Правило Шестьдесят на Сорок

Глава 11

Джуди

— О боже! — вырывается у меня, но шум дождя настолько оглушителен, что не слышу собственного голоса.

Мы мчимся по садовой дорожке, мимо калитки и теплиц. Тео успевает первым запрыгнуть в машину, и через мгновение мы сидим, ошеломленно уставившись друг на друга в молчании.

Он промок до нитки, белая футболка облепила широкие плечи, подчеркивая рельефные мышцы. С волос — вихря идеально сформированных, непослушных кудрей, — стекают капли дождя, собираясь крошечными капельками на ресницах. Я тяжело дышу после безумного забега, но, кажется, этот спринт Тео ничуть не задел. Он смотрит на меня с легким недоумением, и я вдруг осознаю, что платье прилипло к телу, а капли дождя стекают по шее.

Мой взгляд невольно задерживается на капле, медленно скатывающейся по изгибу его носа.

Что такого в дожде, что пробуждает желание сорвать с кого-то одежду?

Я вздрагиваю от холода и тут же начинаю сомневаться, что именно вызывает мурашки — промокшая одежда или его взгляд. Тео, однако, принимает дрожь за холод. Он отрывается от своих мыслей, заводит мотор и направляет поток теплого воздуха в мою сторону.

Я бормочу слова благодарности, которые тут же поглощает шум дождя, барабанящего по крыше машины, и подношу руки к обогревателю.

Внезапно раздается стук в окно. Это Питер — он стоит под зонтом, который почти гнется под напором ливня.

— Эй, ребята! — кричит он, наклоняясь к окну машины. — Вы собираетесь по 419-ой обратно в город?

Мы киваем, и он продолжает:

— Ее только что закрыли из-за наводнения. Об этом уже весь город гудит. Можете попробовать дорогу номер 6 на север. Но имейте в виду, там несколько миль грунтовки. Не уверен, как далеко вам удастся проехать, и сомневаюсь, что эвакуатор туда доберется.

Он поднимает руку в прощальном жесте и быстро возвращается к дому, оставив вас один на один с этой ужасной новостью.

Я опускаю стекло и тянусь к сумке.

Тео оказывается быстрее.

— В прогнозе дождь до полуночи, — говорит он, не отрываясь от экрана телефона. — Рискнем?

— Насколько ты хороший водитель?

Он пристегивает ремень безопасности.

— Сейчас узнаем.

Мы выезжаем на дорогу, почти скрытую под потоками воды. Дворники лихорадочно мечутся, но ливень такой сильный, что едва вижу деревья. Тео едет медленно, но я все равно вцепляюсь в подлокотник.

— Насколько сильно ты хочешь домой? — спрашивает он, не отрывая взгляда от дороги.

— Не настолько, чтобы оказаться в кювете.

Он осторожно тормозит, снова проверяет карту в телефоне. Дождь размочил мой пучок, и я стягиваю резинку, встряхивая головой. Капли разлетаются по салону и попадают на Тео.

— Ой, прости.

Он даже не поднимает глаз, вытирая лицо рукой.

— Не то чтобы я стал от этого мокрее. Итак, в городе есть отель, примерно в двенадцати милях³⁰ отсюда. Думаю, это лучший вариант.

— Сможем проехать?

Он включает передачу.

— Давай проверим.

Мы преодолеваем двенадцать миль за сорок пять минут, строго соблюдая скоростной режим и обгоняя лишь пару машин по пути. Синоптики не обманули — дождь не прекращается ни на секунду, пока мы паркуемся и спешим к главным дверям отеля, едва не поскользнувшись на вощеных плитках в вестибюле.

Отель представляет собой странное сочетание старого провинциального шарма и модернизации. Свежая краска и новая мебель в холле соседствуют с темной фанерой стойки регистрации и винтажной плиткой на полу. В углу стоит латунная скульптура быка, будто бы замершего в прыжке, а над головой сводчатый потолок украшен деревянными балками.

— «Одна работа и никакой забавы делают Джека скучным мальчиком»³¹, — бормочу себе под нос, разглядывая сводчатый потолок, украшенный деревянными балками.

В этот момент из комнаты за стойкой выходит мужчина в бордовом костюме, его внешний вид завершает картину ретро-хаоса.

— А вот и Джонни³², — произносит Тео с легкой усмешкой.

Наши взгляды встречаются, и в его глазах пляшут веселые искорки, когда замечает невольное удовольствие на моем лице. Мы обмениваемся цитатами из фильма, и это… странно.

Не просто странно. Это чертовски странно.

Мы оставляем за собой небольшие лужицы дождевой воды у стойки регистрации, наблюдая, как клерк³³ неторопливо стучит по клавиатуре.

— К сожалению, единственные свободные номера находятся на разных этажах: 302 и 426.

Неужели в этом отеле всего два свободных номера? Мне начинает казаться, что остальные комнаты заняты призраками из прошлого.

— Не проблема, — уверенно отвечает Тео, и мужчина бросает на нас странный взгляд, прежде чем снова уткнуться в компьютер.

Я пытаюсь понять, что означал этот взгляд, и осознаю, что стою слишком близко к Тео, пытаясь уловить хоть немного его тепла. Я делаю шаг назад.

— Как будете оплачивать? — спрашивает клерк, принимая карту от Тео.

— Я сама заплачу…

— Не стоит, — качает он головой.

Клерк забирает карту и еще какое-то время возится с терминалом. Наконец, он поднимает два ключа с номерами комнат. Тео берет тот, что ближе; я хватаю другой.

— Ресторан работает до одиннадцати. Он находится в коридоре слева от меня, — объясняет мужчина, указывая направление с грацией стюардессы и щелкая пальцами. — Лифты находятся сразу за дверью справа от вас. И, если не возражаете, в нашем магазине есть кое-какая одежда. Он рядом с лифтами. Пожалуйста, не мочите стулья в ресторане. Если что-то понадобится, звоните.

Я бросаю взгляд на Тео. Его плечи трясутся от подавленного смеха, и я едва сдерживаю улыбку. В этой нелепой ситуации есть что-то невероятно уютное и располагающее.

Комната 302 погружается в кромешную тьму, как только дверь захлопывается за мной.

Я на ощупь пытаюсь найти выключатель, прижавшись спиной к двери в тщетной попытке хоть как-то осветить мрачный закуток, пока яркая вспышка молнии не прорезает пространство за занавесками, освещая торшер в нескольких шагах от меня. Стены комнаты оклеены темно-зелеными обоями, словно укрывающими в гуще леса, а пол застелен толстым потертым ковром с цветочным узором, который явно помнит лучшие времена. Запах сырости и забвения висит в воздухе, заставляя меня чувствовать себя одним из призраков этого места. Я обхожу комнату, включая все лампы одну за другой, и наконец зажигаю флуоресцентный свет в ванной. На мгновение я замираю — взгляд в зеркало вызывает шок: я не узнаю собственное отражение.

Щеки пылают от холода, под глазами размазалась тушь, оставив темные разводы. Волосы — настоящий кошмар: у корней мокрые, а на концах начинают виться, словно лианы в заброшенном саду. Платье настолько пропиталось водой, что стало на несколько тонов темнее первоначального алого цвета, делая кожу бледной и болезненной.

Я выгляжу как Джокер.

Кутаясь в собственное смятение, я беру зубную щетку, купленную в магазине сувениров, и включаю душ, проверяя телефон в перерывах между чисткой зубов.

Дженна: Кто-то уже копыта откинул?

Я: Жива, но еле дышу. У нас была стычка в машине.

Я: Закрыли 419-ю. Ты бы видела отель, в котором мы остановились. Мне реально пришлось заглянуть под кровать, чтобы убедиться, что там нет трупа.

Я стаскиваю с себя платье и прыгаю в душ, вздрагивая от прикосновения горячей воды, которая стекает по коже, смывая все тревоги. Я стою под струями, наслаждаясь теплом, прежде чем намылить волосы шампунем. Запах лаванды наполняет воздух, и я глубоко вдыхаю его, задаваясь вопросом, делает ли то же самое Тео в своей комнате. Внезапно меня словно током ударяет — мысли о Тео Джордане и о том, как он, возможно, тоже наслаждается горячим душем, обжигают. Я чувствую горечь во рту и заставляю себя думать о чем-то другом, чтобы не вырвало.

Двадцать минут спустя я выхожу из душа, кожа покрасневшая от горячей воды. В этот момент телефон загорается.

