Пари

‌‌‍Глава шестьдесят шестая: Вика

— Это просто маленькая задержка, — смотрю умоляющим взглядом на Светикова и девушек с ресепшена, которые почему-то тоже здесь крутятся. — Пожалуйста, не выгоняйте Бармалея! Сейчас приедет мой жених и все решит! Это банковская ошибка, вы же знаете, как иногда…

От волнения мой голос ломается прямо посреди предложения, и чтобы справиться с болезненными горловыми спазмами, я несколько минут безудержно кашляю, вытирая слезы рукавом толстовки.

Если бы несколько месяцев назад кто-то сказал мне, что я буду так унижаться из-за бездомного злого кота, я бы точно плюнула этому «Нострадамусу» между глаз. А сейчас готова на колени упасть, если это поможет моему лохматому чертушке выкарабкаться.

— Вот, Виктория. — Светиков протягивает мне стакан воды. — Вам нужно успокоится, хорошо? Никому не будет лучше, если рядом с котом нам придется откачивать заодно и вас.

Я делаю несколько маленьких глотков, снова кашляю, но на этот раз не так задушено. Снова пью, на этот раз опустошая стакан полностью, и с благодарностью возвращаю его Светикову.

— Это просто недоразумение, — продолжаю твердить свое. — Но вы же видите, который час. В банке уже никого нет, чтобы решить этот вопрос по горячим следам. Клянусь, я за все заплачу! Этому коту нужно лечение, вы слышите? Вы же не выбросите его на улицу в таком состоянии! Вы же здесь животных лечите!

— Виктория, все все все… — Миловидный ветеринар кладет ладони мне на плечи, некрепко сжимает, заставляя посмотреть в его добрые глаза. — Сейчас вам нужно сделать глубокий вдох, потом выдохнуть и сесть вон там.

Он дает невидимый сигнал девушкам с ресепшена и те, под руки, обратно ведут меня в зону ожидания, пока я пытаюсь имитировать дыхательную гимнастику. Легче от этого нифига не становится.

— Вы можете подождать жениха здесь, — говорит та из них, которая пыталась наладить терминал. Голос у нее при этом такой, будто она делает огромное одолжение, возясь со мной вместо того, чтобы выставить за порог вместе с котом. — Только никуда не ходите.

Я беспомощно киваю и радуюсь уже хотя бы тому, что доктор дал мне время. Если бы Бармалея вышвырнули на улицу прямо сейчас, он бы точно не протянул и нескольких часов.

Чтобы хоть немного успокоится, обхватываю себя руками. Создаю иллюзию, будто не разваливаюсь на куски, хотя внутренне полностью опустошена. Такое чувство, что мир перевернулся вверх тормашками сразу после того, как мы с Лексом вернулись домой. Или это случилось до того, когда я вышла из ванной и увидела его озадаченное лицо?

В любом случае, что-то точно случилось. Сначала то его сообщение, как будто приказ собаке. Потом — наш разговор по телефону, когда Лекс был таким отчужденным и грубым, будто тех нескольких дней в Праге просто не было, и мы снова тихо ненавидим друг друга: он меня за прошлое, я его за то, что отобрал у меня настоящее и лишил будущего. Но если я продолжу думать об этом сейчас, то от моей нервной системы точно ничего не останется.

В любом случае — чем гадать на кофейной гуще, лучше подождать и потом напрямую обо всем спросить. Лекс всегда держит слово, и если пообещал приехать — значит, уже в дороге.

«А что, если он не даст денег?» — не унимается мой раздерганный форс-мажорами, ставшими частью моей повседневной жизни, внутренний голос.

Он ведь может просто… сказать «нет» и все.

Где мне сходу взять пятизначную сумму?

Вспоминаю, что Тоня хотела мою лакированную «Баленсиага» за десять тысяч. Быстро набираю ее номер и пока жду ответа, ловлю себя на том, что как в детстве, начинаю исступлённо грызть ногти. По фигу, потому что сейчас это вообще единственное, что не дает мне провалиться с полное отчаяние.

— Ну надо же, кто позвонил, — не может не ехидничать Тоня. До сих пор не может простить мне, что не воспользовалась ее щедрым предложением — она всегда была злопамятной.

— За тридцать пять тысяч сейчас она твоя, — без лишних рассусоливай озвучиваю свое предложение. Она и так прекрасно поймет, о чем речь. — Деньги нужны мне прямо сейчас, на мой счет. Сумку отдам завтра в любое удобное для тебя время.

— Что-о-о-о-о?! — тянет длинную ноту Тоня. — Тридцать пять тысяч за твое старое барахло?! За китайскую паль?! Ты в своем уме, Лисицына?!

— Паль? — Еще большой вопрос, кто из нас в уме, а у кого от чувства собственного величия поехала крыша. — Слушай, Тоня, мне правда некогда. Предложение действует только сейчас.

— Ага, пойди-ка предложи этот китайский дерматин другой лохушке! Только ищи дуру на северном полюсе, потому что среди своих с тобой теперь вряд ли кто-то захочет иметь дело!

Она первой бросает трубку, оставляя меня в полном недоумении, что это вообще было.

Хорошо, ладно, к черту Тоню. Есть еще Женя. У нас с ней одинаковый размер ноги и на некоторые мои туфли она точно давно облизывается. Я отдам все, если у меня на руках будет нужная сумма. Пусть все забирает, мне хватит и той пары кедов, которые сейчас на мне.

