Пари

Глава шестьдесят третья: Вика

— Я могу тебя отвезти, что за детский сад, Вика? — Лексу категорически не нравится мое предложение ехать с водителем в офис, а мне вызвать такси. — Этот час погоды не сделает.

— С нами все будет в порядке, Яновский, — отмахиваюсь я. — Твой бизнес, в отличие от меня, ждать не будет.

На самом деле просто не хочу, чтобы он собственными глазами видел, в какой нищете я живу. Не потому что мне стыдно (хотя и это тоже), а просто чтобы он не начал делать очевидные выводы из таких же очевидных вещей. Не начал думать, что я схватилась за него лишь бы выкарабкаться из своего жалкого положения. Даже если изначально в моей голове была именно такая идея.

Сказать, что сейчас мне за это стыдно — не сказать ничего.

Лекс явно недоволен моим упрямством, но все равно сажает меня в такси.

— Созвонимся вечером? — осторожно спрашиваю я.

— Да, как только освобожусь — сразу наберу.

Он не целует меня на прощанье — только подмигивает и провожает такси взглядом до самого поворота.

И когда прерывается даже этот контакт, мне хочется остановить машину, выпрыгнуть и побежать обратно к нему. Потому что — накручиваю я себе или нет — а чувство, что между нами снова пробежала черная кошка, никуда не девается. С того момента, как я вышла из душа и увидела Лекса мрачнее тучи — и до теперь, после перелета, хотя в самолете мы сидели рядом, все время разговаривали и по очереди нянчили Орео, который время от времени перебирался с одни рук — на другие. Он и сейчас спокойно, как ни в чем не бывало, дрыхнет у меня на руках, и выглядит самой довольной собакой на свете. Бедолага еще не знает, что через полчаса его ждет маленькая комнатушка, с ржавой водой из крана, работающей через раз газовой колонкой и котом, которому такое соседство явно не понравится.

Наверное, все было бы иначе, если бы мы с Лексом не расставались в точке полной неопределенности. Это глупо, но я даже не знаю, можно ли мне теперь ему звонить и насколько это будет уместно. Не знаю, что между нами теперь. Не понимаю, имею ли право завести разговор о том, кто мы теперь друг другу. И боюсь его как черт ладана потому что в ответ могу услышать едкое признание о том, что все это время была просто игрушкой, поиздеваться над которой он имел полное моральное право.

— Нет, все будет хорошо, — говорю в расслабленную морду Орео, которую он неожиданно вскидывает во сне. — Лекс решит свои проблемы и обязательно перезвонит.

Когда выхожу из такси, водитель неожиданно бросается наперерез, забирает у меня сумку и предлагает свою помощь. В ответ на мое непонимание говорит, что ему заплатили за это, а я даже не могу вспомнить момента, когда бы Лекс успел это сделать. Но и то хлеб — тащить самой собаку и всю его поклажу было бы не смертельно, но довольно сложно.

Внутри такая духота, что сразу, как только переступаю порог, бросаюсь распахивать окна. В Праге было относительно жарко, но хотя бы раз в день шел дождь, а здесь столбики термометра доползли до тридцатиградусной отметки и все это счастье три дня прямой наводкой жарило мне в окна. Ощущения такие, будто меня зашвырнули в замаскированную под «малосемейку» микроволновую печь.

Первым делом выставляю миски Орео, наливаю ему воды и раскладываю его лежанку. Убедившись, что он в порядке и даже с любопытством изучает новое место жительства, иду на балкон — комнату нужно срочно проветрить, иначе меня ждет «волшебная» ночь в душегубке.

Но первое, что я вижу, когда распахиваю балконную дверь — черный меховой комок, вокруг которого размазаны темно-красные следы крови. Замираю, пытаясь понять, что происходит. Это лохматое чудовище решило демонстративно сожрать на моем балконе свою добычу? Перьев как будто не видно, да и крови явно больше, чем, наверное, должно бы быть. Значит, это мышь или… крыса? Мысль о том, что котяра мой в принципе не до конца ее прикончить и крыса вот-вот заскочит в дом, заставляет меня выскочить и захлопнуть дверь. Но что-то все-таки не дает покоя. Покрутившись немного, возвращаюсь и заглядываю через стекло — черная куча меха как будто даже с места не сдвинулся. И только немного присмотревшись, замечаю, что часть меха у него на голове и на затылке, тоже слиплась от крови.

— Вот же блин, — бормочу себе под нос, снова отхожу, но мысль о том, что там у меня лежит пусть и самое не обаятельное в мире, но нуждающееся в помощи животное, все равно не оставляет в покое.

Прохожу по комнате, прикидываю, что можно сделать в такой ситуации. Вызвать ветеринара на дом? У меня в кошельке денег осталось ровно на один раз вызвать такси, но я даже в этом не уверена. Ветеринару я смогу заплатить разве что своими красивыми глазами.

