— Алексей Эдуардович, Виктория по старому адресу больше не проживает, — осторожно говорит мой водитель, воспользовавшись тем, что в моих бесконечных телефонных разговорах образовалась пауза. — Я расспросил соседей, но они ничего не знают. Говорят, что квартира уже несколько лет сдается, жильцы постоянно меняются.
На его вопросительный взгляд в зеркало заднего вида отвечаю сдержанным кивком.
Несколько дней назад, когда на меня свалилась правда, я не придумал ничего лучше, чем опросить водителя наведаться к Вике и незаметно понаблюдать, как она живет и все ли у нее в порядке. Появляться в ее жизни не имело никакого смысла. По крайней мере — сейчас, пока я не закрыл два важных вопроса.
Новость о том, что Вика переехала, меня почему-то не удивляет. Раньше я бы предположил, что, получив деньги она первым делом сняла себе какие-то шикарные апартаменты в центре с видом на реку, но теперь почти уверен, что место, в котором сейчас живет Вика, кардинально отличается от всего, что я могу представить.
Я благодарю водителя и снова переключаюсь на телефон.
Дело, которым я занят последние дни, требует последней, финальной точки.
Я специально оттягивал этот момент до последнего, потому что прекрасно знаю, что будет потом. Собирался с моральными силами перед тем, как вывести весь этот фарс на финишную прямую.
Я звоню своей любимой скрупулезной бухгалтерше и прошу ее закрыть все финансовые сделки с «Неоном».
— Я правильно понимаю, что под все вы имеете ввиду вообще все? — переспрашивает она.
Не потому что ставит под сомнение трезвость моей головы, а потому что вещь, которую я прошу сделать, попадает под категорию экстраординарных.
— Да, именно так. С выплатой всех неустоек по контрактам.
Она какое-то время молчит, и в динамике раздается только ее методичное щелканье мышью и резкие удары пальцев по клавишам. В конце концов, выдает сумму — приличную, больше того, что изначально вертелось у меня в голове. Когда я примерно прикидывал, во сколько мне все это встанет. Но даже если бы озвученное число было в два, три или даже десять раз больше — я бы все равно это сделал, чтобы раз и навсегда развязаться со всем этим дерьмом.
— Сколько времени на все это потребуется? — На всякий случай, прежде чем она ответит, мягко намекаю, что хотел бы получить максимально быстрый результат и за это готов выпалить ей двойную премию.
— У нас есть три незакрытых контракта, один на финальной стадии и документы по нему я приготовила заранее. До завтрашнего вечера все будет готово, Алексей Эдуардович. Да, кстати, насчет поляков.
Я ловлю себя на том, что в моей голове впервые в жизни не случается реакция «Вика снова нагадила мне под нос». Раньше именно так реагировал на все связанные с ней имена и события, а сейчас почти с интересом жду, что интересненькое вылезет на этот раз.
— Сегодня звонил инженер, сказал, что они закончат на неделю раньше срока.
— Ну еще бы, там же такие жирные проценты за досрочное выполнение работ.
— Они просят, чтобы в пятницу на объект выехали наши представители, провели осмотр и прием работ.
— Хорошо, я разберусь. Жду вашего звонка, моя вы пчела.
Татьяна Александровна говорит мне пару ласковых (в пределах разумного) и желает хорошего вечера.
Еще бы я знал, что такое «хороший вечер», когда на душе кошки скребут.
Прошу водителя отвезти меня домой, запираюсь в своей огромной и совершенно пустой квартире и раз в полчаса кочую из кресла на диван, а потом — на стулья за барной стойкой. Раньше я не задумываясь завалился бы в ночной клуб, снял пару стриптизерш и меня ни на секунду не мучила бы совесть. Я же, типа, просто сбрасываю напряжение. Это даже почти не измена, это тупая физиология. Наверное, я и сейчас мог бы так сделать и мой организм здорового молодого мужика отработал бы на двести процентов и основную, и произвольную программы. Но я этого не делаю. Не потому что вдруг прозрел или решил завязывать с блядством.
Мне тупо не хочется никакую другую женщину на свете кроме той, которая теперь даже не плюнет в мою сторону.
