Правило Шестьдесят на Сорок

Глава 10

Джуди

Небо сгущается, тяжелые дождевые тучи угрожающе нависают над нами, когда наконец добираемся до места назначения.

Если бы я сказала, что питомник «Мэршал и Мэршал» — это небольшое семейное предприятие, никто бы не поверил. Мы съезжаем с главной дороги и долго едем по утопающей в зелени гравийной дорожке, и только когда я начинаю терять надежду увидеть хоть какие-то признаки цивилизации, деревья внезапно расступаются, открывая вид на бескрайние зеленые луга.

Слева на горизонте вырисовывается уютный домик с желтыми стенами и изумрудными ставнями, слегка обветренные, но оттого не менее привлекательные, широкие веранды опоясывают его с трех сторон. Он стоит в тени двух огромных теплиц, расположенных чуть поодаль, капли росы на стеклянных стенах ловят угрюмый свет пасмурного неба.

Как только я выхожу из машины, порыв ветра подхватывает платье, и я невольно хватаюсь за него, чтобы то не взлетело до небес. Хорошо, что догадалась надеть кроссовки. Темная ткань уже начинает покрываться пылью, пока мы идем к теплицам. Тео, несмотря на длинные ноги, кажется, плетется за мной, обутый в рваные конверсы с потертыми носками и старыми, явно видавшими виды шнурками.

— Мы встречаемся с Питером Мэршалом, владельцем «Мэршал и Мэршал», — говорю я Тео, который идет на полшага позади, несмотря на длинные ноги.

Мой голос немного повышается, чтобы перекрыть свист ветра. Внезапный порыв холодного воздуха заставляет вздрогнуть.

— Эй.

Неожиданно он легонько толкает меня в плечо и протягивает что-то клетчатое. Я останавливаюсь так резко, что он проходит мимо на несколько шагов, прежде чем тоже затормозить.

— Что это? — спрашиваю я, разглядывая загадочный предмет.

— Рубашка. Надень, если замерзнешь.

Теперь, заметив, что сам в одной футболке, а по рукам уже бегут мурашки, я начинаю понимать, в чем дело.

— Зачем ты мне ее даешь? — спрашиваю я, не веря в внезапный приступ благородства.

Тео пожимает плечами, изображая безразличие, и засовывает руки в карманы.

— Считай частью программы извинений. Ничего особенного.

Я никогда не была злопамятной. Но даже после извинений и неловкой беседы, которую он, кажется, с готовностью поддерживал на протяжении всей поездки, не могу заставить себя ему доверять — или хотя бы подарить искреннюю улыбку. Один раз обманул — ошибка, два раза — совпадение, три раза — система.

К тому же, раздражать его слишком весело, чтобы от этого отказываться.

Я держу рубашку за плечи и верчу в руках.

— Если я ее надену, кожа не начнет слезать от ужаса?

— Не устраивай спектакль, Холланд.

— О, для этого уже слишком поздно, — я накидываю рубашку на плечи, и она настолько огромна, что приходится трижды закатывать рукава, чтобы освободить руки. Запах легкий, древесно-мускусный — аромат, который я, кажется, раньше не замечала. Я расправляю руки в стороны и смотрю на него. — Ну как? Как я выгляжу?

На мгновение в глазах вспыхивает что-то, что, если бы я не знала его лучше, можно было бы принять за чувство собственничества. Но он тут же моргает и отводит взгляд.

— Выглядишь как ребенок. Она тебе чуть ли не до щиколоток.

Он разворачивается так резко, что даже не замечает, как я показываю язык.

— Кстати, я понятия не имею, какая из теплиц нужна, — говорю я, догоняя его. — Давай попробуем ту, что справа.

Тео распахивает дверь и жестом приглашает войти.

Мгновение спустя я оказываюсь в тропическом раю. Здесь жарко, влажно и душно. Я рада, что успела собрать волосы в пучок, прежде чем они превратились в непослушную гриву. Теплица заполнена до отказа — ряды рабочих столов, уставленных горшками с цветами, маленькими деревцами и зеленью. Десятки подвесных кашпо с папоротниками, филодендронами и плющом ниспадают с потолка, словно изумрудные водопады. Мы окружены буйством зелени самых невероятных оттенков.

Я веду Тео вглубь теплицы. Запах влажной земли и мокрых листьев напоминает весенний дождь, вызывает приятные воспоминания о детстве, проведенном с мамой в ее саду, и по рукам бегут мурашки. Этот аромат хочется запечатать в бутылочку и вдыхать каждый день.

