Под звездами

30 Мэддокс

В жизни бывают моменты, о которых ты сразу понимаешь — они всё изменят. В ту самую минуту, как они случаются.

Я уже знал это чувство.

Я выронил пакет с едой, телефон, и бросился бежать, прежде чем мозг успел осознать, что происходит.

— Джорджия! — голос, вырвавшийся из моего горла, был неузнаваемым, как будто он не принадлежал мне.

Она только что кружилась.

Смеялась.

Улыбалась.

Мой ангел. Моя любовь.

А потом — просто исчезла подо льдом.

Без предупреждения.

Словно сделала шаг в пустоту и провалилась прямо внутрь. Я успел услышать её вдох... И всё.

Ужас пронёсся по каждой кости в теле, но я знал, что у меня всего несколько секунд, чтобы добраться до неё. Я действовал.

Добежал до кромки, сдёрнул куртку — понимал, что она мне понадобится сухая, когда вытащу её. Лёг на живот и скользил как мог быстрее к центру пруда. Вставать на ноги было слишком рискованно.

Нужно было добраться до проруби и вытащить её.

— Джорджия! — крикнул я снова, приближаясь. Что-то подо мной застучало по льду — я понял, что это она, пытающаяся выбраться.

Я звал её, уже почти дотянувшись до кромки.

Я оставил ноги на льду и сунул голову в ледяную воду.

И тогда увидел — вокруг неё в воде расходился красный шлейф. Она плавала прямо передо мной в своём белом пальто.

Я мысленно молил её подать мне руку, но она была без сознания, тело покачивалось, едва не ускользая. Я протянулся дальше в ледяную пустоту, ухватил её за пальто, и только тогда понял, что красная вода — это кровь. Потянул изо всех сил, откатываясь назад, пока её голова не показалась из проруби, а кровь текла с макушки по лицу.

Встал на колени, вытащил её и зарычал — нечто первобытное, неразборчивое вырвалось из меня. Руки дрожали, я хватал её за щеки, тряс.

— Детка, прошу, — умолял я. Я оттаскивал её как можно дальше от центра, чтобы лёд под нами не проломился снова.

Чёрт.

Это слово повторялось в голове, как мантра.

Добравшись до берега, я склонился, прижал ухо к её губам — она не дышала. Губы посинели. Я перевернул её на бок и ударил по спине, пока изо рта не брызнула вода. Прильнул к её лицу, слушая...

Ничего.

Чёртово ничего.

Я расстегнул её куртку, сложил руки одна на другую и начал надавливать на грудь, крича, рыча, уже сам не понимая, что говорю.

— Двадцать девять, тридцать... Дыши, детка.

Я запрокинул ей голову, зажал нос и вдунул воздух в лёгкие. Увидел, как грудная клетка приподнялась, снова вдохнул.

Она закашлялась, раздался сиплый вдох. Я приложил ухо к её губам, поблагодарил Бога, что она дышит. Но она всё ещё лежала, как тряпичная кукла.

Сдавленный всхлип вырвался, я вытер лицо — сам не понял, это слёзы или вода.

Всё вокруг двигалось, будто в замедленной съёмке. Я знал — нужно действовать быстро.

Подхватил её на руки, закинул через плечо, схватил куртку и помчался к пледу. Выхватил телефон, сорвал край фланелевого одеяла, дёрнул так, что всё вокруг разлетелось, и понёс её к машине. Открыл дверь и начал срывать с неё мокрую одежду, одновременно на громкой связи набирая 911. Завернул её в плед и накрыл своей курткой.

— Мне нужна помощь. Моя девушка провалилась под лёд. Она без сознания, — голос был чужой — пронзительный, панический, на грани срыва.

Оператор выкрикивал инструкции, но я понимал: никто не доберётся сюда быстрее, чем я сам доставлю её в больницу.

Я прыгнул за руль, прижав Джорджию к себе, и сорвался с места, мчась вниз с горы.

— Я везу её в больницу, — отключил вызов и заставил Siri набрать Хью Рейнольдса.

— Брат, ну как всё прошло?

Я снова сдавленно всхлипнул, глотая воздух, пока машина летела по дороге.

— Мэддокс. — В голосе Хью слышалась паника.

— Она провалилась под чёртов лёд! — выкрикнул я, голос наконец прорвался. — Я не успею довезти её до города. Еду в ближайшую больницу.

— Больница в нескольких кварталах от Рейнольдс. Ты рядом. Она дышит?

Я снова не смог вымолвить ни слова, только смотрел вниз, на Джорджию, безжизненно лежащую у меня на коленях.

— Дыши, детка! — выкрикнул я и сбросил вызов, смахивая с глаз влагу.