Дженна: Ты застряла с ним??

Дженна: Прости. Не удержалась и заржала. Очень громко.

Дженна: Очень не вовремя. Парень, с которым я сейчас, снимал штаны, пока это читала.

Я: Помимо смеха, как он тебя не выгнал за: а) проверку сообщений, пока раздевается, и: б) ответы на сообщения, пока раздевается?

Дженна: Я НАСТОЛЬКО хороша, детка.

Дженна: А ты? Должно быть, очень-очень плоха, раз заслужила такую карму.

Дженна: Не делай ничего такого, что я бы не сделала.

Я: Это не так уж и много, Дженна.

Я бесшумно пересекаю вестибюль отеля.

Бесшумно, потому что уже почти выхожу, когда вдруг осознаю, что носки и кроссовки насквозь промокли. Я приседаю на край стула, раздумывая, стоит ли их вообще надевать, а потом ставлю сушиться у обогревателя и выхожу босиком, решив, что грязные ноги — это меньшее из зол, учитывая перспективу ужина с Тео Джорданом.

Я на секунду замираю, одергивая крошечные красные шорты. Это единственные шорты моего размера в магазине сувениров, который был забит такими древними журналами, что на мгновение показалось, будто я галлюцинирую известие о смерти Майкла Джексона в 2009 году. Шорты сидят так высоко, что я выгляжу так, словно просто вышла на улицу в слишком большой неоново-желтой футболке.

Когда я вхожу в ресторан, то с удивлением обнаруживаю, что несколько столиков уже заняты. Это небольшое, тускло освещенное помещение с шаткими столами и потертыми ротанговыми стульями. Я ловко обхожу подозрительное пятно на ковре и вижу Тео, уткнувшегося в телефон в дальнем углу, облаченного в «наряд» из магазина сувениров — ярко-зеленую футболку и нелепые карго-шорты. Я отмечаю, что он тоже босиком, и это немного успокаивает.

— Извини, что задержалась, — говорю я, садясь напротив. Он поднимает голову, и футболка с надписью «Живи, смейся, люби» сияет, как прожектор. — Черт возьми. Твоя футболка светится в темноте. На нас смотрят.

Пожилая пара слева отворачивается, и я улыбаюсь. Тео кривит губы.

— Говори за себя.

— О, это прекрасно. Напомни надевать это каждый раз, когда тебя увижу, — парирую я, раскрывая потрепанное меню. — Ты уже что-то заказал? Что-нибудь стоящее?

Он кладет телефон на стол и тоже берет меню.

— Скажем так, печень с луком — фирменное блюдо, и это многое говорит о том, чего нам ожидать.

Я морщусь, как раз в тот момент, когда к столику подходит официантка, и я замираю, увидев, что она очень молода. Девушка достает из кармана фартука маленький блокнот на спирали.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? — она наклоняется к Тео и улыбается так сладко, что я начинаю подозревать, что она уже какое-то время наблюдает за ним издалека.

Стоит отметить, что он, похоже, этого не замечает. Тео кивает в мою сторону.

— Что ты будешь?

Официантка неохотно поворачивается ко мне, глаза сужаются, оценивая меня с головы до ног. Понимаю, что она видит. Я выгляжу настоящей простушкой в дурацких шортах по сравнению с ее идеальными джинсами.

— Эм… Виски сауэр³⁴. И самую большую порцию картофеля фри, которую можете предложить.

Тео захлопывает меню.

— Хорошая идея. А я возьму любое пиво, какое есть.

Он слегка склоняет голову в сторону бара, который выглядит как уменьшенная копия стойки регистрации — те же фанерные панели, но теперь подсвеченные зловещим багровым светом, отбрасывающим причудливые блики на зеркало позади.

— Картофель фри на двоих? — спрашивает официантка, обращаясь к Тео.

— Да, — отвечает он.

Она бросает на меня неодобрительный взгляд, прежде чем удалиться с меню. Телефон Тео оживает, на экране высвечивается сообщение от «Мамы».

— Извини, минутку. Она не могла дозвониться, — бормочет он, хватаясь за телефон.

Я наблюдаю, как он быстро печатает, замечая, как уголок губ едва заметно приподнимается, а затем снова опускается, придавая лицу меланхоличное выражение.

— Слушай, я не буду ходить вокруг да около: тот факт, что у тебя есть мама, приводит в шок. Разве ты не ребенок, который вырос в джунглях, воспитанный обезьянами на диете из сверчков и червей, пока не вернулся в цивилизованный мир? — скрестив руки на столе, говорю я.

— Нет, это мой кузен Элби, — отвечает он без промедления. — Я вырос среди львов в Сахаре, питаясь кактусовой водой и жуками.

Он подмигивает, и я едва сдерживаю улыбку. Надо отдать должное: несмотря на суровую репутацию, этот парень обладает чувством юмора и умеет принимать шутки.

В этот момент к столику снова подходит официантка, небрежно ставя напиток на стол, а затем расцветает лучезарной улыбкой, когда ставит перед Тео светло-золотистое пиво, одновременно откидывая с лица струящуюся прядь волос.

— Ваш картофель фри будет готов через минуту, — уверяет она Тео. — Есть ли что-то еще, что я могу для вас сделать?

Я замечаю, что она расстегнула еще пару пуговиц на рубашке с тех пор, как приняла заказ. Она слегка наклоняется вперед, и я вижу, как край кружевного бюстгальтера выглядывает из-под блузки.

Я кривлюсь, но она этого не видит.

Как-то странно и неприятно чувствовать себя невидимкой. Где-то в процессе общения с Тео она решила, что между нами ничего не может быть. Что, в общем-то, правда. Но он действительно настолько недосягаем? Конечно, Тео невероятно привлекателен. И да, умудряется выглядеть потрясающе даже в дурацкой туристической футболке, о которой я теперь, пожалуй, буду мечтать. Но у меня тоже есть достоинства, не так ли?

Не то чтобы это было важно. Совсем нет.

Это просто дело принципа.

Я вздыхаю и резко отбрасываю волосы через плечо, подчеркивая свою независимость. Аромат лаванды окутывает нас нежным облаком, и надеюсь, окружающие поймут, что я здесь не просто так.

— Спасибо, — рассеянно произносит Тео, бросая на меня недовольный взгляд.

Официантка одаривает меня испепеляющим взглядом, прежде чем развернуться и уйти, всем видом выражая крайнее недовольство.

— Понимаешь ведь, что тебе только что предложили провести ночь вместе? — спрашиваю я я, поднимая стакан в шутливом тосте. — Нам обоим не помешала бы компания в этом захолустье. Кто-то мог бы постоять на страже, пока спим.

Тео прижимает бокал к губам, оставляя отпечатки пальцев на запотевшем стекле.

— Ну, если хочешь обсудить тему постельных компаньонов, то дерзай. Уверен, ты заметила, как тот парень у бара смотрел на тебя, когда вошла.

— Не заметила, — отвечаю я, вытягивая шею, чтобы разглядеть бармена, который с нескрываемым интересом наблюдает за официанткой, проходящей мимо. — Эй, он довольно привлекательный. Так что считай, я польщена.

Взгляд Тео поднимается над краем бокала, он оценивающе изучает молодого человека.

— Привлекательный? Это твой типаж?

— В смысле?

— Твоя еда, — отвечает он с легкой иронией, указывая на порцию картофеля.

В этот момент спасительница-официантка снова появляется с горой золотистого картофеля фри. Она не задерживается и быстро исчезает, избавляя меня от необходимости отвечать на вопрос. Я прекрасно понимаю причину его внезапного интереса к этой теме, но сейчас предпочитаю зарыть все вопросы поглубже в мыслях и отправить в рот пару хрустящих картофелин. Я не собираюсь развивать эту тему ни при каких обстоятельствах.

Но что-то изменилось в Тео за последние полминуты: он словно окаменел. Он с силой выливает на тарелку слишком много кетчупа: алые капли разлетаются по столу. Мы едим в молчании, едва встречаясь взглядами, пока тишина не становится невыносимой.

Я прочищаю горло.

— Итак. Мама, наверное, рада твоему возвращению в город. У вас близкие отношения?

Он продолжает смотреть на гору фри, не поднимая глаз.

— Да.

Я жду, надеясь, что он добавит что-то еще. Но Тер молчит.

— Хорошо, попробую еще раз. Тебе понравилось жить на Западном побережье?