— Осторожно! — кричит кто-то, хотя я не вижу никого вокруг, и мгновение спустя с потолка обрушивается облако тумана, орошая наш маленький оазис.

Туман мелкий, почти мгновенно испаряется, но успевает увлажнить волосы и оставить крошечные капельки на ресницах.

— Думаешь, это намек, чтобы мы ушли? — спрашиваю я, наблюдая, как волосы Тео блестят от влаги, а он смахивает со лба влажные пряди.

Туман так же внезапно прекращается, как и начался, а я замечаю мужчину, идущего к нам.

— Извините, ребята. Не ожидал вас так рано. Вы Джуди? Меня зовут Питер, — он протягивает руку.

У Питера жизнерадостное, загорелое лицо и длинные, до плеч, волосы с серебристыми прядями.

— Приятно познакомиться, — говорю я, аккуратно заправляя волосы за уши и пожимая протянутую руку. — Позвольте представить моего клиента, Тео Джордана.

Питер крепко жмет руку Тео.

— А! Так это вы подписываете чеки. Мне вы уже нравитесь. Пойдемте! — резко развернувшись, он направляется вдоль ряда растений. — Без проблем добрались?

Я открываю рот, чтобы ответить, но Тео меня опережает.

— Да, все было довольно просто. Здесь потрясающе. Это все ваше?

— Да, сэр! — гордо отвечает Питер. — Я основал это место вместе с отцом, когда было восемнадцать.

Мы проходим мимо рабочих столов, где аккуратно сложены мешки с землей, каждый из которых выше меня ростом.

— Это его дом? — спрашивает Тео, и я отмечаю, что в голосе звучит искренний интерес.

— Нет, он умер несколько лет назад, — отвечает Питер, и голос становится чуть тише.

— Мне очень жаль, — говорит Тео, и я молча киваю в знак согласия.

Питер машет рукой.

— Ничего страшного. Такова жизнь. Теперь там сживем мы с женой, так гораздо удобнее следить за хозяйством. Вот мы и пришли.

Мы доходим до конца ряда и обходим большой стол, усыпанный горшками с суккулентами²⁶ самых разных форм, размеров и оттенков зеленого.

— Это ваши «живые стены». Как видите, мы подготовили несколько вариантов, — говорит Питер, поднимая два панно размером три на три фута²⁷ и устанавливая их на столе.

На них закреплены суккуленты: бледно-зеленые, изумрудные и красновато-фиолетовые, переплетенные темным мхом.

Я провожу пальцем по одному из панно, ощущая упругие, словно резиновые, лепестки и мягкий, губчатый мох. Диана была права: фотографии не смогли бы передать всей красоты.

— Как это вообще работает? — спрашивает Тео, потянувшись к одному из растений.

Питер приподнимает одно из панно так, чтобы оно стояло вертикально на столе.

— Вот так. Если присмотреться, можно увидеть, что мы посадили их в маленькие горшочки, а проволока удерживает все на месте. Видите? Они растут медленно, так что такой вид может сохраняться несколько лет. У нас есть несколько партнеров в городе, которые могут обслуживать их.

— А мы можем изменить рамку? — уточняю я. — На темное, чтобы сливалось со стеной?

Питер кивает в ответ.

— Итак, что думаете? Есть предпочтения между этими двумя? — спрашивает Питер, обращаясь к Тео

— Выглядит неплохо, — говорит он, поворачиваясь ко мне с ожидающим взглядом.

Это так напоминает совместную работу над проектом «Ниволи», когда Тео спрашивал моего мнения, словно оно было единственным, на которое мог положиться. Какие бы ни были ко мне претензии, осознание того, что кто-то вроде него ценит мое мнение, наполняет душу теплом. Но в горле появляется комок, который словно предупреждает не раскачивать лодку, пока между нами наконец-то установилось что-то похожее на мир.

Я просто пожимаю плечами.

— Оба варианта великолепны.

Тео хмурится.

— Это то, о чем ты мечтала?

— Да, — подтверждаю я, избегая его взгляда. — Они прекрасны. А какой вариант нравится тебе?

— Холланд, — произносит он сдавленным, но настойчивым голосом.

— Что? — я начинаю теребить листок суккулента.

— Почему ты не высказываешься мнение? — спрашивает он, поднимая брови и бросая неловкий взгляд в сторону Питера. Тот, кажется, не знает, что думать, явно растерянный перепалкой и переживающий, чем все это закончится. — Эй.