Видимость расплывалась, но я уже приближался к красному сигналу. Я вдавил клаксон и проскочил перекрёсток, зная, что больница совсем близко. Жёстко нажав на газ, я подскочил на бордюре, чтобы срезать путь, и вырулил к приёмному покою. Остановился у входа, едва поставив машину на парковку, как из дверей вылетела целая команда. Я подхватил Джорджию на руки и выскочил из машины. Понятия не имел, откуда они знали, что мы едем, но, наверное, Хью успел позвонить.

Кровь лилась с её головы по лицу, и трое мужчин потянулись, чтобы забрать её у меня.

Я не отпускал сразу, захлёбываясь всхлипом.

— Сэр, нам нужно осмотреть её. Пожалуйста, дайте нам её.

Я держал её за руку, пока они клали её на каталку, шёл рядом, отвечая на вопросы, но всё происходило так быстро.

— Как долго, по-вашему, она была под водой? — спросил один из мужчин, пока мы двигались сквозь зал ожидания, а к нам уже бежала ещё группа медиков.

— Может, две минуты? — покачал я головой. — Я, чёрт возьми, не знаю! Сначала она не дышала. Но она выплюнула много воды. Я делал ей массаж сердца, и она начала дышать.

Они вкатили её к двойным дверям, и мужчина остановил меня.

— Вам нужно подождать здесь. Мы сделаем всё возможное и вернёмся как можно скорее. Откуда травма головы?

— Я не знаю, чёрт побери. Думаю, она ударилась, когда упала, или подо льдом, когда пыталась выбраться, — покачал я головой, сам не веря в происходящее.

— Спасибо. Мы постараемся как можно быстрее.

Я остался стоять, уставившись в двери, куда её увезли. И внезапно меня накрыла ярость. Нет, чёрт возьми, я не собирался стоять здесь.

Ей нужен был я.

Я толкнул двери, но ко мне тут же подошли двое, прося уйти, и я сорвался.

— Я, блядь, останусь с ней! — взвыл я, но сзади вдруг обхватили руки, крепко прижимая.

— Я его держу. Он просто на взводе, — услышал я голос Хью.

— Вам обоим нужно выйти. Мы не сможем помочь ей, если вы нам мешаете.

Я вскинул руки в знак сдачи, и Хью, не отпуская меня, повёл назад через двери. В коридоре он развернул меня лицом к себе и обнял.

— Всё нормально. Дыши. Расскажи, что случилось. — Его голос был пугающе спокойным.

Я шагнул назад, посмотрел вниз — руки в крови, одежда вся в крови и мокрая.

— Я не знаю. Она побежала к льду, пока я раскладывал еду. Мы разговаривали. Мы просто, чёрт побери, разговаривали. И вдруг она провалилась. Никакого предупреждения. Просто исчезла.

Я привалился к стене. Не мог перевести дыхание.

Я не мог, чёрт возьми, жить в мире, в котором нет Джорджии Рейнольдс.

Не после того, как узнал, что значит жить с ней рядом.

— Господи. Ты весь в крови. — Он взял меня за руки, снял своё пальто и накинул мне на плечи. — Откуда кровь?

— С её головы, — выдавил я, глядя на окровавленные ладони. — Она была без сознания. Не сказала ни слова.

— Она дышала? — голос Хью сорвался, и я резко поднял глаза, увидел панику в его лице.

— Сначала — нет. Я делал ей массаж сердца, и она начала дышать. Но сознание не вернулось. Я не знаю, что, чёрт возьми, произошло. Прости. Я позволил ей выйти на тот лёд. Я, чёрт побери, позволил ей выйти на лёд! — закричал я и развернулся, вбив кулак в стену.

Хью снова схватил меня, как раз в тот момент, когда за угол выбежали Кейдж и Финн. Следующий час прошёл, как в тумане — один за другим начали подтягиваться все родственники Джорджии. Слёзы, вопросы, и каждый обнимал меня, твердя одно и то же: это не моя вина. Лайла принесла мне сухую одежду, а Кейдж с Финном буквально потащили меня в ванную, загнали в кабинку и заставили переодеться. Когда я вышел, отмыл кровь с рук, а потом осел у стены рядом с раковиной, сползая на пол и позволяя себе рухнуть. Они сели по бокам от меня, молча, просто рядом, и я слышал, как они тоже всхлипывают.

Когда приехала Бринкли, она долго мерила шагами коридор, а потом притащила мне горячий чай и заставила выпить, пока сама продолжала ходить взад-вперёд.

Следующие часы были сущим адом. Нам сказали, что у Джорджии тяжёлая черепно-мозговая травма — она, скорее всего, сильно ударилась, когда провалилась под лёд, отсюда и рассечение. Она в коме. И никто не может сказать, сколько времени пройдёт, прежде чем она очнётся.

