Джуди
Ну да, конечно. Все прекрасно. Просто замечательно.
Как только предстоит сообщить Тео Джордану, что завтра мы проведем целых восемь часов в одной машине, он, несомненно, найдет способ все отменить. Между нами, как говорится, простирается бездна взаимной антипатии.
Его ненависть настолько сильна, что когда-то пытался меня уволить. Я в ответ испытываю такую же ненависть. Все просто. Предельно ясно. Конец истории, гасите свет.
Сегодня я занимаюсь выбором материалов для проекта «Закатная Гавань». Обычно это любимая часть работы — прогулки по шоурумам15. Я обожаю часами перебирать палитру красок, изучать текстуры тканей и погружаться в мир напольных покрытий. Уже представляю, как запах выдержанного дерева наполняет воздух, а прохлада глазурованной плитки16 приятно ощущается под пальцами.
Но, к сожалению, клиенты не всегда бывают радужными, они скорее капризны, нетерпеливы, чрезмерно требовательны и откровенно неприятны, что весьма сказывается на удовольствии от процесса.
Выбравшись из метро, я быстро преодолеваю четыре квартала до шоурума, который расположен между аптекой и стоматологическим кабинетом, на окнах которого можно было бы написать: «Приходите сюда, чтобы умереть». Осознав, что я уже на пять минут опоздала, устремляюсь к двери, и в этот момент тротуар сверкает, передо мной останавливается машина — огромный внедорожник с тонированными стеклами такой глубины, что за ними трудно разглядеть хоть что-то.
— Что-то потеряли?
Этот звук — самый ненавистный на свете: сухой, безжизненный голос Тео Джордана.
Мне приходит в голову игнорировать его. Но сумка кажется подозрительно легкой, и я почти уверена, что блокнот остался лежать на тротуаре. Резко останавливаюсь, мысленно проклиная себя. Должно быть, в прошлой жизни я была серийной убийцей. Только так можно объяснить кармическую расплату, которая обрушилась на меня в лице этого невыносимого человека.
Впрочем, если бы я и впрямь была убийцей, может, удалось бы расправиться с ним навсегда и остаться безнаказанной? Эта мысль значительно поднимает настроение.
— Доброе утро, Теодор, — произношу я с ироничной легкостью.
— Знаете, на всем белом свете нет ни одного человека, который бы меня так называл.
Он хлопает дверью абсолютно черного автомобиля, и, надо признать, машина ему в полной мере соответствует. Это словно увеличенная версия катафалка. Именно на таком мне кажется, Мрачный Жнец17 катается, собирая жатву.
— О, простите, — с наигранной озабоченностью произношу я, прижимая руку к груди. — Вам не нравится?
Тео медленно приближается, убирая ключи в карман потертых черных джинсов. Бейсболка надвинута низко на лоб — небольшое облегчение, можно не встречаться с привычным циничным взглядом, который всегда сверкает в его глазах.
Но ухмылку я различу даже в этом полумраке.
Он чуть наклоняется вперед, нарушая мое старательно охраняемое личное пространство. Не настолько, чтобы заставить отступить, но достаточно, чтобы в животе что-то взорвалось — яркий, острый фейерверк. Боже, какой же он высокий.
— Нет, — шепчет он, голос мягкий, но с неожиданной настойчивостью. — Мне нравится.
Мое лицо искажает гримаса при мысли, что случайно сделала что-то, что ему понравилось. Но в следующее мгновение ухмылка превращается в жесткую линию, и я понимаю — он просто издевается. Я его разозлила, и это приносит какое-то извращенное удовлетворение.
Наклоняюсь за блокнотом, а когда выпрямляюсь, он уже стоит, держа открытой дверь шоурума, и смотрит на несуществующие часы.
— Пожалуйста.
Ненавижу его.
Медленно убираю блокнот в сумку, аккуратно застегивая ее. Разглаживаю складки на юбке, поправляю футболку, и, поднимая взгляд, вылавливаю улыбку, которая говорит: «Надеюсь, ты сегодня вечером утонешь в собственной желчи».
Чувствую, как он закатывает глаза, проходя мимо меня в дверь.
«Крейт энд Ко18» — моя личная страна чудес. Не сама атмосфера, она здесь довольно строгая и холодная, залитая незаслуженно ярким флуоресцентным светом. Но вещи — оттенки, текстуры — всегда завораживают. Я в этом бизнесе достаточно долго, чтобы запах свежей древесины успокаивал подступающую тревогу.
— Привет, Омар! — восклицаю я, обращаясь к продавцу, стучащему по клавиатуре за стойкой.
— Джуди! Каждый твой визит — как праздник!
Улыбаюсь в ответ.
— Это потому, что я твой самый прибыльный клиент.
