Пари

Глава шестьдесят первая: Вика

Меня будит неприятный настойчивый писк.

Сначала я слышу его во сне — как будто мы с Лексом пришли в ювелирный салон за кольцами, и тут вдруг началась какая-то возня и беготня, и писк на заднем фоне я приняла за сработавшую сигнализацию. Но потом я начинаю слышать его даже сквозь сон.

Бросаю взгляд на часы на противоположной стене, проклинаю все на свете, потому что даже шести утра еще нет, а нас с Лексом марафон, конечно же, одним разом не закончился. Помню, что после третьего захода ни у одного из нас даже сил не осталось, чтобы пойти в душ, хотя Лекс все равно был бодрее и даже набрался сил сначала сходить до мини-бара и принести нам обоим минералку с лимонным соком, а потом накормить щенка и убрать за ним его «грязные дела». После этого я точно не меньше ста раз назвала его поступок тринадцатым, незаслуженно облепленным вниманием историков, подвигом Геракла.

В любом случае, встать раньше полудня у меня в планах не было, и что-то мне подсказывает, что Лекс тоже не собирался бить мировой рекорд по скоростному утреннему подъему.

Так что еще несколько минут я пытаюсь игнорировать настойчивый звук, надеясь, что это просто какая-то заевшая электроника, которая, выдав положенную ей порцию сигналов, самоуспокоится. Ничего подобного — писк сначала действительно как будто стихает, но как только я снова начинаю проваливаться в сон, все начинается заново, только теперь громче и чаще, буквально действуя на мозги как стоматологическая машина.

Я разворачиваюсь к Лексу, несильно пинаю его пяткой, но он так крепко спит, что даже не шевелится. Еще одна его отличительная черта (кроме невероятного сексуального темперамента) — он умеет засыпать мгновенно, буквально на ходу, как блинский конь! И когда спит — его даже пушками не поднять. Все это тоже было мной неоднократно проверен, можно сказать — доказано эмпирическим путем.

«Господь всемогущий, Викуля, откуда в твоей голове такие слова?» — испуганно крестится мое саркастическое внутреннее Я.

Списываю эти метаморфозы на странные звуковые сигналы и все-таки смиряюсь с неизбежным. Мысленно считаю до трех, но уже на втором счете решительно откидываю одеяло, выбираюсь из постели и быстро заворачиваюсь в лежащий на софе плед. Так спешу, что едва не спотыкаюсь об лежащего рядом щенка. Бедолаге не хватило «роста» забраться на кровать, поэтому он развалился пушистом белом коврике, оставленным здесь как будто специально.

— Весь в папочку, — говорю шепотом, показывая язык его расплющенной и довольной сонной морде. — Закажу вам два пожарных удостоверения[4].

Шарю взглядом по спальне, пытаясь по звуку определить, откуда он доносится. Прохожу немного вперед, потом — направо. Он становится сильнее. Тут ничего, кроме тумбы нет. Только стоящая на ней ваза и странная то ли гипсовая, то ли глиняная конструкция, больше похожая на ученическую работу первоклассника, но на самом деле наверняка не самая дешевая фигня из отдела дизайна интерьеров.

А ведь я уже ее видела.

«Блин, Вика, не тупи!» — прикрикиваю сама на себя, вспоминая, что это за звук.

Перед тем, как мы с Лексом поехали в зоомагазин, я вернулась в комнату и поставила свой телефон на запись. Потому что мы с Лексом так договаривались. Естественно, почти сразу об этом пожалела, ну а потом было вообще не до этого. Видимо, сейчас он почти разрядился и начал подавать предупреждающие сигналы. Странно, что заряда вообще хватило так надолго.

Я запускаю руку за дизайнерскую раскоряку, достаю телефон и быстро убегаю в гостиную. Первым делом обращаю внимание на пакеты с нашими вчерашними покупками. Мы просто свалили их в одну кучу в углу. Нахожу тот, в котором лежал телефон, достаю из фирменной коробки подзарядку и втыкаю в ближайшую розетку. Наконец-то он перестает трубить о помощи и переходит в режим скоростной зарядки.