Его плечи едва заметно поднимаются в безразличном жесте.

— Ладно, придется немного мне помочь. Дай хоть что-то: слог, монолог — что угодно. Тео.

Он слегка вздрагивает при звуке своего имени и неловко кашляет.

— Извини. Да, на Западном побережье было неплохо. Мне не понравилось уезжать.

Что ж, это не идеальный ответ, но с этим можно работать.

— У тебя большая семья?

— Нет.

Он произносит это резко и однозначно, я вздыхаю и чувствую необходимость уточнить:

— Это слишком личная тема? Я не хотела бы смущать.

— Да, — подтверждает он с ноткой усталости в голосе, — я не хочу говорить об этом.

— Понятно, — тихо отвечаю я. — Я тебя понимаю.

Я продолжаю отправлять в рот одну картофелину фри за другой, выбирая самые хрустящие, пока не понимаю, как это может раздражать, если Тео тоже предпочитает хрустящие. Но он, кажется, меня не замечает, уставившись в стол и прикусывая внутреннюю сторону щеки, погруженный в глубокие раздумья.

— Западное побережье так и не стало домом, — неожиданно произносит он, и я задумываюсь, обдумывал ли он эти слова или они просто вырвались наружу. — Люди, мой дом там… Даже утренние пробежки. Каждый день я бегал мимо Хаббарта. Знаешь, недалеко от Марины, чуть южнее центра?

Я киваю, и теперь моя очередь молчать, слегка загипнотизированная редким и продолжительным звучанием его голоса.

— Идеальная дистанция. Достаточно холмистая, чтобы быть вызовом, а река как будто поддерживает тебя, словно пытаешься угнаться за течением. Мне так и не удалось воссоздать это здесь. Никогда не чувствовал себя… комфортно.

— Немного понимаю, — отвечаю я, делая глоток. — В школе я занималась легкой атлетикой. У родителей была тропинка рядом с домом, а посередине — конюшня. Ничто не вдохновляло так, как мысль о том, что я пробегу мимо этих лошадей, которые словно соревнуются друг с другом на лугу.

— Да, именно.

Не знаю, от тусклого освещения это или от алкоголя, развязавшего язык, но кажется, что в непроницаемой броне Тео Джордана появляется трещина. Мне хочется надавить на нее, но та кажется такой хрупкой. Я словно исследователь, столкнувшийся лицом к лицу с глубоководным существом — слишком близко, как никто до этого. Одно неверное движение — оно поймет, что я здесь, и уплывет прочь. Или, наоборот, разорвет меня на части.

Я внимательно изучаю его, вращая соломинку в стакане, позволяя льдинкам тихонько звенеть о стенки.

— То есть, ты просто взял и уехал?

— Практически, — говорит он.

— Никаких… человеческих привязанностей? Ничего подобного? — спрашиваю я, делая вид, что мне все равно, но он лишь поднимает брови. Я фыркаю и про себя ругаю его. — Зачем мне вообще пытаться быть деликатной? Были же фотографии в «Время обедать». В прошлом году, про открытие.

Он моргает. Медленная улыбка расплывается по лицу.

— О, как интересно, Холланд. Ты читала обо мне.

Теперь я ненавижу себя. Жар поднимается к щекам.

— Ты когда-нибудь устаешь от нарциссизма? Лично мне это невероятно утомительно.

— Есть ли в этом хоть какой-то смысл?

Я убираю волосы с шеи, пытаясь скрыть румянец, закручивая их в небрежный пучок.

— Смысл в том, что на всех фотографиях рядом с тобой всегда была высокая блондинка.

Я считаю секунды между заявлением и его ответом, проклиная себя за то, что позволила этим словам сорваться с языка. Я никогда не смогу этого забыть.

Предсказуемо, он откидывается на спинку стула с самодовольным блеском в глазах, обрамленных густыми темными ресницами.

— Что ж, кажется, сегодня ты настроена на откровенность, — произносит он с легким оттенком презрения.

— Что? — отвечаю я, чувствуя, как закипает раздражение.

— Ты, похоже, очень интересуешься моей личной жизнью. Любопытно.

Я позволяю волосам упасть на плечи, поднимаю бокал, вращая янтарную жидкость, прежде чем сделать глоток.

— Ты меня неправильно понял. Меня интересует не твоя жизнь, а ее. Как же все должно быть печально, если пришлось довольствоваться тобой. На Западном побережье все настолько непривлекательны?

Он фыркает, едва сдерживая смех.

— Да, видимо, так и есть. Хотя ей нравилось кататься на моих машинах.

— Золотоискательница³⁵?

Он пожимает плечами, и я замечаю, что это обвинение ничуть не тревожит.

— В каком-то смысле. Все было довольно легко и непринужденно, длилось пару месяцев. Мы расстались, когда я вернулся.

— Она не захотела переезжать?

— Я не спрашивал.

Я округляю глаза, пораженная таким поворотом событий.

— То есть ты променял «Малибу Барби» на что-то более провинциальное? На кого-то местного, кто будет строить тебе глазки?

Он смеется, наклоняясь к пиву.

— Что касается «глазок», то здесь их не предвидится, поверь.

Я бросаю взгляд в сторону бара, где официантка весело щебечет с рыжеволосым парнем.

— Разве мы не в одном помещении? И ты всерьез думаешь, что это не имеет значения? Постельный компаньон, помнишь? Невозможно быть настолько невнимательным.

— Есть разница между невнимательностью и отсутствием интереса, — он запинается на полуслове, и его взгляд останавливается на мне. — Хочешь еще выпить?

Я опускаю глаза на пустой стакан, не имея ни малейшего понятия, когда он опустел, как и о том, когда тарелка с картофелем фри стала идеально чистой. Мне уже пора быть на полпути к номеру.

— Ладно, — не смотря на это, соглашаюсь я.

Тео подзывает официантку и указывает на наш заказ, делая попытку улыбнуться. Улыбка, которой она отвечает, могла бы осветить темную сторону Луны.

Я прочищаю горло.

— Если честно, я немного заинтригована.

— Заинтригована… чем? — ре указывает большим пальцем на свою грудь.

Я пожимаю плечами, и его брови взлетают вверх под густыми кудрями, падающими на лоб.

— Ты своего рода загадка на местной гастрономической сцене.

— Загадка? — спрашивает он, приподнимая бокал. — Не слишком ли драматично?

— Разве? Ты практически знаменитость в нашей индустрии, но до сегодняшнего дня я не могла бы назвать ни одной детали о тебе, кроме самых общих фактов.

— Например?

— Знаешь, — отвечаю я, снова пожимая плечами, когда он смотрит на меня с недоумением. — Обычных вещей, которые люди говорят о тебе, — я начинаю загибать пальцы. — Ты талантлив, упрям, ты…

Он поднимает брови, ожидая продолжения. Черт.

— Ты… знаешь, — произношу я, размахивая рукой в его сторону. — Должно же быть какое-то завершение этого предложения?

Я вздыхаю, чувствуя, как силы иссякают.

— Люди считают, что ты… довольно привлекателен.

Тео давится пивом.

— Я известен этим? — спрашивает он, задыхаясь и вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Черт возьми, если это правда, то что-то действительно пошло не так. Я шесть раз был назван шеф-поваром, за которым стоит следить, в «Время обедать», клянусь. И это то, что люди запоминают?

Он выглядит настолько ошеломленным, что я не могу сдержать смех. Этот звук, кажется, шокирует его. Тео замирает, брови снова взлетают вверх, вероятно, осознавая, как и я, что это первый раз, когда смеюсь над его шуткой, а не над ним самим.

Я неловко прочищаю горло в тот самый момент, когда к столику подходит официантка и ставит на стол новые напитки, забирая пустые стаканы.

— Спасибо, — говорит Тео, хватая новый бокал, но взгляд остается прикованным ко мне. Он жует внутреннюю сторону щеки. — Почему ты меня ненавидишь?

Вопрос неожиданный.

— Разве мы забыли про то самое голосовое сообщение…

На его лице на мгновение проскальзывает неподдельное беспокойство.

— Верно, справедливо. Но это все?

В его взгляде читается серьезность вопроса. Я чувствую, что он не шутит.

— Хочется спросить: это ловушка?

— Нет, не ловушка. Мне просто любопытно. Скажи, что ты думаешь обо мне, оставив в стороне голосовые сообщения.

Я неуверенно ерзаю на стуле.

