Под звездами

21 Джорджия

Он гладил меня по волосам, обнимая крепкими руками. Моё тело всё ещё приходило в себя после оргазма, который только что накрыл меня с головой.

Такого со мной никогда не было.

А теперь он держал меня в своих объятиях, моя щека покоилась на его твёрдой груди, пока он прижимал меня к себе.

Если интрижка означает вот это — я определённо за.

Отношения переоценены. Дакота, например, после секса никогда не хотел обниматься. Говорил, что ему нужно побыть одному, чтобы «осмыслить всё». В итоге мы просто лежали рядом, уставившись в потолок.

А тут… эти объятия после секса были почти так же хороши, как то, что случилось минутой раньше.

Хотя в комнате всё равно оставался один явный «слон», который невозможно было игнорировать.

Моя рука скользнула между нами, обхватывая его огромный стояк. Толстый, длинный, твёрдый как камень.

Мэддокс Ланкастер действительно был настоящим мужчиной.

Его тело — словно выточенное произведение искусства. Я даже сбилась со счёта, разглядывая его пресс, когда взгляд скользил по его торсу, полному силы. А когда он сбросил штаны… я просто застыла, не в силах оторвать глаз от этого мужчины и его внушительного достоинства.

Такого я раньше точно не видела.

Я резко вдохнула, чувствуя, как он ещё больше напрягся у меня в руке, пока я продолжала гладить его. Как такое вообще возможно?

И, самое главное, как, чёрт возьми, эта громадина вообще должна во мне уместиться?

Он усмехнулся, дыша тяжело, будто читая мои мысли.

— Всё будет нормально, Динь-Динь. Мы никуда не торопимся, — прошипел он, когда мой большой палец прошёл по его головке, почувствовав скользкость, прежде чем снова опуститься вниз.

— Ладно. У тебя есть презерватив?

— Есть, — голос у него стал хриплым. Он потянулся к тумбочке, открыл ящик, вытащил маленький серебристый пакетик и зубами разорвал его, сбрасывая обёртку на пол, пока я всё ещё держала его в руке.

Я поднялась на колени, отпустила его и протянула руку:

— Покажи, как это делать.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Много первых раз за этот вечер, да?

Он вложил презерватив мне в ладонь и направил мою руку к головке своего, честно говоря, мегагигантского члена. Мегагигантский — это вообще слово?

Если такого слова и не существовало, то его срочно нужно было придумать. Потому что иначе объяснить то, что я сейчас видела, было невозможно.

Его рука накрыла мою, когда я медленно раскатывала латекс по всей длине его члена.

Он застал меня врасплох, когда вдруг потянул за бёдра и усадил на себя. Я устроилась, оседлав его бёдра, стоя на коленях, зависая над настоящим горным хребтом под названием Гора Членозавр.

Да… член Мэддокса Ланкастера заслуживал собственного прозвища. Он был настолько впечатляющим.

— Ты сама контролируешь скорость и сколько сможешь взять, ладно? — его взгляд был прикован к моему. — Если вдруг будет неприятно, сразу останавливаемся. Есть и другие варианты.

— Ладно, — выдохнула я, устраиваясь чуть выше него, пока его головка дразняще не коснулась моего входа.

Я так сильно его хотела, что была полна решимости справиться. Медленно опустилась чуть ниже, вздрогнув от ощущения вторжения. Его руки поднялись, накрыли мою грудь, пальцы легонько сжали соски, и из моих губ сорвался стон. Я позволила ему войти чуть глубже.

Сантиметр за сантиметром этого божественного мучения.

Я замирала, давая себе время привыкнуть к его размеру, пока он продолжал исследовать моё тело, а затем притянул мою голову к своим губам.

Он целовал меня медленно, сначала мягко, его язык скользил внутрь и наружу, пока я опускалась чуть глубже. Потом поцелуй стал жаднее, одна рука запуталась в моих волосах, другая скользила вверх и вниз по моей спине. Всё это вместе — смесь удовольствия и лёгкой боли — было настолько ошеломляющим, что я не могла насытиться.

Я медленно опустилась, принимая его целиком, и мы оба замерли на мгновение.

Сначала было непривычно, даже дышать стало тяжело. Но я выпрямилась, сделала несколько глубоких вдохов и посмотрела на него.

Его тёмные глаза были полуприкрыты, губы припухли от поцелуев, а пальцы всё ещё нежно обводили мои груди.

— Такая чертовски красивая, Динь-Динь.

То, как он смотрел на меня, как прикасался ко мне…

Я никогда в жизни не делила с мужчиной ничего более интимного. И я прекрасно понимала, что влипла по уши. Но остановить это уже не могла, даже если бы захотела.