С технической точки зрения мы с ней квиты — однажды она предала меня, спустя время я ответил ей тем же. Оправдывать свое поведение неведением тоже бессмысленно — я мог бы не спешить с выводами, попытаться сначала докопаться до сути и только потом, имея на руках железобетонные доказательства, предъявлять их виновнице. Но не придумал ничего «лучше», чем сначала спустить на Вику всех собак, а потом начать разбираться. Как я тогда думал — чисто для успокоения совести, и чтобы раз и навсегда закрыть нашу с ней историю на замок.
В эту ночь я вообще не сплю.
Даже не пытаюсь лечь в постель. Тупо как зомби делаю какие-то механические действия — душ, три раза почистить зубы после каждой выпитой чашки кофе, приготовить какой-то ужин и затолкать его в себя просто как в топку для поддержания жизнедеятельности. Несколько часов блуждаю по всем известным мне Викиным контактам, но наталкиваюсь на удаленные страницы. Она даже от своего обожаемого инстаграма избавилась, хотя, насколько мне известно, раньше что-то подобное ей снилось только в кошмарах, некоторые из которых она переживала чуть ли не под успокоительными.
Она просто… исчезла. Растворилась буквально у меня под носом. Я могу сделать пару звонков, поднять на ноги некоторых людей и самое большее — через сутки, узнаю не только где она сейчас живет, но и точный маршрут ее ежедневных перемещений, но главное, как раз то, что Вика сделала все возможное, чтобы исчезнуть из моей жизни. Буквально последовала моему безапелляционному требованию больше никогда не попадаться мне на глаза.
А что если мы и правда больше никогда…
Я ловлю себя на этой мысли уже в обед, когда пытаюсь хоть немного отвлечься на работу. Прокручиваю в голове реальность, где моей рыжей заразы больше и правда нет — и одна эта мысль причиняет мне настолько адские муки, что я, тридцатилетний здоровый лоб, не болеющий даже насморком, чувствую себя на грани инсульта, инфаркта и дебюта шизофрении одновременно. Как будто противоположная стена оказалась всего лишь ширмой, а за ней показалась суровая реальность, в которой Вики больше нет в моей жизни. Не потому что я так решил, и в любой момент могу отмотать назад, а потому что так решила она. От мысли, что время уже чертовски упущено, честно говоря, хочется сдохнуть.
И примерно на этом эмоциональном пике меня застает звонок Тихого.
— Что, блядь, происходит?! — в привычной себе манере снова орет в трубку он. — Что у тебя снова за хуйня случилась, Лекс?!
Так я понимаю, что моя прилежная и исполнительная главбух как минимум закрыла несколько контрактов, но видимо, не успела оформить «вес пакет» и поэтому не успела отчитаться о проделанной работе.
— Если хочешь, чтобы я продолжил с тобой разговаривать — перестать вести себя как говно, — спокойно отвечаю я и кладу трубку.
Пусть Тихий выпустит пар, иначе разговора точно не получится.
По-хорошему, нам в принципе уже не о чем разговаривать. У «Интерфорс» и «Неона» нет совместных проектов, на которых мы были бы завязаны по рукам и ногам. Все финансовые обязательства я и так закрываю. Дальше можно просто отпустить Тихого на все четыре стороны и не пачкать воспоминания о нашей дружбе гадкими разборками. Но я хочу посмотреть ему в глаза. Просто посмотреть и увидеть там… не знаю, возможно, ответ на мучающий меня все эти дни вопрос.
Тихий перезванивает сразу и снова быкует.
Я еще раз предлагаю ему остыть и кладу трубку. На этот раз на его звонки не реагирую, потому что уже и так ясно, что он не собирается брать паузу и приводить в порядок нервы. Когда он через пару минут перестает одержимо названивать и подозрительно затихает, до меня вдруг доходит, что в самое ближайшее время стоит ждать его на пороге. Это его фирменная фишка — то, что не получается решить словами, надо решать кулаками. Правда, в его понимании «решить словами» — это зайти с трехэтажного мата, наезда и взять жертву нахрапом, пока она находится в ступоре. Когда-то, на первых порах нашей плотной дружбы, со мной эта хуйня тоже работала, но очень ограниченное время: тяжело подмять под себя того, кто всю жизнь только то и делал, что отбивался от влияния старшего брата.