Выдыхаю, оглядываюсь и еще раз втягиваю носом умопомрачительный аромат цветов. Не знаю, что это за волшебство такое, но они все в первозданном свежем виде, как будто пока мы с Лексом дрыхли без задних ног, тут уже успела поработать бригада цветочных фей.

Подумав немного, не вернуться ли в кровать, решаю сначала все-таки забежать в душ.

А потом сна уже ни в одном глазу.

Сажусь на диван, включаю телевизор на минимальную громкость и пытаюсь переварить вчерашний вечер и ночь. И последствия.

Лекс действительно порвал с Эстеткой? Сейчас, когда в моей голове немного прояснилось, голову поднимает типичное женское: «У всех бед одно начало — сидела женщина, скучала». Могу ли я верить ему на слово? Потому что — как он там вчера сказал? «Не хотел говорить тебе до того, как не поговорю с ней лично». То есть, получается, пусть и формально, они еще не порвали. А что, если он придет с разговором — а она его разубедит? Или вообще окажется беременной! Лекс никогда не бросит своего ребенка.

«Викуля, заканчивала бы ты смотреть многосерийное турецкое «мыло», — иронично предлагает внутренний голос, и я не могу с ним не согласиться.

Все хорошо.

Вчера Лекс очень эмоционально высказал все, что обо мне думает. Он был искренним — мне же это не приснилось, верно? А потом между нами случился просто сногсшибательный секс. И вот я, вместо того, чтобы наслаждаться первым рассветом новой жизни, накручиваю себя по пустякам.

— Вик? — В дверях спальни появляется сонный и зевающий Лекс. — Ты что здесь делаешь?

Я уже открываю рот, чтобы ответить, но дыхание сбивается от одного его вида. Ему так идет эта взъерошенная прическа и легка припухлость век после сна, и то, как Лекс трет глаза костяшками пальцев — так ужасно… брутально и мило одновременно.

Ночью в кровати он был просто ненасытным варваром, но сейчас, в спущенных до самых тазовых костей спортивных штанах, кажется таким домашним, что я просто не могу сопротивляться желанию обнять его крепко-крепко.

Не могу, не хочу и не буду.

Неведомая сила подталкивает меня с дивана и несколько метров свободного пространства между мной и Лексом я пролетаю как будто даже не касаясь пола. Бросаюсь ему на шею, обнимаю двумя руками и прижимаюсь так сильно, как будто хочу оставить на его коже отпечаток своего тела.

— Лисица, что случилось, эй? — обеспокоенно спрашивает Лекс, тут же обнимая меня в ответ. — Что случилось? Кто-то приходил? Тихий приходил?!

— Нет, нет, — спешу разубедить его, потому что Лекс завелся с пол оборота и, чего доброго, побежит сражаться с ветряными мельницами. — Я просто… Не знаю. Это все по-настоящему?

Заглядываю ему в глаза, изо всех сил надеясь, что если он меня обманывает — я смогу это увидеть.

— Все хорошо, лисица, — улыбается Лекс, тянется, чтобы успокоить меня поцелуем, но у самого моего носа неожиданно широко зевает. И еще неожиданнее — краснеет в ответ на мой громкий смех. — Между прочим, я из-за тебя не выспался, засранка.

Я делаю удивленные глаза, за что тут же получаю увесистый шлепок по мягкому месту. А следом, на ухо, подробнейший пересказ того, как ему мешала уснуть моя бессовестно вертящаяся прямо около его члена голая задница. И уже после этого, скорчив страшную рожу, забрасывает меня на плечо и тащит в спальню, комментируя все «заслуженные мучения», которые мне предстоит вытерпеть.

Когда я в следующий раз открываю глаза — в комнате все еще царит полумрак, но в просветы зашторенных окон льется яркий солнечный свет. Я потягиваюсь, зеваю, разворачиваюсь, чтобы закинуть руку на Лекса, но его нет. И даже вмятины на подушке не осталось.