— Слушай, я уверена, что ты способен на доброту…

Но он перебивает нетерпеливым жестом.

— Не лги. Если есть что-то, что я знаю о тебе, Холланд, так это то, что ты не испытываешь постоянной потребности приукрашивать правду, как девяносто девять процентов населения. Не начинай сейчас.

— Я приму это как комплимент.

— Это и есть комплимент. Давай, — он указывает на свою грудь. — Расскажи самое худшее.

Я с трудом отстраняюсь, настороженно оценивая направление нашего разговора, но смелость, придаваемая виски, течет по венам.

— Ладно, я в игре. Первое, что приходит на ум: твоя походка. Эта… надменная походка, будто ты владеешь каждым сантиметром пола, по которому ступаешь.

Он хмурится.

— Что еще?

— Есть и четвертое качество, о котором люди обычно говорят. Что ты… в целом неприятный человек. И я видела, как ты довольно жестко расправлялся с людьми за простые ошибки.

— Например?

— Например, была проблема с плиткой в «Ниволи». А через несколько недель, когда мы поняли, что они испортили водопровод для бара.

Он притягивает к себе руки и сжимает их на столе.

— Обе ошибки стоили недель в графике запуска. Если кто-то ожидал, что мы будем их хвалить после такого, то это их проблемы, а не мои.

Я плотно сжимаю губы.

— Пожалуй, справедливо. Но тебе не стоило быть таким резким. Нам пришлось из кожи вон лезть, чтобы сохранить отношения с тем поставщиком плитки после инцидента. Они согласились продолжать сотрудничество только при условии, что больше никогда не будем привлекать их к твоим проектам.

На мгновение его лицо искажает гримаса недовольства, словно он готов возразить. Похоже, он не был в курсе этого нюанса.

— Я просто хочу сказать, что, возможно, они и ошиблись, но зачем доводить людей до сердечного приступа?

Тео пристально смотрит на меня. Через некоторое время он вздыхает и делает большой глоток пива.

— Справедливо. Так, это все? Моя походка и то, что я иногда веду себя как козел?

Я пожимаю плечами.

— А еще ты чуть не довел меня до увольнения.

— Да, и чуть не довел тебя до увольнения, — соглашается он, склонив голову набок. — Довольно короткий список претензий для ненависти. Уверена, что не хочешь сказать, что я тебе просто не нравлюсь?

Я демонстративно закатываю глаза, стараясь сделать это максимально выразительно.

— Короткий, но веский.

— Хм, я не верю, что с походкой все так плохо. Звучит немного надуманно, — он продолжает пить пиво, не отрывая от меня взгляда. — Итак, насколько сильно ты хочешь, чтобы этого не произошло? По шкале от «все в порядке» до «предпочла бы выстрелить себе в голову»?

Я не могу сдержать тихий смешок, прежде чем успеваю себя остановить, и на его губах появляется тень улыбки.

— Я бы сказала, что нахожусь на уровне «предпочла бы, чтобы мне вырвали все зубы».

— Значит, я на верном пути, учитывая обстоятельства.

Я провожу пальцем по конденсату на стакане, наблюдая, как влага собирается в капли, стекая на стол.

— Почему тебе вообще не все равно, что я думаю?

В воздухе повисает тишина. Когда я поднимаю глаза, Тео смотрит на меня с пронзительной настойчивостью. Он кажется рассеянным, и я не уверена, осознает ли, насколько пристально взгляд впивается в меня, и что отвечаю тем же — ловлю его взгляд, чувствуя, как Тер без стеснения «поедает» меня глазами. И это не просто взгляд, а что-то большее, наполненное необъяснимым теплом. В какие-то моменты его глаза словно зажигают огонь внутри, и я не понимаю, откуда берется это ощущение. Меня начинает пугать жар, сжимающий грудь, становится трудно дышать. Я больше не могу этого выносить.

— Тео?

Он резко встряхивает головой, и воздух врывается в легкие, отчетливо звуча в ушах.

Что это было?

Тео подносит пиво ко рту, делая еще один долгий глоток.

— Это просто… мрачное любопытство, — произносит он, словно наш разговор не прерывался. — Ничего более.

Он двигается в кресле, и колено внезапно прижимается к моему под столом. Наши взгляды снова встречаются, и мы одновременно дергаемся, ноги сталкиваются еще раз, и в третий раз пытаемся создать дистанцию.

— Извини, — произносим мы в унисон, и его смех обрывается, когда я наклоняюсь, чтобы придержать колено, убирая свое.

Внезапно он чуть расслабляет челюсть, и мои щеки заливает румянец.

Что, черт возьми, происходит?

Я убираю назойливую руку обратно на стол, прочищая горло.

— Прости. Нужно помнить о личном пространстве.

— Мы вдруг озаботились личным пространством?

Я опускаю взгляд. Я наклонилась вперед так сильно, как только могла, почти упираясь в столик. Тео тоже наклонился, и между нашими носами осталось всего несколько сантиметров.

— О.

— И ты даже не отстраняешься. Интересно.

Почему мы не двигаемся? Я достаточно близко, чтобы видеть тонкие морщинки смеха вокруг его глаз. Это само по себе удивительно, ведь я никогда не видела, чтобы он по-настоящему смеялся.

Я сжимаю челюсть.

— Отстаиваю свои позиции.

Он сдвигается еще ближе, и вдруг между нами остается всего пара сантиметров.

— Против чего?

Я улавливаю запах того самого древесного аромата рубашки, он наполняет легкие, окутывая легкой дымкой. В его взгляде появляется что-то новое — что-то странно игривое. Неужели он…?

Подождите. Он флиртует?

Где-то слева что-то с грохотом падает на пол, но мы не оборачиваемся. Я прищуриваюсь, но он смотрит на меня с такой пронзительной интенсивностью — с прищуром под темными ресницами и сжатой челюстью. Боже мой, это его «соблазнительный» взгляд? Колени начинают дрожать под столом. Как можно сохранять спокойствие? Воздух снова покидает легкие.

Прядь волос выскальзывает из-за уха и падает на лицо. Тео останавливает взгляд на этой пряди, губы чуть приоткрываются, и кончик языка скользит по уголку рта. Это выводит меня из ступора.

— Что это было? — резко спрашиваю я.

— Что именно? — его голос низкий и хрипловатый. — Я облизнул губы? Серьезно?

— Ты флиртуешь!

— Я флиртую? — он опускает взгляд на мои губы. — Что это?

— Что — что?

— Ты только что прикусила губу.

Я фыркаю и закатываю глаза.

— Ты издеваешься.

— Если бы я спал, это был бы настоящий кошмар, — отвечает он, резко выдыхая и заправляя прядь волос мне за ухо.

— Что это было?

— Ты наклонилась ко мне с волосами на лице.

— И?

— Мне просто надоело на это смотреть.

— Прости, ты случайно не ударился головой за последние пару минут? Это совершенно непрофессионально.

— Ты говоришь так, — он указывает пальцем между нами, — словно до этого момента здесь царил бастион профессионализма.

— Что ты имеешь в виду?

— Я лишь напоминаю о постоянных перепалках.

— Ты отвечал той же монетой.

— Да, это правда. К тому же мы остаемся здесь на ночь, ужинаем вместе. Возможно, это в основном рабочие отношения. Но сейчас я могу сосчитать веснушки на твоем носу. Хочешь сказать, что вдруг мы решили стать образцом профессионализма?

Я прищуриваюсь, пытаясь понять, к чему он клонит.

— К чему ты ведешь?

Его взгляд опускается к моим губам. Всего на секунду, но в этот миг кажется, будто прошел целый год.

— О, — произношу я с присущей силой. — Я вижу, что здесь происходит. Ты окончательно сошел с ума.

Тео приближается еще сильнее.

— Сошел с ума? Потому что ты все еще не отстраняешься, Холланд.

Мой рот открывается, но не выходит ни звука. Мы сидим так близко, что мне едва ли нужно будет наклониться вперед, чтобы прижаться к нему губами. Тео смотрит на меня так, словно знает, о чем я думаю, вероятно, потому что теперь без стеснения уставилась на его губы.

Он приподнимает бровь.

— Давай, действуй.

— Что? — спрашиваю я в замешательстве.

— Кажется, ты этого хочешь.

— Ты сошел с ума!

Честно говоря, я начинаю подозревать, что и сама не в полном порядке. Каждое неровное биение сердца подталкивает к этому. Бам, бам, бам. Поцелуй его, поцелуй его, поцелуй его.