Хорошо, что время уже и так близится к концу рабочего дня и я отпускаю всех пораньше — драться с Тихим я не планирую, но на всякий случай лучше подстраховаться и сделать так, чтобы у возможной безобразной сцены мордобоя двух закадычных друзей, было как можно меньше свидетелей. Народ не нужно долго упрашивать и через пару минут в офисе не остается почти ни единой живой души кроме охраны и начальника службы безопасности, который принципиально не уходит из офиса до тех пор, пока там нахожусь я. На всякий случай предупреждаю его, что должен приехать Тихий и нас ни в коем случае не нужно беспокоить.
Ну и, конечно, моя исполнительная Татьяна Александровна, которая изо всех сил упирается и требует дать ей еще полчаса времени, чтобы закончить оформление всех документов. Приходится выпроваживать ее чуть ли не под руки, на ходу убеждая, что она и так сделала все идеально и обещанная мной премия уже у нее на карте, даже если оставшиеся договора она закроет завтра.
Как раз на крыльце, когда я вручаю ее заботам водителя, меня и застает Тихий.
По тому, как коряво и резко он залетает на парковку, занимая сразу несколько мест, уже понятно, что разговора на повышенных тонах не удастся избежать несмотря на все мои старания. Тихий так тяжело шагает по ступеням, что даже странно, почему земля не расходится трещинами прямо у него под ногами.
Становится рядом, глядя на меня сверху вниз, хоть у нас не такая большая разница в росте.
— Чё, блядь, происходит, Лекс, а? — буквально рычит мне в лицо, обдавая протухшим перегаром.
Он в принципе любитель выпить, но не так, чтобы синячить несколько дней подряд. А вонь от него стоит такая, как будто он прикладывался к бутылке пару суток — минимум.
Мне нужна пауза, чтобы решить, приглашать его внутрь и разобраться здесь. Вести с ним задушевные разговоры я точно не собираюсь, в принципе, десятка предложений мне хватит с головой. Но Тихий записывает мое молчание в «плюс» своему грозному виду и пытается прессовать дальше, на этот раз пихая меня плечом с видом амбала в ночном клубе, который получил индульгенцию на избиение мажоров.
— Решил показать, кто главный, Лекс?
Я делаю шаг назад, потому что вонь из его рта буквально выедает глаза, и когда Тихий снова пытается проехаться по мне плечом, успеваю отойти в сторону.
— Сделаешь так еще раз — я спущу тебя с лестницы, — предупреждаю на всякий случай.
— Ага, а пупок не развяжется? — Он выразительно набирает полный рот слюны и харкает мне под ноги.
Если бы плевок попал мне на туфли — я бы точно сорвался с катушек и вытер бы его об рожу Тихого без малейших угрызений совести. Даже если это пошло бы в разрез с намеченной мною канвой разговора. Так что даже к лучшему, что он промахнулся.
— Тихий, зачем ты так со мной?
Он хмурится, пытаясь навести резкость в порядком замыленных длительной попойкой глазах. Медлит, переваривая вопрос. А потом криво ухмыляется.
— Все-е-е-е-е, я понял. — Грозит мне пальцем, как зарвавшемуся малолетке, которого при других обстоятельствах уже бы от души поколотил. — Сука Лисицына и тут поднасрала!
— Отъебись от Вики, — предупреждаю еще раз, потому что теперь ему точно не удастся повесить на нее всех собак. — Это между мной и тобой.
— Предупреждаю — хуй тебе, а не Катю! — Он вытягивает вперед руку и бьет себя по сгибу локтя, изображая старый как мир неприличный жест. — Ты ее проебал, понял? Решил присунуть своей рыжей твари? Вперед, хоть мозги друг другу выебите, но Катя теперь моя!
Катя? Причем тут она?