Я позвонил деду, а он связался со своим другом, известным нейрохирургом из Сан-Франциско. Его доставили сюда на нашем вертолёте, чтобы получить второе мнение. Никто не считал, что Джорджию можно транспортировать, так что врачи будут приезжать к нам — сделаем всё, чтобы она получила лучшее лечение.

Нам разрешили сидеть в палате в реанимации, но в больнице не пускали больше двух человек за раз. Семья договорилась дежурить по очереди.

Я не особо был за эти «смены».

Я здесь. И уходить не собирался.

Когда солнце поднялось, я моргнул пару раз, не отпуская её руки, а голова покоилась на краю кровати, возле её талии. Я всю ночь провёл в кресле у одной стороны кровати, а с другой дремала Алана.

— Доброе утро, Динь-Динь, — прошептал я. — Ты меня слышишь, детка?

Тишина.

Она выглядела спокойно. Ни тени страдания — только свежие швы на лбу.

Волосы растрёпанные, волнистые, высохшие после ледяной воды.

Я зажмурился, вспоминая, какой она была, когда я её вытащил. Синие губы. Беспомощное тело.

Точно так же, как моя мама.

Чёрт побери, я что, проклят?

Две самые важные женщины в моей жизни — и обе доверили свои жизни мне.

Первый раз я подвёл.

Мы всё ещё не знали, пострадал ли мозг Джорджии от нехватки кислорода. Доктор Лексингтон, друг моего деда, согласился с доктором Прюиттом здесь, в Коттонвуд-Коув.

Время покажет.

Сколько, чёрт возьми, лет учиться, чтобы получить диагноз «время покажет»?

Время для меня никогда не было добрым другом.

Оно слишком рано забрало маму.

Я провёл большим пальцем по её безжизненной руке, бросив взгляд на её мать — та спала в другом кресле.

— Я не успел отдать тебе ещё один подарок. В коробке были не только коньки, Джорджия. Там был ключ от дома, — сказал я, и голос предательски дрогнул на последнем слове. — Нашего дома, Динь-Динь. Того самого, с кортом для пиклбола. Обещаю, буду играть сколько угодно, если только ты проснёшься. Если только дашь мне знак, что ты здесь.

Я чуть сжал её руку. Ничего.

Опустил голову, прижав лоб к нашим переплетённым пальцам.

— Прошу тебя, детка. Мне ты нужна.

— Эй, — услышал я голос Аланы и поднял голову. — Как она?

— Без изменений.

Мы оба прекрасно понимали: чем дольше она будет оставаться в таком состоянии, тем хуже.

— Мэддокс. — Алана встала, убрала волосы с лица дочери. — Ты спас ей жизнь.

Глаза мои распахнулись.

— После того как чуть не убил?

— Ты не виноват в том, что лёд проломился. Парни сами сказали тебе отвезти её туда. Я бы тоже сказала отвезти её туда. Это её любимое место. И ты среагировал мгновенно. Я вообще не представляю, как ты так быстро вытащил её, сделал ей массаж сердца и доставил в больницу — всё за какие-то минуты. Вот почему она здесь и дышит.

— Я должен был сам сначала выйти на лёд и проверить его.

— Почему бы кому-то вообще подумать об этом? И, честно, если бы ты вышел первым и провалился, она бы кинулась за тобой так же, как ты за ней. Но у неё не хватило бы сил тебя вытащить. И тогда вас бы не стало обоих. — Её голос оборвался на рыдании. — Моя дочь очень сильная, Мэддокс. Она всегда была борцом.

В палату вошёл доктор Прюитт и снова начал объяснять, что ничего конкретного о её состоянии и прогнозах сказать не может.

Я ненавидел его за это.

Я ненавидел всех в эту минуту.

Пришла медсестра, чтобы сменить капельницу, и когда я увидел синяк на руке Джорджии, я сорвался.

— Кто-нибудь вообще знает, что, чёрт побери, делает?! Вы не можете просто колоть её снова и снова! — сорвалось с меня в тот момент, когда в палату зашли Брэдфорд и Хью. Алана поцеловала меня в щёку и ушла домой переодеться, а её отец и брат сказали, что будут по очереди заходить, чтобы я не оставался один.

Потому что я не собирался, блядь, уходить.

Хью вытянул меня в коридор, сунул в руку кофе и велел успокоиться к чёртовой матери.

— Стены бить и орать на всех — Джорджию быстрее не разбудит, брат, — он вскинул бровь, пока я пил чёрный кофе.

— А ты откуда знаешь? Может, она как раз проснётся, чтобы сказать мне заткнуться, — буркнул я сухо.

Хью хрипло рассмеялся, но смех был не такой громкий, как обычно, и я заметил тёмные круги под его глазами.

Рейнольдсы страдали так же, как и я. Просто я, как обычно, вёл себя как законченный ублюдок — так я привык справляться с болью.