Я знала, что это место проклято. Я на грани того, чтобы вбить топор в дверь.

Наблюдая, как его губы расплываются в этой глупой усмешке, я на мгновение действительно задумываюсь о том, чтобы сделать это, только чтобы увидеть, как самодовольная ухмылка исчезнет с его лица. Будь осторожен с тем, что желаешь, приятель.

Господи, о чем я думаю?

Мой стул скрипит по полу.

— Все, я иду спать, — я дергаю футболку, пытаясь заставить ее опуститься ниже по бедрам, но она снова подскакивает, выставляя всем на обозрение шорты, которые слишком малы. — Где я могу заплатить за ужин?

Тео проходит мимо меня к лобби.

— Не нужно.

Мы стоим в тишине, ожидая целую вечность, пока поднимется лифт. Я извлекаю ключ от номера из застежки шорт и поднимаю его.

Не дай себе обмануть, — как будто передаю сигнал, что, если он смотрит, я на самом деле настроена твердо. Что бы это ни было, все заканчивается здесь.

Он уставился на стену, совершенно невозмутимый.

В какую именно трещину в пространственно-временном континууме я только что провалилась?

Лифт звенит и открывается. Он нажимает кнопку на четвертый этаж, а я — на третий. Попавшись в этот кошмар, наши руки ненароком соприкасаются, его — сверху, моя — снизу. Я безжизненно опускаю руку на бок.

Звонок.

Двери открываются на третьем этаже. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как Тео прислонился к стене лифта, выглядя как герой фильма с этой нахальной усмешкой и волосами, небрежно спадающими на лоб, подмигивает мне.

— Спокойной ночи, Холланд.

Двери закрываются, не дав ответить.

Мне нужен еще один душ.

Но, когда снова переступаю порог номера 302, становится ясно, насколько же этот отель проклят.

Вода. Вода повсюду.

Заливает мебель, собирается в лужи на ковре, а прямо над кроватью зияет огромная дыра в потолке.

— Нет других номеров? — вырывается у меня нервный смешок, рожденный абсурдностью ситуации. — Пожалуйста, поищите еще. Должно же что-то быть!

Спустившись вниз, с жалким узлом вещей, спасенных из затопленного номера, я замираю в оглушающей тишине холла. Из задней комнаты, словно материализовавшись из воздуха, появляется администратор в бордовой униформе.

— Ничего нет. Я уже говорил: все занято. Потоп.

— Замечательно! — Мой голос, тонкий и визгливый, разлетается по пустому холлу, отражаясь от стен, словно запертая птица. — И что мне делать?

— Вы оплатили два номера, — произносит он с ледяным спокойствием, будто эта фраза — ключ к решению всех мировых проблем.

Как будто это хоть что-то меняет! В моих глазах вспыхивают лазеры, готовые испепелить его самодовольствие, разрубить этот гордиев узел абсурда. Но он, разумеется, ничего не замечает.

Черт. Бросаю взгляд на жесткие, неуютные кресла в углу, прикидывая, возможно ли уснуть сидя. Но любезный цербер в бордовом, кажется, твердо намерен превратить эту ночь в ад.

— К сожалению, я не могу этого позволить. У нас запрещено гостям спать в холле, — его пальцы порхают по клавиатуре, словно играя какую-то извращенную мелодию. — Извините, мне нужно проверить, не затопило ли подвал. Приношу свои извинения за доставленные неудобства.

Неудобства? Черт, черт, черт! Лучше бы я осталась ночевать в ванной. За окном грохочет гром, его раскаты эхом отдаются в пустом, промерзшем холле. Это место проклято, иначе и быть не может.

Из моей груди вырывается рычание, отражаясь от стен и превращаясь в нечто звериное. Мне нужно убираться отсюда.

На четвертом этаже я целую минуту собираюсь с духом, прежде чем робко постучать в дверь. Стучу так тихо, что он мог бы и не услышать, если уже спит. Впрочем, я готова спать и на этом сомнительном ковре под дверью. Уверена, это пятно от мерло³⁶, а не от… Ну, вы понимаете. Абсолютно уверена.

Я уже почти готова сползти на пол, когда дверь распахивается. Тео щурится от яркого света коридора, его волосы взъерошены, словно он только что проснулся.

— Холланд? Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Он делает шаг назад, словно желая спрятаться, и я не могу его винить. Я и сама понимаю, как нелепо это выглядит, особенно после нашего… своеобразного ужина.

— Какое недружелюбное приветствие, — пытаюсь я придать своему голосу легкость, хотя внутри все сжимается от неловкости. — Где твое гостеприимство?

Его брови хмурятся.

— Ты ждешь теплого приема? Ты же выпорхнула отсюда, как фурия, полчаса назад. Что происходит? — Он высовывает голову в коридор и оглядывается по сторонам, словно ожидая засады.

— В моем номере потоп. И поверь, я перебрала все варианты, прежде чем прийти сюда. Выбор был невелик: либо это, либо залезть в твою машину и спать на заднем сиденье. Не думаю, что ты обрадуешься разбитому лобовому стеклу.

Он продолжает смотреть на меня с приоткрытым ртом, пытаясь осмыслить услышанное.

— Послушай, — говорю я, опуская плечи. — Я знаю, что это странно. Обещаю, сделаю все возможное, чтобы ты даже не заметил моего присутствия.

Его глаза расширяются от удивления.

— Ты… ты просишь остаться здесь? — На его лице появляется выражение, которое я не могу расшифровать, смесь удивления, смущения и чего-то еще, неуловимого. — Это… не самая блестящая идея.

— Боже, ты заставишь меня умолять? Ладно. Просто впусти меня, пожалуйста. Я смертельно устала. Могу поспать и в кресле.

Я наблюдаю за его внутренней борьбой. На мгновение мне кажется, что он действительно оставит меня стоять в коридоре, одну, посреди ночи. Но потом челюсть Тео напрягается, по лицу пробегает тень напряжения, и он распахивает дверь. От увиденного у меня перехватывает дыхание. Передо мной стоит Тео, обмотанный лишь полотенцем, которое едва удерживается на узких бедрах.

Что ж.

Не то чтобы это было совсем неожиданно, учитывая, как обтягивают его фигуру футболки.

Но все же…

— Боже.

При тусклом свете коридора его кожа отливает теплым золотом, тени скользят по рельефным мышцам живота и бедер, обрамляя темную дорожку волос, исчезающую под кромкой полотенца. С растрепанными локонами он выглядит настолько… притягательно, что я почти жалею об этом нелепом стечении обстоятельств. В какой-то другой реальности, где я не знала бы, какой он сложный и невыносимый человек, я бы, наверное, одарила его своей самой обворожительной улыбкой и ляпнула какую-нибудь глупую, но милую фразу для знакомства, которая, возможно, сработала бы.

— Холланд, подбородок подними.

Мой рот закрывается с щелчком, словно повинуясь его приказу. Я поднимаю взгляд, чувствуя, как щеки вспыхивают, становясь цвета того самого пятна на ковре внизу.

— Прости, — бормочу я. — Понимаю, это неловко. Но мне кажется, мой гражданский долг — предупредить тебя, что разгуливать вот так не стоит. Это… практически преступление.

Брови Тео взлетают вверх, словно стая испуганных птиц. Он проводит рукой по волосам, а я быстро отвожу взгляд, чтобы не пялиться на игру мышц. Он что-то невнятно бурчит себе под нос, похожее на «ты явно преувеличиваешь». Румянец, заливающий кончики его ушей, вызывает странное, неприятное сжатие в моей груди.

— Ты серьезно? С каким языческим божеством ты заключил сделку, чтобы так выглядеть и быть шеф-поваром «Времени обедать» шесть лет подряд? Это просто несправедливо, — язвительно замечаю я, указывая на себя. — Поделись секретом, а?

— Шесть лет подряд… И о чем ты, собственно, говоришь? — Его взгляд скользит по мне, с головы до ног и обратно, с легким прищуром, словно он пытается увидеть что-то скрытое за моими словами.

Его наигранная обида вызывает у меня недоумение. На моих губах все еще ощущается фантомный привкус восхищения.

Я откашливаюсь, пытаясь проглотить внезапно образовавшийся ком в горле.

— Неважно. Так ты впустишь меня или прячешь здесь тайную армию официантов? — Я встаю на носочки и, изображая игривость, пытаюсь заглянуть ему через плечо.