Ладно, может, все не так страшно? Нужно для начала выяснить, что с ним может быть не так. Это все-таки дворовой бойцовский кот, а не какая-то изнеженная породистая кошка, на которую даже чихнуть страшно. Да это мне надо «скорую» вызывать каждый раз, когда он смотрит на меня своими людоедскими зелеными глазищами.

Быстро нахожу в поисковике номер первой же попавшейся ветеринарной клиники. На том конце отвечает занудный женский голос и сразу, до того, как я успеваю открыть рот и сказать хотя бы слово, заученным тоном диктует график работы. Я пытаюсь объяснить, что мне нужна просто консультация, в ответ на что она моментально взрывается возмущенным визгом о том, что всем только консультация, всем только спросить, а время… Я заканчиваю разговор, справедливо рассудив, что тут мне точно не помогут. Набираю следующий, но там вообще никто не отвечает. «Третий номер» неожиданно даже выслушивает мое описание проблемы, но когда узнает, что речь идет о бездомном животном, предлагает просто усыпить — типа, так будет дешевле.

— Да что не так с этим миром?! — ору в темный экран, потому что еще два номера тоже тупо не отвечают. — Мне просто нужно спасти одного бармалея, что в этом сложного?!

Начинаю перебирать по памяти, у кого из моих знакомых есть животные. Нахожу в телефонной книге пару номеров, звоню, но после короткого разговора оба озвучивают частные клиники для животных, в одной из которых консультация стоит столько, что эта цифра кажется просто баснословной. Хотя раньше я бы просто заплатила ее, даже не подсчитывая, сколько там останется на карте. А про вторую моя знакомая Маша, косметолог «селебрити» мягко намекает, что они точно не станут возиться с бездомным котом, чтобы не смущать своих постоянных клиентов.

Остается последняя надежда — номер Кати. Понятия не имею, есть ли у нее домашние животные, но каждый раз, когда мы переписывались, я выносила из нашего разговора что-то полезное. Нахожу наш чат в мессенджере и коротко описываю проблему.

А пока жду ответа (время уже почти семь вечера, возможно, она вообще сегодня уже не ответит!), набираюсь смелости, вооружаюсь полотенцем и потихоньку открываю балконную дверь.

— Только попробуй на меня лапу поднять! — На всякий случай говорю убедительно и смело. — Так и останешься тут лежать в гордом одиночестве, понятно?

Черное меховое пятно даже не подает признаков жизни. Нахожу взглядом какой-то старый стертый почти до кочерыжки веник и осторожно тыкаю ним бармалея. Кот еле заметно шевелится, издает странный, похожий на урчание звук и снова замирает. А когда снова его тормошу еле-еле, но все-таки приподнимает голову и даже разворачивается немного на бок.

Господи боже.

Вся его морда исцарапана, один глаз заплыл так сильно, что я вообще не уверена, есть ли он там вообще. На груди видно два больших засохших пятна крови. Он так тяжело дышит, что язык вываливается наружу, но на мои попытки приблизиться, продолжает шипеть, хоть уже и не так воинственно. Наверное, потому что у него даже сил на это нет.

Бегу на кухню за водой, возвращаюсь и потихоньку, стараясь не делать резких движений, наполняю его миску. Кот на нее даже не смотрит, но зато очень пристально (насколько это возможно в его состоянии), следит за мной.

— Пей, дурачина! — ругаюсь от отчаяния. Я даже представить не могла, что дела настолько плохо. Задними лапами он вообще не шевелит и не предпринимает попыток подняться. — Слушай, я собираюсь тебя трогать, но попить надо. Когда пьешь — сразу легче.

А про себя добавляю, что так, по крайней мере, показывают ролики в разных развлекательных социальных сетях.

Но он все равно не пьет.

— Слушай, хочешь ты этого или нет, но тебе придется! — начинаю говорить строго, чтобы до его кошачьей упрямой башки, наконец, дошло, что ему придется сделать так как я говорю. — Или сейчас я вызову сюда злого врача, и он будет заливать в тебя воду через трубку! Или даже через клизму! Ты вообще представляешь, что это такое?

Бармалей на секунду ловит мой взгляд и я вдруг понимаю, как ему в действительности на самом деле плохо. Да раньше он не то, что вот так не давал мне приблизиться — просто даже одним своим видом нагонял страху. А сейчас даже нашипеть на меня толком не может.

— Ты сам меня вынудил, имей ввиду.

Мысленно желаю себе удачи, прошу Вселенную вложить хоть каплю ума в эту ушастую черную голову и, подкравшись на корточках, накидываю на него полотенце. Вопреки худшим моим прогнозам, не бросается сразу в бой, но слабо пытается шевелиться. Зажмуриваюсь, протягиваю руки и быстро хватаю его через полотенце. Не открываю глаз, наощупь кое-как заворачиваю. А когда рискую посмотреть, то в целом все выглядит очень даже неплохо — Бармалей завернут в полотенце как в кокон. В таком положении его можно попытаться напоить. Вопрос, как? Не с ложечки же.