Омар работает в «Крейт энд Ко». столько, сколько я сюда хожу, и он — мой любимый продавец. Ему где-то семьдесят пять, и он как-то сказал, что искренне верит: как только перестанет работать, тут же уснет. Навсегда.
— А еще ты очаровательна, — добавляет он с теплотой.
Качаю головой, направляясь вглубь шоурума, явно ощущая присутствие Тео где-то позади. Демона, приставленного ко мне.
— У тебя особенный друг? — спрашивает Омар, подмигивая.
— Он милый, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Тебе стоит взять на заметку.
Сначала мы рассматриваем образцы красок, хотя я не собираюсь посвящать его в сегодняшние планы. Вместо этого заставляю следовать за собой, маневрируя между стеллажами, пока наконец не добираюсь до большого, потертого рабочего стола, усыпанного яркими пятнами, словно кто-то неистово размахивал в его окрестностях сверкающей кистью.
Я с усилием вытаскиваю три увесистых каталога с полки и с глухим стуком бросаю на стол.
— Можешь приступать к изучению, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Не будешь ли ты так любезна намекнуть, что именно я ищу? — спрашивает он, и в голосе слышится легкий вызов.
Я поворачиваюсь к стене с образцами и начинаю вытаскивать коробки с красками.
— Начнем с цвета для потолка. Стены можно сделать на пару тонов светлее в той же гамме. Что-то, достаточно темное, чтобы создать ощущение уюта, но при этом мягкое, чтобы не поглощать весь свет.
— Это не так уж и полезно, как тебе кажется, — отвечает он с легкой иронией.
Тео встает со стула, придвигается к столу, опираясь на него ладонью. Перелистывает каталог, и на лице ясно читается скука. Я не злюсь. Редко кто из клиентов приходит с твердым намерением самостоятельно выбирать краску; обычно мы предлагаем несколько вариантов, а клиент делает финальный выбор. Это тонкий танец — баланс между вовлеченностью и пониманием, что именно нужно. Но Тео Джордан — не обычный клиент. Он как назойливый осьминог, сующий тонкие щупальца куда не следует.
Даю ему несколько минут, позволяю перевернуть еще пару страниц, затем, скользнув по столу, выдвигаю два образца. Один — угольно-серый, другой — стальной.
— Мне кажется, один из этих двух, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал достаточно непринужденно, будто он действительно имеет право выбора.
— О, правда? — козырек бейсболки скрывает его лицо, и я не могу прочитать мысли.
— Оба идеально подойдут. Оба холодные, оба естественные. Они будут напоминать вечернее небо.
Он закрывает каталог, который листал, и притягивает к себе два моих образца.
— Ты просто пытаешься меня задобрить этими каталогами, не так ли?
Да.
Он приподнимает подбородок, чтобы посмотреть на меня из-под бейсболки. Если бы я не знала, что внутри Тео пуст и мрачен, то могла бы подумать, что забавляется.
— Ты точно знаешь, какой цвет хочешь, да?
Стальной синий, разумеется.
Я смотрю на него с невинным выражением.
— Это твое решение. Ты — заказчик.
Тео цокает языком.
— В таком случае, — он открывает каталог, — я склоняюсь к этому.
Он тыкает пальцем в цвет внизу страницы, и я наклоняюсь ближе, чтобы получше рассмотреть. Чувствую его взгляд, когда склоняюсь над каталогом, приподнимая страницу, чтобы убрать блики от резкого верхнего света. Какой-то болотно-коричневый.
— Этот? — спрашиваю я с недоверием.
— Именно этот, — резко отвечает он.
Тео приподнимает край бейсболки, и теперь я вижу его глаза, полные какой-то странной загадочности. Неприятное ощущение пробегает по телу, оставляя после себя россыпь мурашек.
Почему он так смотрит? Я осторожно касаюсь подбородка, проверяя, не остались ли там крошки от завтрака. Но хлопья никогда не оставляют крошек, и вот он сжимает челюсти, и я вдруг осознаю, насколько близко мы стоим друг к другу. Каталог с грохотом падает на стол.
— У меня когда-то была собака, — говорю я, возвращаясь на место за столом. — У нее был желудочный вирус, и ее… экскременты были точно такого же цвета.
Он наклоняет голову.
— Видишь? Это естественный цвет.
— Поверь, в этом нет ничего естественного, — резко отвечаю я.
— Это выбор клиента, разве нет?
Я наклоняюсь через стол и с силой захлопываю каталог.
— Извини, но я не могу с чистой совестью позволить унизить себя стенами цвета… ты понял.
Он откидывается на стуле, на губах играет лукавая улыбка.