— Что? Нет. — Тео тоже краснеет, словно только что понял шутку, но не нашел ее смешной. Он отступает в сторону, пропуская меня в комнату. — Я почти уснул и не в самой лучшей форме для светских бесед.

Я проскальзываю внутрь, пока он не передумал. Короткий коридор, отделяющий нас от тускло освещенной комнаты, кажется почти зловещим в своей темноте. Если бы не узкие стены, приближающие нас друг к другу, я бы с трудом разглядела его глаза.

Я взрослая девушка. Я не должна терять дар речи при виде полуобнаженного мужчины, даже если это он. Во-первых, он мой клиент. Во-вторых, я не испытываю к нему никаких… теплых чувств. Кроме того…

— Ты в порядке?

Неужели его голос всегда был таким низким и хриплым?

— Ага.

Неужели мой голос всегда был таким писклявым и с придыханием?

Я сглатываю, пытаясь справиться с внезапно наступившей сухостью во рту.

— Думаю, тебе стоит… — я указываю на его полотенце.

Боже, почему я продолжаю смотреть на него?

— Точно.

Тео проходит мимо, подхватывая с кресла футболку с нелепой, до боли банальной надписью «Живи, смейся, люби» и боксеры. Я следую за ним в комнату и, словно по инерции, сажусь на край кровати. Он замирает на полушаге, оборачиваясь с таким выражением недоумения, словно увидел привидение.

— Извини, — бормочу я, чувствуя себя полной идиоткой. — Клянусь, я пыталась найти другой номер.

Он отступает к ванной.

— Я тебе верю. Просто… располагайся… Не знаю. Черт, — бормочет он, прежде чем скрыться за дверью.

Я натягиваю слишком большую футболку на бедра, пытаясь заглушить шуршание ткани, доносящееся из ванной. Полуобнаженная в комнате клиента. В рейтинге моих самых сомнительных поступков это определенно занимает первое место.

Дверь тихо скрипит, и Тео высовывает голову из ванной, оглядывая комнату, словно надеясь, что все это ему приснилось.

— Все еще здесь, — произношу я с легкой усмешкой.

Его губы сжимаются в тонкую линию. Он выходит из ванной и направляется к кровати, словно собираясь сесть рядом, но, заметив меня, меняет курс и прислоняется к комоду напротив, скрестив руки на груди. Я отвожу взгляд от его крепких ног, мышцы которых молчаливо подтверждают его слова о том, что он бегун.

— Тебе не обязательно спать в кресле, — произносит он после секундного колебания.

Я бросаю взгляд на крошечный стул в углу и выдыхаю с облегчением.

— Ладно. Спасибо, — отвечаю я с улыбкой, тут же жалея об этом проявлении слабости. Зачем я улыбаюсь ему, сидя здесь в его футболке, практически раздетая? Улыбка гаснет, сменяясь чем-то похожим на гримасу. — Думаю, нам стоит установить некоторые правила.

— Правила? — переспрашивает он, и бицепсы напрягаются под рукавами футболки. — Например?

Я складываю руки на коленях, пытаясь принять уверенный вид.

— Ну, например, мы спим на совершенно противоположных краях кровати. И когда я говорю «краях», я имею в виду, что стоит нам хоть немного пошевелиться — и мы полетим на пол.

— Без проблем, — быстро кивает он. — Что еще?

— Я беру правую сторону.

— Ты в курсе, что я спал именно там?

Я оборачиваюсь через плечо. Конечно, в курсе. Именно поэтому одеяло с правой стороны откинуто. С того момента, как он встал. Голый.

— Поняла, — нервно облизываю губы. — Принято. Я официально уступаю правую сторону кровати.

Я снова смотрю на него и успеваю заметить, как его взгляд на мгновение задерживается на моих губах.

— Спасибо. Что еще?

— У тебя нет никаких правил?

— Хм?

— Правил. Которые ты хотел бы добавить.

Его взгляд мгновенно фокусируется на моем, словно магнитом притянутый.

— Сыграем по твоим.

Мне стоило бы задуматься над смыслом этой фразы, попытаться понять, почему от нее у меня потеплело внизу живота и перехватило дыхание. Но в следующий момент Тео проводит рукой по волосам, и все мои мысли занимают широта его ладони и длина пальцев. Я кусаю губы.

— Хорошо, — я произношу это скорее для себя, готовясь к следующему шагу. — Никаких прикосновений. В любом… сексуальном контексте.

Неужели я только что произнесла слово «секс» в его присутствии? Боже, какой стыд.

— Сексуальном контексте? В отличие от…?

— Я не знаю. Держаться за руки, например. И все такое.

— Все такое, — кивает он, наклоняя голову и одаривая меня своей фирменной усмешкой. — Ты хочешь подержаться за мою руку, Холланд?

Я вздергиваю подбородок.

— Нет. Просто не думаю, что кто-то когда-либо считал нужным устанавливать правило о запрете держания за руки. И уж точно никто не краснел от похлопывания по колену с семнадцатого века.

— Похлопывание по колену, — тихо, почти задумчиво, повторяет он.

Я закатываю глаза.

— Это тот самый момент, когда ты прожигаешь меня взглядом и заявляешь, что одним похлопыванием по… колену сводил девушек с ума?

Следующая секунда растягивается в вечность.

Вечность, потому что я каким-то образом умудряюсь проглотить предательский ком в горле, потянуться за простынями и наблюдать, как он, расправив плечи, делает два шага вперед, сокращая расстояние между нами до одного шага. Все это происходит за одну бесконечно долгую секунду.

Неужели он не слышит, как мое сердце бьется где-то в горле, готовое вырваться наружу?

Он прикусывает щеку, словно тщательно подбирая слова, глядя на меня из-под густых ресниц темным, проницательным взглядом. Но что-то его останавливает, и вместо слов он просто протягивает руку.

Мои пальцы, словно предатели, дрожат на простынях. Я крепко сжимаю их, ногти впиваются в мягкий хлопок.

— Зачем? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

— Проверяю твою теорию. Если не возражаешь, — отвечает он, и его низкий, хриплый голос проникает мне под кожу.

Я собираюсь ответить, но поднимаю руку с кровати раньше, чем слова успевают оформиться в голове. Через мгновение, которое кажется целой вечностью, моя ладонь ложится в его, и на его лице на долю секунды мелькает удивление, прежде чем скрыться за привычной маской невозмутимости. Легкая дрожь пробегает по моим пальцам от тепла его кожи.

— Почему это важно? — шепчу я, едва слыша собственный голос.

Он словно не слышит вопроса или не решается ответить. Его взгляд медленно опускается на наши руки — соприкосновение ладоней, длинные пальцы, нежно обхватывающие мое запястье, где пульс бьется, как бешеная птица в клетке. Я жду, что он переплетет наши пальцы.

Но вместо этого Тео, словно исследователь, изучающий незнакомый артефакт, медленно проводит большим пальцем по внутренней стороне моего предплечья. Прикосновение легкое, невесомое, щекочущее кожу, но оно мгновенно превращается во что-то тяжелое, обжигающее, оседающее где-то в глубине груди. Его рука поднимается выше, поворачивается, и большой палец ложится в сгиб моего локтя. Уверенное, почти властное движение вызывает волну мурашек, пробегающих по коже от кончиков пальцев до самого плеча.

— Как…

Мое тело предает меня, игнорируя все доводы разума, обнажая перед ним всю силу его прикосновений. Оно выдает мою уязвимость, то удовольствие, которое я, несомненно, испытываю, и которое Тео, без сомнения, чувствует.

Он стоит надо мной, внимательно изучая мое лицо.

— Все в порядке? — спрашивает он, и я просто киваю в ответ.

На его губах появляется едва заметная улыбка.

— Ты мне все еще не нравишься, — произношу я, пытаясь вложить в эти слова больше уверенности, чем чувствую на самом деле.

Его улыбка становится чуть шире.

— Ладно.

Он снова проводит рукой по моему предплечью — так мягко, так умело, что у меня перехватывает дыхание. Это просто… сенсорная депривация³⁷, да? Наверное, поэтому мои бедра непроизвольно сжимаются, когда наши ладони снова соприкасаются. Он поднимает мою руку, наши пальцы встречаются, и он нежно переплетает их со своими.

На его лице больше нет и следа ухмылки, когда он снова встречается со мной взглядом. Тео опускается на одно колено.