Но разговор с Женей тоже не клеится и идет по примерно тому же сценарию, что и предыдущий.

— Да вы можете объяснить, что вообще происходит?! — не выдерживаю и перехожу на крик.

— А ты типа не в курсе, — голосом удава, говорит Женя.

— Нет, блин! Я действительно не понимаю, в чем дело! Вы сколько лет меня знаете, что это за внезапные обвинения?!

— Я пришлю тебе ссылку, — бросает она и тоже первой заканчивает разговор.

Но входящее сообщение пищит ровно в ту минуту, когда я краем уха улавливаю знакомый тембр голоса и с облегчением выбегаю навстречу.

Лекс стоит около стойки ресепшена и как раз поворачивается в мою сторону.

Почему-то сразу отмечаю, что одет он в ту же одежду, что и утром. Не знаю почему, но меня это немного успокаивает. Наверное, если бы у него с Эстеткой случилось воссоединение, они занялись бы сексом, Лекс пошел бы в душ и переоделся во что-то другое?

Я как коза трясу головой, отгоняя от себя противные мысли и замедляю шаг, давая ему приблизиться. Поднимаю руки, чтобы повиснуть на нем, как на самой надежной и нерушимой опоре, но с удивлением обнаруживаю, что он вместо ответных объятий, Лекс хватает меня за локоть, круто разворачивает и буквально толкает перед собой на крыльцо.

— Лекс, мне больно, — стараюсь сдержать эмоции, но это действительно не самые приятные ощущения в моей жизни. Не физически — он все же не отбитый ублюдок типа Егора, но морально все это выглядит так, будто ему даже прикасаться ко мне противно. — Лекс! Пусти!

Но он разжимает пальцы только когда мы оказываемся на улице, где кроме нас, слава богу, больше никого нет. Хотя здесь наверняка должна быть минимум одна камера наружного наблюдения — они сейчас везде. Не хотелось бы устраивать «кино» для местного обслуживающего персонала.

— Какого черта происходит?! — ору я, потому что приличия приличиями, но меня уже в край достал и сегодняшний день, и идиотское поведение Лекса, и тупые намеки моих экс-подруг.

— Аналогичный вопрос к тебе, Вик, — голосом бездушного голема, говорит Лекс.

— Ты издеваешься?

— Нет. Хочу знать, что ты делаешь в седьмом часу вечера в этом месте.

— А зачем по-твоему люди приезжают в ветеринарные клиники?!

— Например, чтобы избавиться от ненужных подарков, — выдает он. Ему даже пауза на подумать не требуется, он как будто собирался сказать это еще до того, как вышел из машины.

— Ты… т-т-т-ты… — Он волнения начинаю заикаться, поэтому останавливаюсь, втягиваю воздух через ноздри и пытаюсь начать еще раз. — Ты идиот!

На одном выдохе, но Лекс и так все понимает — фирменно, как змей, щурится, не давая мне ровно никаких визуальных подсказок, как глубоко я его задела.

— Орео спит в зоне ожидания! И я бы скорее ухо себе откусила, чем кому-то его отдала или продала!

— Поэтому ты решила его усыпить? — озвучивает свою версию.

Я машинально открываю рот, готовясь отрицать все что угодно, но к этому оказываюсь не готова.

Ощущения такие, будто я на всем ходу влетела в бетонную стену, и то немногое, что от меня уцелело, медленно додавливает подушка безопасности. А потом, словно со стороны, вижу, как моя рука взлетает вверх, почти достигает каменной рожи Яновского, но на этот раз ему удается ее перехватить. И когда меня по инерции тянет к нему, Лекс отстраняется, словно от прокаженной.

Отходит, увеличивая расстояние между нами до нескольких метров.

— Я забираю щенка. Сколько денег тебе нужно, Виктория?

Но меня так основательно придавило шоком, что я даже губ разжать не могу. Это не получается на уровне тел, как будто вся эта функция полностью вышла из строя на неопределенный срок. Но руки меня, слава богу, еще слушаются, так что вместо всех непроизнесенных «ласковых» слов я от души скручиваю ему фигуры из двух средних пальцев.

В ответ на мою пантомиму на лице Лекса не дергается ни один мускул.

Он достает портмоне и начинает отсчитывать купюры по двести евро. Отсчитав десять, вопросительно поднимает бровь в мою сторону.

Я повторяю свой предыдущий жест.

Тогда Лекс отчитывает еще столько же.

— Виктория, это хорошие деньги. Забирай и будем в расчете.

Он правда думает, что я собиралась избавиться от щенка.

Он действительно абсолютно в этом уверен.

Бурлящая внутри злость, наконец, пробивает путь наружу через мое горло, возвращая способность говорить.

— Ты просто конченый мудак, — произношу без тени сомнения в том, что слова можно было выбрать и помягче. Если в эту минуту в чем-то и сомневаюсь, то лишь в том, не звучат ли они слишком деликатно. — Мразь. Подонок. Пошел на хуй, Янковский. Чтобы глаза мои тебя не видели. Больше. Никогда.

Поразительно, насколько легче может стать от одного прямолинейного посыла. Как говорится — вместо тысячи слов и реверансов.

Мне нужны деньги, но прямо сейчас нужнее уйти подальше из того пространства, где мы с Лексом можем даже гипотетически дышать одним и тем же воздухом.