— О, да? Это часть твоей клятвы дизайнера интерьеров? Никогда не допускать стен цвета…
— На твоем месте я бы прекратила повторять это слово, прежде чем…
Он поднимает палец.
— Осторожно. Ты со всеми своими клиентами так разговариваешь?
— Только с козлами, — выпаливаю я, не успев себя остановить, и вижу, как его челюсть отвисает со слышимым щелчком.
Я быстро прикрываю рот рукой.
Черт.
Я не хотела этого говорить. Критиковать его выбор краски — одно, но обзывать? Это, пожалуй, уже перебор, сколько бы раз он ни пытался меня уволить.
Замираю, затаив дыхание, следя за его выражением лица, пытаясь понять, нужно ли извиняться, и отчаянно не желая этого делать. Но кажется, что я вижу, как его губы едва заметно дрожат, прежде чем он сжимает челюсти и снова принимает привычное бесстрастное выражение.
Я стучу пальцем по образцам краски перед ним, пытаясь заполнить неловкое молчание.
— Выбери один, пожалуйста.
Спустя целую вечность он наконец поднимает образец стального синего.
— Вот. Что дальше?
Я веду себя как последняя трусиха.
Мы уже несколько часов бродим по шоуруму, а я все никак не решусь заговорить о поездке в питомник. В основном потому, что, несмотря на молчаливое соглашение, в котором мы оба согласны, что предпочли бы броситься в недра действующего вулкана, чем работать вместе, я все еще не могу предсказать его реакцию на эту идею. Он не изменил своим привычкам — спорит ради самого спора, раздражает чрезмерной вовлеченностью, но с последнего совместного проекта, кажется, развил в себе какое-то извращенное, садистское удовольствие мучить людей. В целом, это вполне в его стиле, так что те самодовольные ухмылки, которые он бросает, думая, что я не вижу, не должны удивлять.
На данном этапе я ничуть не удивлюсь, если он согласится на поездку только ради того, чтобы насладиться моими мучениями. А этого допустить нельзя. Я не уверена, что выдержу целую поездку в машине, не закричав в пустоту.
Сейчас мы рассматриваем столешницы — последний этап, прежде чем я наконец смогу освободиться от его общества. Я провожу рукой по шероховатой поверхности бетонного блока, пытаясь выиграть немного времени. Все ясно — придется пойти ва-банк, разозлить его так сильно, чтобы он забыл о любой поездке.
— Этот вариант отлично подойдет для столешниц, — говорю я, указывая на мягкий, сланцево-серый бетон с крошечными вкраплениями. — Он будет красиво отражать свет.
Он садится на образец, как на трон, бицепсы напрягаются под футболкой, и я ненавижу себя за то, что замечаю это.
— Разве мы не планировали деревянные столешницы?
— Ты же хотел индустриальный стиль, помнишь? Мы добавляем бетон. Он будет и на барной стойке.
— Ты сегодня очень требовательная, — замечает он с ухмылкой.
Я тыкаю в него ручкой, словно это может сбить с толку.
— А ты…
— Упрямый? — заканчивает он фразу, точно зная, что я не могу устоять. — Знаешь, ни один дизайнер еще так упорно не спорил со мной по каждому поводу. Не знаю, как к этому относиться.
— Выбор между полиэстером и сатином для обивки стульев — это не мелочь. Твои клиенты будут сидеть на них часами. Если собираешься открыть респектабельный ресторан…
Он протягивает руку и выхватывает у меня ручку, с ухмылкой засовывая ее за ухо.
— Как я уже говорил, замена сатина дорого обойдется, и я думаю, что бархат — разумный компромисс. Наслаждайся победой, Холланд, не нужно снова все это обсуждать. К тому же, я позволил тебе реализовать идеи с полом, не так ли? А вот в сложном рисунке паркета я не вижу смысла…
— Кстати, о повторных обсуждениях, — бормочу я под нос.
— Извини, что?
Я поворачиваюсь к нему.
— Как я и говорила, узор «елочка» придаст объема. К твоему сведению, объем — это концепция, которая обогащает дизайн, создавая визуальное расширение пространства, — начинаю я.
Он кивает, внезапно серьезный, и проводит рукой по почти черным волосам.
— Именно поэтому парикмахер постоянно советует мне мелирование.
— Мелирование, — я замолкаю, закусываю губу, едва сдерживая смех, замечая, как он с любопытством наблюдает за моими попытками собраться с мыслями. — Тебе стоит попробовать. Мелирование освежит, развеет эту ауру мрачности.
Его глаза расширяются с наигранной искренностью.
— Обещаешь, что это сделает меня неотразимым?
Я фыркаю.
— Для этого потребуется кое-что посерьезнее.
— Ты сегодня безжалостна к моему эго, Холланд, — равнодушно говорит он, снова изучая стенд с каменными покрытиями справа от себя.