Мой рот приоткрывается от удивления, когда Тео приближается, и на мгновение меня охватывает пьянящее желание протянуть руку и коснуться его волос, ощутить их текстуру под пальцами.

Я балансирую на грани обморока. Мой разум пытается сформулировать какое-нибудь язвительное замечание, но тело тянется к нему, как мотылек к огню. Тео так близко, что я ощущаю запах леса, смешанный со сладковатым ароматом лаванды — его шампунь, несомненно. Дыхание сбивается, и я замираю в ожидании его следующего движения.

Он поднимает подбородок, его взгляд устремлен на меня. Тело дрожит от близости этого мужчины, стоящего передо мной на коленях, всего в нескольких сантиметрах.

— Ты говорила о похлопывании по колену?

Я фокусирую взгляд, и в его темных, расширенных зрачках вижу тихую жажду. Кажется, она направлена на меня, но, возможно, это всего лишь игра, часть его эксперимента с «теорией». Но он выглядит как человек, готовый утолить голод.

Мое бедро непроизвольно подается вперед. Я пытаюсь удержать икры на месте, чтобы он не заметил, как они дрожат. Воздуха в комнате становится катастрофически мало, я дышу только им, этим ароматом леса и лаванды.

— С семнадцатого века этого не было, — выдыхаю я, с трудом преодолевая неловкость.

Его челюсть напрягается.

— Это вызов или приглашение? — в его голосе слышится азарт охотника.

Тео качает головой.

— Мне нужно услышать это от тебя, Холланд. Ты хочешь, чтобы мои руки были на тебе?

— Где? — едва шепчу я, чувствуя, как сердце замирает.

Он не отводит взгляда, все еще стоя на коленях.

— Где угодно. Где ты захочешь.

Он сдерживает стон, хотя его губы не шевелятся. Мне кажется, это еще один акт саморазрушения с моей стороны. Я опускаю взгляд на наши руки, застывшие в нескольких сантиметрах от моего бедра. Неизменная истина снова вертится на языке, и я знаю: стоит мне произнести ее вслух — и он встретит меня самодовольной ухмылкой. Но густое, медленное биение между ног заглушает все остальные мысли, подавляет желание возразить.

Завтра я буду ненавидеть себя.

Я ловлю его взгляд.

— Да. Хочу.

Он замирает на мгновение, словно ища во мне какой-то подвох. Затем опускает наши переплетенные руки на мое бедро и скользит вниз, к краю кровати, прежде чем разжать пальцы. Его взгляд не отрывается от моего лица, ладони ложатся на мои бедра, уверенно, крепко. Пальцы пульсируют, прежде чем медленно скользнуть по коже, вниз, по изгибу ног, до самых колен.

И он резко притягивает меня к себе.

Мои бедра подаются вперед, из груди вырывается судорожный вздох. Это движение словно запускает цепную реакцию, огненный поток разливается по телу, концентрируясь где-то внизу живота. Я практически сижу на нем, и в этот момент делаю невообразимое — наклоняюсь вперед и кладу руки ему на плечи, пытаясь сдержать стон, вырывающимся из горла при соприкосновении с твердыми мышцами. Я ненавижу каждую ниточку его футболки за то, что она мешает мне коснуться его кожи, когда мои руки скользят по его предплечьям, вниз и обратно.

Боже, как давно это было. Так давно, что я почти забыла, каково это — чувствовать. И он так… чертовски хорош.

— Все еще не нравлюсь?

Его лицо непроницаемо, но учащенное дыхание выдает напряжение.

— По-прежнему не нравишься.

Его взгляд опускается вниз, когда я нервно ерзаю на кровати, и футболка задирается, почти не прикрывая верхнюю часть бедер. Крошечные красные шортики затянуты так высоко, что мне становится страшно от мысли о том, что он может видеть. Он медленно проводит руками по моим бедрам, словно стараясь запомнить каждую линию, каждый изгиб.

Когда его пальцы достигают края футболки, я едва заметно киваю, давая ему молчаливое разрешение. Его руки скользят под ткань, ложатся на мои бедра. Он удерживает меня на месте, а я смотрю вниз, на то, как край футболки свободно лежит на его запястьях. Большие пальцы нежно касаются кожи, чуть выше резинки шортиков, скользят вверх и вниз по тонкой ткани.

— Холланд.

Голос Тео становится таким низким, хриплым, что кажется, будто ткань моей одежды вот-вот растает под его напором. В его глазах — ожидание, вопрос, обращенный ко мне: разрешение или отказ. Я всматриваюсь в его взгляд, пытаясь понять, что этот мужчина делает со мной, что вызывает во мне этот ураган эмоций. Но ответа нет, только тягучее, сладкое томление внизу живота. Мне нужно знать, что будет дальше.

— Дотронься до меня, — мой голос едва слышен, но он вибрирует в воздухе между нами.

В его горле раздается низкий, гортанный звук, взгляд прожигает меня насквозь, обещая то, чего я вдруг отчаянно желаю.

Каждая мышца ниже талии сжимается, когда его правая рука ложится на внутреннюю сторону моего бедра, скользит по мягкой коже, медленно опускаясь вниз и поднимаясь обратно. Мои ноги дрожат от предвкушения, от тоски по прикосновениям. Я задыхаюсь, впиваюсь ногтями в его плечи, когда его палец проводит вдоль шва моих шортиков, вверх и вниз. Сначала едва касаясь, но этого достаточно, чтобы вырвать из моей груди судорожный вздох. Давление нарастает с каждым движением.

— Черт возьми, — бормочет он, его взгляд прикован к ложбинке между моих ног.

Его большой палец надавливает, и я кусаю губы, чтобы сдержать стон. Пальцы другой руки обхватывают резинку моих шортиков.

— Хочешь, чтобы я снял их?

Я должна сказать «нет». Должна оттолкнуть его руку и поблагодарить за этот момент — самый близкий к интимной близости за последние пару лет, после того как моя жизнь рухнула, а мой парень бросил меня в полном смятении. Должна прекратить говорить о себе в третьем лице. Но его пальцы надавливают все сильнее, и я теряю контроль над собой. Я упираюсь в его плечи и приподнимаю бедра.

Тео издает протяжный вздох, похожий на «черт». Одним плавным движением он стягивает с меня шортики, они падают на пол. Мои влажные трусики остались в сумке, а его футболка задралась почти до бедер. Его глаза жадно скользят по моему телу, руки сжимаются в кулаки.

— Правила, — произносит он хрипло. — Мне нужны правила. Немедленно.

Мое тело дрожит в предвкушении, готовое к тому моменту, когда он снова прижмет меня к кровати и начнет двигаться. Но мне удается сохранить остатки здравого смысла. Мы переступаем черту. И если уж это происходит, лучше держаться как можно ближе к краю пропасти.

— Только руки, — говорю я, и мой голос звучит твердо и уверенно, словно это не просто слова, а священный завет. Я провожу ладонью по его челюсти и чувствую, как дрожат его пальцы.

— Можно мне…

Я понимаю, о чем он просит, только когда его рука скользит под край моей футболки. Боже, неужели я действительно это делаю? Неужели мы действительно это делаем? Внезапно меня охватывает безумное желание увидеть, что скрывается под тканью его боксеров. В голове мелькает мысль: не может быть, чтобы у кого-то было все идеально — внешность, успех, и еще… это.

Я киваю, но вместо ответа шепчу:

— И ты все равно мне не нравишься.

— Говори что хочешь, Холланд, — отвечает он с легкой усмешкой.

Тео стягивает с себя боксеры, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать всхлип. Каждый удар моего пульса — это наказание за это глупое правило, за попытку удержаться на расстоянии, когда передо мной такое искушение. Это настоящая пытка.

И вот он начинает двигаться. Одновременно для меня и для себя. Мои зубы все глубже впиваются в губу с каждым его движением, дыхание вырывается рваными порывами, стоны застревают в горле. Я не могу игнорировать этот тонкий барьер ткани между его пальцами и моей кожей, его прикосновения исследуют каждый сантиметр моей сущности. Его глаза не отрываются от моего лица, словно он запоминает каждую мою реакцию, подстраиваясь под мои желания. Он уже понимает, что мне нравится сильно и быстро. Мои ногти впиваются в его плечи, но если ему больно, он не подает виду. Я сдерживаю стоны, все еще отказываясь признать, что только что просила его раздеться. Словно он не стоит сейчас на коленях между моих бедер, а наши лица не находятся в нескольких сантиметрах друг от друга.