Что за дела?

Я приподнимаюсь на локтях, осматриваю комнату, но его как будто и след простыл. Свешиваюсь с кровати, чтобы проверить, на месте ли Орео — он валялся тут всю ночь, даже в те ее особо пикантные части, когда Лекс выуживал из меня такие частоты, о которых я даже не подозревала. Но сейчас щенка там нет.

— Лекс? — Прислушиваюсь, надеясь услышать шаги или хотя бы какие-то звуки, но в номере стоит пронзительная тишина. — Яновский, блин, вообще не смешно!

Убедившись, что никто не играет со мной в прятки, сбрасываю одеяло и босыми ногами шлепаю в гостиную. Выдыхаю только когда своими глазами вижу вазы с цветами, потому что — клянусь! — была в шаге от того, чтобы принять все случившееся за сон. Или дебют шизофрении.

Но куда делся Лекс? Перед глазами пролетает несколько вариантов — одни другого хуже. Я, конечно, останавливаюсь на самом ужасном, том, в котором Лекс затеял все это, чтобы мне отомстить — разыграл как по нотам, воспользовался моим беспомощным положением, а потом, получив, что хотел, что бросил меня здесь одну. Без денег, в номере, за который нужно платить, без средств к существованию. А щенка он на самом деле купил для своей Эстетки и сейчас летит с ним в самолете обратно домой.

Эта все настолько правдоподобно, что я даже как будто слышу в пространстве его довольный злодейский смех. И когда начинаю в панике носиться по комнате, вдруг обращаю внимание на коробку с пончиками на столе. И что-то, похожее на записку под ней.

Пончики я обожаю! Особенно когда они большие, сочные и так щедро политы глазурью. Поэтому сначала запихиваю один в рот, а потом впиваюсь взглядом в бумажку. Это каракули Лекса — я их, как в той песне, узнаю из тысячи. Среди моих знакомых больше нет человека, который бы в таком солидном возрасте писал, как пятиклассник.

— Ушел выгуливать Орео, — читаю вслух. И все? Верчу ее со всех сторон, но там больше нет ни запятой, ни постскриптума. — Просто ушел и все?

Разделавшись с первым пончиком, принимаюсь за второй, и с ним «в обнимку», делаю рейд по комнате и нашим вещам. Все на месте как будто. Пакеты с его покупками стоят там же, где стояли. Они, кстати, довольно внушительного размера. Что там может быть? Пару футболок обычно не пакуют в коробку из-под телевизора. Одолеваемая любопытством и выиграв короткую битву с угрызениями совести, быстро заглядываю внутрь. Там несколько коробок поменьше — две пары обуви от модного бренда, довольно дорогие, но не китч. Футболки — как же без них. Носки. Ничего такого, типичные мужские покупки первой необходимости. Я уже собираюсь закрыть дело за отсутствием улик, но мое внимание привлекает маленькая белая коробочка на дне. Коробочка, которую ни одна уважающая себя девушка ни с чем не спутает. Милая маленькая бархатная коробочка из магазина ювелирных украшений — слишком маленькая для браслета, колье, цепочки или пары сережек. Но как раз подходящего размера для небольшого кулона или… кольца.

Я одновременно задерживаю дыхание и пальцы в миллиметре от коробочки. Даже почти чувствую, какая она гладкая и приятная наощупь. С чего бы Лексу дарить мне какой-то кулон? Да я и цепочку сейчас никакую не ношу!

— Не смотри, — уговариваю себя вслух, нарочно изображая строгую училку. — Не порти сюрприз! А то придется потом корчить удивление, когда он будет стоять посреди ресторана на одном колене и просить твоей руки!

Я повторяю это как мантру даже когда уже верчу коробочку в руках, пытаясь представить, какого размера камень у моего помолвочного кольца. Наверняка, грушевидной огранки — я когда-то говорила Лексу, что хотела бы именно такое, максимально прозрачное, как слеза.