Я медленно поднялась, а его пальцы переплелись с моими, и так же медленно опустилась снова. Повторила это снова и снова, не спеша.

В какой-то момент боль сменилась удовольствием.

Я чувствовала его повсюду.

Наши руки были сцеплены, пока я двигалась на нём, не торопясь, снова и снова.

Он застонал, выскользнув из моих пальцев, и крепко схватил меня за бёдра, подтянув к себе, его губы накрыли одну грудь. Он лизал, посасывал, а мы вместе находили общий ритм.

Потом он переместился ко второй, обводя языком мой сосок, и я запрокинула голову, выгибаясь к нему навстречу.

Быстрее.

Жестче.

Мне было мало.

Его пальцы скользнули между нами, точно находя то место, где мне нужно было его прикосновение.

Я сжалась вокруг него, тело напряглось, когда мощнейшая волна пронеслась сквозь меня, и я дрожала, не в силах сдержать себя.

— Блядь, — прошипел он, вонзаясь в меня один раз.

Второй.

И в следующий момент он сам пошёл за мной, переваливаясь через край.

Из его горла вырвался сдавленный стон, он продолжал двигаться внутри меня, одновременно запуская пальцы в мои волосы и притягивая мои губы к своим.

Никогда прежде я не испытывала ничего подобного.

Этот оргазм заставил предыдущий казаться просто репетицией.

Всё моё тело — руки, пальцы, кожа — покалывало, грудь стучала так сильно, что я слышала, как сердце гулко бьётся в ушах.

Наше тяжёлое дыхание заполняло комнату, а серебристый лунный свет мягко освещал его красивое лицо. Мы так и оставались, я на нём, он с руками, обвившими меня, пока оба не смогли успокоить дыхание.

И тогда он отстранился, чтобы посмотреть на меня.

— Что, чёрт возьми, ты со мной делаешь? — прошептал он.

Я приложила ладонь к его щеке.

— То же самое, что ты со мной.

Он кивнул, аккуратно сдвинул меня с себя и уложил на подушку, а сам поднялся и направился в ванную. Я приподнялась на локтях, наблюдая, как его ягодицы подёргиваются с каждым шагом, как напрягаются длинные, мощные бёдра. Широкие плечи — словно выточены, спина — произведение искусства.

— Я чувствую, как ты на меня смотришь, Динь-Динь.

— Я даже не пытаюсь это скрыть, — усмехнулась я, правда, мой голос был почти неузнаваем. Хриплый, пропитанный сексом. Неужели его член был настолько огромным, что задел мои голосовые связки?

От этой мысли я рассмеялась ещё сильнее, и Мэддокс вышел из ванной, излучая ту самую энергию большого члена, которой не должно было быть столько у одного человека.

Но он носил её как корону.

Он бросился на меня, опрокинул назад, снова переплёл наши пальцы и прижал мои руки над головой.

— Что такого смешного, Динь-Динь?

— Просто… я до сих пор не могу поверить, что всё это произошло, понимаешь? — улыбнулась я.

Он перекатился на спину, подтягивая меня к себе.

— Я не причинил тебе боль?

В нём была какая-то мягкость, которую, я знала, он показывал немногим. И я чувствовала себя невероятно, что он делился ею со мной снова и снова.

— Нет. Ну, сначала это был небольшой шок для системы, — я взглянула на него и улыбнулась. — Но потом… это было просто невероятно.

— Ты такая чёртова сладкая. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь насытиться тобой, Динь-Динь.

Я провела пальцами по его груди, по тонкому слою тёмных волос, обвела каждую из его чётко очерченных мышц.

— Осторожно, Босс. Не вздумай влюбиться в меня.

Он не засмеялся. Ничего не сказал.

Энергия в комнате изменилась.

Я хотела сказать ему, что уже безнадёжно влюблена.

Но знала, что это его напугает.

Это так в моём стиле — влюбиться в мужчину, которого я не могу иметь.

Потому что он с самого начала дал понять: всё это временно. Но это не мешало мне хотеть его.

— Расскажи мне, каково было расти в доме, полном детей и любви, — сказал он неожиданно, его пальцы медленно скользили по моей спине и шее.

— Сумасшедше. Хаотично. Весело. Порой раздражающе, — сказала я. — Быть младшей в семье непросто. Все считают, что знают, что для меня лучше. Но в то же время, нет ни одного дня, когда бы я не чувствовала, насколько меня любят.

— Разве не в этом мечта? — его голос стал низким, серьёзным, будто он задумался о чём-то глубоком.

