей внешности и не очень умная. Но я не какая-то подстилка под кого попало!

Да он вообще второй мужчина в моей жизни!

— Что такое, Вик? — Несмотря на стремительно краснеющий отпечаток моей ладони на его роже, Лекс продолжает нарываться. — Неужели даже в твоей пустой упаковке есть слабые места?

— У меня после тебя никого не было, придурок! — ору слишком громко, потому что…

Потому что…

… он чертовски прав.

Даже в такой пустышке как я есть болевые точки.

Да ну его в пень этот план Б!

Я лучше буду есть тот кошачий корм, который взяла для Бармалея на своем балконе, чем стерплю такое унижение от этого… штопаного…

— Осторожно! — кричит Лекс и вдруг оказывается так близко, что я не сразу понимаю, почему вместо того, чтобы бежать от него со всех ног, вдруг изо всех сил хватаюсь за его рубашку.

Я так спешила уйти, что сделала шаг назад, забыв, что там еще целая последняя ступень, и меня по инерции тянет вниз, словно дерево, которое срубили одним точным ударом топора. Если бы не Лекс и его молниеносная реакция, меня ждало бы не самое приятное приземление сразу на спину. Может даже с летальным исходом.

Но теперь Лекс обнимает меня за талию, а мои пальцы цепляются за рубашку на его груди, как будто я какой-то бездомный котенок. И его темный, штормовой взгляд мне в глаза, точно не сулит ничего хорошего.

Но к тому, что происходит потом, я точно оказываюсь не готова.

Со словами: «В больницу, на хуй» (точнее, это больше похоже на рык), Лекс легко подхватывает меня на руки и несет к машине. Я даже пискнуть не успеваю, как он, прямо со мной в охапку, садиться на заднее сиденье, диктует водителю название лучшей частной клиники в городе и машина буквально торпедой срывается с места. Любую мою попытку освободиться, он пресекает все сильнее сжимающимся вокруг меня кольцом рук.

— Если ты думаешь, что я буду просить прощения за «синяки на память обо мне», то нет, — предупреждает Лекс, когда я шиплю в ответ на болезненные ощущения буквально во всем теле.

И одновременно ловлю себя на мысли, что мне они даже как будто приятны. Немножко, конечно, я же не какая-то там извращенка. И у меня вообще низкий болевой порог. Но когда тебя вот так крепко, что и не вздохнуть, обнимает здоровенный накачанный, вкусно пахнущий и максимально сексуальный мужик — это что-то из области совершенно новых для меня ощущений. Только однажды, много лет назад, был человек, ради взгляда которого я готова была в лепешку разбиться, расстелиться мягким ковриком, лишь бы он был мной доволен и наградил своим вниманием. Бр-р-р-р.

Блин, с чего вдруг в последнее время я так часто об этом вспоминаю?

— Меня можно просто… — хочу сказать «отвезти домой», но вовремя вспоминаю, где я теперь живу. Если Лекс увидит, насколько в действительности плачевно мое положение, он точно этим воспользуется.

— «Просто»… что? — довольно грубо переспрашивает он, но в который раз молниеносно пресекает мою попытку сползти с его колен. — Я, типа, должен угадывать?

— Вызвать мне такси! — тут же огрызаюсь я. — А не тащить на край света как лабораторную мышь. Еси тебя интересует содержимое моей матки, то не радуйся раньше времени — там ничего нет.

— Даже не могу придумать причину, по которой наличие там ребенка должно было бы меня порадовать, — фыркает Лекс. — Радости за пополнение в вашем токсичном семействе вы от меня точно не дождетесь.

— Мы с Маратом разводимся, — говорю я.

— Мне все равно.

Я чувствую, как он дергает плечом и когда украдкой поглядываю на его выражение лица, оно действительно кажется абсолютно безразличным. Что, блин, в голове у этого мужика? Если ему так все равно — почему он уже дважды набрасывается на меня, как с голодухи? Или, может быть, самая умная и интересная в мире Эстетка, не так уж интересна в постели?

Боже, да почему я вообще об этом думаю?!

Вовремя даю себе моральную затрещину, прихожу в чувство и все-таки сползаю с колен Лекса на сиденье. На этот раз он уже даже почти не против. А как только между нами оказывается свободное пространство — демонстративно отворачивается к окну, как будто мелькающие за окном столбы и рекламные растяжки — верх всего, что может вызвать его заинтересованность.

Вот и хорошо, самое время порадоваться свободе и вдохнуть полной грудью.