— У меня теперь есть правило, — говорю я с усмешкой, хотя внутри меня бушует настоящий ураган.

— Не всегда можно получить то, чего хочешь, — произносит он с оттенком разочарования в голосе, и я чувствую, как напрягается его челюсть. Его прикосновение обжигает кожу, но тут же исчезает, оставляя после себя лишь фантомное тепло. Из моей груди вырывается тихий, жалобный всхлип — тело протестует против этой внезапной потери контакта.

— Лучше, — добавляет он, и его голос звучит глухо.

Один палец проникает внутрь, затем второй. Он выходит и снова входит, ритмично, настойчиво. Он заставляет меня становиться такой влажной, что я с замиранием сердца наблюдаю, как его пальцы блестят все ярче с каждым движением. Боже, как же трудно это выносить. Мои руки соскальзывают с его плеч и упираются в кровать, сдерживая глухой стон, рвущийся наружу.

Уголок его губ приподнимается.

После этого он уже не сдерживается. Я не могу понять, как могла обходиться без этого так долго, когда так сильно любила это. То, как его пальцы входят в меня, давление, которое он создает, как мои бедра начинают жить своей собственной жизнью, наклоняясь, чтобы впустить его глубже, двигаясь в такт его движениям. Наконец, я хватаю его за запястье, останавливая.

— Черт возьми, — его голос низкий, хриплый, слова растянуты, словно он сам не верит в происходящее.

Его челюсть отвисает, он смотрит, как я двигаюсь на его пальцах. Если бы я могла говорить, я бы поддразнила его. Малыш, я не ангел. Давай, используй эту челюсть по назначению.

Кажется, я все-таки могу говорить, потому что слышу собственный голос, приказывающий ему продолжать, не останавливаться. Он смотрит на меня, ошеломленный, словно только сейчас понимает, что я имею в виду. Я хочу видеть, как он касается себя так же сильно, как он хочет видеть меня. Он делает это сбивчиво, хаотично, тяжело дыша. Облизывает губы, наклоняясь ко мне и тут же отстраняясь, словно напоминая о границах, о том, что это наш предел. В его взгляде — смесь удивления и страсти. Я думаю об этом. Думаю о том, чтобы протянуть руку, схватить его за волосы и притянуть к себе. Боже, его губы были бы настоящим раем.

Но прошло так много времени, я уже на грани, и последнее, что я вижу, прежде чем моя голова откидывается назад, — это его измученный, жаждущий взгляд. И тогда я отдаюсь этому ощущению. Сломанный крик разносится по комнате, прерываемый его хриплым «черт». Он берет инициативу на себя, мои бедра сдаются под натиском его рук. Его пальцы сгибаются внутри меня, вызывая дрожь, которая пробегает по всему телу, — он не отрывает от меня взгляда ни на секунду, пока мой восторг не утихает. С отчаянным стоном он зарывается лицом в мое бедро, его волосы щекочут кожу. Его пальцы замедляют движение внутри меня, когда он переключает внимание на себя.

— У-у-у. Хорошая попытка, — мой голос звучит глубоко и игриво, почти как мурлыканье.

Я крепко держусь за его плечи, мои руки дрожат от послевкусия оргазма, но мне нужно донести свою мысль. Я отодвигаю его лицо от своего бедра.

Он поднимает на меня дикие, расширенные глаза, и в тот момент, когда наши взгляды встречаются, его лицо искажается от такой неукротимой нужды и желания, что я почти готова умолять его начать все сначала. В его привычной маске самообладания появляется такая трещина, что я не могу отвести взгляд. Он издает резкий, рваный стон, от которого его плечи вздрагивают под моими пальцами.

Я держу Тео, пока он не успокаивается, наблюдая, как он возвращается в реальность, тяжело дыша. Повинуясь какому-то импульсу, я подношу пальцы к его губам, провожу по ним, чувствуя его дыхание на своей коже.

Мы сидим в оцепеневшей тишине, нарушаемой только нашим тяжелым дыханием. Я не могу разорвать зрительный контакт, пока мое тело окончательно не расслабляется, и я не падаю обратно на кровать, закрывая глаза рукой. Его голова снова оказывается на моей ноге, его дыхание щекочет внутреннюю сторону бедра.

— Черт. Это было… — произносит он, с трудом сглатывая.

Через мгновение он отстраняется. Я слышу, как он копошится в ванной, бормоча что-то себе под нос, похожее на поток проклятий, хотя я не могу разобрать слов. И тут начинаются они. Сигналы тревоги в моей голове.

— Ты что, с ума сошла? — , кричит мой мозг. — Это же Тео, чертов Джордан, только что стоял на коленях перед тобой. Он тебе не нравится. Он — клиент. Что ты только что сделала?

Боже мой. Боже мой. Я собираю подол футболки в кулак и прижимаю к бедрам.

— Ты… Ты в панике, — слышу я его голос с другой стороны комнаты.

Я медленно сажусь, соединяя колени, словно ничего не видела и не чувствовала. Он стоит у двери ванной.

— Извини, — говорит он, и его лицо искажается от сожаления. Он качает головой. — Я не хотел, чтобы все зашло так далеко. Я… Я не знаю, о чем думал.

От его слов тяжелеет в груди. Потому что, несмотря на панику, во мне растет неловкое, пугающее понимание того, что между нами есть что-то… большее. И, боже, как же я этого хочу. Как сильно хочу чувствовать его руки на себе.

Я чувствую, как щеки пылают. Глупо было думать, что он чувствует то же самое. Глупо и самонадеянно, особенно учитывая, что Тео просто пытался что-то доказать.

Я встаю так резко, что Тео едва заметно вздрагивает.

— Ну да. Ты победил.

— Победил? — его брови сходятся на переносице.

Я одергиваю футболку, тщетно пытаясь увеличить ее длину хотя бы на пару десятков сантиметров.

— Ты поймал меня, — стараюсь я говорить спокойно, но голос предательски дрожит. Он поднимает с пола шортики и протягивает мне. — Точка зрения доказана, теория опровергнута и все такое. Я увлеклась, держа тебя за руку. Пожалуй, начну строить стену из подушек.

Я слегка отодвигаю покрывало на левой стороне кровати, стараясь не смотреть на него — Тео стоит, приоткрыв рот и нахмурившись.

— Это не… Черт, — его голос низкий, почти неслышный, и я начинаю сомневаться, обращается ли он вообще ко мне. — Холланд…

— Все в порядке. Это просто глупая ошибка, — отвечаю я, надеясь, что Тео не заметит, как дрожат пальцы, когда забираюсь под одеяло. — Все дело в алкоголе. Стоит просто выспаться.

Он не двигается с места.

— Я не пьян. А ты?

Я смотрю в потолок достаточно долго, чтобы увидеть ужас на его лице.

— Нет, не пьяна, — произношу я в пустоту. — Хотя отдала бы многое, чтобы это было не так.

После долгой, тягостной паузы Тео обходит кровать и снова садится на то место, которое освободил до моего неожиданного появления. Я лежу так близко к краю, что приходится подсунуть правую руку под бедро, чтобы она не свисала. Краем глаза наблюдаю за ним. Тео гримасничает, глядя в потолок.

Вот это я молодец.

Как будто следующий месяц не будет достаточно сложным, учитывая работу над проектом для клиента, который ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. Мне действительно не нужно было влюбляться, как какой-то глупой школьнице. Не нужно было издавать звуки, когда он касался меня, или предоставлять прямой доступ к тому, как каждый сантиметр тела требует прикосновений. И уж точно не нужно было молчаливо верить во все более фантастические сценарии, где каким-то образом уговариваю его прикоснуться ко мне снова, даже после того, как сегодня вела себя как полная идиотка.

Какая же я глупая. Я вздыхаю громче, чем собиралась. Тео смотрит на меня.

— Эй. Мне очень жаль.

Я качаю головой.

— Не за что извиняться. Ничего не было. Давай просто забудем.

Мне кажется, он на мгновение теряется, прежде чем снова устремить взгляд в потолок.

— Да. Да, хорошо. Спокойной ночи?

Не знаю, действительно ли в его голосе звучит вопрос, или это что-то, что я придумываю сама. Но от этого вопроса у меня почему-то щемит в груди.

— Спокойной ночи, — тихо отвечаю я.

Тео выключает свет, погружая нас в тишину ночи.