Я морщусь, прокручивая в памяти наш с ней сегодняшний короткий разговор — Тихого мы точно не обсуждали, но я понял, что Катя и Вика как минимум однажды разговаривали лично. Как это могло случиться лично у меня есть только одно предположение, основанное на заявлении Вики, что она якобы в курсе, с кем я встречаюсь и может в любом момент слить по назначению наше интимное видео. Еще пару дней назад я бы именно так и подумал, но теперь уверен — Вика точно этого не делала. Кишками чувствую, что на самом деле история гораздо более запутанная, чем может придумать даже мое извращенное воображение. Но хрен с ним, главный вопрос — каким боком об этом узнал Тихий? И почему, блядь, ведет себя как ревнивый рогоносец?
— А вообще знаешь — мне по хуй, что ты думаешь! — Тихий отходит, неуверенной рукой тянется за сигаретой во внутренний карман пиджака, закуривает и выпускает в мою сторону струю едкого дыма. — Катя, может, сейчас меня и отшила, но ей нужно время успокоится и переварить все то говно, которые ты ей присунул. Она будет страдать, но я буду рядом, не отойду от нее ни на шаг и рано или поздно, она все равно о тебе забудет. Вспомнит, кто был рядом, когда она чувствовала себя одинокой и брошенной — я!
Он так остервенело стучит себя кулаком в грудь, что я на секунду готов поверить — это представление будет стоит ему парочки сломанных ребер.
— Значит, дело в Кате, — повторяю слова, которые уже в десятый раз прокручиваю в своей голове. — Ты это из-за Кати сделал? Серьезно, блядь?
— Чё-ё-ё-ё-ё? — Тихий затягивается, но на этот дым попадает явно «не в то горло» и он заливается лающим кашлем.
— Ты решил обокрасть меня… из-за Кати? — озвучиваю единственный разумный вывод из всего этого каламбура. — Блядь, Тихий, это же… ёбаный пиздец.
— Чего, блядь?! — как заевшая пластинка мелет одно и то же. — Я ни хуя у тебя не…
И вдруг спотыкается.
Мы какое-то время напряженно смотрим друг на друга.
Его мутный взгляд постепенно трезвеет, челюсти сжимаются так сильно, что кожа натягивается на скулы словно на барабан.
— Сука, блядь, — медленно цедит сквозь зубы. — Ты заелся не из-за Кати.
Мы оба одновременно понимаем, что с самого начала разговаривали по «испорченному телефону»: Тихий думал, что я решил отрезать его от бабла потому что узнал о его планах на Катю, а я тупо не отдуплился, что виды на Катю и попытка украсть у меня «Гринтек» — никак не связанные между собой вещи. Хотя не факт, что со временем в его башке обе эти вещи слились в одну глобальную цель.
— Я проверил, кто сливает акции «Гринтек», — озвучиваю результаты своего маленького расследования. — Клянусь, Тихий, я бы никогда на тебя не подумал. Даже если бы в тебя пальцем ткнули — не поверил бы. На хуй ты Вику подставлял?
— А хули бы и нет? — он безразлично пожимает плечами. — Она тебе и так насрала — какая разница?
Он даже не пытается скрыть откровенный цинизм своей лжи — Вика в его глазах была и так везде и во всем виновата, повесить на нее еще и собственное дерьмо в его глазах было чем-то вроде еще одного плевка в грязный колодец. Проблема была только в том, что когда он, мой лучший друг и человек, которого я считал своим, без преувеличения, крестным отцом, затеял украсть у меня «Гринтек», Вики еще и близко не было на горизонте. Как и Кати.
Первый год из трех последних я прошел через кошмар — несколько тяжелых операций, длительная болезненная реабилитация, когда я учился ходить с нуля. И все это время мы скрупулезно наращивали активы, насколько это было возможно буквально с тремя копейками в кармане. Мне пришлось поднять все свои связи, пустить в ход абсолютно все рычаги давления (иногда весьма грязными методами), чтобы удержаться на плаву. Второй год я раскручивал «Интерфорс», выгрызал контракты и, одновременно, следил за жизнью «Гринтек». Идея, как его утопить, принадлежала мне, я прописал каждый нехитрый шаг на сто процентов рабочей схемы. Оставалось только выждать время, когда дела Марата пойдут на спад, накопить денег и запустить маховик мести: создать десяток маленьких фирм, от их лица скупать акции до тех пор, пока Марат не будет вынужден сливать свой пакет, чтобы получить за это хоть какие-то деньги. Потом я должен был заполучить весь контрольный пакет и продать «Гринтек» за копейки, по принципу «Так не доставайся же ты никому».