Но только когда я втягиваю ртом воздух, понимаю, какую непоправимую ошибку совершила — запах Лекса, проклятая умопомрачительная смесь ладана, перца, тестостерона и раздражения, проникают мне в легкие как лишающее силы воли вещество. Возникает острое желание уткнуться Лексу в шею, в то место, где в воротнике расстегнутой рубашки выглядывает его смуглая шея, и дышать им, пока не остановится сердце.

Все, Вика, тебе срочно нужно «протрезветь»!

Я нервно давлю на кнопку, чтобы открыть окно, но сколько бы раз я на нее не нажала, стекло все равно опускается слишком медленно.

— Тебе плохо? Голова кружится? — Лекс пытается развернуть меня за плечо.

Но я все-таки высовываю лицо наружу, дыша часто и резко, как будто долго пролежавшая на суше рыба. Постепенно, приходит облегчение. Я все еще чувствую этого гада внутри себя, как будто он уже успел просочиться в кровь, но теперь хотя бы могу ему сопротивляться.

— Высади меня где-то здесь, — тычу наугад сразу во все, мимо чего мы проезжаем. — Я уже в порядке. Пройдусь пешком и отпустит.

— Тебя осмотрит врач, Виктория, — тоном, не приемлющим возражений, отчеканивает Лекс. — И если компетентный человек с соответствующим дипломом скажет мне, что с тобой все в порядке, я с превеликим удовольствием отпущу тебя на все четыре стороны.

— Спасибо за заботу, Лекс.

— Заботу? — Он тихонько матерится сквозь зубы, но я все равно это слышу. — Я слишком хорошо тебя знаю, Вик. И если ты вдруг, посреди белого дня, не держишься на ногах, то это может означать только две вещи — либо ты действительно больна, либо собираешься вкатить мне иск за нарушение условий труда и производственную травму.

Я ощутимо прикусываю язык, на случай, если вдруг мне когда-то снова захочется ляпнуть, не подумав, какие-то телячьи нежности. Ну конечно, вот она — истинная причина его «заботы» — Лекс решил, что я снова собираюсь выдурить из него деньги. А мне такая дичь никогда бы даже в голову не пришла.

— Хорошо, ты меня раскусил! — Натягиваю маску «мне вообще плевать», поворачиваюсь к нему лицом. — План был сырой, поэтому случились нюансы. Молодец, что вовремя разоблачил мои коварные планы поиметь с тебя денег. А теперь, когда покровы сорваны, дай мне выйти! А то, как знать — вдруг я воспользуюсь тем, что мы заперты в салоне одного автомобиля и выкачу иск о сексуальных домогательствах с использованием служебного положения!

— Дура что ли? — он как будто вообще не слушал, что я говорю.

— Дура, но расчетливая, — продолжаю спектакль. — Душу дьяволу продам за деньги, Алексей Эдуардович! Находиться со мной рядом вот так, без перегородки, может стоить вам еще и претензии на отцовство.

— Чего? — С Лекса, наконец, сползает его непроницаемая броня, и теперь он выглядит озадаченным.

— Вот! — быстро нахожу в интернете статью о том, как в природе, во времена сильной засухи, некоторые земноводные размножаются без наличия партнера, просто меняя пол. — Только не говори, что ты ни разу не думал обо мне как о жабе!

— Только как о Царевне-лягушке! — корчится Лекс, и его легкие неожиданно разрывает громкий заразительный хохот.

Я несколько секунд смотрю на него, как будто вообще впервые вижу.

Почему раньше никогда не замечала, какой классный у него смех? И каким чертовски сексуальным он выглядит вот так, когда, запрокинув голову назад, пытается одновременно и успокоиться, и пятерней зачесать обратно упавшие на лоб волосы.

Снова разворачиваюсь к окну и, как собака, высовываю нос наружу.

Жизнь была намного проще, когда он был просто одним из множества мужчин вокруг, не выглядел как голливудская звезда и не разил тестостероном, как какой-нибудь сказочный викинг.

К моему огромному облегчению, ехать нам не очень долго, а Лекс, наконец, справившись с хохотом, больше не предпринимает попыток со мной заговорить. Я только искоса наблюдаю за тем, как он что-то активно набирает в телефоне. И судя по улыбке, которая изредка мелькает на его губах, это явно не рабочие вопросы. Вот же… придурок. Мы же целовались всего несколько часов назад, а он как ни в чем не бывало уже строчит что-то своей зазнобушке! И после этого он будет еще тыкать меня в то, что когда-то в прошлом я вела себя недостаточно благородно?

Я, задумавшись, фыркаю, но Лекс так увлечен перепиской, что не обращает на это никакого внимания. Но когда останавливаемся около медицинского центра, он прячет телефон и идет следом.