— Ты, может, и прав. Джорджи больше всего любит ставить людей на место, если те ведут себя как идиоты. — Он потер лицо.

— Это плохо, что я не хочу отдавать своё место в палате? Я знаю, вы все чередуетесь, но я не хочу уходить, Хью.

— Нет, Мэддокс. Ты там, где должен быть, и все это понимают. Все сейчас в зале ожидания. Лайла поехала за бейглами и маффинами. Семья оккупирует эту больницу до тех пор, пока она не проснётся. Мы будем по очереди заходить. А ты оставайся рядом со своей девочкой. Она захочет увидеть тебя первым, когда откроет глаза.

Я кивнул:

— Спасибо. Постараюсь хотя бы час никого не послать.

Он кивнул в ответ и выдавил улыбку. Ненастоящую — никто из нас сейчас не мог по-настоящему улыбнуться. Я уже повернулся к палате, когда он положил руку мне на плечо.

— Прости, что предложил тебе отвезти её туда. Мне так, блядь, жаль.

Господи. Он ещё и себя винит?

Я обернулся и крепко его обнял.

— Не надо так.

— Это была моя идея.

Я отстранился:

— Если бы ты видел её лицо, когда мы подъехали... Чёрт, я, наверное, мог бы в тот момент попросить её выйти за меня, и она бы согласилась. Она была так чертовски счастлива, что мы там.

— Да... Она обожает это место. Батя уже прозвонил куда надо, пытаемся понять, как, к чёрту, лёд мог треснуть при таких температурах. Мы годами там катались.

Я только пожал плечами, как Брэдфорд окликнул меня обратно в палату.

Я поспешил обратно в палату, надеясь, что произошло хоть что-то, но всё снова сводилось к очередным обновлениям — теперь говорили, что у неё замедлился пульс.

Я снова занял своё место в кресле, обхватил её руку и пообещал, что буду здесь, когда она проснётся.

Но дневной солнечный свет, заливавший комнату, к вечеру тускнел. Ещё одна ночь без моей девочки.

Ещё одна ночь, когда мы не можем сидеть под звёздами.

Бринкли и Финн по очереди заходили ко мне в поздние часы.

Кейдж просидел рядом со мной несколько часов.

Лайла и Хью были здесь на следующее утро, сменяя друг друга в кресле у другой стороны кровати.

Дни и ночи сливались в одно.

Алана уговаривала меня поехать домой, поспать, принять душ. Но я не собирался уходить, пока не буду знать, что с ней всё в порядке.

Точка. Конец истории.

Комната уже заполнилась цветами от всех в городе.

Самая большая композиция пришла от моего отца, который звонил мне по нескольку раз в день, чтобы узнать новости.

Кто бы, чёрт возьми, мог подумать, что Джорджия Рейнольдс станет той причиной, по которой я начну брать трубку, когда звонит мой отец?

Но он действительно волновался за неё. Потому что она была с ним добра.

Уайл звонил постоянно, как и мои бабушка с дедушкой.

Все её любили.

Я передал их Алане — она лучше справлялась с тем, чтобы всех держать в курсе. Я сам не хотел разговаривать ни с кем, кроме одного человека, с кем говорить не мог.

— Я спущусь в столовую, принесу тебе сэндвич. Ты сегодня ничего не ел, — сказала Алана, когда комната снова погрузилась в полумрак, и мы готовились к третьей ночи в этих креслах. Днём она ездила домой, привозила еду для всех, кто дежурил в больнице. Но у меня не было аппетита.

Я кивнул. Не потому, что хотел есть, а потому что мне нужна была минута наедине. Я не хотел сломаться прямо перед матерью Джорджии. Господи, она родила мою девочку, и я знал, как ей больно. Но держать всё в себе меня уничтожало.

Я обхватил обеими руками её хрупкую ладонь и позволил себе слёзы.

— Детка, мне нужно, чтобы ты проснулась. Никогда бы не подумал, что смогу кого-то так любить. А теперь, когда ты разбудила это во мне, я не знаю, что с этим делать. — Я всхлипнул, пытаясь сдержать слёзы. — Я не смогу жить в мире, в котором нет тебя. Пожалуйста, пожалуйста, Динь-Динь. Не оставляй меня.

Ком в горле не давал дышать. Я уронил голову, прижавшись лбом к её бедру, её рука всё ещё в моей.

И в этот момент я почувствовал.

Её палец медленно скользнул по тыльной стороне моей руки. Ласково. Спасительно. Возвращая меня к жизни.

Я резко поднял голову, посмотрел на неё. Глаза моргали. Рука сжимала мою в ответ.

Я бросил взгляд на старые часы на стене.

Сорок восемь часов и двадцать девять минут чистого ада.

Взгляд Джорджии встретился с моим.

Она очнулась.