Я поднялась, чтобы посмотреть на него.

— Я вижу, как смотрит на тебя твой дедушка, Мэддокс. Я не знаю твоего отца, брата или бабушку, но что-то мне подсказывает, что они любят тебя так же сильно.

Он улыбнулся. Той самой редкой улыбкой, которую я иногда от него ловила. Белые зубы, красивое лицо, и улыбка, что доходила до самых тёмных глаз.

— Это потому что ты сама хорошая, Динь-Динь. Ты считаешь, что любить можно всех.

— Не всех. Но я точно знаю, что тебя можно.

Потому что я безумно влюблена в тебя.

Мэддокс крепче прижал меня к себе, и я прислушалась к его дыханию. Как его грудь вздымалась и опускалась подо мной. Ритмичные удары его сердца успокаивали, и я незаметно для себя задремала, чувствуя себя расслабленной и счастливой, как никогда в жизни.

Когда я открыла глаза, в комнате было кромешно темно — значит, ещё ночь. Я огляделась, но Мэддокса рядом не оказалось. Потянулась к телефону — было чуть после двух ночи — и положила его обратно на тумбочку.

Я поднялась, нашла его свитер на полу и натянула его через голову. Тёплый кашемир обволакивал меня, как платье, и я босиком прошла по спальне в коридор.

Куда он мог уйти посреди ночи?

— Мэддокс? — тихо позвала я.

Послышался какой-то приглушённый голос, в котором чувствовалась тревога. Я поспешила к спальне в конце коридора. Когда распахнула дверь, он стоял с поднятыми руками, выкрикивая что-то — казалось, он повторял «помогите», но было сложно разобрать.

Я подошла к кровати и взяла его за руки.

— Эй, это я. Всё хорошо.

Он резко отдёрнул руки, дёрнулся, но я двинулась ближе, ладонями обхватила его лицо.

— Мэддокс. Мэддокс, — тихо звала я.

Я старалась говорить спокойно. Слышала, как мама рассказывала о пациентах с ночными кошмарами — будить их было нельзя. Но смотреть, как он мучается, я не могла.

Я продолжала звать его по имени, пока он не перестал кричать, и его глаза внезапно распахнулись.

Сначала в них было столько ужаса. Растерянность. Боль. Я не могла разобрать всё, что отражалось в его тёмном взгляде.

— Всё хорошо, — прошептала я.

— Динь-Динь? — он несколько раз моргнул, затем сел и провёл рукой по лицу. — Я… Я ушёл. Я не привык проводить ночь с женщинами. Обычно я не остаюсь.

И всё же он попросил меня остаться с ним на несколько дней. Похоже, у нас обоих было слишком много «впервые».

— Почему ты мне не сказал?

— Мне не нравится афишировать, что у меня бывают кошмары, Джорджия. Это не то, чем можно гордиться, — тихо сказал он.

Я мягко подтолкнула его, заставляя лечь на спину, и устроилась рядом, проводя пальцами по его челюсти, стараясь его успокоить.

— И в то же время это не то, за что тебе стоит стыдиться. У многих людей бывают кошмары, Мэддокс.

Он выдохнул, тяжело, как будто сбрасывая груз.

— Чёрт. Всё так сложно. Я хотел, чтобы ты осталась здесь на пару дней, но подумал, если буду спать в другой комнате, то не разбужу тебя.

— Эй, — я положила ладонь ему на грудь, поднимаясь, чтобы заглянуть в его лицо. В комнате было темно, но свет из-за жалюзи позволял разглядеть его черты. — Ты меня не будил. Я сама проснулась и пошла искать тебя.

— Прости, что меня не было рядом. Я должен был сказать.

— Я прощаю тебя. Ты, оказывается, вполне себе обнимательный, Босс.

— Ты первая женщина, которую я вообще хотел держать рядом после секса, — признался он, голос был низкий, чуть неуверенный, будто ему неловко было говорить такое вслух.

— Думаешь, это из-за моих навыков в пиклболе? — поддразнила я, и в голосе слышалась улыбка.

— Или из-за того, как ты оседлала меня, как жокей на Кентуккийском Дерби, — усмехнулся он.

Я рассмеялась.

— Давай поспим ещё, ладно?

— Если вдруг я… — он замялся. — Если снова что-то скажу, или закричу, и это тебя напугает… я хочу, чтобы ты просто ушла.

— Ты меня не пугаешь, Мэддокс, — прошептала я, обвив руками его грудь и снова закрывая глаза.

Меня не пугали кошмары Мэддокса.

Меня пугало только одно — что он почти наверняка разобьёт мне сердце.