Как оказалось, все это время Тихий втихую переоформлял на себя подставные фирмы и переводил акции «Гринтек» на в свои активы. Расчет был на то, что когда я начну сливать «Гринтек», он по-тихому скупит недостающее для контрольного пакета количество акций и станет его полноценным владельцем. Чтобы с чистой совестью послать меня на хуй.
Пользуясь моей схемой.
Пользуясь моими деньгами.
Точно так же, как и Марат, этот мудак собирался отжать у меня мой «Гринтек».
Когда я распутал узелки и узнал, кто конечный бенефициар всех фирм-прокладок, все стало на свои места. Стало ясно, почему Тихий так бесился, когда узнал, что Вика уговорила меня на три месяца отсрочки. Его такой расклад точно не устраивал, поэтому Тихий предал меня еще раз.
— Это ты рассказал Марату, что за сделкой с Егоровым стою я, — не спрашиваю, а просто озвучиваю само собой разумеющийся факт. — Знаешь, я тогда никак не мог понять, откуда всплыла инфа? Ну то есть вариант, что Егоров сам пришел к тебе и сказал, что собирается переиграть нас и слиться с активами Марата был таким… тупым. Если бы я не верил тебе как самому себе, то заподозрил бы неладное еще тогда. Ясно же было, что какая-то херня, но я, блядь, тебе верил, Игорь.
Он так вскидывается, как будто я дал ему в зубы, а не просто назвал по имени.
— Тебе нужно было заставить меня слить акции, разыграть до конца выгодный тебе план. А еще ты зассал, что у Вики что-то получится и акции «Гринтек» пойдут вверх. Ты реально испугался, что она найдет способ выкрутиться. И просто слил Марату нашу с Егоровым договоренность. Мне даже в голову не могло прийти, что все это время ты играл против меня. И знаешь, что? Все это ты придумал задолго до того, как на горизонте снова всплыла Вика.
— Сука, — цедит сквозь зубы Тихий, — она всегда умела появляться «вовремя»!
Звучит просто как сценарий альтернативной реальности, в которой моя плохая бывшая оказалась тем единственным человеком, который хотя бы в этот раз ни разу не играл против меня. Если бы не она — я уже давным-давно попрощался бы с «Гринтеком».
Вот такой вот парадокс, сначала она стала причиной, по которой я потерял дело всей своей жизни, а потом — причиной, по которой я смог его удержать.
— Скажешь так еще раз — я тебе зубы выбью, — предупреждаю на всякий случай, потому что больше не намерен позволять этому мудаку хоть как-то пачкать ее имя. Даже если мне самому это будет стоить побитой рожи и мятых боков — я затолкаю обратно ему в глотку каждое сказанное против нее грязное слово.
— Я просто забирал свое, ясно?! — Тихий снова колотит себя в грудь, на этот раз так сильно, что невольно закашливается, а я ловлю себя на мысли, что если он вдруг перестарается, пробьет в себе сквозную дыру и будет истекать кровью у меня на глазах — я не буду чувствовать совсем ни хрена, глядя на его предсмертные судороги. — Я это заслужил!
— Заслужил мой бизнес?
— Ты все равно хотел его сливать! Ты, блядь, всегда все получал по щелчку, Лекс! А я просто болтался на задних ролях, был у тебя мальчиком на побегушках! Лекс красавчик — всегда снимает самые жирные сливки, — он задирает руки, как будто декламирует это с большой сцены, — всегда при бабле, всегда в центре внимания. А Тихий так, просто мальчик на побегушках! А я, блядь, тоже заслужил большой кусок пирога!
Краем глаза замечаю через стеклянные входные двери начальника службы безопасности, который настороженно поглядывает в нашу сторону. Жестом даю понять, что контролирую ситуацию — даже если мы с Тихим набьем друг другу морды, я не хочу, чтобы нас растаскивали друг от друга как драчунов в детском саду.
— Я заслужил свою долю на этом празднике жизни.