— Мои соболезнования твоему эго. Но, по правде говоря, я даже не дизайнер. Так что не переживай, привычка изводить дизайнеров останется при тебе.
Он хмурится.
— Что значит — не дизайнер?
Черт. Зачем я дала ему этот козырь?
Я отхожу к стенду с бетоном, избегая пронзительного взгляда.
— Это значит, что я ассистент. И прежде чем начнешь паниковать из-за того, что проект ведет ассистент…
— Паниковать?
— …хочу, чтобы ты знал: до этого я работала над несколькими крупными проектами. У меня есть большой опыт и квалификация, и я уже знакома с твоим… своеобразным стилем работы…
Он недоверчиво поднимает бровь.
— И ты все еще ассистент? Что за бред?
Я запинаюсь, понимая, что это уже удар ниже пояса. Тыкать меня в неразвивающуюся карьеру, будто он не знает, что сам приложил к этому руку.
Это подло, даже для него.
— Издеваешься?
Я стараюсь говорить спокойно, но гнев прорывается в моем взгляде.
— В чем смысл этой игры?
— О чем ты вообще говоришь?
— Об игре, которую ты ведешь, — говорю я, четко артикулируя, чтобы он понял. — Ты всегда любил поспорить, но сейчас это уже нечто другое. Ты просто издеваешься. Это новое хобби, или пытаешься извлечь какую-то выгоду?
— Понятия не имею, о чем ты…
Я ухмыляюсь.
— Слушай, я знаю, как это бывает. Ты получаешь удовольствие, заставляя людей нервничать, любишь ставить их в неловкое положение, и если честно, даже не могу за это осуждать. Ты платишь за то, чтобы я была здесь, ходила по шоуруму и делала все возможное, чтобы ты блистал, когда ресторан откроется. Ты имеешь полное право оспаривать решения и не любить меня…
Тео поднимает брови так высоко, что они почти касаются линии волос.
— Это был серьезный вопрос, Холланд.
Я гордо вскидываю подбородок.
— Тогда вот тебе серьезный ответ: я не намерена обсуждать с тобой вопросы карьеры.
Он приоткрывает рот, но тут же плотно сжимает губы. Его взгляд опускается, он отворачивается.
Трус.
Я занимаюсь выставкой, раскладывая на столе подходящие образцы столешниц: известняк, серый бетон с эффектом патины. Время от времени я бросаю на него быстрый взгляд. Он уткнулся в телефон, листая длинное электронное письмо. Плечи напряжены.
Кажется, сейчас самое подходящее время.
Я делаю вид, что изучаю бетон.
— Кстати, я выбрала питомник для вертикального озеленения. Завтра у нас там встреча. Если сможешь.
Он проводит рукой по лицу, сбивая бейсболку.
— Я постараюсь освободить время.
— Это за городом, примерно четыре часа езды. Слишком далеко? — голос звучит так невинно, что я сама удивляюсь.
Он поднимает взгляд от телефона.
— Ты права. Далеко.
— Забудь. Я сниму много видео, как будто ты сам там был, — улыбаюсь я. — Выбирай, какой из вариантов тебе нравится.
В глазах снова мелькает искорка веселья, и я слишком хорошо знаю это выражение. Пальцы непроизвольно сжимают образец бетона. В животе неприятно холодеет от предчувствия.
Ты не согласишься, мысленно убеждаю я.
Он слегка наклоняет голову, пытаясь прочитать мои мысли, а затем раздраженно пожимает плечами.
— Четыре часа — это пустяки.
Внешне я сохраняю спокойствие, но внутри бушует ураган из ужаса и отчаянной надежды.
— На самом деле восемь, туда и обратно. Это долгая дорога.
— Короткая поездка.
— В машине только одно место.
Он саркастически выгибает бровь.
— Ты на чем ездишь, на одноколесном велосипеде?
Я стискиваю зубы.
— Это экологично.
Он отворачивается, глядя на меня с легким раздражением.
— Как бы ни хотелось сказать то, что ты так жаждешь услышать…
— Давай же. Соберись с духом.
Он закатывает глаза.
— Джон захочет увидеть все лично. И, честно говоря, я тоже. Мы вкладываем в это немалые деньги.
Облегчение накатывает так стремительно, что я едва сдерживаю смех.
— Джон! — восклицаю я слишком радостно.
Как я могла забыть про Джона? Его компаньон Джон. Милый, славный Джон — настоящий громоотвод.
— Постарайся выглядеть чуть менее счастливее. Умоляю.
Он действительно раздражен. Мысленно я праздную маленькую победу.
— Хорошо. Я, ты и Джон. Прекрасно. Я сообщу, что нас будет трое. Ты за рулем?