Стараясь держать его покрепче, захожу в комнату, верчу головой, прикидывая, что может стать импровизированной пипеткой. А потом, мысленно стукнув себя по лбу, вспоминаю, что как раз перед поездкой в Прагу у меня закончилась любимая сыворотка для лица, но выбросить ее тогда не успела. Бегу в ванну, какими-то невероятными акробатическими трюками, держа завернутого кота одной рукой, другой достаю пипетку, несколько минут промываю ее под водой, а потом, набрав туда пару капель из-под крана, буквально силой вливаю Бармалею в рот. Он фыркает, но проглатывает. И неожиданно успокаивается. Замирает, глядя на меня своим здоровым глазом.

— Что? — ворчу в ответ, предлагая ему еще немного воды. — Видишь, никто твои блохи вымывать не собирается.

Он вяло мяукает, но никакой агрессии больше не проявляет, даже когда отношу его в гостиную и укладываю на лежак Орео. Щенок как будто понимает, что случилось и не издает ни единого звука — ковыляет в дальний конец комнаты, усаживается там и растерянно наблюдает за моими манипуляциями с котом.

— А ведь я не люблю кошек, — говорю Бармалею, — это тебе так, для справки. Особенно не люблю котов, которые шипят и бросаются на все, что попадает в их поле зрения.

Бармалей выдавливает из себя немощный мяв, но даже сейчас это не сильно похоже на извинения. Ладно, выяснять отношения со смертельно раненным мужчиной — так себе идея.

Телефон пикает входящим сообщением, и я с облегчением выдыхаю, когда вижу, что оно от Кати.

Она сразу прислала номер телефона с припиской: «Олег Иванович Светиков».

Отправляю ей море сердечек, но пока набираю номер и жду ответа, почему-то кручу в голове ее странное немногословное сообщение. Нет, мы, конечно, не закадычные подружки, чтобы в качестве прелюдии к пятиминутному вопросу болтать по два-три часа, но раньше она хотя бы смайлики присылала и обычно всегда шутила.

— Алло? — спрашивает на том конце приятный мужской голос.

Я быстро, пока меня и отсюда не отшили, описываю проблему. Буквально тараторю, не давая ему вставить ни слова. Может, когда услышит, в каком плачевном положении эта драчливая усатая морда, хоть где-то сердце ёкнет?

— Так, спокойно, — мягко говорит ветеринар, когда я заканчиваю и делаю глубокий вдох. — Во-первых, как вас звать-величать?

— Виктория.

— Очень приятно, Виктория. А вашего подшефного как?

Я смотрю на грустную исцарапанную черную морду и, подумав, говорю, что зовут его Бармалей.

Олег Иванович просит еще раз спокойно и подробно описать ему видимые повреждения, а потом сделать фото. И через пару минут снова меня набирает, предлагая срочно везти кота в его клинику.

— Это… очень серьезно?

— Не хочу вас пугать, Виктория, но вашему Бармалею нужно было быть в руках специалиста еще много часов назад. Так что лучше поспешите.

В последний раз, когда я слышала что-то подобное — это были слова Тихого об аварии Лекса. Я обещаю привезти кота как можно скорее, кладу трубку и, как есть, в том же виде, что и с самолета, закутываю Бармалея в одеяло. Орео тут же увязывается следом.

Но уже на пороге вспоминаю, что у меня прямо сейчас нет хотя бы какой-то небольшой суммы, а кота в частной клинике точно не будут лечить бесплатно. После минутных колебаний, сжав на удачу пальцы, набираю Лекса. Он купил мне здоровенный бриллиант, наверное, выделить несколько тысяч на благотворительность, не будет такой уж большой проблемой?

Но Лекс мой звонок сбрасывает.

Я тупо несколько минут смотрю на черный экран, надеясь, что это просто случайность и Лекс перезвонит. Но телефон молчит. Вместо него жалобно мяукает Бармалей, с которого, наконец, слетели остатки его боевого образа, за которым обнаружился обычный испуганный и очень беззащитный кот.

— Знаешь, я никогда не перезваниваю дважды туда, где со мной не хотят разговаривать, — говорю в его печальный желтый глаз, — но ради тебя сделаю исключение.

Набираю Лекса снова.

И на этот раз он сбрасывает еще быстрее. А через несколько секунд присылает сообщение: «Занят, не беспокой».

— Хорошо… — говорю очень неуверенно себе под нос.

Осматриваюсь, кручу в голове, у кого можно занять денег… и замечаю пластиковую карту на тумбе. Ту самую, которую Егор тут оставил в свой прошлый и единственный визит, когда пытался покорить меня своей щедростью. Беру ее со словами:

— А спонсором нашей сегодняшней спасательной миссии будет Егор!

Но как бы я не пыталась делать вид, что мне наплевать на сообщение Лекса, оно накрепко вонзается мне в сердце. А чутье пятой точки подсказывает, что за эти несколько часов успело произойти что-то… плохое.