— Мне совсем не нужен конвой, — пытаюсь отвязаться от его настойчивого внимания, но он и глазом не ведет. — Мне надо в дамскую комнату!

— Обязательно, но сначала убедимся, что..

Он не заканчивает, потому что хрипловатый мужской голос где-то сзади вдруг громко зовет меня по имени.

— Вика?!

Я чувствую, как каждая косточка в моем теле буквально покрывается коркой льда, стоит этому голосу проникнуть в мои уши.

Боженька, нет. Я, может быть, не самое лучшее твое создание, но совсем не обязательно устраивать мне личный тотальный армагеддон.

— Вика.

На этот раз голос так близко, что я непроизвольно пытаюсь найти укрытие, чтобы спрятаться от неминуемого столкновения с прошлым. Но поблизости есть только спина Лекса, а она, какой бы соблазнительно широкой ни была — точно последнее место на свете, где я стала бы искать убежище.

Егор.

Он вырастает передо мной в полный рост, как грех прошлого, но только абсолютно реальный. Я еще пытаюсь обмануть реальность, зажмуриваюсь и мысленно считаю до трех, надеясь, что он просто исчезнет. Но даже мой невеликой мощности ум понимает, что это чистой воды самообман.

— Все в порядке? — слышу голос Лекса, непривычно глухой и жесткий.

— Я… — понятия не имею, что сказать, потому что еще сама не знаю, в порядке я или вся вся моя хрупкая душевная организация только что посыпалась как домино.

— Вика, ты чего — не узнаешь?

Я бы правда хотела просто смотреть на него как на случайного прохожего, который просто обознался. Хотела бы пожать плечами, обозвать его сумасшедшим и предложить исчезнуть с моего пути. Но даже если я миллион раз повторю все это — Егор не перестанет быть Егором.

— Привет, Егор, — произношу едва слышно, потому что воздух с трудом просачивается сквозь сдавленное паникой горло.

И, наконец, решаюсь поднять взгляд.

Мы не виделись… семь лет. Мне всегда казалось, что за такое долгое время люди меняются до неузнаваемости. Я вообще с трудом узнаю себя на фотографиях тех лет — у меня была идиотская прическа, я тогда стыдилась своего рыжего цвета волос и красилась в иссиня-черный, рисовала ужасные жирные стрелки и всегда носила невозможно узкие короткие юбки, потому что искренне верила, что единственное мое достоинство — длинные, стройные и в меру мускулистые ноги. Но Егор… Он как будто провел все это время в морозилке — в нем абсолютно ничего не изменилось. Разве что немного прибавилось седины на висках. Сколько ему сейчас? Сорок… три?

— Ты что здесь делаешь? — Егор спрашивает меня, но довольно пристально рассматривает Лекса. — Надеюсь, ничего серьезного? Я, конечно, невероятно рад тебя видеть, но предпочел бы чтобы это случилось в более позитивном месте. Ты в порядке, кролик?

«Обязательно было это делать?!» — вопит мой устремленный на Егора взгляд, потому что я почти физически ощущаю все сделанные Лексом молниеносные выводы.

— Прости, я впервые в жизни растерян, — говорит Егор, но не выглядит ни растерянным, ни извиняющимся.

Единственное, что в нем изменилось — это одежда. Раньше он всегда носил строгие костюмы, а сейчас одет в джинсы и свитер с высоким горлом. Но на нем все те же знакомые мне часы «как у агента 007».

И еще один неизменный аксессуар — обручальное кольцо.

Ненавижу себя за то, что меня до сих пор цепляет его семейный статус. Как будто не было этих семи лет и я только что узнала, что у меня роман с женатым мужиком.

— Была рада тебя видеть, — кое-как справившись с чувствами, говорю я, одновременно пытаясь подать сигнал Лексу, что нам пора, и пытаясь свернуть в коридор, хотя нам нужно к регистратуре.

— Вик, погоди.

Краем глаза замечаю, как Егор протягивает ко мне руку, но Лекс молниеносно вклинивается между нам и перехватывает его запястье. А потом почти небрежно его отшвыривает.

— Отвали, — еще более скрипучим голосом предлагает Егору вполне понятный маршрут.

— А ты кто такой?

— Человек, который сломает тебе грабли, если ты еще раз протянешь их в ее сторону.

— Лекс, не надо. — Как маленькая, тяну его за полу пиджака.

Не сразу, но он поддается, и Егор, слава богу, остается где-то позади.

Но какое-то нехорошее и очень зудящее предчувствие мне подсказывает, что это — далеко не последняя наша встреча.