Он произносит только одно слово, но в его голосе звучит такое раздражение, что я наконец чувствую себя обязанной встретиться взглядом.

— Если у тебя есть мнение, выскажи его. И не притворяйся «клиентом». Холланд, — настаивает он, когда я молчу. — Говори уже.

— Ладно, хорошо! — восклицаю я, и Питер невольно вздрагивает. — Здесь слишком много мха.

Тео наклоняет голову, скользя взглядом по панно.

Питер, кажется, совершенно потерял нить разговора. Он переводит взгляд с меня на Тео и обратно, удивленно моргая.

— Мха?

— Да, мха. Ты не видишь, как он портит всю композицию? Отвлекает внимание.

— То есть, убрать мох? Совсем? — уточняет Тео. — Разве главная идея не в том, чтобы имитировать природу? Вода встречается с землей и вся эта ерунда, о которой ты рассказывала?

Вот черт.

— Не за счет дизайна, — парирую я. — Никто не любит мох. Всем нравятся суккуленты.

— Всем правда нравятся?

— Они аккуратные и минималистичные. И освежают интерьер. Дай угадаю: ты единственное живое существо в доме. Или, погоди, живешь с кротами?

— Никаких кротов, только дрова. Это считается?

— Мертвые вещи не считаются. Как и ты, очевидно.

Он смеется, и я готова поклясться, что это попытка подавить смех. В глазах появляется блеск, они становятся ярче, а губы подрагивают, и это вызывает легкое раздражение. Он такой очаровательный, когда позволяет быть самим собой.

Я не могу оторвать взгляд от легких ямочек, которые появляются на щеках, когда он сжимает губы. Серьезно? Ямочки?

Нет. Только не это.

— Извините, — обращаюсь я к Питеру. — образцы действительно великолепны. Если бы вы могли заменить мох в первом варианте на еще немного эониума²⁸, было бы идеально.

Питер бросает вопросительный взгляд на Тео, который лишь пожимает плечами.

— Привередливая. Что поделать?

Он явно хотел поскорее от нас избавиться.

После того, как обсудили размеры, оплату и установку, Питер нас выпроваживает, но не раньше, чем рекомендует прогуляться по саду за теплицами. На улице оказывается вдвое холоднее, чем в тропической жаре теплицы, и я искренне благодарна за тепло рубашки Тео. Он направляется к машине, но я задерживаюсь у задней калитки, не в силах устоять перед притяжением сада, — воспоминания о детстве, проведенном по колено в земле, слишком сильны.

— Ноги не слушаются? — окликает Тео, остановившись в нескольких шагах позади.

Я качаю головой, указывая на тропинку, ведущую к цветущим кустам.

— Иди. Я быстро.

Но он все же догоняет меня, и на лице появляется непонимание. Мы молча идем по узкой дорожке к увитой плющом железной калитке, обрамленной высокими, аккуратно подстриженными живыми изгородями.

— Ты не обязан идти со мной, — говорю я. — Честно.

Он закатывает глаза и распахивает передо мной калитку. Ступив на гравийную дорожку, я вижу, как она плавно переходит в изящную мощеную плиткой тропинку, обрамленную идеально подстриженными изумрудными газонами. Здесь растут розы всех мыслимых оттенков: солнечно-желтые, небесно-голубые, нежно-лиловые. В самом конце сада возвышается могучая ива, длинные ветви склоняются над прудом, где тихонько журчит водопад. Каждый дюйм этого места пропитан жизнью, цветочный аромат настолько густой, что кажется, будто где-то в изгороди спрятаны ароматизаторы.

Я наклоняюсь, чтобы вдохнуть аромат гиацинта²⁹, легонько касаясь нежных лепестков указательным пальцем. Тео молчит, разглядывая все вокруг. Я уже собираюсь сказать, чтобы он не ждал меня, как вдруг над головой раздается оглушительный раскат грома.

Я замираю, поднимая взгляд к небу.

— Это не к добру, — говорю я достаточно громко, чтобы Тео услышал сквозь шум ветра, но голос тонет в новом громовом раскате.

— Пора идти, — говорит он, и в этот момент по руке скользит поток розовых лепестков, подхваченных порывом ветра. — Давай же.

Он подталкивает меня вперед, мягко касаясь спины, пока я пытаюсь устоять против ветра, возвращаясь к кованой калитке.

Снова гремит гром, молния рассекает небо, и вновь наступает тишина.

И наконец небо выполняет угрозу. Сначала одна капля, потом другая, а затем обрушивается настоящий ливень. Мгновение спустя мы уже мокрые до нитки.