— Ладно, я посмотрю только одним глазком, — поддеваю ногтем крохотный выступ на крышке, — одну секундочку и тут же сразу спрячу, и вообще забуду, что видела!

Крышка медленно, как нарочно, поднимается вверх.

На маленькой подставке из розовой замши, возвышается кольцо.

С прозрачным, полностью идеально чертовски прозрачным бриллиантом грушевидной огранки, размера как тот метеорит, от которого Брюс Виллис спас человечество[5]! В массивной оправе из белого золота и в окружении крохотных таких же сверкающих бриллиантиков.

Это настолько прекрасно, что мне срочно нужна реанимация, иначе мое сердце вот-вот лопнет от радости!

Забыв о том, что собиралась просто посмотреть на кольцо и ту же вернуть обратно, уже примериваю его на безымянный палец, любуясь тем, как идеально оно мне подходит — как будто было создано именно для моих рук и именно этой формы ногтей. Ничего более прекрасного я в жизни не видела! Оно одновременно и изящное, и увесистое. Его просто невозможно будет не заметить!

— Я согласна, Лекс… — шепчу с самыми что ни на есть счастливыми слезами в голосе, воображая, как он будет делать мне предложение.

Ладно, да, признаю — это уже не будет сюрприз и за свое любопытство я заплачу значительной частью приятного удивления — ну и что? Лекс же все равно будет что-то говорить, прежде чем снова сделает мне предложение? В любом случае, у меня будет повод пореветь от счастья.

Я так увлекаюсь разглядыванием игры света на прозрачных гранях, что не сразу слышу доносящиеся из-за входной двери звуки. Блин, это же Орео тявкает!

Со скоростью звука пихаю кольцо обратно в коробочку и успеваю бросить ее в пакет ровно в ту же секунду, когда Лекс заходит в номер, прижимая к себе перепачканного, но, кажется, безумно довольного щенка.

— Ты уже проснулась, — констатирует с улыбкой, пытаясь увернуться от попыток Орео облизать его подбородок.

— А вы уже не разминулись с катастрофой, — делаю вид, что ворчу, но на самом деле с трудом сдерживаю слезы.

— Знаешь, кажется нам продали поросенка под видом щенка, — качает головой Лекс, — у этого пса какая-то явно нездоровая любовь к лужам и грязи. Я пытался быть строгим, но разве этой слюнявой морде модно отказать?

Он трясет его перед собой, нарываясь на новую порцию «целовашек», шипит и ругается, но даже не скрывает, что такое проявление любви ему по душе.

Пока наблюдаю за ними, в груди начинает странно щемить. Непроизвольно сую руку под подмышку, пытаясь прикрыть то место, где отчаянно сильно колотится сердце. Боюсь, что Лекс увидит, что со мной творится неладное, начнёт задавать вопросы и я разболтаю ему про кольцо, и тогда не будет никакого сюрприза.

— Вик, все хорошо? — Лексу достаточно одного взгляда, чтобы насторожиться.

— Да, абсолютно! — излишне беззаботно отвечаю я.

— Что случилось пока меня не было, — строго спрашивает он.

— Ничего, Лекс. Правда, клянусь! — Но мой голос так дрожит, что этими потугами казаться беззаботной не обмануть даже младенца. — Я просто… до сих пор не могу поверить, что это — реально. Ты настоящий? Правда? Это не какая-то плохая шутка?

Вместо ответа он торжественно вручает мне щенка. Естественно, Орео тут же пачкает меня лапами и мордой, а Лекс, становясь у меня за спиной укладывая голову мне на плечо, с напускной серьезностью говорит:

— Поверь, лисица, вот это — чистая правда, и грязь, и слюни стали частью нашей жизни.

А потом, убедившись, что я раздумала реветь, несильно щипает за задницу, со словами: «Вот видишь, ты не спишь, все по-настоящему».

«По-настоящему», — повторяю за ним в унисон.