— Да, поэтому я отдал тебе «Неон». — Я ведь действительно хотел отблагодарить его за поддержку в самые тяжелые моменты в моей жизни.
— Засунь его знаешь куда?! — Тихий так кривится, как будто вместо самостоятельного и прибыльного бизнеса я сунул ему говна на лопате. — Бросил обглоданную кость как собаке. А я хочу больше, ясно тебе?! Я хочу «Гринтек»!
— Ты его не получишь.
— Хрен ты угадал, — еще раз показывает фигуру из двух рук, на что я уже даже не обращаю внимания. В конце концов, его ужимки давно перестали производить на меня впечатление.
— Ты не получишь «Гринтек», потому что я купил долю Марата, — озвучиваю тот самый «приятный сюрприз», который нарочно берег на «сладкое». — Когда понял, что все это время за моей спиной играл не он и не Вика, а ты. Пришлось переплатить, но теперь в моих руках контрольный пакет.
Не уточняю только, что вся покупка была через парочку подставных компаний, так что Марат до последнего не знал, кто покупатель. Я подумывал о том, чтобы раскрыть ему глаза, но потом поймал себя на мысли, что после всего случившегося возможность увидеть перекошенное от злости лицо любимого братца меня вообще никак не задевает и не впечатляет. Так я понял, что к тридцати годам, наконец, повзрослел. Не без парочки отрезвляющих пиздюлей от жизни, само собой.
— Ты… купил долю Марата? — Тихому как будто нужно повторить мои слова, чтобы уловить их смысл.
— Ага.
— Ты пиздишь.
— Нет.
— Марат не продал бы такой… шанс, блядь.
— Валяй — позвони ему еще раз, узнай все из первых рук. — Делаю приглашающий жест, хотя заранее знаю, что Тихий не станет этого делать.
Он хватается за телефон, но не спешит набирать номер. Просто верит его в руках как будто за секунду забыл, что это такое и для чего предназначено.
— Твоя главная беда, Тихий, даже не в том, что ты предал меня — хер бы с ним, ну подумаешь, мало ли кто на пути к мечте всей свей жизни не переступал через родню, друзей и любимых. — Это, конечно, очень злая ирония, хотя в наше время, увы, такое перестало быть редкостью. — Ты ошибся в выборе союзников, Тихий. Понимаешь, если человек готов переступить через своего родного брата, чтобы только получить его деньги и бизнес, то твоя ценность для него примерно ниже… важности случайного попутчика?
Тихий прикладывает телефон к уху, но потом быстро его одергивает, так и не решившись набрать номер. Потом корчит миролюбивую улыбку и спрашивает, сколько денег я хочу за свою долю.
— Все деньги мира в бесконечной степени, — говорю с издевкой.
— Блядь, Лекс, тебе же не нужен «Гринтек»! Ради чего этот цирк? Чтобы что? Типа, главное, чтобы мне не досталось?!
В этом он прав — я цеплялся за «Гринтек» только в контексте хоть какой-то связи между мной и Викой. Не сразу это понял, но когда поковырялся в причинах и следствиях — это стало очевидным. Теперь «Гринтек» мне тем более не нужен — я понял, что моя личная история с этой «мечтой» уже закончена, я готов ее отпустить и полностью сосредоточиться на других вершинах и достижениях.
— Я заплачу сколько скажешь! — Тихий зачем-то выворачивает совершенно пустые карманы. — Все отдам. Любые деньги.
— Ты не понял, Тихий. «Гринтек» не продается. Не потому, что я не продал бы его тебе ни за какие деньги просто из принципа, а потому что я уже нашел для него нового владельца.
Его вытянутая рожа — лучше любой сатисфакции за все, что мой некогда лучший друг для меня сделал. Он морщится, хмурится, потом выглядит растерянным как ребенок. Все сложные и запутанные мыслительные процессы видны на его лице словно маршруты на карте. И когда я понимаю, что он, наконец, наталкивается на правильную догадку, награждаю его одобрительной улыбкой.
— Нет, блядь… — Тихий кривит рот, как будто готов вот-вот расплакаться.
— Да, блядь, — не без наслаждения передразниваю его.
И впервые за долгое время чувствую, что, наконец, хоть что-то сделал правильно.